Февраль 2009 года. Броуди остановился и принюхался

Броуди остановился и принюхался. Моющее средство. Он захлопнул дверь и сбросил сумку с плеча.

– Стоп! Ты что делаешь?

Он представил маленького Макса, стоящего на стуле у мойки, в розовых резиновых перчатках до локтей, с щеткой для посуды в руках, а вокруг летают мыльные пузыри. Как он ни пытался, ему было невероятно сложно думать о своем сыне как о молодом человеке, почти мужчине.

– Опять у тебя тут бардак, пап. Так нельзя жить.

– Очень даже можно. – Броуди ощупал стол в поисках стакана. – Что ты сделал со всеми моими вещами?

– Помыл. Убрал. – Макс слил воду из мойки и вытер лужу на столе. – Так нельзя, папа. Тебе нужно как-то приспособиться. Ты ведь уже много лет назад ослеп.

– Я же все-таки выжил, нет? – Если бы он знал, куда Макс убрал всю посуду, он бы просто сбросил ее на пол, чтобы показать, насколько ему плевать на порядок. – Ты как твоя мать. Когда мы были вместе, она все время приставала ко мне с тем же.

– Мама приставала, чтобы ты прибрался? – Макс рассмеялся. – Да она в жизни ни к чему дома не притрагивается. Все делает Марта, а еще к нам каждую неделю приходят сто уборщиц.

– Я знаю, сын, я хорошо знаю твою мать. – Броуди вздохнул и прислонился к стене.

– Но ты же ее уже столько лет не видел.

– Да. – Броуди не признался, что слушает повторы шоу Кэрри в Интернете. Он снова и снова вслушивался в звук ее голоса, вспоминая их общую жизнь, спрашивая себя, почему все так вышло. – Она не счастлива, да? – Броуди протянул руки и дотронулся до лица сына. – Ты красивый парень, Макс. Я горжусь тобой.

Макс отстранился.

– Я… Я не знаю, счастлива она или нет. Мы мало разговариваем.

– А ты? Ты счастлив?

– Не знаю. Да, наверное. – Голос Макса был слишком ровным.

– Как дела с той девушкой?

– Я тебе уже говорил. Нет никакой девушки.

– Ну, значит, все женщины, которых ты сюда приводишь, пользуются одинаковыми духами.

– Я не привожу сюда женщин. – Макс с силой захлопнул дверцу буфета.

Броуди схватил сына за руку:

– Макс, почему ты не хочешь поговорить со мной? Почему я чувствую, что между нами пропасть?

– Ты тут ни при чем, это я виноват. – Макс высвободил руку и направился в гостиную; Броуди пошел следом. – Просто вся эта фигня, которая происходит… всегда происходила.

Броуди услышал, как скрипнул стул.

– Я не такой, как все, и поэтому все так фигово…

– Она тебя бросила?

Тишина. Было слышно только, как дети играют снаружи на галерее.

– Нет, – наконец ответил Макс.

– Она встречается с кем-то другим?

– Заткнись, ладно?

– Но все из-за нее, да? – Броуди счел молчание знаком согласия. – Знаешь, когда я жил с твоей матерью, мне постоянно хотелось повеситься.

– Тогда почему ты на ней женился?

– Потому что она была ни на кого не похожей.

Именно из-за этой непохожести он влюбился в Кэрри. И именно из-за нее они расстались. Кэрри определила их брак как одно сплошное и непреодолимое разногласие, а Броуди не стал спорить. Сейчас он сожалел о том, что так легко сдался. Тогда он решил наказать себя и переехал в Вестмаунт. Чтобы всегда помнить, что же он потерял.

– Твоя девушка… она тоже непохожая? – Броуди знал ответ, но хотел услышать его от Макса.

– Почему вы с мамой расстались? – вместо этого спросил сын. – Из-за того, что она стала знаменитой?

Броуди рассмеялся.

– Думаешь, она бросила занудного профессора математики с его маленькой зарплатой ради своей звездной карьеры?

– Типа того.

– Твоя мать всегда была и остается самостоятельной женщиной, Макс. Она любит все держать под контролем, а когда… – Подобрать слова было трудно, но он хотел, чтобы Макс хотя бы отчасти понял. – А когда она чувствует, что теряет контроль, она пугается и старается сбежать. Чтобы избавиться от этого чувства.

– Так она что, потеряла контроль над тобой?

Броуди снова рассмеялся.

– Возможно, – сказал он, вспомнив день, когда зрение окончательно отказало ему, когда погас свет. – Моя слепота и для нее тоже стала ударом. Мы с ней буквально оказались в разных мирах.

Броуди попытался представить своего сына, как он вот сейчас сидит напротив, как напряжено его лицо, как сосредоточен взгляд.

– Но я не настолько ослеп, чтобы не видеть, что происходит с тобой, сын, поэтому предлагаю тебе выложить мне все за пиццей. – Он надеялся, что тогда Макс хотя бы еще на пару часов останется у него. Его беспокоило, что Макс стал реже приходить.

– Нет, спасибо, пап. Мне еще уроки надо сделать.

Ответ неверный, подумал Броуди.

– Мне хотелось бы с тобой поговорить.

Броуди чувствовал, что напряжение возрастает, и ждал, когда плотина прорвется.

– Поговорить?! – заорал вдруг Макс. – Поздновато для разговоров! – Он застонал, и сердце Броуди сжалось. Раздался грохот – Макс что-то перевернул. Броуди вскочил и попытался нашарить сына, но споткнулся.

– Макс, не надо…

Снова стук переворачиваемой мебели, невнятные вскрики. Броуди удалось схватить край рукава Макса.

– Пожалуйста, Макс, успокойся. Давай поговорим. Я знаю, в твоей жизни много всякого дерьма… (Что-то ударилось об стену.) Я знаю об этих парнях…

– Ни фига ты не знаешь! Ты слепой! И всегда был слепым!

Хлопнула входная дверь. Макс ушел. Броуди, спотыкаясь, пробирался через перевернутую мебель. Наклонился, пошарил по полу. Порезал палец о битое стекло. Закурил. Поискал пепельницу и, найдя, пробрался к окну. Закрыл глаза. Ничего не изменилось. Можно их больше не открывать.