Феноменальная память.

Более того недостатком мнемоники является еще и тот факт, что мнемотехники не являются универсальными, они имеют достаточно узкую направленность. Речь идет о том, что мнемонистами не рассматривается такой важный аспект, как индивидуальные различия памяти. Например, система Файнштена являет собой систему словесную и звуковую, что едва ли может быть пригодно для людей, с превалирующей зрительной памятью. Г. И. Челпанов пишет по этому поводу следующее: " Для меня не составляет особого труда изучить стихотворение по обыкновенному способу, но изучить это стихотворение по мнемонической системе, например Г. Файнштейна представило бы для меня непреодолимые трудности".

В мнемотехниках зачастую необходимо строить ряд достаточно странных ассоциаций, что по мнению Челпанова, уже представляет некоторые трудности. Ведь большинство слов намного легче запомнить обычным способом, чем осложнять процесс запоминания многочисленными неестественными связями. Мнемонике уже давно была дана оценка Беконом, который считал эти приемы бесполезно ми и бестолковыми. Приведем слова, которые он сам говорил по этому поводу, упомянутые Челпановым: " на умение непосредственно воспроизводить огромное множество имен или слов, один раз услышанных, он смотрит так де как и на умение ходить по канату и совершать ловкие фокусы...и то и другое может вызвать удивление, однако ценности не имеет никакой" [2].
Наибольшей критике было подвержено мнение о том, что мнемотехники благотворно влияют на развитие памяти, на ее укрепление. Еще Кант говорил по этому поводу так: " Эти искусники редко имеют хорошую память". Для опровержения мнения о развитии памяти путем использования мнемонических приемов Челпанов предлагает рассмотреть психологическую позицию на понимание " развития" памяти. Люди часто говорят о том, что благодаря тому, что они заучили большое количество стихотворений, например, они развили свою память.

Само слово развитие в данном контексте, может вызвать некоторый диссонанс по причине того, что память в таком случае рассматривается, как способность, которую человек может изменить на столько, что если ранее она у него была " плохой", то по мере " развития" она становится для всего пригодной. Однако такое суждение о памяти может быть свойственно только тем людям, которые представляют способность, которая стоит, в свою очередь, вне отдельных воспоминаемых представлений. Но нам известен факт о том, что память как раз представляет собой только эти отдельные воспоминания и представления. Тот, кто придерживается такой же точки зрения относительно определения памяти, согласится с той позицией, что в строгом смысле слова о самом " развитии" памяти не может идти и речи, так как воспитание памяти, опять же в строгом смысле слова, представляет собой некоторые накопление представлений. Однако это совсем не говорит о процессе развития памяти, как об этом говорят мнемонисты. Нельзя изменить память так, чтобы она была способна воспринимать любое знание, ее можно только расширить, а значит приобрести некоторое количество представлений. Благодаря этому приобретение других представлений, но при этом сходных или родственных относительно уже приобретенных, становится для человека уже более легкой задачей.
Таким образом, расширение памяти являет собой процесс приобретения представлений и образов. Более того, только их мы и можем приобрести в процессе изучения какого- либо материала.
Вывод из сказанного нами выше достаточно очевиден. Как мы уже говорили, мнение о развитии памяти, как о приобретаемой способности к усвоению нами любой информации, ошибочно. Более того, употребление самого слова " развитие" в данном контексте, в целом, ошибочно. Челпанов предлагает нам более корректный термин, а именно " расширение". А само расширение, как мы уже говорили, включает в себя приобретение известного количества образов, облегчающих для человека приобретение им сходных представлений. Так, например, изучение какого-либо иностранного языка, представляет собой приобретение подобных образов, а именно слуховых, зрительных и т. д. То есть образов, которыми оперирует данный язык. Однако данное приобретение, по мнению Челпанова, не имеет никакого отношения к приобретению других образов, вследствие чего неверно утверждать, что изучение иностранного языка может " развить" память для познания другого предмета изучения, например, географии. По этому поводу существует много возражений, заключающихся в том, что изучение одного иностранного языка " развивает" память хотя бы для изучения другого. С данными утверждениями Челпанов отчасти соглашается, однако делает некоторое замечание. Оно состоит в следующем: изучение одного иностранного языка может облегчить изучение другого языка только в том случае, если эти языки являются в чем-то сходными. Например, изучение испанского языка может облегчить изучение итальянского языка, потому что они действительно очень схожи друг с другом. В свою очередь изучение немецкого языка никак не может " помочь" при изучении китайского языка, по причине того, что они не только не являются похожими, но и в принципе не имеют никаких точек соприкосновения. Приведем цитату самого Челпанова по поводу воспитания памяти: " В воспитании памяти постоянно остается верным то правило, что усвоение только таких представлений может быть пригодным для развития какого-либо специального вида памяти, который имеет известное сходство с представлениями, относящимися к этому виду памяти, и постольку, поскольку между ними есть сходство" [3]. Основной мыслью, основной идеей, которую хочет донести до читателей Челпанов в части своей работе " Критика мнемоники" заключается в том, что память, являя собой общую или врожденную способность, нельзя изменить никакими мнемоническими приемами. Наша память имеет сой известный предел, в котором может развиваться у того или иного человека. Данный предел зависит от тех или иных психофизиологических условий отдельного индивидуума. Однако нельзя сказать, что память с самого рождения остается неизменной. Это не так. Конечно, память человека расширяется в течение его жизни, но важным является тот аспект, что вывести " границы" памяти за данный существующий предел просто невозможно. Однако сказать о том, какой предел имеет память каждого индивидуума, на данный момент не является возможным. Если подойти к разъяснению той же мысли, но уже со стороны физиологии, то важно упомянуть о том, что память определяется в основном двумя факторами. Первый фактор включает в себя количество нервных элементов, а второй фактор - удерживающую способность каждого этого нервного элемента в отдельности. Значит, с точки зрения физиологии можно утверждать, что объем памяти зависит как раз от количества нервных элементов. У разных людей количество этих элементов может быть различным, и увеличение данного фиксированного числа вряд ли может быть возможным. Если вернуться к вопросу о том, что память расширяется в течение жизни человека, то с физиологической точки зрения это представляется тем, что в процессе жизни количество нервных элементов у человека растет. А вместе с этим количеством растет и число воспринимаемых представлений. Однако, исходя и из этой точки зрения, очевидно, что количество нервных элементов также имеет свой предел. А значит, он существует и для накопления самих представлений.

Важно отметить, что память зависит не только от количества нервных элементов, но также и от того, что «каждая нервная клетка обладает большей или меньшей способностью удерживать впечатления, то есть что в ней следы от возбуждений становятся более или менее прочными». Следовательно, у людей, имеющих большую устойчивость нервных клеток, память значительно лучше, чем у людей, обладающих низкой устойчивостью. По мнению Челпанова данную способность удерживать впечатления нельзя развить с помощью различных мнемотехник. Он считал, что данная способность имеет исключительно физиологический характер и зависит от индивидуальных особенностей строения клетки и от ее питания в частности. Доказательством этому может служить тот факт, что при сравнении способности клетки воспроизводить материал в состоянии болезненном или нормальном, разница будет очевидна. И, конечно, здоровая клетка будет работать намного лучше и эффективнее.

С точки зрения физиологии относительно психических процессов можно сказать, что получение знаний в какой-либо определенной сфере связано с деятельности определенной группы клеток. И, следовательно, при получении этих знаний данная группа клеток приходит в деятельное состояние, другие же группы клеток остаются в состоянии покоя. Следуя из этого сложно себе представить, чтобы с помощью некоторых упражнений можно было бы вызвать деятельное состояние других клеток. И снова процитируем Челпанова: «Это все равно, что сказать: «я учился взбираться на горы, и это развило во мне способность играть на фортепьяно»». Данное утверждение является абсолютно нелепым, но и не менее нелепым является утверждение о том, что при упражнении определенного вида памяти можно развить свою память в целом. На этот счет приведем эксперимент Джеме. В своем исследовании Джеме хотел узнать «может ли ежедневное воспитание памяти посредством заучивания наизусть поэм одного рода, сократить время для заучивания поэм совсем другого рода. Его эксперимент заключался в следующем: на протяжении 8 дней, при этом без перерыва, он изучил 151 строку из «Сатиры» Гюго. Ему удалось это сделать за 131 минуту. После чего ежедневно занимаясь 22 минуты, он смог изучить первую книгу «потерянного рая», на что в общей сложности у него ушло 38 дней. Далее Джеме снова вернулся к «Сатиру» Гюго и оказалось, что заучивание новых 158 строк потребовали у него уже 151, 5 минуты. Следовательно, данный эксперимент Джеме дал совсем иной результат относительно того, который мог быть ожидаем, а именно заучивание не является средством для улучшения нашей памяти.

В случае, если позиция о взаимосвязи заучивания наизусть и развития памяти была верна, то актеры должны были бы иметь абсолютно феноменальную память. Но этого не происходит. Джеме разговаривал со многими представителями этой профессии. И каждый из них утверждал, что практика в заучивании текстов практически не упрощает сам процесс заучивания текстов в будущем. Безусловно, новые роли учить легче, но вряд ли это можно списать на развитие памяти. По словам актеров - это скорее улучшение способности разучивания ролей систематически. Ярким примером того, что заучивание наизусть не развивает нашу память, может служить пример с пастором, о котором рассказывает Джемс. Люди говорили о том, что пастор с помощью различных упражнений сильно улучшил свою способность заучивания речей наизусть. Джемс решил обратиться к самому пастору, для того, чтобы он подтвердил это мнение горожан. В своем ответе пастор описал, каким образом ему удалось «улучшить» свою память. Он говорил о том, что из всех интеллектуальных способностей память является самой физической, и она очень зависит от здоровья тела и бодрости. Пастор говорил о том, что большое значение имеет не само заучивание материала, а метод изучения. Именно правильно подобранный метод изучения помог ему с большей легкостью усваивать новую информацию, но никакого улучшения во врожденной способности памяти благодаря упражнениям при этом не произошло. На этом мы закончим наше рассмотрение критики мнемоники и закончим словами известного английского философа Локка: «Говорят, что детей надо заставлять учить наизусть для того, чтобы упражнять и улучшать их память, но это неверно ибо очевидно, что силой памяти человек обязан счастливому организму своему, а не какому-нибудь постепенному усовершенствованию ее посредством упражнения». А теперь перейдем к следующей части нашей работы.

Летотехника – система приемов, облегчающих забывание (напр., у студентов: после первого экзамена надо срочно забыть соответствующий материал, чтобы он не мешал при подготовке к др. экзамену ). Классический пример летотехники – забывание у Ш. в исследовании Лурия

Если мы с вами больше всего озабочены тем, как быне забыть чего важного, то Ш. заботила проблема прямопротивоположного свойства. Забывать он не умел, но очень хотел этомунаучиться. Ш. начал записывать слова, которые выкрикивали из зала навчерашнем сеансе, чтобы выкинуть из головы эту чушь. Он верноразобрался в существе дела: ведь мы записываем не для того, чтобызапомнить, а чтобы важная информация всегда была под рукой. Недаромеще Платон говорил, что изобретение письменности способствовалоухудшению памяти. Но записывание не помогало. Тогда он, как языческийогнепок лонник, стал сжигать листки с записями, но и эта радикальнаямера ничего не дала. Ш. мучился и страдал, изобретая всевозможныеприемы забывания, но все было тщетно. В конце концов помогло толькосамовнушение. «Не хочу этого помнить», —говорил он себе, и ненужные сведения улетучивались без следа. Лурияназвал эту методику летотехникой — искусством забывать(Лета — река забвения в греческой мифологии).