Глава 4. Поскольку Фредди был знаком с искусством не понаслышке (он получил диплом по графическому дизайну, окончив Илингский технический колледж — так тогда

Поскольку Фредди был знаком с искусством не понаслышке (он получил диплом по графическому дизайну, окончив Илингский технический колледж — так тогда называлось это учебное заведение), на мой взгляд, было вполне естественно, что он принимал самое непосредственное участие в оформительской работе и придумывал эскизы для всего, что было связано с творчеством группы. Должен подчеркнуть, что в оформлении Фредди был настоящий дока. Он не считал себя художником — тем художником, непременными атрибутами которого являются кисть и палитра. Фредди знал, что его художественный талант проявлялся в других областях: в пении, на сцене, в сочинении песен и дизайне. Вся эта деятельность начиналась с одного — с возникновения у Фредди какого-то мысленного образа. Свою задачу он видел в том, чтобы вдохнуть жизнь в эти образы, сделав их реальными. Впрочем, имеется несколько весьма похвальных его иллюстраций, хотя и недоступных публике, насколько мне известно. Могу сказать лишь одно: Фредди действительно умел рисовать.

С одним из его набросков связана довольно забавная история. Как-то раз Фредди листал каталог одного аукциона, где выставлялись предметы искусства, и увидел там несколько рисунков Матисса, известного французского импрессиониста. Фредди смерил рисунки взглядом. Предполагаемая цена на них колебалась между десятью и двенадцатью тысячами фунтов. Тогда он воскликнул: «Да это просто смешно! Я могу нарисовать не хуже, но это не будет стоить таких денег! Так. Дайте-ка мне бумаги».

И потом за каких-то двадцать секунд Фредди и впрямь срисовал лежавший перед ним рисунок Матисса. Картины Фредди покупал самые разные. Так, в Бразилии он приобрел чудную абстракционистскую картину и повесил ее на кухне, над кухонным столом, где картина благополучно и провисела семь лет. Как видно, лишь спустя долгое время эту картину сменила гравюра каталонца Хуана Миро, захватившая воображение Фредди. Но за бразильскую картину бояться не стоит: от нее не избавились. Ее просто куда-то перевесили, или она нашла пристанище там же, где находили множество вещей Фредди и находят наши, — на чердаке! Японских гравюр у Фредди было больше, чем он мог развесить их в своем доме. Поэтому под лестницей, которая вела в его комнаты, Фредди соорудил своеобразный запасник, куда можно было засунуть картины и хранить их там в специальных отделениях до той поры, пока у их владельца не возникала потребность обновить экспозицию в доме. Рамки для этих гравюр были сделаны с таким расчетом, что в них с легкостью можно было вставить другую. Кроме того, Фредди очень любил гравюру на дереве, принадлежавшую Гойе. Эта гравюра висела в Гарден-Лодж на верхней лестничной площадке.

Должно быть, когда Фредди подростком приехал в Англию, он уже почувствовал в себе склонность к художественным занятиям. Поступление в колледж, хотя бы на отделение графического дизайна, гарантировало, что он будет заниматься тем, что было ему по душе. Художником становятся благодаря одной-единственной вещи — восприятию. Банкир, заметивший на дороге раздробленную брусчатку, прежде всего подсчитает стоимость ремонта мостовой. А кто-нибудь с художественным восприятием, пройдя той же самой дорогой, разглядит в негодных булыжниках удивительный узор н прекрасный образен, который можно использовать в творчестве.

Невероятно, но факт: если вы хотите творить, вам необходимо быть и художником, и банкиром одновременно. Фредди никогда не позволял, чтобы цена мешала достижению совершенства. Если для того чтобы приблизиться к предельно возможному совершенству, требовалось слегка переплатить, он с удовольствием тратил на это деньги. Фредди относился к тем немногим счастливчикам, которые могут себе позволить быть художниками во всем. Чтобы понять, что я имею в виду, достаточно лишь побывать в Гарден-Лодж. Я могу ошибаться, но мне кажется, что Фредди никогда не стремился стать самой известной рок-звездой, он вообще не испытывал желания стать круче кого-либо. Фредди не отличался особыми амбициями. Его устремления были направлены на завершение очередного проекта, будь то новый альбом, клип или гастрольный тур — что бы он ни задумал. Может, он ничего не планировал наверняка, потому что не любил разочаровываться, если цель оставалась недостигнутой. Каждая реализованная цель становилась шагом к следующей. Ощущение того, что завершением какого-либо проекта остался доволен не только он, но и остальные участники группы, вдохновляло Фредди на новые подвиги.

Фредди свято верил, что работа — любая работа — должна говорить сама за себя. Он придавал огромное значение обложкам альбомов, ведь покупатель видел обложку еще до того, как успевал прослушать весь альбом. Музыкальный альбом — это как рождественский подарок. Когда вы смотрите под елку, вы же выбираете в первую очередь тот подарок, что упакован привлекательней остальных, не так ли?

Ясное дело, участники группы должны были объединять своп усилия, вносить каждый свою лепту. Что касается Фредди, то он с удовольствием вгрызался во все, что было связано художественным творчеством. Остальным участникам группы очень нравилось, что Фредди начинал процесс оформления, потому что им было от чего оттолкнуться. Порой первую идею подавал кто-то другой, а Фредди уже развивал ее, но в любом случае остальные доверяли его вкусу и оценке. Поэтому нередко перед съемками более поздних клипов — надо сказать, лучших клипов — ребята начинали волноваться, гадая, как же они будут одеты и что Фредди заставит их выделывать перед камерой.

Первой обложкой, разработку которой я наблюдал, стала обложка для альбома «Hot Space». Фредди ухватился за слово «hot»13 в названии альбома и начал работать с ним. Отсюда и взялся цвет обложки. В ее оформлении были использованы яркие, энергичные цвета, и ее было трудно не заметить среди множества других альбомов па полке в магазине. Эту обложку делали еще в формате двенадцать на двенадцать дюймов — как для старых виниловых пластинок. Хотя компакт-диски уже начали появляться и завоевывать популярность, Фредди любил работать с пространством и поэтому предпочитал пластинки. С появлением компакт- дисков размеры музыкальных носителей уменьшились, а маленький формат был не для Фредди. Впрочем, он прекрасно понимал, что обложка, придуманная им для пластинки, все равно подгонялась к размерам кассеты, так что переход к компакт-дискам не вызвал особых затруднений. Привязанностью Фредди к большому формату можно объяснить и то, почему обложки, к созданию которых он имел хотя бы какое-нибудь отношение, так потрясающе смотрятся.

К работе над обложкой к альбому «Hot Space» Фредди приступил в своем номере в лос-анджелесском отеле «Эрмитаж». Название альбома вызывало у него желание ввести на обложку яркие цвета. Изображение участников группы тоже должно было выделяться на общем фоне, чтобы, даже если покупатели не могли издалека прочесть название, они все равно узнали бы, чей это альбом. Фредди встретился с Нормом Юнгом, Джоном Барром и Стивом Миллером, откомандированными компанией Eleklra Records в качестве художников. На обложке альбома Фредди хотел видеть красный, синий, зеленый и желтый цвета. На тот момент он еще не знал, как будут выглядеть на обложке участники группы и какой цвет будет выбран для каждого из них. Исключение составлял разве что красный — любимый цвет самого Фредди. Это вовсе не значит, что ему не нравился желтый! Зато можно сказать точно — синий никогда не был его цветом. Красный и желтый бесспорно подходили для оформления розы Фредди Меркьюри, которая с тех пор и стала появляться.

На этот раз Фредди не хотел использовать на обложке фотографии, решив, что соперничать с выдержанной в одном цвете обложкой альбома «The Game» или повторить ее будет трудно. Рассматривалось несколько других вариантов, но потом появилась идея нарисовать состав группы. Фредди хотел, чтобы каждый из нарисованных участников Queen чем-то отличался, и по этой примете поклонники могли узнать его. Фредди предложил, чтобы опознавательным признаком участников стали волосы, что и удалось воплотить группе дизайнеров. В то время короткая стрижка и усы были визитной карточкой Фредди.

На следующей встрече наброски рисунков показали остальным участникам группы. Не помню, чтобы они были в большом восторге, но вскоре эта идея стала им нравиться все больше и больше.

Вы не поверите, если я вам скажу, сколько времени уходило на оформление одной только буквы «Q», с которой начиналось название группы на обложке каждого альбома. Стиль оформления буквы должен был понравиться всем, равно как и ее размер. Серьезный спор мог разгореться из-за каких-то миллиметров. Обратите внимание, как меняется буква «Q» на обложках альбомов Queen. Прежде я и подумать не мог, что одна буква может стать причиной такого шума. Но группа старалась для вас. Нередко на прозрачной кальке рисовалось до десяти букв «Q» различных размеров, и лишь один из предложенных вариантов оказывался приемлемым для всех и то после того, как каждый из участников группы менял свои первоначальные предпочтения.

Если кто-нибудь из вас подумывает о выпуске собственного альбома, не забудьте выделить месяц-другой на оформительскую работу. Каждому участнику группы нужно было предоставить печатную копию всего материала с обложки, включая текст песен и выражение благодарности на случай, если кого-нибудь позабыли упомянуть или не проставили запятую в нужном месте. Попробуйте-ка согласовать процесс проверки с учетом того, что участников группы разделяло шесть тысяч миль. Вообще над альбомом трудится множество людей — начиная от звукооператора и заканчивая печатником, выпускающим обложку.

Есть еще один момент, который следует учитывать (правда, этот навык приходит лишь с опытом): необходимо отчетливо представлять, как должен выглядеть готовый продукт. Цвета на макете, который присылается на утверждение, очень часто оказываются на несколько тонов темнее, чем на обложке готового альбома, поступающего в продажу. И вновь, чтобы достичь желаемого совершенства, требуется немало опыта. То, что группа увидит на макете, не обязательно совпадет с тем, что получит купивший альбом человек. Здесь многое зависит от художника: он должен точно сказать группе, что произойдет с тем или иным цветом во время печати. Известно, что насыщенные цвета меняются, когда дело доходит до их воспроизведения в типографии.

Обложку для альбома «The Works» вновь делали в Лос-Анджелесе. Фредди ухватился за возможность сфотографироваться у Джорджа Харрелла. Харрелл прославился благодаря использованию эффекта тени в своих фотографиях. Создавший удивительные фотографии Марлен Дитрих, Джоан Кроуфорд и, конечно же, Гарбо, этот человек стал настоящей легендой в Голливуде. Когда Джордж Харрелл фотографировал Queen, ему было уже семьдесят пять, но это не мешало ему работать каждый день.

Джордж Харрелл был не первым выдающимся фотографом, снимавшим Queen. На обложку сборника «Greatest Hits» участников группы фотографировал лорд Сноудон. Поскольку Фредди хорошо знал и любил кинозвезд тридцатых, сороковых и пятидесятых годов, которых снимал этот мастер, мне кажется, на этой фотосессии сбылась его мечта. Фредди стоял перед объективом человека, бывавшего в компании его героев и героинь и разговаривавшего с ними — с кинозвездами эпохи расцвета голливудского кино, которых Фредди видел на голубом экране в пору своего детства. Вместе со своим хорошим другом Тони Кингом Фредди придумал международную игру, о которой было известно не только его близким друзьям. Игра «Звезда второго плана» началась в одном из нью-йоркских баров, когда от каждого из нас потребовали назвать какую-нибудь актрису, чья фамилия была известна, но тем не менее никогда не попадала в список ведущих актрис. Вивьен Вентура, Лая Раки, Бритт Экланд, Таня Элг, Вивека Линдфорс — простите, девочки, зато вы были первыми в списке Фредди. Там была даже Джоан Коллинз, сделавшая себе имя благодаря отличной работе на телевидении.

Оформлением обложки для альбома «The Works» занимались уже новые дизайнеры, точнее один — Билл Смит. В итоге он придумал Розовый домик. Должно быть, Фредди с ним поладил. В противном случае фамилия мистера Смита просто не попала бы на обложку. В любом случае, идея обратиться к Джорджу Харреллу появилась именно у Билла Смита, потому что на этот раз Фредди взял за основу фотографию.

Фредди много узнал об искусстве фотографии, позволявшем исправить любые недостатки снимка. Харрелл по-прежнему пользовался удивительно старыми камерами, обнаружив, что сделанные с их помощью фотографии все еще остаются вне конкуренции. Работал он в своей студии в Голливуде. Чтобы попробовать различные эффекты, Харрелл сделал массу снимков, меняя постановку. Отсняв группу в каком-нибудь одном антураже, Харрелл оставлял одну-две фотографии. Сцена съемок менялась так, словно группу снимали либо в очень старом кинофильме, либо в самом современном клипе. Съемки строились на разнице в освещении и радикально отличались от привычных каждому участнику группы быстрого щелканья фотоаппарата на фотосессиях попроще.

Съемки проходили утром. На Харрелле были вельветовые брюки, рубашка и жилет. Со своим кумиром Фредди держался очень почтительно. Вопреки обыкновению, он приготовился слушаться фотографа от начала до конца. У каждого есть свои кумиры, на которых смотришь снизу вверх и которыми восхищаешься лишь издалека. Фредди представилась возможность встретиться и даже поработать с одним таким небожителем, и от этого он стал совсем другим, хотя все-таки вклинился с несколькими своими идеями. В кои-то веки он не контролировал процесс и, несмотря на это, был доволен. Происходящее в студии у Харрелла позволяло ощутить себя ребенком, которого привели в студию к фотографу для того, чтобы сделать семейный портрет. Фредди вел себя лучше некуда.

«The Works» стал предпоследним альбомом Queen, в поддержку которого прошли гастроли. За оформление сцены во время гастролей отвечал тур-менеджер Джерри Стикеллс. Мне кажется, единственное указание, которое дизайнер-декоратор мог услышать от группы во время любых гастролей, сводилось к просьбе устроить на сцене «...что-нибудь эффектное и незабываемое», какими и были все концерты Queen.

Первоначальный проект представлялся участникам группы па утверждение. Если идея им нравилась, то в соответствии с ней делался макет, который вновь показывали группе, чтобы она его одобрила. В процессе превращения макета в готовые декорации всегда вносились изменения, а в случае возникновения каких-то проблем, их неизменно улаживал сладкоречивый дипломат Джерри. Предполагалось, что утверждение проектов должно было проходить при участии всего коллектива. Однако, если тот или иной участник группы не мог присутствовать на обсуждении, окончательное решение принималось при устном согласии отсутствовавшего. Оценить, как декорации смотрятся в пространстве, группа могла на репетиции. На гастролях в поддержку альбома «The Works» декорации впервые смонтировали в одной баварской киностудии, где группа и репетировала.

При оформлении обложки альбома «А Kind of Magic» вновь было решено вернуться к иллюстрации. В итоге родилась идея нарисовать па участников группы карикатуры. Художником, отвечавшим за обложку, был Ричард Грей, которому было суждено оставаться в этом качестве с группой до самого конца. Ричард Грей был свободным художником и нанял для выполнения заказа Роджера Чиассона. Придуманные Чиассоном образы использовались и в клипс на песню «А Kind Of Magic», и на гастролях — при этом по обеим сторонам сцены привязывались гигантские надувные фигуры.

К созданию обложки для собственного альбома «Barcelona» Фредди привлек фотографа Терри О'Нилла, специализировавшегося на съемках показов мод и на портретных снимках. С ним Фредди познакомился за несколько лет до этого, когда менеджером группы был Джон Рейд. Съемки проходили в студии Терри, на них ушло все утро. Приехав к Терри, Фредди и Монтсеррат быстро обсудили с фотографом, что он хочет делать, а потом для них обоих настала «тяжелая пора». Я принес в студию целый ворох разнообразной одежды из Гарден-Лодж, начиная от строгих вечерних костюмов и заканчивая менее официальной одеждой па любой вкус. Прихватил я и несколько галстуков-бабочек. Монтсеррат и ее племянница Монтси принесли с собой полдюжины различных нарядов. Как видно из прилагающегося к компакт-диску буклета, по крайней мере, один раз Фредди и Монтсеррат сменили одежду. Пока они мучительно решали, что же им надеть, Терри не меньше часа ставил двух своих помощников в разные позы с тем расчетом, чтобы после укладки и макияжа, выполненных командой фотографа, звезды просто встали так, как уже решил Терри.

Альбом «The Miracle» показал, что представление группы о самой себе существенно изменилось. Автором всех песен на этом альбоме значилась группа Queen. Мне думается, отсюда и могла родиться идея создать одно лицо на обложке альбома. Сам по себе морфинг14 тогда был одной из последних компьютерных новинок, и сделанная с его помощью обложка альбома в который раз доказала, что по части графического дизайна в музыкальной индустрии Queen занимает одно из ведущих мест.

Года за два до смерти Фредди Джим Хаттон подарил ему набор для акварелей, и Фредди пару раз принимался рисовать. Правда, он был настолько болен, что не хотел начинать ничего из того, что не успел бы завершить. Так что обложку для альбома «Innuendo» придумал Роджер: он нашел эту иллюстрацию вместе с другими работами Гранвиля в каком-то журнале. Идеи, взятые из подборки картин Гранвиля, оказались настолько плодотворными, что их использовали и в видеоклипах, и в записи «живого» альбома, куда вошли песни, исполненные во время тура «The Magic». Фредди прекрасно чувствовал всякого рода эксцентричные вещи, и его притягивал сюрреализм Гранвиля. Для своего времени Гранвиль скорее был авангардистом, ибо в начале девятнадцатого века сюрреализм еще не стал самостоятельным направлением в искусстве.

Что касается самого Фредди, то его пристрастия в искусстве отличались эклектичностью. Его вкусы менялись. За то время, что я знал Фредди, его увлечение японской гравюрой на дереве сменилось интересом к творчеству Эрта и Дали, после чего им овладела страсть к художникам викторианской эпохи (их картины стали последним увлечением Фредди), и закончилось все прерафаэлитами. Благодаря увлечению живописью Фредди познакомился с Рупертом Бивэном, известным реставратором. Фредди частенько подновлял у этого мастера рамы купленных на аукционе картин. Кроме того, умелые руки Руперта обновляли позолоченную и покрытую грунтовкой французскую мебель в доме Фредди: над ней нужно было долго колдовать, чтобы заставить ее сиять в прежнем великолепии. Оба получившие закалку в частном учебном заведении, Руперт и Фредди отлично ладили, и дружба с реставратором приносила Фредди огромное удовольствие. Люди, которым пришлось учиться в английской системе частного образования, вызывали у Фредди большое уважение. Их голос звучал авторитетно. Фредди считал, что эта система дает отличную основу для дальнейшего совершенствования любых умений и навыков.

Художественное творчество, в котором Фредди пробовал себя, касалось не только записи альбомов и гастролей, — оно было неотделимо от Фредди. Всю свою жизнь он что-нибудь коллекционировал, будь то люди или предметы искусства. Каждый из них занимал свое место в главном плане Фредди. Наиболее ярко его увлечение искусством и творчеством проявилось в Гарден-Лодж. Для Фредди это был не просто дом. Это был своеобразный холст, па котором Фредди рисовал собственную жизнь, окружая себя тем, что соответствовало его представлениям о прекрасном. Фредди немало потрудился над дизайном фасада, чтобы вернуть дому его былую красоту.

Когда к удовольствию Фредди ремонт дома закончился, перед ним встала следующая задача — как следует обставить свое новое жилище и тем самым завершить отделку дома. Он был внимателен к каждой детали и требовательно относился к тем, кто должен был, к примеру, работать с красным деревом и кленом в галерее, выходившей к изысканной гостиной. Стремление к совершенству чувствовалось во всем доме, который был сделан мастерски. В каком-то смысле это был шедевр Фредди.

Хотя Фредди купил Гарден-Лодж в 1980 году, дом еще долго переделывался. Когда Фредди впервые увидел его, дом находился в плачевном состоянии и был разделен на две части, обитатели которых жили независимо друг от друга. Фредди хотел вернуть дому первоначальный вид, то есть снова сделать из него один особняк, попутно привнеся в архитектуру дома свои изменения. Я попытаюсь описать, каким был дом в самом начале, хотя точно могу сказать, что сейчас он выглядит совершенно иначе.

Гарден-Лодж строился как двухэтажный дом с восемью спальнями. Наверху была просторная комната, которую жена первого владельца дома (она занималась скульптурой) приспособила под мастерскую. Из этой и еще двух комнат Фредди сделал себе спальню, гардеробную, обшитую красным деревом и обставленную зеркалами, и две смежные ванные комнаты. В гардеробной и в одной из ванных комнат Фредди, внеся какие-то свои изменения, сделал потолок почти как в ресторане «Rainbow Room» в магазине «Biba», что в старом здании «Derry and Toms», где я, собственно, впервые и увидел Фредди. Эффект радужного мерцания достигался благодаря трем скрытым переключателям, которые, если их включали, управляли невидимыми глазу узкими лампами, покрытыми слоем разноцветного геля. Яркость освещения регулировалась кнопками.

Попасть в эту богато отделанную анфиладу комнат можно было с лестничной площадки через гардеробную, в которую вела обычного размера дверь. Снаружи невозможно было понять, что это за дверь. Она могла оказаться и дверью от шкафа. По стенам самой гардеробной шел ряд пане-

леи из красного дерева, каждая из которых оказывалась дверью либо в одну из ванных комнат, в один из туалетов, либо за ней были просто полки. В центре комнаты стоял восьмиугольный диван, обитый муаровым атласом кремового цвета. Догадаться, за какими панелями скрывается вход в спальню, было невозможно. И лишь когда две самые большие панели, находившиеся напротив входа в гардеробную, отъезжали назад, открывался вход в спальню. Балкон спальни располагался прямо над гостиной, а ее окна выходили на розарий, разбитый перед домом. Виднелась из окон спальни и увитая глициниями беседка.

К гардеробной примыкали две ванные комнаты. Чаше всего Фредди пользовался той, что была поменьше. Она была отделана такими же деревянными панелями, как и гардеробная. Маленькая ванная была единственным помещением в Гарден-Лодж без выходившего на улицу окна. В отделке этой ванной комнаты Фредди использовал японскую керамическую плитку, которую он приобрел во время одной из своих многочисленных поездок в Японию. Эти несколько плиток были бессистемно вделаны в облицовку вокруг ванной. В комнате были водостойкие обои цвета шалфея.

Вторая ванная комната, находившаяся напротив первой, была больше. В ее отделке преобладал мрамор кремового цвета. В этой ванной комнате была установлена джакузи. Для нее сделали нишу на столбах, а чтобы туда подниматься, соорудили специальную приступку. В этой ванной стояла одна из злополучных душевых, а также пристроились две овальные раковины, между которыми помещался специально сделанный туалетный столик. Латунные краны и прочие элементы из латуни накладывали свой отпечаток на общий стиль ванной. Золотые краны Фредди не очень-то ценил. Душ встроили прямо в угол (ванная комната была прямоугольной). Если бы он еще работал, было бы вообще чудесно. Степы из светло-желтого мрамора опирались, как ни странно, на стекловолокно. К латунному разбрызгивателю главного душа добавлялись три латунные трубы, вертикально прикрепленные к стене. Из них тоже шла вода. Поговорим об атмосфере! Этот душ вызывал на редкость брутальные ощущения из серии «Забрызгай здесь все!»

Как и во всем доме, в ванных комнатах тоже было полно различных предметов искусства, привезенных Фредди со всех уголков света: из Японии, Франции, Германии, равно как из нью-йоркского магазина «Tiffany» и из Южной Америки. Повсюду стояли различные флаконы с одеколоном, туалетной водой и мылом. Любимыми ароматами Фредди были мужская туалетная вода от Armani и «Monsieur» от Givenchy. В последние два-три года он чаще всего пользовался туалетной водой «L'eau Dvnamisant» от Clarins. Обладавшая массой достоинств, эта туалетная вода нравилась Фредди больше остальных.

Еще одна туалетная вода, флакон с которой неизменно появлялся в ванной Фредди, куда бы его ни заносило, была «L'Interdit» от Givenchy. Считается, что этот аромат был создан специально для Одри Хепберн, и Фредди влюбился в него с первого раза. То, что эта туалетная вода была задумана для женщин, Фредди совершенно не волновало. Ему просто нравился этот запах. Что же до шампуней, то Фредди был готов мыть голову любым, купленным в обычном супермаркете. В конце жизни ему нравился детский шампунь Johnson & Johnson, не раздражавший чувствительную кожу головы.

Фредди нравилось мыло от Roger et Gallet с разными запахами, по потом, в конце, он чаще стал пользоваться мылом «Simple», а мыло Roger et Gallet оставил для виду. Фредди любил заходить в парфюмерно-косметические отделы в магазинах и порой набирал целую корзину подарков для своих друзей. Как-то раз, выбирая презенты в нью-йоркском магазине «Bloomingdales», Фредди решил пошутить: он купил бутылочку «Joy» от Patou в подарок Тони Кингу (по прозвищу Джой). А для приятеля Кинга фотографа Дэвида Наттера (по прозвищу Дон) Фредди взял пластиковую бутылочку жидкого моющего средства с таким же, как его прозвище, названием!

Ну и позабавились же мы!

Фредди обожал полотенца и банные простыни любого рода; чем больше было полотенце, тем больше оно нравилось Фредди. Отличное местечко, где продавались полотенца и простыни, он нашел в Мюнхене. Барбара Валентин, конечно же, знала, где что купить, и благодаря ей Фредди нашел в большом количестве банные простыни с экзотическими узорами. Простыни были огромные, почти как постельные. В том же месте он присмотрел несколько изумительных одеял. Потом Фредди привык закутываться в эти одеяла, когда смотрел телевизор. Может, ему и не холодно было, просто эти мягкие одеяла из скрученной вручную ангорской шерсти, с яркими и разноцветными кругами, полосками и треугольниками на белом фоне ему очень нравились.

Я часто думаю о том, что, не стань Фредди музыкантом, он добился бы успеха на поприще дизайнера по интерьерам. Он потрясающе чувствовал структуру и форму, и, мне кажется, редкие покупки недвижимости (Конюшен, например) делались в том числе и потому, что Фредди хотелось заняться отделкой покупаемых домов. Фредди приобрел Гарден-Лодж в начале восьмидесятых, а в ту пору он редко бывал в Англии. На мой взгляд, отчасти из-за настойчивого желания Фредди участвовать в отделке дома от начала до конца на реконструкцию Гарден-Лодж ушло так много времени.

Оформлять интерьер в Гарден-Лодж Фредди пригласил Робина Мур-Эда, но роль Робина была не в том, чтобы самому планировать отделку, а скорее в том, чтобы говорить Фредди, что можно сделать, а что нельзя. Разумеется, это не значит, что Робин ничего не придумал. Он предложил множество оригинальных идей, которые Фредди развил дальше. Но все же чаще Фредди просто говорил Робину: «Я хочу то-то, то-то и то-то». Подумав, Робин отвечал, какие из пожеланий Фредди действительно осуществимы. Это неплохой вариант сотрудничества. Само собой, Робин познакомил Фредди со строителями, господами Тавенерами. Г-н Тавенер — отец композитора Джона Тавенера, сочиняющего классическую музыку. Одна из его композиций звучала на похоронах принцессы Дианы. Приступая к работе, которая обещала быть очень долгой, г-н Тавенер, по крайней мере, знал, что его ожидает, ведь ему предстояло иметь дело с человеком творческой профессии.

В спальне Фредди находилась не только кровать. Кровать стояла слева от входа, а пространство справа оформили как гостиную. Спальня больше походила на будуар — что-то вроде комнаты, где Маршальша принимает посетителей в «Кавалере розы». В гостиной Фредди поставил шезлонги эпохи короля Эдуарда, кресло эпохи Людовика XIV и современный двухместный диван. В спальне было уютно и спокойно, и в то же время Фредди мог принимать здесь друзей и гостей, и при этом спальня не превращалась в проходной двор. В эту комнату входил лишь сам Фредди. Пока Фредди жил в Гарден-Лодж, он собрал большую коллекцию гравюр Луи Икара. Двадцать две гравюры этого художника украшали стены спальни, затянутые тем же кремовым муаровым атласом, который пошел на драпировку и обивку мягкой мебели во всем доме.

Спинка кровати упиралась в стену. Ее сделали в том же стиле, что и панели в гардеробной. По обеим сторонам кровати стояло по большому комоду. Снаружи они были отделаны красным деревом.

Кроме того, вдоль стен в спальне стояли французские застекленные шкафы середины девятнадцатого века. Они были высотой пять футов, с выпуклым стеклом и короткими ножками. В этих шкафах были выставлены различные небольшие изделия из фарфора и хрусталя, а также предметы искусства, шкатулки Lalique и японские лакированные шкатулки. Мне кажется, что, чем меньше были эти лакированные шкатулочки, тем дороже они Фредди обходились.

Как и везде в доме, пол в спальне у Фредди был застелен ковровым покрытием. Это покрытие специально соткали так, чтобы оно гармонировало с кремовым цветом, преобладавшим в спальне. Одно из постельных покрывал Фредди знакомо каждому, кто видел клип на песню «Slightly Mad». Фредди хотел, чтобы в клипс появилось «что-нибудь красочное». Полежав на кровати, он понял, что нашел то, что надо. Сделанное из бесчисленного множества окрашенных в разные цвета страусиных перьев покрывало было что ни на есть красочным. На самом деле это покрывало недолго продержалось на кровати Фредди: оно так понравилось кошкам, что они пытались его продрать в пылу страсти. Вот уж не знаю, в чем тут было дело — в пестрой расцветке покрывала или в страусиных перьях.

Лестничная площадка перед комнатами Фредди была поднята из-за того, что потолки в гостиной, располагавшейся под ними и выходившей окнами на север, были очень высокими: муж скульпторши задумывал это помещение как художественную студию. Вообще-то от Гарден-Лодж было рукой подать до целой колонии домов, принадлежавших художникам. Эта застройка начиналась с дома лорда Лейтона и самых разных домов по Мелбери-роуд, построенных по проектам Нормана Шоу.

Стены лестничной площадки были декорированы так же, как отдельные уголки в нью-йоркской квартире Фредди и в Стаффорд-Террас. Фредди использовал часть своих золотых и платиновых дисков для покрытия стен. Вооружившись рулеткой, молотком и гвоздями, мы потратили несколько часов, развешивая множество помещенных в рамки дисков так, чтобы из-под них не выглядывал ни один кусочек обоев. Результат мог оказаться и удручающим, принимая во внимание тот факт, что рамки были разных размеров, а проволока; за которую они подвешивались, — разной длины. Поэтому с рулеткой мы не расставались. Разумеется, хозяин наблюдал за ходом работ и делал замеры с лучшими из нас.

Сбоку от главной лестничной площадки находилось несколько комнат. Внизу у лестницы, которая вела в спальню Фредди, располагалась библиотека. Там поклеили обои, которые Фредди купил в Японии много лет назад. Эта комната стала библиотекой из-за того, что карт-бланш на плотницкие работы в ней Фредди дал Джиму Хаттону. Хаттон соорудил здесь полки, и в конечном счете Фредди настоял, чтобы их использовали под книги. Хотя Фредди и не читал запоем, все же эти полки не пустовали: на них стояли каталоги аукционных домов и обычные книги, которые можно найти в каждом доме, словари, атласы, энциклопедии, а также издания размером с кофейный столик, посвященные кошкам, искусству и дизайну. Когда Фредди дарили или он сам покупал новые книги такого формата, они занимали место на столике. Из окна библиотеки виднелась садовая дорожка, упиравшаяся в парадные ворота дома, выходившие на Логан-Плейс.

Следующая после библиотеки дверь вела в кладовую. Рядом с ней находились баки с горячей водой, поэтому здесь хранили белье.

За кладовой шли главные комнаты для гостей. Гостям отводилась большая спальня квадратной формы, гардеробная и ванная комната, отделанная прекрасным розовым мрамором. Фредди питал явную слабость к муару: стены в комнатах для гостей были затянуты пыльным оранжево-розовым муаром. На стенах в гостевых комнатах висела подборка сюрреалистических гравюр Дали на тему подземного царства. Позднее сюда поставили кое-что из мебели в стиле бидермейер и ампир. Фредди подолгу задерживался в магазине Руперта Кавендиша на Кингз-роуд в Челси. Когда бы Фредди ни появлялся в этом магазине и сколько бы с ним человек ни приходило, Руперт с неизменной теплотой приветствовал всех нас и всегда был очень рад поговорить о своих последних приобретениях.

Пожалуй, как раз сейчас я должен сказать, что Фредди патологически не везло с душевыми. Из-за душа в его собственной ванной комнате и душа в ванной для гостей серьезно пострадали различные части дома: Японская комната, находившаяся под комнатами для гостей, и галерея, располагавшаяся над гостиной. В конце концов в гостевой душевой наспех соорудили несколько полок, а своей душевой раздосадованный Фредди перестал пользоваться. Он не мог поверить в то, что даже лучшие строители Великобритании были не способны соорудить в его доме работающий душ — в отличие от Америки, где в каждом, даже в самом крошечном доме были и ванна, и душевая, функционировавшие без всяких проблем.

Осталось еще добавить, что из комнат для гостей открывался самый лучший вид. Поскольку эти комнаты были расположены в угловой части фасада, из них был виден и пруд, и засаженный магнолиями газон перед домом, и оранжерея с другой стороны дома. Из-за планировки дома из наших с Джо комнат открывался похожий вид — на чужие окна. Порой по вечерам из наших окон можно было такое увидеть, причем безо всяких усилий! Позади дома оставался совсем небольшой клочок земли, доходивший до высокой стены, которая отделяла соседний участок.

Повернувшись к лестничной площадке спиной, можно было увидеть два дверных проема. Первый — тот, что слева — вел в ванную комнату, смежную со спальней Джо. Попасть в комнату Джо с главной лестничной площадки можно было через дверь, отделявшую верхний этаж от нижнего. Эта граница становилась еще заметней из-за того, что здесь заканчивался плюшевый ковер, окрашенный берлинской лазурью, которым была застелена площадка, и начиналась обычная лестничная ковровая дорожка серого цвета. Протянувшись рядом с моей спальней и спальней Джо, эта дорожка доходила до лестницы, которая вела вниз — на кухню.

В спальню Джо вела первая дверь слева. Его комнату покрасили симпатичной зеленой краской, напоминающей о тропиках. Сразу за комнатой Джо находилась и моя комната, великолепно отделанная в бледно-желтых тонах. Моя комната располагалась прямо по диагонали от комнат для гостей, так что и вид из нее открывался диаметрально противоположный. Подчас жизнь других людей представала перед моим взглядом во всех подробностях. Но происходило это по вине самих соседей, не удосуживавшихся задернуть шторы или выключить свет.

В начале лестницы, спускавшейся на кухню, почти напротив двери в мою спальню, находилась еще одна дверь. Она вела в галерею современного менестреля, которая возвращалась в царство синего ковра. Это помещение, располагавшееся над гостиной, было доверху забито новейшей звуковой аппаратурой. Здесь же Фредди хранил внушительную коллекцию клипов и альбомов, а еще соорудил бар и поставил барные табуреты, стулья и стол, не изменив красному дереву и клену, которыми был отделан весь дом. На стене за барной стойкой висело большое живописное полотно высотой от потолка до пола и длиной двенадцать футов. Эту картину, на которой были изображены джунгли, Фредди получил от своего друга Руди Паттерсона, художника с Ямайки. В другом конце галереи была лестница. По ней можно было спуститься в просторную гостиную, казавшуюся еще больше из-за высокого — шестнадцатифутового — потолка и полированного паркета.

Площадью примерно двадцать пять на тридцать футов, эта комната прежде всего отличалась своими огромными окнами, занимавшими почти всю северную стену. Поскольку Фредди не собирался рисовать, бывшая студня превратилась в гостиную. По сути дела, здесь было три отдельных зоны. Под окнами было сделано возвышение, на котором стояло обитое материей сиденье, занимавшее весь эркер. Напротив этого возвышения, под галереей, находилось место, где Фредди бывал чаще всего, находясь дома. Он любил посидеть перед большим мраморным камином. Фредди хотел, чтобы у него дома был открытый огонь, но в то же время не хотел возиться с углем или дровами. Нашли компромиссный вариант: к камину подвели газ. В итоге огонь давал и нужный зрительный эффект, и тепло, которого Фредди всегда так жаждал.

У одной из стен в гостиной стоял телевизор с диагональю двадцать восемь дюймов, а перед ним — большой мягкий четырехместный диван, два удобных стула и низкий японский столик. Столик был застелен шкурой серебристой дикой кошки, которую для Фредди купил Билли Сквайр. Здесь лежали фолианты и стояли фарфоровые пепельницы Limoges — подарок от магазина «Hermes» па Бонд-стрит. По обеим сторонам большого дивана на столиках стояли светильники.

Рядом с этим диваном, но по направлению к центру гостиной стоял гарнитур мягкой мебели в стиле ампир, состоявший из дивана и четырех стульев, якобы сделанных для брата императора Наполеона Бонапарта. Мебель была обита тканью в бледно-зеленых и золотых тонах с изображением шмеля, часто встречавшимся на императорских вещах. Фортепьяно, за которым родилась «Bohemian Rhapsody», стояло в углу гостиной у окна, а на нем разместилась целая галерея серебряных и полированных деревянных рамок с фотографиями друзей и кошек Фредди.

В гостиной находились еще два крупных предмета мебели. В углу, стеклом к фортепьяно, стоял застекленный шкаф из красного дерева футов восемь высотой. В этом шкафу был выставлен бесценный обеденный сервиз из мейсенского фарфора, расписанный вручную разными натюрмортами из фруктов на белом фоне. Такой громоздкий шкаф понадобился Фредди за тем, чтобы он не потерялся в его большой гостиной. Обегав все лондонские антикварные магазины, мы нашли этот шкаф в Челси. Он стоял в огромном магазине и не предназначался для гостиной, но это было то, что надо. Мы с Терри Гиддингсом сфотографировали этот шкаф «поляроидом» со всех сторон. С этими фотографиями мы примчались к Фредди. Он тут же скачал, что хочет купить этот шкаф, но только после того, как его должным образом подновят. В магазине в шкафу сделали внутреннюю обивку, проверили и укрепили внутренний металлический каркас, поддерживавший стеклянные полки, па которых должен был разместиться бесценный мейсенский фарфор. В Гарден-Лодж шкаф заносили в два приема четыре здоровяка-грузчика. Самым сложным участком пути от фургона до гостиной стали садовые ворота. Их преодолели лишь после того, как сняли секцию с ящиком восемнадцать дюймов высотой, крепившуюся к основанию шкафа. Нервничавший Фредди, конечно же, наблюдал за доставкой шкафа.

— Чуть-чуть вверх... О-о! Осторожно с полом... Чуть ниже!

Второй крупногабаритный предмет мебели, стоявший в гостиной, предположительно, был создан в мастерской Мажореля в начале века. Это был шкаф из орехового дерева с великолепными встроенными контрфорсами, которые, казалось, его держат, изгибаясь от более широкого основания к сужающемуся верху.

На полу в гостиной лежали ковры, на возвышение положили синий.

Вдоль стен, везде, где было свободное место, стояли французские столики-приставки, викторианские копии оригинальных столиков восемнадцатого века, каждый из которых был украшен либо орнаментом, либо дорогой вазой. Предметом гордости в гостиной была лампа от Tiffany в форме пяти цветков лилии. Она стояла на комоде, где расположилась коллекция фотографий, собранная Фредди. На подоконнике выстроились большие вазы от Rene Lalique и Daum. Лившийся из окна свет как нельзя лучше подчеркивал цвет этих ваз начиная от пламенеющего оранжевого и золотой фольги, каким-то образом нанесенной на рельефную поверхность, и заканчивая морскими насыщенными синими и зелеными оттенками. Были здесь и одноцветные прозрачно-серые вазы.

На затянутых тканью стенах, покрытых в два слоя краской чайного цвета, а сверху — темным лаком, висели разнообразные картины. Здесь Фредди разместил еще одну подборку гравюр Дали, изображавших различных персонажей греческих мифов. Может, у Фредди была подсознательная тяга к каталонцам? Многие из его любимых творцов родились именно там: Гауди, Пикассо, Дали, Миро и Монтсеррат. Работы Дали разбавлялись большими викторианскими картинами, написанными масляными красками. Пейзажам и натюрмортам Фредди предпочитал изображения людей. Над камином висела гравюра Шагала, а в одном из углов гостиной Фредди повесил чудесный портрет женщины кисти художника-прерафаэлита Тиссо, тем самым удовлетворив одно из своих увлечений.

Фредди не любил верхнее освещение, и поэтому по всей гостиной расставили множество настольных ламп, работавших по отдельности. Эти лампы в точности копировали светильники от Tiffany и Galle. Фредди мог включать их по своему желанию в зависимости от того, в какой части комнаты ему требовалось освещение.

Войдя в гостиную через главный вход, нельзя было не заметить экспонат, висевший напротив входа у окна. Это было самое настоящее женское платье под стеклом. Платье Монтсеррат Кабалье. Спев в нем партию Лукреции Борджиа, Монтсеррат прославилась на весь мир. Она подарила это платье Фредди. И хотя он завещал платье мне, оно вернулось к своей исконной владелице. Просто круговорот одежды!

Гостиная получилась самой парадной комнатой в доме, и в то же время была очень личным пространством. Именно здесь Фредди проводил большую часть времени. Единственное, на что он постоянно жаловался, — так это на свое ощущение: гостиная напоминала ему музей со всеми своими застекленными шкафами вдоль стен, мебелью и произведениями искусства, заполнявшими все свободное место. В комнатах квадратной формы центр нередко пустует, и гостиная в Гарден-Лодж не стала исключением. Поживи Фредди дольше, я уверен, что он бы справился с этой проблемой.

Двойные двери вели из гостиной в холл. С учетом размеров и времени строительства дома холл и главная лестница были на удивление малы. Как и во всех комнатах на первом этаже, на полу в холле лежал паркет из деревянных дощечек. Посередине холла стоял превосходный столик pietra dura (из мозаичного мрамора), купленный Фредди на аукционе. Над столиком висела фарфоровая люстра, а напротив него стоял письменный стол с обтянутой зеленой кожей столешницей, который Фредди привез из Стаффорд-Террас.

Еще одни двойные двери вели прямо из гостиной в дальнюю комнату, которую обычно называли Японской.

Эта комната отражала тягу Фредди ко всему восточному — отсюда и ее название. Здесь Фредди собирал предметы японской культуры: картины, лакированные изделия, нэцкэ. Большая их часть была выставлена в китайском застекленном шкафу, выполненном в стиле, напоминавшем мебель брайтонского Павильона15. Этот шкаф был частью большого мебельного гарнитура, который Фредди приобрел в «Harrods» задолго до того, как въехал в Гарден-Лодж. Кроме застекленного шкафа, в гарнитур входили кресла, диваны и столы. Стены были выкрашены в бледно-бледно-лимонный цвет, обеспечивавший подходящий нейтральный фон: он не отвлекал внимания от красочных японских картин, созданных такими художниками, как Утамаро. Еще в этой комнате стоял стенд, похожий на средневековый позорный столб. На стенде было выставлено кимоно из большой коллекции Фредди. Он купил этот стенд для древних кимоно во время своей последней поездки в Японию. Стенд позволял продемонстрировать изысканное и причудливое кимоно во всем его великолепии.

Французские окна вели в сад, откуда, минуя газон, еще через одни двери можно было попасть в оранжерею, а затем дойти до дома, переделанного из конюшен, — последнего элемента на участке Фредди.

В холле было еще две двери. Первая из них вела в небольшую раздевалку, откуда был проход в столовую. Здесь Фредди дал волю своей фантазии. Стены комнаты были выкрашены сочной желто-оранжевой глянцевой краской. Деревянные элементы декора покрасили в таком же духе — насыщенной темно-зеленой краской, гоже глянцевой. Гипсовая роза в центре потолка была разукрашена всеми цветами радуги, в том числе сиреневым, красным, пурпурным, зеленым, чтобы добиться эффекта полной экзотики и создать ощущение тропиков. Золотая фольга была использована для украшения многих дверей, ее наносили по краям дверных панелей и различным украшениям. В задней стене комнаты были сделаны окна от иола до потолка, а снаружи, на межевой стене, отделявшей участок Фредди, проделали решетчатую обманку, чтобы эта тесная комнатушка три на четыре фута, приютившаяся между окон столовой и межевой стеной, казалась просторной беседкой.

На окнах комнаты висели темно-зеленые шторы в тон деревянным элементам. Шторы были сшиты из плотного, тяжелого, темного атласа. Их щедро подогнутые и подшитые края спускались на паркет, и таким образом из них случайно получился неплохой кошачий туалет: кошек так никогда и не отучили от этой отвратительной привычки.

Вся мебель в этой комнате, за исключением одного шкафа, была сделана вручную. У Фредди был буфет и шкаф-витрина, изготовленные специально для него. Как раз в этом шкафу он заказал сделать «секретный» ящик и, конечно, тут же выдал этот секрет, потому что не смог удержаться от искушения показать местонахождение ящика. В итоге «секретный» ящик хронически пустовал!

Столовая в Гарден-Лодж была не слишком большая, и Фредди не мог поставить здесь внушительный обеденный стол. И хотя за его столом могло свободно усесться десять человек, все же места для того, чтобы расставить по длине стола множество больших блюд, не хватало. На стол стелились скатерти. По праздникам это были гладкокрашеные белые ирландские скатерти. Были и другие, искусно расшитые цветочками. Их покупали на Ибице и в Германии. У Фредди были наборы столовых салфеток для украшения стола, один из которых был расшит серебром. Фредди купил эти салфетки в магазине «Thomas Goode and Со.» на Саут-Одли-стрит. Серебряные столовые приборы от Christofle хранились в специальных ящиках в буфете вместе с хрустальной посудой от Lalique, Tiffany и Waterford. Компанию им составляли бокалы от St. Louis из синего стекла с вырезанными на поверхности звездочками. Мне доподлинно известно, что Фредди купил эти бокалы по двести фунтов за штуку. Их хранили в подобающем месте.

Вдоль одной из стен и столовой стоял застекленный шкаф в стиле французского ампира. Им Фредди обзавелся у Руперта Кавендиша. Среди других сокровищ в этом шкафу стоял большой обеденный сервиз от Noritake. Обеденные сервизы от Royal Doulton хранились на кухне, и Фредди оставлял нам решать, какой посудой пользоваться во время повседневных обедов и ужинов. Если речь шла о каком-то особом мероприятии, конечно же, Фредди решал сам, какая посуда будет на столе, включая серебро. Хотя чаще всего на стол выставлялся сервиз «Fleur de Lys» от Christofle, у него имелся конкурент ничуть не хуже — сервиз в стиле ар нуво. Этот сервиз и прочие столовые предметы, дорогие его сердцу, Фредди отыскал в Бельгии. Фредди заказал специальные ящики для этого почти антикварного сервиза. Он высылал каждый предмет этого сервиза мастерам, трудившимся над шкафом, чтобы отделения в ящиках были сделаны в прямом смысле по снятым меркам. Сервиз «Fleur dc Lys» хранился на кухне в японском шифоньере. Он занимал шесть неглубоких ящиков, обтянутых изнутри зеленым сукном.

У Руди Паттерсона Фредди купил несколько картин, две из которых он рассчитывал повесить именно в столовой. Фредди собирал работы Руди на протяжении многих лет. Одного взгляда на его картины, развешанные в доме Фредди, было достаточно, чтобы понять, с какими направлениями в живописи экспериментировал Руди. Одно время он увлекался яркими красками и абстрактными формами. Кроме того, Руди часто рисовал тропические пейзажи, особенно природу своей родной Ямайки. На одной из картин, предназначенной для столовой Фредди, был изображен какой-то дом с пристройками, стоявший среди деревьев. Мы решили, что дом был запечатлен в момент сильного шторма, потому что он был слегка скособочен.

Одна из четырех дверей столовой вела в помещение, которым пользовались чаще других, — в кухню. Пол кухни был покрыт черно-белой квадратной керамической плиткой с темно-зеленой каймой. Зеленый цвет присутствовал и на дверях огромных холодильников Ашапа. Тот, что побольше, был сделан в американском стиле с двумя дверцами. Во втором морозился лед и охлаждались напитки. На кухне стояли шкафы от Boffi цвета бычьей крови. Идея поставить именно эти шкафы себе на кухню посетила Фредди, когда он жил в пентхаузе нью-йоркского отеля «Беркшир Плейс». К цвету бычьей крови Фредди был явно не равнодушен. Даже машина, на которой он ездил в Нью-Йорке, была именно такого цвета.

Робин Мур-Эд убедил Фредди использовать на всех рабочих поверхностях искусственный камень кориан. Поверьте мне, реклама не врет — это покрытие действительно невозможно повредить. Если вы случайно провели по нему хлебным ножом, то этот надрез легко устранялся путем снятия с покрытия одного слоя. В процессе зачистки цвет покрытия меняется от «белой ночи» к кремовому. А чтобы привести эти покрытия в порядок после года-двух эксплуатации, требовалась профессиональная обдирочная машина и шлифовальный станок.

В центре кухни находилась зона готовки. Хотя она и смотрелась почти как разделочный стол мясника на колесиках, на самом деле ее сделали с тем расчетом, чтобы держать там бутылки с вином. Здесь было четыре шкафа и два ящика, где хранилась вся необходимая кухонная утварь, ножи, лопатки, ложки и т. п. Под окном у дальней стены находилась большая сдвоенная раковина, под которой пристроилась посудомоечная машина. Кроме того, на кухне стояли четырехконфорочная плита, три духовки, аппарат для заморозки льда и микроволновка, которой Фредди так и не научился как следует пользоваться.

У одной из стен кухни располагалась зона для завтрака на шестерых человек. Вдоль стены располагалась банкетка, обтянутая зеленой кожей с кожаной окантовкой кремового — под цвет кухни — оттенка. Кроме того, вокруг стола, сделанного на заказ из светлой древесины твердых пород, стояло четыре бочкообразных табурета. В угол Фредди поставил массивный уэльсский буфет, где хранилась большая часть его огромной коллекции обеденных сервизов.

Рядом с кухней находилась подсобка, в которой разместились промышленная посудомоечная машина, барабанная сушилка и холодильник для напитков. Задняя дверь из подсобки вела к боковому выходу. Здесь Фредди устроил винный погреб. В погребе было относительно прохладно, что позволяло хранить в нем обширные запасы белого вина «St. Saphorin», привезенного Фредди из Монтре. Здесь также хватало места для хранения кошачьих консервов, помидоров и рождественских кексов с пудингами. На сушилке стоял гладильный пресс Elner. Эти большие прессы тогда только начали использовать. Они были размером с добрую половину гладильных установок из сериала «Тюремный блок Н». Кто бы ни пользовался этим прессом, его часто сравнивали с теми самыми австралийскими женщинами-заключенными из сериала. Что касается стирки, то обычно я собирал грязное белье, будь то простыни или одежда Фредди либо Джима, загружал его в стиральную машину, а потом сушил. По определенным дням к нам приходила Марджи Уинтер. Она гладила стираное белье, используя гладильный пресс и обычный паровой утюг. На глажку у Марджи уходило полдня. Все вещи стирались дома. Исключение составляли разве что большие скатерти, которые стелились на обеденный стол в столовой. Их отвозили к Дживсу на Кенсингтон-Хай-стрит. Хотя скатерти возвращались оттуда в отличном состоянии, Фредди, не терпевший складок, обычно отлавливал кого-нибудь, кто стоял без дела, и просил его отгладить выбранную скатерть: «О, ты все равно ничего не делаешь, так что вполне можешь отгладить эти складки!» Погладив белье, Марджи раскладывала его по ящикам и шкафам, каждую вещь на свое место. Если какой-нибудь одежде Фредди требовалась химическая чистка, я, разумеется, отправлял ее к Дживсу.

В доме было всего две двери, через которые кошки могли выходить наружу и возвращаться, — в подсобке и на кухне. В обеих дверях Джим Хаттон проделал специальные подвижные дверки для кошек.

Что касается охраны дома от незваных гостей, Фредди поставил минимум сигнализации. Он не выносил средства защиты в больших количествах не только потому, что у него создавалось ощущение какой-то тюрьмы, но и по той причине, что охранная сигнализация очень часто отказывалась включаться, из-за чего кому-то из нас приходилось задерживаться перед выходом из дома. Поскольку кошкам нельзя было находиться в комнатах, где были расставлены сигнальные датчики, каждый раз при включении сигнализации нам приходилось отыскивать всех кошек — начинался ритуал «кис-кис, где же ты». Кошки сгонялись со всего дома па кухню. Если после этого проверенного способа отлова одной кошки все же не хватало, заблудшее животное искали в саду, приманивая его коробкой с кормом. Блудная дочь перелезала через стену и попадала в руки ловца. Ее тут же отправляли в общую кошачью компанию.

Однако после смерти Фредди, возможно, из-за некоторых слишком ретивых охотников за сувенирами, охрану дома пришлось усилить настолько, что на территорию Гарден-Лодж теперь не пролетит незамеченным даже воробей.

Сад представлял собой настоящий оазис площадью треть акра, находившийся в самом центре одного из самых загрязненных и наводненных машинами районов Лондона. Сад окружали Эрлз-Курт-роуд, Уорвик-роуд, Кромвель-роуд и Хай-Кенсйнгтон-стрит. Но несмотря на пробки и шум дорожного движения, в Гарден-Лодж мы обрели тишину и покой.

Сад постоянно переделывался и тем самым отражал идею, которой по жизни руководствовался Фредди. Этот принцип предполагал постоянное созидание, подгонку и следовавшие за ними изменение и улучшение. Когда Фредди въехал в Гарден-Лодж, сад выглядел почти в классическом стиле эпохи короля Эдуарда: здесь была кирпичная беседка с колоннами, увитая глицинией, и нуждавшаяся в серьезном ремонте, большие газоны, по периметру обсаженные крупными кустарниками. А посередине этих газонов росли две прекрасные магнолии — одна у тропинки, а вторая рядом с углом Японской комнаты. Через какое-то время в саду на клумбе для роз появилась беседка из самих роз, глициния па аллее снова разрослась, кусты исчезли, зато появились пруды с рыбами и японские сады. В японском саду сделали две искусные маленькие беседки из зелени, одну из которых мы прозвали «навес над автобусной остановкой». Садовые работы создают просто невероятный беспорядок. Фредди нанял японского ландшафтного дизайнера, который долго лазал по карьерам в поисках подходящих камней. Эти камни прибыли в Гарден-Лодж вместе с громадным подъемным краном, с помощью которого их выгрузили из кузова грузовика, переместили через стену и поставили куда надо. Некоторые из этих камней весили больше тонны. Возни с японским садом было много, но если Фредди что-нибудь задумывал, то это стоило потраченного времени и усилий. В итоге у Фредди был свой кусочек столь любимой им Японии в его собственном маленьком уголке в Лондоне.

У южной стены были посажены липы, чтобы создать естественную изгородь. У западной стены росли два раскидистых платана, которые нужно было регулярно подстригать. А у западной стены разрослась жимолость. В конце концов она оплела и оранжерею.

С этой оранжереей возникла проблема. Фредди хотел построить ее напротив коттеджей, из которых состояли Логанские конюшни. Хотя Фредди являлся владельцем нижнего этажа этого соседнего здания, верхний его этаж принадлежал кому-то другому. Из гаража, размещавшегося на нижнем этаже, можно было выйти на участок Гарден-Лодж.

В общем, чтобы построить оранжерею, Фредди был вынужден ждать, когда другой владелец согласится продать верхний этаж. Желание Фредди иметь собственную оранжерею было непоколебимым, так что здесь он зависел от милости другого человека. Этот человек мог запросить любую цену, прекрасно зная, что Фредди будет вынужден согласиться. Спустя какое-то время хозяин верхнего этажа наконец-то сдался и продал его Фредди. Таким образом, у Фредди появилась еще одна постройка, которую он мог переделать по своему вкусу. И если мы думали, что Гарден-Лодж подвергся основательной переделке, то на самом деле это было ничто но сравнению с тем, что ждало дома № 5 и 6, то есть Логанские конюшни.

Следить за внутренней отделкой домов Фредди вновь пригласил Робина Мур-Эда. Между ними установились очень доверительные отношения. Дошло даже до того, что Робин, которого хотел нанять Дастин Хоффман, позвонил Фредди и спросил, можно ли актеру прийти к Фредди в гости и посмотреть на его, Робина, работу в Гарден-Лодж. Фредди тут же согласился оказать Робину эту услугу и пригласил на чай не только самого Дастина, но и его жену с детьми. Фредди попросил Дастина об одолжении, протянув актеру японскую доску для письма и фломастер. «Это ему на день рождения», — сказал Фредди, указывая на меня.

На открытке с праздничным тортом, украшенным свечами, Дастин написал «С днем рождения» и подписался «Дастин Хоффман», после чего отдал ее мне. К сожалению, открытка по-прежнему валяется среди каких-то моих памятных вещей на чердаке в Гарден-Лодж. Но вернемся к перестройке Конюшен. На нижнем этаже дома № 6 был гараж, тогда как верхний этаж этого дома и оба этажа дома № 5 были жилыми. Коттеджи были на удивление просторными. Фредди настоял патом, чтобы сохранить жилое пространство, но с учетом постройки оранжереи напротив внешней стены решил, что на нижнем этаже дома № 6 хочет сделать гостиную, через которую можно было бы проходить в оранжерею.

Для осуществления этого плана пришлось разрушить все внутренние перегородки в обоих коттеджах, чтобы в итоге перенести гараж на нижний этаж дома № 5.

У оранжереи, из-за которой и были затеяны все работы с коттеджами, сделали арочную двускатную крышу из гибкого оргстекла, а переднюю и боковые стены застеклили. Оранжерея была поделена на две части — в одной обедали, в другой отдыхали. Для растений выделили три зоны, плюс здесь было много места и для цветочных горшков. Оранжерея радовала своим разноцветьем круглый год; здесь росло множество экзотических растений, в том числе бугенвиллия, дурман и стреллиция, а также герани с яркими цветками, подобранные так, чтобы какая-нибудь из них обязательно всегда цвела. Еще в оранжерее росло лимонное дерево. Когда первое дерево погибло, по настоянию Фредди было куплено другое. Известно, что лимоны плохо приживаются даже в естественной для них среде. Мебель в оранжерее была из тростника, а диванные подушки были сделаны из красочной ткани в полоску, которую Фредди купил на Ибице.

Ибица напоминает мне об отпуске. Пожалуй, это удивительно, но Фредди никогда не отдыхал специально, разве что как раз на Ибице, одном из Балеарских островов, который он открыл для себя благодаря Роджеру Тейлору. У Тейлора был там дом. Фредди любил это место и, приезжая сюда, останавливался либо у Роджера, либо в отеле Тони Пайка, который находился в предгорье рядом с городом Сан-Антонио. У Пайка пьянеют не от легкого пива, а исключительно от шампанского! Обычно мы прилетали на остров на десятиместном частном самолете, который брали напрокат в компании Field Aviation в Хитроу. Нас собиралось не больше восьми человек, потому что оставшиеся два места всегда уходили под большое количество багажа. Даже уезжая на двухнедельный отдых, Фредди брал с собой половину своего гардероба. Просто так, па всякий случай. Я вспомнил одно не очень веселое происшествие. Как- то раз мы сели в самолет, в котором оказалось очень жарко. Поначалу никто не обратил внимания на эту ненормальную жару в салоне самолета. И лишь когда самолет начал выруливать на взлет, мы заметили, что из системы кондиционирования воздуха идет очень горячий воздух. Мы вернулись в Хитроу, где нам сообщили, что каким-то образом выхлопные газы частично попадали в трубы кондиционера! На починку ушло три часа — нам пришлось ждать. Если бы мы вылетели по расписанию, к моменту окончания ремонта мы бы уже плескались в бассейне в отеле у Пайка.

Нам было ни капельки не смешно.

Частым гостем на пикниках, которые устраивались на Ибице, был Грэм Гамильтон. Этого человека Фредди знал много лет. Вместе со своим партнером Гордоном Дальцилем Грэм Гамильтон создал фирму Factotum, где можно было нанять водителя для особой цели. Партнерам захотелось выделиться, и они не придумали ничего другого, как отгонять машины заказчиков на юг Франции, пока сами клиенты летели самолетом. Грэм прекрасно водил машину и был способен рассмешить Фредди. Обладая этими достоинствами, он знал, что Фредди обязательно попросит его вести «People Mover» — автобус, который он постоянно брал напрокат. Фредди решил, что будет проще возить всю компанию вместе, чем брать напрокат отдельные машины или вызывать такси. Как-то раз, во время очередного пребывания Фредди в отеле Пайка, 'Гони убедил Фредди прокатиться на своем катере. Топи хвастался, что его катер самый быстрый на всем острове. Мне кажется, что здесь не обошлось без Дейва Кларка, который тоже остановился тогда у Пайка. Конечно же, это был чистой воды эксперимент. Скорость шестьдесят миль в час привычна, когда едешь по дороге, но когда с той же скоростью несешься по воде, кажется, что это гораздо быстрее, чем на самом деле. Может, кто-нибудь мне и возразит, но не думаю, что Фредди умел плавать. Поэтому, похоже, на воде ему всегда было чуточку неуютно. Так было и на этот раз. Если мы стояли сзади, держась за перекладину, и ветер почти сносил нас с катера, то Фредди нашел себе более безопасное местечко, устроившись на удобных сиденьях спереди под защитой ветрового стекла. Когда катер стал на якорь у Форментерры и мы все ринулись в кристальной чистоты море, Фредди остался на борту.

Прогулка была подпорчена финалом, когда Тони Пайк выставил Фредди счет за катание на его катере, чего Фредди никак не ожидал, учитывая форму, в какой ему сделали приглашение испытать катер. Он думал, что Тонн хотел сделать ему приятное. Вот такие они, владельцы отелей. Стоило кому-нибудь из друзей Фредди поделиться с ним намерением остановиться у Пайка, Фредди говорил: «Там отлично, дорогуша. Чудесное место, но будь начеку, если он предложит тебе покататься на своем проклятом катере!»

Хотя Фредди обычно не таил на людей злобу, если его надували, пусть даже, казалось бы, по пустякам, он вел себя, как малыш-терьер, оказывавшийся перед огромной диванной подушкой: он не останавливался, пока не разрывал наконец подушку в клочья! У Фредди была склонность делать слона из того, что нам казалось мухой.

Фредди так любил отель Пайка, что даже устроил здесь «ту самую» известную вечеринку но случаю своего дня рождения. Он нанял самолет, на котором из Англии прилетели пятьдесят его друзей, чтобы присоединиться ко всем остальным тремстам гостям, собравшимся со всего света. Главным блюдом на этой гулянке была паэлья. Представляете, что значит приготовить паэлью для четырехсот человек? Стряпали ее на огромных сковородках и к тому же на открытом огне. Вообще огня на вечеринке было много. Из-за того что некоторые гости слишком активно размахивали руками, держа при этом сигарету, загорелись бумажные украшения, а с них пламя перекинулось на портьеры, висевшие на стене. Для тушения пожара использовали все, что было под рукой, — начиная от ведерок со льдом, воды и закапчивая шампанским. Мне кажется, лишь до четверти гостей дошло, что что-то стряслось. Остальные были слишком пьяны, чтобы что-нибудь заметить. В середине приема Фредди исчез, хотя это было на него непохоже. Он ушел в свою комнату с несколькими друзьями, предоставив остальным гостям возможность веселиться без него. Несмотря на то что Фредди осуждал людей, которые вели себя подобным образом, на этот раз гостей оказалось слишком много даже для него, а если подумать, то станет ясно, что он не мог знать все эти четыре сотни человек. Не мог же Фредди все время улыбаться — ему нужна была передышка.

Но вернемся к конюшням. Наверху сделали четыре спальни, три со смежной ванной, одну — с туалетом. Главная спальня и примыкавшая к ней ванная получились из трех первоначальных комнат, объединенных вместе. Фредди очень нравился мрамор, и он сделал эту ванную, похожую на свою собственную. Только вместо отделки мрамором панели у самой ванной и архитрав у дверей были расписаны под мрамор. В спальне сразу при входе была сделана гардеробная. Отделкой под мрамор занимался один из бой-френдов Мэри Остин, Пирс Камерон, от которого она впоследствии родила двоих детей.

Во второй спальне поклеили обои, которые Фредди уже давно приберегал для подходящего случая. Эти красно-коричневые обои с золотыми японскими узорами он купил в Японии, когда ездил туда за п