Моление духу умершего шамана у аларских бурят

(Из дневника)

Каждое лето перед наступлением сенокоса буряты Аларского ведомства совершают целыми улусами (одна деревня из ближайших родичей) поездки на горы для поклонения ду­хам древних шаманов на месте их погребения. Этих шаман­ских духов называют просто убугут'ами (старцы) или горны­ми старцами.

Таких «горных старцев» немного. В пределах Аларского ведомства всеобщим почитанием пользуется дух древнего ле­гендарного шамана Богдана, к месту погребения которого в определенные дни приезжают со всех ближайших улусов, и каждая улусная община поочередно приносит жертву духу шамана, испрашивая от него милостей и покровительства.

Лесистый холм, где похоронен Богдан, называют «Иматская высота» (Имаатынг Ёндёр); он находится от селения Аларь на север в 10-ти верстах.

14 июля 1922 г. буряты улуса Улзетуй собрались ехать на моление к Богдану. По рекомендации покойного П. П. Бага­рова (интеллигентный бурят из «почетных старцев», известен как исследователь бурятского быта), который принадлежал к тому же улусу, буряты разрешили мне ехать вместе с ними и присутствовать на молении.

Жители улуса Улзетуй официально хотя и ламаисты (есть и крещенные), но, тем не менее, продолжают исполнять свои древние шаманские обряды. Собрались ехать из 20-ти домов - мужчины, женщины и дети.

С собой везут тарасун (молочная водка), молоко «саган» (белое) в бутылках и в берестяных туясах и одну овцу, предназначенную для заклания.

У бурят жертвенное кропление совершается всегда коровьим молоком; кобылье не употребляют. (У якутов, наоборот, богам и чтимым святым подносится только лишь кумыс, перебродившее кобылье молоко).

Моление будет совершать улусный шаман Махошкеев, которого называют «тайлган боо» (тайлганский шамай) - шаман без посвящения. Он совершает общественное моление - тайлганы и просительные молебны к духам умерших шаманов. Проехав с версту по тайге и поднявшись на небольшой подъем, остановились у трех берез, выросших близ дороги, для совершения обряда «барнса». На березах висят синие и белые лоскутки материи. Очевидно, это место постоянных остановок.

Перед березами разожгли маленький костер. Тут же выло­жили в двух посудах «саган» - молочную пищу и тарасун. К березам подвязали ленточки из белой и синей материи и пучок конопли. Их называют «саба». Около жертвенной пищи, перед костром, воткнули в землю веточку березы, так назы­ваемое «туургэ»; перед ним садится один бурят, поджав под себя обе ноги. Это — традиционная молитвенная поза лица, являющегося представителем всего улуса. Во время молитвы сидящий поднимает правую ладонь вертикально, боком вперед, и перед своим лицом делает небольшие колебательные дви­жения. (Точно такие же молитвенные жесты у древних этрус­ков при сожжении покойника на терракот, дощечках из Цэрэ. См. Всемир. истор. под ред. д-ра Г. Гельмольта, т. 4, с. 324, а также в Эрмитаже фигуру молящегося грека). Так же мо­лятся все буряты-шаманисты при всех случаях, сидя и стоя или приседая на одно колено.

Шаман положил к огню пучок можжевельника и окуривает им жертвенную посуду и пищу. Это—освящает и очищает их. Затем, в одну плоскую деревянную чашу налили из молочной пищи, в другую, такую же, из тарасуна. Первую чашу берет сам, а другую дает одному старику. Оба становятся лицом к востоку. У шамана на левой руке пучок можжевельника, на правой—чаша с молочной жижей. Ш. читает молитву, оканчивая каждое отдельное обращение восклицанием — " сээк". Его помощник повторяет тот же возглас.

Восклицание сопровождается кроплением жертвенной пищи вперед. Снова подливают в чаши, читает молитву и брызжет до трех раз. Напоследок шаман и его товарищ свои жертвенные чаши высоко подбрасывают вперед с восклицанием «тюёрик». Наблюдают, как упала чаша, — прямо на дно или опрокинулась. Первое положение служит предзнаменованием счастья. В случае хорошего знамения с места, где упала чаша, вырывают зеленую травку, символ благодати, приносят и кладут ее около туургэ.

(Между прочим, сами буряты не понимают значения в клацания «тюёрнк», и в бурятском языке нет никаких производных слов от этого корня. По-видимому, это слово для них — иностранное, заимствованное от других племен. У якутов «тюёрэх» — жребий, гадание судьбы, тюёрэхтээ — гадай; бросай жребий (киданием какого-либо предмета). Не бурятского происхождения, наверное, и слово «сээк», широко распространенное у всех племен Алтая-Саянского нагорья).

Вслед за этим шаман и его помощник подходят к " туургэ убугун" (старик у щеточки березки, воткнутой в землю), который подливает в чаши из жертвенных напитков. Шаман из молочной жижи каплет на костер с бормотанием каких-то слов, затем обмакивает в жижу концы веток растущих берез и навешенных тряпиц. Его помощник брызжет на березы из своей чаши, затем дает пить сидящему у «туургэ» буряту, который, отведав, передает другим. (Сотрапеза с духами всех присутствующих или наиболее почетных лиц — один из основ­ных принципов развитого шаманизма. При этом, богам и ду­хам достаются крохи и капли, а львиную долю жертвенной пищи и напитков поглощают сами молящиеся, в первую оче­редь, конечно, жрецы-шаманы. Поэтому хронический алкого­лизм жреческого класса и сопряженные с ним проявления душевной болезни, вероятно, составляли одну из типичных осо­бенностей шаманского религиозного быта).

Делается вторая остановка около зимников в Куку-норе, на вершине холма, откуда открывается красивый вид на озе­ро и бурятские зимники. Остановились у опушки березовой рощи. Тоже раскладывают костер под развилистой березой. По словам бурят, здесь останавливался еще при жизни сам шаман Богдан. Здесь происходит поминовение и угощение «эжина», духа местности Куку-нор. Шаман, сняв шляпу, становится на колени, обратившись лицом на восток. Делает молитвенные жесты, а потом говорит молитву с брызганием по описанному выше порядку.

Обычно молятся шаман и одно лицо, которое заведует разливанием жертвенных напитков, представляя как бы лицо улуса. Остальные буряты к молитве относятся безучастно, не внимают и заняты громкими разговорами. Возлияние также совершается три раза с бросанием чаши и взятием травы, символа счастья.

Среди едущих бурят видно много пьяных, ибо тарасун начали пить с самого утра, соугощаясь с духами. Еще за час до выезда в улусе совершается особое угощение Хатов по случаю праздника. Каждое брызгание богам дает повод всем прикладываться к веселящему напитку. Видимо, смысл брызганий - не столько в угощении богов, сколько в отыскании приличного повода для ублажения самого себя.

Дальше дорога пролегает через улус Имат (зимник). По склонам холма видны около 25—30 домов, хорошие рубленки русского типа, крытые тесом в четыре ската. За зимником - подъем на высокий холм, весь поросший густым высоко­ствольным лесом. Это и есть «Иматская Высота», место обитания — «судал» — чтимого духа, шамана Богдана. По словам бурят, вчера у могилы шамана побывали со многих улусов. В виду того, что в это время всегда съезжаются к Богдану из многих улусов, приходится устанавливать очереди. И сегод­ня видны едущие отовсюду партии — одни в телегах, другие верхами. Попадаются и возвращающиеся из шаманской рощи.

К могиле ведет широкая торная дорога, хорошо утоптанная, м. б. за сотню лет, поклонниками знаменитого шамана.

Место моления на самой вершине холма. Среди высоких деревьев — небольшая открытая площадка. Повсюду видны следы кострищ, целые кучи пепла.

На месте мольбища стоит столб, высотой в 2 аршина, с небольшим выемом чуть пониже вершины. Это — «сэргэ» «убугута», т. е. столб, коновязь предка. Он увешан ленточка­ми из белой и синей материи. Впереди небольшой костер.

С левой стороны «сэргэ» стоит небольшой стол. Дальше, к востоку, в нескольких шагах торчит цельная шкура конного скота с головой, продетая на слегка наклоненный шест. Голова животного обращена на восток; шкура с ног снята с копытами. По словам бурят, это прошлогоднее жертвоприно­шение Богдану, называется «цзагыл».

Это и есть место общественных молений духу шамана. Взад и вперед снуют много бурят, стоит шум, гомон и пьяный галдеж.

Вновь прибывающие старые буряты около сэргэ, сняв шляпу, припадают на левое колено, выставляя правую ногу вперед и молятся, т. е., вынесши вперед на уровень лица правую руку, шевелят ею. По-видимому, что-то шепчут. Иными словами, умерший шаман и есть самое настоя щее божество, более реальное и понятное, чем какие-либо далекие тэнгрии.

Иные буряты подходят к коновязи шамана и отсыпают табак из трубки, угощают духа, другие втыкают и щель коновязи свежие веточки березы. На вершине «сэргэ» видны медные монетки, положены кусочки пихтовой коры и веточки можжевельника. Словом, каждый на свой лад выражает свое внимание и почтение к духу «предка». Тут же многие распивают тарасун, неизменно капая на костер.