Глава 1. Подземная Палата, Психиатрическая Лечебница Рэклифф, Оксфорд.

Подземная Палата, Психиатрическая Лечебница Рэклифф, Оксфорд.

Записи на стене говорят о том, что сейчас 14 Января. Я не уверена какой год. Я уже давно не уверена во многих вещах, но я задаюсь вопросом, а мои ли это записи, на которые я смотрю. Под датой изображение изящного ключика. Оно вырезано острым инструментом, скорее всего зеркалом. Я никак не смогла бы выцарапать изображение ключика. Зеркала внушают мне ужас. Тут такое называют Катоптрофобией (прим. пер. - Боязнь зеркал).
В отличие от рядовых пациентов психиатрической лечебницы, в моей комнате нет окон, посреди валяется матрас, в углу раковина и ведро, для того чтобы помочится..., ну или...поблевать.., когда нужно. Плитка на полу черно-белая, словно шахматная доска. Я никогда не наступаю на черные. Только на белые. Не уверена почему. Стены везде покрыты засаленным бледно-зеленым цветом. Иногда я думаю, быть может, это мозги предыдущих пациентов растеклись тут повсюду из-за шоковой терапии.
В психиатрической лечебнице Рэдклифф, так же известной как Больница Уорнерфорда, врачи облюбовали себе миленькое местечко для шоковой терапии. Они просто обожают наблюдать, как пациенты с выпученными глазами и дрожащими конечностями, умоляют избавить их от мучений током. Это наводит меня на мысль: кто же тут в самом деле сумасшедший.
Меня уже долго не отправляли на шоковую терапию. Доктор Том Тракл, мой лечащий врач, сказал, что этот курс лечения мне больше не нужен, особенно после того, как я перестала упоминать Страну Чудес. Он сказал мне, что я говорила о ней постоянно: опаснейшее место, в котором, по - моим словам, мне удалось побывать, в возрасте семи лет я пропала, когда за мной присматривала моя старшая сестра. Я не помню Страну Чудес, о которой они мне толкуют. Я даже не знаю почему я здесь. Мое самое последнее воспоминание начинается всего неделю назад. Все события до этого покрыты лиловым туманом.
В этой психушке у меня есть всего один друг. Это не доктор или какая-нибудь там медсестра. И он даже не человек. Он не умеет ненавидеть, завидовать, или тыкать в тебя пальцем. Мой друг -- оранжевый цветок, который я держу в горшочке: Тигровая Лилия без которой я не могу жить. Я храню его рядом с маленькой трещиной в стене, из которой проникает тонкий лучик света, правда всего на десять минут в день. Быть может, этого света недостаточно для роста растения, но моя Тигровая Лилия упрямая девочка.
Ежедневно я делюсь половиной дневной нормы воды со своим цветком. Как по мне, уж лучше изнывать от жажды, чем от безумия. Мой оранжевый цветок - моя личная отдушина, им я проверяю свой рассудок. Если я говорю с ним, и она не отвечает, я знаю, что галлюцинаций у меня нет. Если она начинает отвечать - начинает происходить всякий бред. Безумие одерживает верх. Должно быть, существует некая причина, по которой я здесь нахожусь. Но это не значит, что я вот так вот запросто соглашусь с такой судьбой.
- Алиса Плезанс Уандер. Ты готофа? - медсестра стучит электрошокером по моей стальной двери. Ее зовут Вальтруда Вагнер. Она -- немка. Все, что бы она ни говорила, звучит как угроза, и от нее пахнет сигаретами. Мои собратья по безумию зовут ее Наци (прим.пер. - Нацистка); раньше она убивала своих пациентов в Германии. - Отойди от твоя дферь. Я фходить, - предупреждает она.
От звука бряканья ее связки с ключами, мое сердце чаще бьется в груди. Поворот ключа, и я сглатываю комок в горле. Когда дверь открывается, все, о чем я думаю, это как задушить ее прежде, чем она начнет меня мучить. Печально, ведь ее шея слишком толстая, для моих ловких рук. Я мгновение пялюсь на ее почти-квадратную фигуру. Все в ней размера на четыре больше, чем у меня. Все за исключением ее ног, они такие же маленькие, как и у меня. Примите мои соболезнования, ножки.
- Время для твой десятиминутной прогулка наверху, - она приближается ко мне со смирительной рубашкой, на лице дьявольская ухмылка. Мне никогда не выбраться. Моя палата находится под землей, и я выхожу на прогулку в другую палату наверху, где остальные пациенты собираются попинать мяч.
Позади Вальтруды возвышается огромный мускулистый санитар. Томас Оджер. Он лысый, у него сердитое краснощекое лицо и серебряный зуб, которым он сверкает каждый раз, когда меня видит. Его бицепсы размером с мою голову. Мне с трудом верится, что когда-то он был маленьким беззащитным младенцем.
- Продевать свой руки в рукафа, - настаивает Вальтруда со своим немецким акцентом, сигарета зажата у нее меж губ. - Медленно и спокойно, Алиса, - она кивает на Надзирателя Оджера, на случай если я буду вести себя неподобающе.
Я подчиняюсь и, послушно протягивая руки, делаю все что она хочет. Вальтруда слегка поворачивает мою правую руку и смотрит на татуировку на руке. Это моя единственная татушка. Это витая надпись, которая издали напоминает широкий браслет или даже напульсник. Вальтруда испытывает необходимость прочесть ее вслух:
- Я не могу вернуться в прошлое, там я была совершенно другим человеком.
Я уже говорила, что сделала ее еще в те времена, когда верила в Страну Чудес.
- Та Алиса из Страна Чудес натворить дел в твоей голофа. - Она выдыхает сигаретный дым мне прямо в лицо и открыто насмехается надо мной.
Сейчас эта татушка и насмешки Вальтруды - наименьшие из моих проблем. Я позволяю ей связать себя, и, пока она это делает, закрываю глаза. Я воображаю, что сейчас шестнадцатый век, а я принцесса, что-то вроде счастливицы Золушки, которой затягивает корсет прокуренная служанка в сказочном замке, и я вот-вот встречу своего Прекрасного Принца. Эти образы всегда помогают мне дышать. Однажды я подумала, что меня спасает надежда, а вовсе не здравомыслие. Мне необходимо успокоится, прежде чем я осуществлю свой великий побег.