ГЛАВА 17. Было около полудня, и Кларк ушла уже несколько часов назад

УЭЛЛС

Было около полудня, и Кларк ушла уже несколько часов назад. Одна из девочек из Аркадии заметила ее в зарослях рано утром, и Уэллс кое-как сдержался, чтобы не побежать за ней. Боль от идеи оставить ее по собственной воле была равна боли от удара под дых. Но он должен был признать, что из всех людей в этом лагере одна Кларк знала, как позаботиться о себе. Он так же осознавал, насколько это сейчас важно — найти потерявшиеся медикаменты. Только вчера они вырыли новую могилу.

Он уже бродил фактически по кладбищу, которое было на противоположной стороне поляны. За последние несколько дней, Уэллс сделал немного деревянных меток, чтобы разместить их в середине каждой насыпи, это он помнил со старых фотографий. Он хотел вырезать еще имена на крестах, но знал имена только троих из пяти детей, спящих под землей, и это было бы неправильно оставлять остальных безликими.

Он вздрогнул и развернулся к могилам. Сначала похороны погибших были противны ему, но, казалось, не было больше никакой альтернативы. Мысль о сжигании тел была еще хуже. И хотя сам факт освобождения душ таким образом подразумевал, что их путь в космос был куда приятнее, все же было что-то обнадеживающие в сборе погибших вместе. Даже после смерти они не были одиноки.

Кроме того, как ни странно, приятно иметь место, которое можно посетить, чтобы сказать вещи, которые не смог рассказать людям раньше. Он увидел кого-то, возможно девушку из Уолдена, которая мелькнула между деревьев, собрала упавшие ветки и положила их вдоль деревянных меток. Вечером стручки все еще светились жизнью, бросая мягкий свет на кладбище, давая ему почти неземную красоту. Было бы хорошо иметь такое место где-то на корабле, где он, каким бы странным это не казалось, мог бы разговаривать со своей матерью.

Уэллс взглянул на темнеющее небо. Он понятия не имел, что делать, когда Колония потеряла контакт с кораблем, когда он разбился, но он надеялся, что мониторы браслетов все еще передают данные об их составе крови и ЧСС (частота сердечных сокращений). Они должны собрать достаточно информации, чтобы доказать, что Земля безопасна, и, несомненно, чтобы в ближайшее время начали отправлять группы людей вниз. На мгновение он позволил себе надеяться, что его отец и Гласс будут среди них.

— Что ты здесь делаешь?

Уэллс обернулся и увидел Октавию, которая медленно приближалась к нему. Ее лодыжка зажила довольно быстро, она почти не хромала.

— Не знаю. Наверное, выражаю свое почтение. — он указал на могилы. — Но я уже собирался уходить. — добавил он быстро, посмотрев, как она перекидывает свои темные волосы через плечо. — Сейчас мой черед побывать в воде.

— Я пойду с тобой. — Октавия улыбнулась, и Уэллс неловко отвернулся. Длинные ресницы, которые делали ее взгляд таким невинным, когда она спала в палатке-лазарете, теперь давали дикий блеск ее огромным голубым глазам.

— Ты уверена, что это хорошая идея, с твоей-то лодыжкой? Это долгая прогулка.

— Я в порядке. — ее голос был полон игривого раздражения, когда она попыталась поспеть за ним. — Ты выглядишь очень мило, когда беспокоишься. Знаешь… — продолжала она, увеличивая темп бега, чтобы нагнать Уэллса, который даже сам не заметил, как ускорил свой шаг. — Это забавно, что все зависит от слов Грэма. Ты ведь знаешь намного больше, чем он.

Уэллс схватил один из пустых кувшином рядом с поставленной палаткой и вернулся в лес. Они не обнаружили воду рядом с лагерем, поэтому каждый, достаточно сильный, чтобы выдержать полный контейнер, шел по очереди за водой. По крайней мере, они должны были идти по очереди. Он не видел Грэма целыми днями.

Октавия остановилась, как только Уэллс переступил через линию деревьев.

— Ты идешь? — спросил он, бросив взгляд через плечо.

Она наклонила голову назад, и ее глаза расширились, когда она посмотрела на темные очертания деревьев в сумерках.

— Я иду. — ее голос затих, когда она метнулась в сторону Уэллса. — Я еще не была в лесу.

Уэллс смягчился. Даже он, кто потратил большую часть своей жизни на мечты о поездке на Землю, порой находил что-то жутковатое на просторах: незнакомые звуки, осознание, что может скрываться за светом костра. И у него было время на подготовку. Он не мог представить, как это было для других, кого забрали из камер и толкнули на корабль, прежде чем они успели осознать, что происходит, что их отправляют на неизвестную планету, которая никогда не была больше пустого слова.

— Осторожно. — сказал он, указывая на переплетенные корни, скрытые фиолетовыми листьями. — Здесь земля становится очень неравномерной.

Уэллс взял маленькую руку Октавии и помог ей перелезть через упавшее дерево. Было странно думать, что что-то без пульса может умереть, но сырая, слоистая кора выглядела несомненно, как труп.

— Так это правда? — спросила Октавия, как только они начали спускаться по склону, который вел к реке. — Значит, ты действительно сам заключил себя, чтобы полететь с Кларк?

— Я полагаю, да.

Она с тоской вздохнула.

— Это самая романтичная вещь, которую я когда-либо слышала.

Уэллс подарил ей кривую улыбку.

— Поверь мне, это не так.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Октавия, склонив голову набок. В тени леса, она была похожа на ребенка.

Уэллс отвернулся, потому что не мог смотреть ей в глаза. Он задался вопросом, что бы сказала Октавия, узнай она правду.

Он не был храбрым рыцарем, который пришел, чтобы спасти принцессу. Он был причиной, из-за которой ее бросили в тюрьму.

Уэллс взглянул на свой браслет в четырнадцатый раз с тех пор, как он сел две минуты назад. Сообщение, которое Кларк отправила ему в тот день чуть раньше, звучало безумно. Да и вела она себя странно в последние две недели. Уэллс редко видел девушку, и в те короткие минуты, когда ему удавалось ее поймать, она была полна беспокойной энергии.

Он не мог не волноваться о том, что она собиралась порвать с ним. Единственной вещью, которая не позволяла беспокойству прожечь дыру в его желудке, была надежда на то, что, возможно, она бы не выбрала библиотеку, чтобы бросить его. Это было бы жестоко, использовать для этого место, которое они оба любили больше всего. Кларк не поступила бы так с ним.

Он услышал шаги и поднялся на ноги в тот момент, когда свет снова мигнул. Уэллс так долго находился здесь, что библиотека забыла о его существовании и отключила освещение, заменив его на тусклый аварийный свет. Появилась Кларк, все еще одетая в медицинский халат. Обычно это вызывало у него улыбку: Уэллсу нравилось, что эта девушка не тратит время на прихорашивания, как большинство девчонок на Фениксе. Но голубой топ и брюки сидели на ней слишком свободно и под глазами чернели круги от усталости.

— Привет. — сказал он, делая шаг вперед, чтобы поцеловать ее в знак приветствия. Она не отошла, но и не поцеловала его. — Ты в порядке? — спросил он, хотя он очень хорошо знал, что она не была в порядке.

— Уэллс. — сказала она, ее голос сорвался. Она сморгнула слезы. Его глаза расширились в тревоге. Кларк никогда не плакала.

— Эй. — пробормотал он и приобнял ее, чтобы отвести ее к дивану. Ее ноги, казалось, прогибались под ней. — Все будет хорошо, я обещаю. Просто скажи мне, что происходит.

Она смотрела на него, и он мог видеть, как ее желание довериться ему сражалось со страхом.

— Мне нужно, чтобы ты пообещал мне, что никому ничего не расскажешь.

Он кивнул.

— Конечно.

— Я серьезно. Это не сплетни. Это действительно вопрос жизни и смерти.

Уэллс сжал ее руку.

— Кларк, ты же знаешь, что можешь рассказать мне все, что угодно.

— Я выяснила… — она вздохнула, закрыла свои глаза на миг и потом начала снова. — Ты знаешь про радиационное исследование моих родителей?

Он кивнул. Ее родители возглавляли крупное исследование, которое позволяло определить: будет ли когда-нибудь безопасно для людей вернуться на Землю. Каждый раз, когда его отец говорил о Земной миссии, Уэллс думал об этом, как об отдаленной возможности, больше о надежде, чем о реальном плане. Но он знал, как важна работа Гриффинов для канцлера и для всего сообщества. — Они проводят испытания на людях. — мягко сказала Кларк. — дрожь пробежала по позвоночнику Уэллса, но он ничего не сказал, только крепко сжал ее руку. — Они экспериментируют на детях. — сказала наконец шепотом Кларк.

Ее голос прозвучал глухо, как будто мысль вращалась у нее в голове слишком долго и больше не имела никакого смысла.

— На каких детях? — он спросил, начиная осознавать.

— Незарегистрированных. — сказала Кларк, и ее глаза, полные слез, излучали злость. — Дети из детских домов, чьих родителей казнили из-за закона населения. — он мог слышать несказанную правду. Людей, которых убил твой отец.

— Они такие молодые… — голос Кларк затих. Она откинулась назад и, казалось, сжалась, как будто правда забрала какую-то ее с собой.

Уэллс обнял ее, но вместо того, чтобы отпрянуть, как делала она каждый день в течение последних нескольких недель, она наклонилась к нему и положила голову ему на плечо.

— Они все больны. — он чувствовал, как ее слезы просачиваются сквозь рубашку. — Некоторые из них уже умерли.

— Мне так жаль, Кларк. — пробормотал он, пока искал какие-нибудь слова, чтобы заставить ее боль уйти. — Я уверен, что твои родители делают все, что нужно, чтобы удостовериться… — он сделал паузу. Не было таких слов, которые бы утешили ее. Он должен был сделать что-то, чтобы остановить это прежде, чем вина и ужас уничтожат ее. — Что я могу сделать? — спросил он, восстановив голос.

Она вскочила и уставилась на него, в ее глазах явно читался ужас.

— Ничего. — она сказала с такой решимостью, что это застало его врасплох. — Ты должен пообещать мне, что ты ничего не будешь делать. Мои родители взяли с меня клятву, что я никому ничего не расскажу. Они не хотели делать это, Уэллс. Это был не их выбор. Вице-канцлер Родос заставляет их. Он угрожал им. — она схватила Уэллса за руки. — Обещай мне, что ты ничего никому не расскажешь. Я просто… — она закусила губу. — Я просто не могла скрывать это от тебя. Я должна была сказать кому-то.

— Я обещаю. — сказал он, хотя его трясло от ярости. Скользкий ублюдок не захотел пойти против Канцлера. Он думал о своем отце, человеке, который имел несокрушимое осознание правильного и неправильного. Его отец никогда бы не одобрил испытания на людях. Он должен положить этому конец немедленно.

Кларк уставилась на него, всматриваясь ему в глаза, а затем подарила ему небольшую, дрожащую улыбку, которая исчезла так же быстро, как и появилась.

— Спасибо.

Она вернула голову на грудь Уэллса, и он обнял ее.

— Я люблю тебя. — прошептал он.

Через час после того, как он пришел к Кларк домой, он ходил вдоль смотровой площадки. Ему нужно было что-то сделать. Если не изменить что-то в ближайшее время, то вина уничтожит ее, а он будет стоять и смотреть на это.

Уэллс никогда прежде не нарушал обещаний. Это то, что ему внушал его отец с раннего возраста — лидер никогда не отказывается от своих слов. Но потом он подумал о слезах Кларк и понял, что у него нет выбора.

Он повернулся и пошел в кабинету своего отца.

Они наполнили кувшин и начали возвращаться в лагерь. Уэллс заставил Октавию перестать спрашивать о Кларк, давая односложные ответы, но теперь она шла угрюмо и он чувствовал себя виноватым. Она была милой девушкой, и он знал, что она не имела в виду ничего плохого. Как она оказалась здесь?

— Итак, — сказал Уэллс, нарушая тишину. — Что ты действительно можешь сделать, чтобы покончить с тюремным заключением?

Октавия посмотрела на него с удивлением.

— Разве ты не слышал, что мой брат говорил об этом? — она подарила ему натянутую улыбку. — Он любит рассказывать людям, как я была поймана за кражей продуктов питания для детей в центре помощи…Самых маленьких запугивали, что им не достанется паек…и монстры на Совете заключили меня, не моргнув глазом.

Что-то в голосе Октавии заставило его остановиться.

— Все действительно так произошло?

— Какое это имеет значение? — спросила она с усталостью, которая вдруг сделала ее старше четырнадцати лет. — Мы все будем думать о том, о чем хотим. Если Беллами хочет верить в эту историю, я не собираюсь его останавливать.

Уэллс остановился, чтобы поправить тяжелый кувшин воды. Почему-то они оказались в другой части леса. Деревья росли ближе друг к другу здесь, и он мог видеть достаточно далеко вперед, чтобы понять, что они ушли довольно далеко.

— Мы потерялись? — Октавия посмотрела по сторонам, и даже при тусклом освещении он мог видеть панику, промелькнувшую на ее лице.

— Мы будем в порядке. Мне просто нужно… — его остановил звук, раздавшийся в воздухе.

— Что это было? — спросила Октавия. — Мы…

Уэллс прервал ее шиком и сделал шаг вперед. Было слышно, как треснула ветка, а это означало, что что-то движется только за деревьями. Он отругал себя за то, что не взял оружие. Было бы хорошо принести с собой добычу, показать Беллами, что он не единственный, кто умеет охотиться. Звук повторился снова, и разочарование Уэллса сменилось страхом. Забудь о ловле ужина…Если он не будет осторожен, то он и Октавия станут ужином сами.

Он собирался схватить ее за руку и убежать, но что-то привлекло его внимание. Блеск красноватого золота. Уэллс опустил кувшин с водой и сделал несколько шагов вперед.

— Стой здесь. — прошептал он Октавии.

Впереди он увидел открытое пространство между деревьями. Какая-то поляна. Он собирался прокричать имя, застывшее на его губах, но он остановился и замер.

Кларк стоял на траве, обнимаясь не с кем иным, как с Беллами. Когда она коснулась своими губами губ этого парня с Уолдена, ярость пронзила Уэллса, заставляя его сердце биться чаще.

Ему все-таки удалось отвести взгляд и отступить назад в лес, прежде чем волна тошноты подступила к горлу, а голова закружилась. Он попытался сохранить равновесия, ему не хватало воздуха, он задыхался. Девушка, ради которой он рисковал жизнью, защищая ее, не просто целовала кого-то другого…Она целовала парня, который, возможно, пытался убить его отца.

— Вау. — раздался голос Октавии рядом с ним. — Их прогулка выглядит намного веселее, чем наша.

Но Уэллс уже развернулся и начал пятится в другом направлении. Он смутно понимал, что Октавия бросилась за ним, спрашивая что-то об аптечке, но ее голос заглушали беспрерывные пульсации в его голове. Ему было наплевать, что они не нашли лекарства. Там все равно не было медикаментов, способных склеить разбитое сердце.