Журчание речи вместо заикания

Task 1. Render the text into English.

Task 2. Write a summary of the text in English.

Мне потребовалось очень много времени, чтобы решиться написать эту книгу о заикании. И на это были серьезные причины. И первая – это то, что я родилась в семье педагогов, и с самого раннего детства мне было понятно, что когда свирепствуют «учительские инстинкты», лучше затаиться в укромном месте.

Даже когда моё заикание ушло, и я почувствовала потребность рассказать о том, как развивались события, предшествующие этому, я уперлась в другую проблему. Всё, что я излагала, звучало слишком назидательно. И даже утверждения типа «меня вылечило выполнение того-то, того-то и того-то... и ты тоже можешь вылечиться, если ты будешь делать то, что я тебе говорю» звучали сухо и бестолково, примерно как слова «мои родители прожили в счастливом браке 60 лет и имели 12 детей, так что если у тебя 12 детей, то ты также будешь счастлив в браке»

И вот что я решила сделать: я решила просто рассказать вам, что происходило со мной, сам процесс происходящего и предложить мое собственное объяснение этих событий. Сделать это настолько честно и открыто, насколько я смогу, чтоб вам самим можно было собрать всё воедино и сравнить с собственными выводами и заключениями.

Если мои наблюдения не подтвердят ваши, то, как говорят, верьте глазам своим. И кто знает? Да, никто не может абсолютно точно указать что есть истина. Но есть такая неуловимая вещь, которую называют «вселенская общность», и мои наблюдения могут оказаться полезны лично кому-то из нас, пользующихся нашими собственными глазами чтобы видеть, собственными ушами, чтобы слышать и собственными сердцами, чтобы понимать.

Казалось, что ничего из того, что я видела сама, не совпадало с тем, что говорили специалисты. Это приводило меня в отчаяние. Мое заикание не было таким уж сильным до того момента, пока учительница математики не взяла себе в обязанность упорно обращать на него мое внимание. За год в ее классе я изменилась от маленькой девочки, которая з-з-з-з-з-заикалась время от времени, до маленькой девочки с тяжелыми ступорами примерно в 90% произносимых ею слов.

Специалисты, похоже, заключили, что для речевых нарушений важно начать лечение на ранней стадии, полагая, что заикание обусловлено либо механическими трудностями, либо генетикой, либо слабым дыханием, и не один серьезный логопед говорил моим родителям, что наука нашла обусловленность заикания повреждениями головного мозга. Обычный здравый смысл, однако, возобладал, поскольку я (также, как и другие дети, лечившиеся в той же речевой клинике вместе со мной) знала, что мы не заикаемся, когда остаемся наедине с собой, или когда разговариваем друг с другом, или когда говорим хором, или поем, или шепчем, или разговариваем с детьми или с животными (если взрослые далеко и не слышат). Даже мы, совсем еще маленькие, понимали, что это значило. Даже если взрослые и не понимали.

Так что даже несмотря на то, что мой опыт не совпадал с тем, что говорили специалисты, я, которая не сделала ни одного телефонного звонка, ни одного до 33-летнего возраста, в конце концов сделала для себя так, что вдруг оказалась в состоянии говорить по телефону 24 часа в сутки 7 дней в неделю. И ещё: я терпеливо записывала мои наблюдения за тем, что происходило, и примерно через три месяца это привело меня к тому, что я перестала думать о речи, больше не наблюдаю и ничего не записываю по сей день.

(Рут Мид. Речь – это река. – Upper Saddle River, NJ: Prentice Hall, 1997. – 154 с.)

TEXT 6