Новое тысячелетие 1 страница

Таких моментов некоторые ждут всю свою жизнь. [5]

К двухтысячному году Кейти редко удавалось остановиться посреди хаоса каждодневной жизни, чтобы задать себе вопрос, куда же улетают годы. Раздумья и размышления, как и возможность расслабиться, стали понятиями из другой, прошлой жизни. Дорогой, по которой не удалось пойти, как говорят в таких случаях. У женщины с тремя детьми — девочкой десяти лет, стремительно приближающейся к пубертатному периоду, и двумя мальчиками, которым нет еще двух, — просто не оставалось времени, чтобы думать о себе, а большая разница в возрасте между ее детьми привела к тому, что у нее были как бы две разные семьи. Теперь Кейт понимала, почему женщины стараются рожать детей одного за другим. После долгого перерыва приходится погружаться в заботы заново.

Дни ее были наполнены мелкими заботами. И это удивительно солнечное утро в марте не стало исключением. Работа по дому копилась, одно наслаивалось на другое, пока Кейт не обнаружила, что, хотя только что еще было раннее утро, сейчас солнце уже садится. Самое ужасное было то, что ей никак не удавалось выполнить все дела идеально, и при этом не оставалось ни одной свободной минуты для себя. Такова жизнь домохозяйки с детьми: гонки без финиша. Именно об этом говорили они с Джонни на стоянке, ожидая Мару из школы. Об этом и о разводе. В последнее время казалось, что с каждым месяцем все больше обнажается покрытый трещинами фундамент их выглядящего таким прочным брака.

Но сегодняшний день был не совсем обычным в длинной веренице похожих один на другой дней. Сегодня Талли прибывала в Сиэтл с рекламным турне.

Они не видели друг друга миллион лет, и Кейт сгорала от нетерпения. Ей просто необходимо было общество подруги.

Кейт торопилась закончить дела из своего списка. Она отвезла Мару в школу, провела кучу времени в супермаркете «Сэйфвэй», затем накупила себе в «Райт Эйд» кучу косметики, успела в библиотеку вовремя и смогла просидеть над книгой целый час, забрала из химчистки вещи Джонни, уложила мальчишек спать, сделала уборку.

К двум тридцати, когда Кейт подъехала к школе, она валилась с ног от усталости.

— Тетя Талли будет у нас ночевать, мам? — спросила Мара, втискиваясь на заднее сиденье, где в двух огромных креслах восседали ее братья.

— Да, дорогая.

— И ты сегодня накрасишься?

Кейт не смогла сдержать улыбки. Она до сих пор не понимала, как это получилось, но ей, похоже, удалось вырастить маленькую королеву красоты. Кейт с удивлением наблюдала, как ее десятилетняя дочь листает журналы моды для подростков и запоминает имена дизайнеров. А попытки купить одежду для школы оборачивались настоящим кошмаром. Если Маре не удавалось найти именно то, что она себе наметила, девочка чуть ли не впадала в ярость. Кейт не сомневалась, что про себя Мара оценивала внешний вид матери и чаще всего она оставалась недовольна увиденным.

— Разумеется, накрашусь, — ответила она на вопрос Мары. — И еще завью волосы. Как тебе такая идея?

— А мне можно накрасить губы блеском? Только один раз. Все девочки…

— Нет, — твердо ответила Кейт. — Мы ведь уже обсуждали это. Ты пока слишком мала, чтобы краситься.

Мара упрямо сложила на груди руки.

— Но я не ребенок!

— Но еще и не подросток, — возразила Кейт. — Поверь мне, у тебя еще будет для этого достаточно времени.

Мара выскочила из машины и побежала в дом, прежде чем Кейти успела попросить ее захватить с собой что-нибудь из вещей.

— Спасибо за помощь, — пробормотала она, по очереди доставая сыновей из машины. Лукас и Уильям были активными и непослушными мальчишками и поодиночке, но вместе они были подобны торнадо.

Следующие несколько часов Кейт занималась домашними делами, а потом расставляла по дому вазы с цветами и ароматизированные свечи — повыше, чтобы не достали мальчики, тщательно наводила порядок в комнате для гостей, на случай если Талли решит, что у нее есть время остаться. Затем, когда в духовке уже готовилось жаркое, вместе с бродящими за ней сыновьями она поднялась наверх, чтобы привести себя в порядок. Проходя мимо комнаты Мары, она услышала звуки, красноречиво свидетельствующие о том, что ее дочь достает из шкафа и примеряет наряды.

Улыбнувшись, Кейт вошла в свою комнату, посадила малышей в манеж и, несмотря на их возмущенные крики, отправилась в душ. Закончив сушить волосы и стараясь не замечать отросшие темные корни, она вышла из ванной.

— Как у вас дела, ребята?

Лукас и Уильям сидели бок о бок, вытянув перед собой пухлые голые ножки, и о чем-то беседовали друг с другом на своем языке.

— Отлично, — сказала Кейт, потрепав их по пути по волосам.

Зайдя в гардеробную, она тяжело вздохнула. Все, что висело у нее в шкафу, либо давно вышло из моды, либо было ей мало. Она все еще не сбросила лишний вес после рождения малышей. Мальчишки превратили ее живот в купол стадиона «Кингдоум», от такого быстро не избавишься.

Наверное, помогли бы упражнения, и Кейт отчаянно жалела сейчас, что не смогла найти для них место в своем графике этой зимой. А теперь поздно.

Она выбрала свои любимые джинсы «Левайс» и черный ангорский свитер, который Джонни подарил ей несколько лет назад, когда вернулся на телестудию. Это была ее единственная дизайнерская одежда.

— Пойдемте, мальчики, — сказала Кейт, с удивительной легкостью поднимая сынишек из манежа и усаживая по одному на каждое бедро.

Кейт отнесла их в спальню, сменила памперсы и надела на обоих морские костюмчики, которые прислала им ко дню рождения Талли. Затем, поскольку ждать, пока они спустятся вниз по лестнице самостоятельно, было слишком долго, Кейт сама отнесла малышей вниз и поставила мультик про Винни-Пуха. Если повезет, ей удастся выиграть двадцать минут.

Закрыв детей специальной загородкой, Кейт прошла на кухню и начала накрывать на стол. Как всегда, во время работы она наблюдала краем глаза за малышами.

— Мам! — послышался крик Мары. — Они уже здесь!

Девочка пулей пронеслась по лестнице, перепрыгнула через загородку для малышей, подбежала к окну и прижала к стеклу свой маленький носик.

Кейт подошла к дочери и раздвинула занавески. Лучи уличных фонарей прорезали тьму. Первой подъехала машина Джонни. Прямо за ней по длинной подъездной дорожке, обсаженной по обе стороны деревьями, следовал черный лимузин. Обе машины остановились перед гаражом.

— Вау! — воскликнула Мара.

Из лимузина вышел шофер в форме и подошел к задней дверце, чтобы открыть ее.

Талли появилась из машины так величественно, словно знала, что это был ее выход, как на сцене.

На ней были дизайнерские джинсы, сидевшие на бедрах, отглаженная до хруста белая рубашка в мужском стиле и синий блейзер. Талли была воплощением элегантного делового шика. Ее прическа была сделана, наверное, у лучшего парикмахера на Манхэттене. Великолепные рыжевато-русые волосы блестели в свете фонаря.

— Вау! — снова произнесла Мара.

Кейт машинально попыталась втянуть живот. Неужели ей придется прибегнуть к липосакции…

Джонни вышел из своей машины и подошел к Талли. Они стояли рядом, касаясь друг друга плечами. Смеясь над чем-то, сказанным водителем, Талли посмотрела снизу вверх на Джонни и прижала руку к его груди.

Они отлично смотрелись вместе — как две модели, сошедшие с обложки глянцевого журнала.

— Папе определенно нравится тетя Талли, — заметила Мара.

— Ну конечно, — пробормотала Кейт, но Мары с ней рядом уже не было.

Ее дочь, открыв дверь, бросилась к своей крестной, которая подхватила ее на руки и закружила.

Талли ворвалась в дом, как всегда, словно вихрь шума и света. Она крепко обняла Кейт, расцеловала Лукаса и Уильяма в пухлые щечки, вручила всем подарки и немедленно потребовала выпить.

Во время обеда она развлекала их, рассказывала истории о том, как летала в Париж освещать момент возможного компьютерного сбоя при наступлении двухтысячного года, и какая паника всему этому предшествовала, о последней церемонии вручения «Оскара» и о том, как роскошное платье приклеили к ее груди скотчем, но скотч подвел прямо на вечеринке во время прямого включения.

— Всех чуть удар не хватил, если вы понимаете, о чем я, — смеясь, сказала Талли.

Мара жадно впитывала каждое ее слово.

— А платье было от Армани? — спросила она.

Кейт чуть не лишилась дара речи, а Талли с смехом ответила:

— Да, Мара, от Армани. Я вижу, ты отлично знаешь модных дизайнеров. Я горжусь тобой.

— Я видела картинки в журнале. Там еще написали, что ты была одета лучше всех.

— Над этим приходится работать, — сообщила Талли. — Целая команда трудится над тем, чтобы я выглядела на все сто.

— Вау! — опять воскликнула Мара. — Вот это круто!

Исчерпав тему предпочтений знаменитостей в одежде, Талли переключилась на политику. Они с Джонни обсуждали до хрипоты скандал Клинтона с Левински и то, правильно ли его освещала пресса. Мара время от времени вклинивалась в паузы с вопросами о детях знаменитостей, которых Талли знала лично и о которых Кейт вообще ничего не слышала. Честно говоря, мальчики постоянно требовали ее внимания, и все силы уходили на то, чтобы держать их в узде. Кейт все время ждала момента, чтобы вставить в разговор хоть слово или реплику, но мальчишки совсем расшалились и стали кидаться друг в друга едой, и Кейт все время приходилось быть начеку.

Обед закончился, и Мара в жалкой попытке произвести впечатление на Талли, убрала со стола.

— Я помою посуду, — предложил Джонни. — Почему бы вам с Талли не завернуться в пледы и не посидеть на веранде?

— Ты — прекрасный принц, — заявила на это Талли. — Я приготовлю кувшинчик «Маргариты». Кейти, укладывай Уилла и Луи, встретимся снаружи через пятнадцать минут.

Кейт кивнула и понесла детишек наверх. Когда она переодела малышей в пижамки, умыла их и почитала немного на ночь, было уже около восьми.

Чувствуя себя совершенно вымотанной, Кейт спустилась вниз и увидела, что Мара сидит, свернувшись калачиком, на коленях у Талли.

Джонни обнял жену.

— «Маргарита» в блендере. Я сам отправлю Мару спать, — прошептал он ей на ухо.

— Я люблю тебя.

Джонни нежно похлопал ее пониже спины и повернулся к дочери.

— Я знаю. Пойдем, зайчоночек, пора спать.

— Ну, пааа… Можно мне еще немного? Я как раз рассказывала тете Талли про миссис Герман.

— Поднимайся наверх и надевай пижамку. Я приду через пять минут и почитаю тебе.

Мара крепко обняла Талли, поцеловала ее в щеку и подбежала к отцу и матери.

Небрежно чмокнув мать, девочка поднялась наверх.

А Талли подошла к Кейт:

— Я была очень терпеливой, хотя ты знаешь, что терпение — не моя сильная сторона, но теперь дети уложены, так что давай выкладывай.

— Что выкладывать?

— Ты выглядишь ужасно, — тихо сказала Талли. — Что не так?

— Это все гормоны или недосып. Мальчишки так меня выматывают… — Кейт сама рассмеялась над своим привычным списком оправданий. — А так все в порядке.

— Думаю, она не знает, что с ней не все в порядке, — сказал Джонни, обращаясь к Талли, словно Кейт здесь вообще не было.

— Как продвигается твое писательство? — спросила Талли.

— Отлично… — Кейт поморщилась.

— Она ничего не пишет, — тут же сдал жену Джонни, и Кейт готова была стукнуть его за это.

— Совсем ничего? — Талли трудно было в это поверить.

— Вот этого я точно сказать не могу, — пробурчал Джонни.

— Хватит говорить обо мне так, словно меня тут нет, — сказала Кейт. — У меня на руках десятилетняя королева мелодрамы, которая занимается всеми видами спорта на свете, ходит три раза в неделю на танцы, и список ее светских мероприятий больше, чем у героинь «Секса в большом городе». И не забудьте про двух близнецов, которые очень редко спят в одно и то же время и ломают все, к чему прикасаются. И как, по-вашему, я должна успевать все одновременно — готовить, стирать, делать уборку и еще и писать? — Кейт перевела взгляд с подруги на мужа. — Я знаю, что вы оба думаете. Все вокруг считают, что я обязательно должна найти время для себя, что мне, должно быть, нужно больше, чем просто быть матерью. Мне и нужно больше, черт побери. Я просто не знаю, как справиться со всеми делами, я и так едва успеваю вовремя забрать дочку из школы.

В паузе, наступившей после ее неожиданной вспышки, в камине громко треснуло полено.

Талли посмотрела на Джонни:

— Ну ты и осел!

— Что? — Джонни выглядел таким смущенным, что Кейт чуть было не рассмеялась.

— Так она убирается в доме и стирает твои шмотки? Что, трудно нанять для этого кого-нибудь?

— Но Кейти никогда не говорила, что ей требуется помощь.

До этого момента Кейт как будто сама не осознавала, до какой степени забита всеми домашними проблемами ее голова. Она вдруг почувствовала неожиданное облегчение и расслабилась.

— Вот, теперь говорю, — сказала она, обращаясь к мужу.

Джонни притянул ее к себе, поцеловал и сказал:

— Тебе было достаточно просто сказать…

Кейт ответила на его поцелуй и прижалась к мужу.

— Хватит обжиматься, — прервала их Талли, беря подругу за руку. — Сейчас нам нужно выпить. Джонни, тащи коктейль.

Кейт обняла подругу.

— Спасибо, Тал. Не знаю, почему мне в голову не пришло поговорить с Джонни и нанять помощницу.

— Ну а мне до чертиков нравится приказывать Джонни.

Она опустилась в плетеное кресло. Перед ними чуть поодаль виднелась серебристая полоса прибоя и доносился шелест волн.

Кейт присела рядом с Талли.

Джонни принес женщинам по коктейлю и вернулся в дом.

Подруги долго молчали, затем Талли сказала:

— Я говорю это, потому что люблю тебя, Кейти. Нельзя же так загонять себя! Тебе не обязательно ходить в каждый поход и на каждую распродажу домашней выпечки, тебе нужно личное время.

— Скажи мне лучше что-нибудь, чего я не знаю сама.

— Я читаю журналы и смотрю телевизор. Среди сидящих дома мамочек на сорок процентов больше вероятность…

— Нет, я действительно имела в виду то, что сказала. Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю. И желательно, чтобы это было что-нибудь смешное.

— Я не рассказывала тебе про Париж накануне миллениума? Я имею в виду не фейерверки. Там был один парень… бразилец…

В первый день июля двухтысячного года рядом с кроватью Талли, как всегда по будням, в три тридцать зазвонил будильник. Она со стоном нажала на кнопку, жалея о том, что не может проспать еще хотя бы десять минут, и уткнулась в плечо Гранта. Ей нравилось просыпаться рядом с ним, хотя она редко засыпала в его объятиях. Оба были слишком типичными одиночками даже для того, чтобы спать вместе. За годы их отношений, которые то прекращались, то возобновлялись, они объездили вместе весь мир, побывали на бессчетном количестве гламурных вечеринок и благотворительных мероприятий для VIP-персон. Пресса окрестила Гранта «иногда возникающим бойфрендом» Талли, и она считала, что этот ярлык вполне ему подходит. Но в последнее время она, кажется, начала думать иначе.

Грант проснулся и потрепал ее по руке.

— С добрым утром, любимая! — произнес он хриплым голосом, означавшим, что вечером Грант курил сигары.

— А это так и есть? — тихо спросила Талли, приподнимаясь на локте.

— Что именно?

Он удержался, чтобы не закатить глаза, но выражение лица красноречиво продемонстрировало его раздражение.

— Снова этот разговор? Тебе тридцать девять, я знаю, Талли. Но это не меняет наших отношений. Они хороши такими, какие есть, и не надо их разрушать, ладно?

Он вел себя так, словно Талли попросила на ней жениться или сделать ей ребенка. Но это было не так. Талли встала с кровати и направилась в ванную. Включив свет, она посмотрела на себя в зеркало.

— О боже!

Вид у нее был такой, словно Талли провела бурную бессонную ночь. Волосы, которые были сейчас подстрижены коротко, стояли торчком так, как могут себе позволить носить только Аннет Беннинг и Шарон Стоун, а мешки под глазами были каждый размером с рюкзак.

Больше никаких бессонных перелетов с Западного побережья!

Не тот у нее уже возраст, чтобы все выходные таскаться по вечеринкам в Лос-Анджелесе, а потом выйти в понедельник на работу в Сиэтле. Оставалось надеяться, что никто не сфотографировал вчера ее возвращение домой. С момента трагической смерти Джона Кеннеди-младшего папарацци буквально взбесились. Новости о знаменитостях — и псевдознаменитостях — стали прибыльным бизнесом.

Талли долго стояла под горячим душем, потом высушила волосы и надела дизайнерский спортивный костюм.

Когда она вышла из наполненной паром ванной, Грант уже ждал ее у двери. В костюме, который был на нем накануне вечером, с артистически растрепанными волосами, он выглядел чертовски привлекательным.

— Прогуляем работу? — спросила Талли, обнимая его за талию.

— Прости, любимая, но через несколько часов у меня самолет в Лондон. Надо повидаться с ребятами.

Талли кивнула. Грант всегда находил повод, чтобы уехать. Выйдя из квартиры Талли, они спустились на лифте вниз.

Возле двух черных машин, а Талли и Грант всегда ездили отдельно, припаркованных напротив друг друга на Сентрал-Парк-Вест, Талли поцеловала Гранта на прощание и посмотрела ему вслед.

Когда-то ей нравилось, как этот человек то появляется, то исчезает из ее жизни, всегда приезжая неожиданно и уезжая, прежде чем Талли успевала устать от него или влюбиться. Но последние несколько месяцев Талли вдруг стала чувствовать себя совершенно одинокой и с ним, и без него.

Шофер в форме протянул Талли двойной латте.

— Доброе утро, миз Харт.

Талли с благодарностью приняла кофе.

— Спасибо, Ганс, — сказала она, забираясь в машину.

Откинувшись на спинку сиденья, она старалась не думать ни о Гранте, ни о своей жизни. Талли бездумно смотрела через тонированное стекло на еще темные улицы Манхэттена. В это время суток город еще сладко спал и видел сны. И только самые крепкие духом уже были на ногах — сборщики мусора, пекари, почтальоны, развозящие почту.

Талли много лет считала это рутиной. Почти с первого дня в Нью-Йорке она просыпалась в три тридцать, чтобы успеть первой на работу. А успех только сделал ее долгие дни еще более длинными. С тех пор как ее переманили на Си-би-эс, к утренним эфирам прибавились дневные и вечерние встречи.

Слава, известность и деньги, казалось бы, могли позволить ей немного замедлить темп и получать больше удовольствия от своей успешной карьеры, но все вышло наоборот. Чем больше зарабатывала Талли, тем больше ей хотелось получать еще и тем больше она боялась потерять то, что имела, и от этого работала еще усерднее. Талли бралась за все дела, которые плыли к ней в руки: озвучивала документальный фильм о раке груди, вела новое игровое шоу и даже была в жюри на конкурсе «Мисс Вселенная». Еще она появлялась в качестве гостя в шоу Лено, Леттермана, Рози и других подобных передачах и даже выступала в качестве ведущей праздничных парадов. Талли бросила все силы на то, чтобы оставаться на пике популярности.

Когда ей было слегка за тридцать, жить в таком напряженном графике было несложно. Тогда она могла работать ночью, после чего, проспав несколько часов днем, идти на вечеринку, а потом, утром, выглядеть и чувствовать себя преотлично. Но по мере приближения сорокалетия Талли стала куда быстрее уставать, и вообще чувствовала, что она уже не в том возрасте, чтобы мчаться с одной работы на другую, причем на каблуках. Все чаще и чаще придя с работы домой, Талли сворачивалась калачиком на диване и звонила Кейт, или Марджи, или Эдне. Возможность появиться — и быть сфотографированной — на открытии модного клуба или на какой-нибудь премьере с красной дорожкой вдруг утратила для нее привлекательность. Вместо этого ей все чаще хотелось находиться рядом с людьми, которые знали ее по-настоящему и которым она была небезразлична.

Эдна часто повторяла ей, что это была часть той сделки, которую заключила Талли. Она пожертвовала всем в своей жизни ради успеха. «Но зачем нужен успех, — спросила Талли Эдну за выпивкой на прошлой неделе, — если тебе не с кем его разделить?»

Эдна просто покачала в ответ головой и сказала: «Вот потому-то это и называют жертвой. Нельзя иметь все сразу».

А если это именно то, что тебе нужно, — иметь все сразу?

Перед зданием Си-би-эс Талли подождала, пока шофер откроет дверцу, и вышла наружу, во все еще темное раннее утро. Она уже чувствовала поднимающиеся от асфальта испарения, предвещавшие жару. Невдалеке прогрохотал мусоровоз.

Талли поторопилась войти внутрь и, кивнув швейцару, направилась к лифту. Там, в гримерной, Талли уже поджидал ее спаситель. Одетый в чересчур обтягивающую красную футболку и не менее обтягивающие черные кожаные брюки, Тэнк, уперев одну руку в бок, покачал головой:

— Кто-то дерьмово выглядит этим утром.

— Ты слишком строг к себе, — съязвила Талли, опускаясь в кресло.

Она наняла Тэнка около пяти лет назад парикмахером и визажистом. И почти каждый день жалела о сделанном выборе.

Тэнк снял с головы Талли шарфик от «Гермеса» и темные очки.

— Ты ведь знаешь, как я люблю тебя, дорогая, но пора тебе перестать поджигать свечку с двух сторон. Да ты и похудела что-то.

— Заткнись и займись макияжем.

Тэнк, как всегда, начал с волос Талли. Работая, он не умолкал ни на минуту. Иногда они с Талли делились друг с другом сугубо личными вещами — таков уж был их бизнес. Время, проведенное вместе, создало почти интимную близость между ними, но в дружбу так и не переросло. Это были типично нью-йоркские отношения. Но сегодня Талли хотелось просто поболтать, не переходя на личности. Ей не хотелось показывать своему стилисту, что она чувствует себя последнее время не в своей тарелке. А то он ухватится за это и начнет опять учить ее жизни.

К пяти утра Талли выглядела на десять лет моложе.

— Ты — гений, — похвалила она Тэнка, выскальзывая из кресла.

— Если не изменишь свои привычки, мисс, тебе скоро понадобится хирург, а не гений макияжа.

— Спасибо на добром слове. — Талли одарила его улыбкой, с которой обычно смотрела в камеру, и поспешила уйти, прежде чем услышит еще какую-нибудь гадость.

В студии она смотрела прямо в камеру и улыбалась. Здесь, в этом фальшивом мире, Талли Харт была безупречна. Она общалась легко и непринужденно, смеялась над шутками гостей и других ведущих и заставляла каждого, кто ее видел, чувствовать себя так, словно она могла бы стать их другом. Талли точно знала: никто во всей Америке не догадывается, как она чувствует себя на самом деле. Никто не представляет себе, что Таллула Харт может хотеть больше, чем у нее есть.

От похода по магазинам с близнецами и Марой у Кейт всегда потом болела голова. После посещения «Сэйфвэй», книжного, аптеки, магазина тканей она совершенно выбилась из сил, а ведь не было еще и трех часов. Всю дорогу до дома близнецы хныкали, а Мара дулась. В десять лет их дочь решила, что она достаточно взрослая, чтобы ехать на заднем сиденье с малышней, и теперь при каждой поездке устраивала скандал. Она явно рассчитывала взять мать измором.

— Прекрати спорить со мной, Мара, — наверное, в десятый раз, с тех пор как они вышли из магазина, сказала Кейт.

— Я не спорю, я объясняю. Эмили сажают на переднее сиденье, и Рэйчел тоже. Ты — единственная мама, которая…

Кейт въехала в гараж и нажала на тормоза так сильно, что пакеты с покупками упали с сиденья. Впрочем, оно того стоило, потому что Мара вдруг замолчала.

— Помоги мне отнести покупки наверх, — попросила Кейт.

Мара со злостью схватила один пакет. Прежде чем Кейт успела ее отчитать, в гараже появился Джонни и забрал сумки. Кейт и мальчики последовали за ним в дом.

Телевизор, как всегда, был включен, по мнению Кейт, слишком громко и настроен на Си-эн-эн.

— Я уложу мальчишек, — сказал Джонни, поставив пакеты с покупками на кухонный стол. — А потом у меня будут для тебя хорошие новости.

Кейт одарила мужа усталой улыбкой.

— Вот это не повредило бы. Спасибо.

Полчаса спустя Джонни спустился вниз. Кейт за столом в столовой раскладывала на ткани выкройку очередного костюма для танцев.

Девять уже сшито, осталось три.

— Я — идиотка, — сказала Кейт, обращаясь скорее к самой себе, чем к Джонни. — В следующий раз, когда они будут спрашивать про волонтеров, я ни за что не подниму руку.

Джонни подошел сзади, поднял жену на ноги и развернул к себе.

— Ты говоришь так каждый раз.

— Ну так я же сказала: я — идиотка. Но где же твоя хорошая новость? Ты сам приготовишь обед?

— Звонила Талли.

— И это хорошая новость? Она звонит каждое воскресенье.

— Она приедет на выступление Мары и хочет устроить для своей крестницы вечеринку-сюрприз.

Кейт высвободилась из его рук.

— Но ты не улыбаешься, — удивился Джонни.

Прилив гнева, который она испытала, удивил Кейти.

— Танцы — это единственное, что мы с Марой делаем вместе. И я собиралась устроить для нее вечеринку здесь.

— Я не знал.

Кейт видела, что муж хочет сказать что-то еще. Но Джонни успел сообразить, что этого не надо делать, сейчас явно было не время.

Кейт тяжело вздохнула — ей пришлось смириться. Она вела себя как эгоистка, и они с Джонни оба это понимали. Мара обожала свою крестную, и ей наверняка понравится вечеринка-сюрприз.

— Во сколько Талли будет здесь?

В день выступления Мара была такой нервной и возбужденной, что едва могла сдерживать эмоции. И вылилось это, как всегда, в замашки маленькой примадонны со склонностью к истерикам. Вот и сейчас девочка стояла возле стола, уперши руки в бока. На ней были выцветшие джинсы и розовый топ с надписью: «Снова ребенок», выложенной стразами. Между краем топа и поясом джинсов виднелся голый живот.

— И куда ты дела мои заколки с бабочками?

Согнувшаяся над швейной машинкой Кейт даже не подняла глаза.

— Они в ящике комода в твоей комнате. Наверху. И ты не выйдешь из дома в этом топе.

У Мары широко открылся рот.

— Но это был подарок на день рождения.

— Ну да, помню, но что делать, если у тети Талли нет мозгов.

— При чем тут тетя Талли?! Все сейчас так одеваются.

— Ты меня очень расстраиваешь, я не шучу. Пойди немедленно переоденься, у меня нет времени с тобой спорить.

Мара драматически вздохнула и побежала наверх.

Кейт покачала головой. Это ведь не единственная выходка ее дочери. Все, связанное с Марой, в последнее время носило мелодраматический характер. Девочка либо веселилась и хихикала, либо откровенно злилась. Всякий раз, когда Марджи видела свою внучку, она закуривала сигарету и говорила дочери:

— То ли еще будет в переходном возрасте. Советую начать пить заранее.

Кейт ниже склонилась над машинкой, поставила ногу на педаль и вернулась к работе.

И это был единственный раз, когда ей удалось сделать паузу. Через два часа, закончив шить костюмы для танцевального выступления, она принялась за остальную работу по дому — искала вешалки, собирала вещи в машину, помогала малышам почистить зубы, разнимала драки. Слава богу, что Джонни позаботился об обеде и посуде.

В шесть вечера она привела всех к машине, усадила мальчиков в детские автомобильные кресла и села за руль.

— Я ничего не забыла?

Джонни внимательно посмотрел на нее:

— У тебя на лбу соус для спагетти.

Кейт откинула козырек и посмотрела на себя в маленькое зеркальце. Ну да, через весь лоб действительно тянулась красная полоса.

— Я не приняла душ, — в ужасе вспомнила Кейт.

— Ну да, мне это показалось странным, — заметил Джонни.

Кейт повернулась к нему:

— Так ты знал?

— Когда я сказал тебе, что уже пять, ты заткнула мне рот и велела заняться обедом.

Кейт застонала. Во всей этой кутерьме она забыла привести в порядок себя. На ней по-прежнему была пара самых старых джинсов, мешковатая футболка с длинными рукавами с логотипом университета и старенькие кроссовки «адидас».

— Я выгляжу как бомжиха.

— Но закончившая колледж.

Проигнорировав шутку Джонни, Кейт выскочила из машины, а вслед ей раздался истошный вопль Мары:

— Не забудь накраситься, мам!

Кейт порылась в ящиках, нашла пару относительно новых лосин со штрипками, и черно-белый пуловер длиной до бедра. Интересно, в моде ли сейчас лосины? Кейт понятия не имела. Собрав волосы в хвост, она прихватила их белой резинкой, почистила зубы, накрасила ресницы и наложила румяна.

Снаружи раздался автомобильный гудок.

Кейт схватила пару шелковых черных гольфов и бархатные черные балетки и побежала к машине.

— Мы опоздаем! — рыдала Мара. — Все, наверное, уже там.

— Мы успеем вовремя, — уверенно сказала Кейт, переводя дыхание.

Они проехали через весь город и припарковались перед концертным залом. Внутри был настоящий хаос: двенадцать девочек в возрасте от семи до одиннадцати и их взбудораженные родители и целая толпа братьев и сестер, которые равнодушно взирали на всю эту суету. Здесь были и мисс Паркер, их семидесятилетняя репетитор по танцам, требовавшая всегда безукоризненного поведения. Именно ей каким-то непостижимым образом удавалось держать в узде всю эту неукротимую ораву, даже не повышая голоса. Кейт отнесла костюмы в раздевалку и помогла девочкам подготовиться к выступлению. Она причесывала их, закалывала им волосы, брызгала на них лаком, помогала наносить блеск для губ.