Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Девяностые 3 страница






— Лучшие подруги навсегда, помнишь?

— Несмотря ни на что, — при этих словах голос Кейт дрогнул.

Талли хотела сказать: «А для чего же еще существуют друзья», но слова застряли у нее в горле. Она могла думать сейчас только об эксклюзивном репортаже, который обещала Эдне.

 

 

Вот уже шестнадцать часов к Кейт то возвращалась надежда, то ее снова охватывало отчаяние. Сначала она попыталась сосредоточиться на делах. Надо было позвонить родителям, собрать вещи Мары, заполнить бумаги. Дела стали для нее настоящим спасением. Не будь их, Кейт ничего не оставалось бы, как изводить себя, сгорая от тревоги. В самолете Кейти впервые в жизни приняла снотворное, и хотя сон ее был неровным, полным кошмаров, это, несомненно, было лучше, чем бодрствовать.

Кейти привезли в госпиталь. Подходя к зданию, она увидела толпящихся у дверей репортеров. Кто-то в толпе, должно быть, узнал ее, потому что все они одновременно повернулись, как звери, которых вспугнули, и кинулись в атаку.

— Миссис Райан, какой информацией о состоянии мужа вы располагаете?

— У него черепно-мозговая травма?

— Он говорит?

— Он открыл глаза?

Кейт шла, не замедляя шаг. Если она и знала что-то наверняка, будучи женой продюсера, так это как пробираться сквозь представителей прессы. Журналисты вели себя вполне прилично, насколько это возможно в такой профессии. Хотя Джонни был одним из них и все понимали, что и с ними в один прекрасный день может произойти то же самое, репортаж оставался репортажем.

— Без комментариев, — повторяла Кейт, протискиваясь сквозь толпу и входя в госпиталь.

Все здесь было как и во всех медицинских учреждениях — голые стены, практичное покрытие пола, люди в белых халатах, снующие туда-сюда по широким коридорам.

Их явно предупредили о ее прибытии. Навстречу Кейт кинулась приземистая женщина в белом халате и накрахмаленной медицинской шапочке. Женщина приветливо улыбалась.

— Вы, должно быть, миссис Райан? — с сильным акцентом произнесла она по-английски.

— Да, это я.

— Пойдемте, я отведу вас в палату к мужу. Скоро приедет доктор, он хотел бы с вами поговорить.

Кейт кивнула.

Слава богу, женщина не пыталась развлечь ее беседой, когда они шли по коридору и ехали в лифте.

На третьем этаже, пройдя мимо поста медсестер, они оказались наконец в палате Джонни.

Джонни неподвижно лежал в кровати. Он был похож на маленького ребенка, улегшегося в постель к родителям. Кейт остановилась, вдруг осознав, что, пытаясь представить себе встречу с Джонни, она оказалась совершенно не готова к представшей перед ней реальности. Лежавший перед Кейт человек лишь отдаленно напоминал ее веселого красавца мужа.

Голова Джонни была забинтована. Левая сторона лица распухла, кожа была очень бледной, глаза скрывала повязка.

Вокруг стояли какие-то аппараты и приборы, от них тянулись провода к Джонни.

Медсестра потрепала ее по плечу и тихонько подтолкнула к кровати.

— Он жив, — сказала она. — И именно это вы должны видеть, когда смотрите на него.

Кейт сделала самый трудный шаг в своей жизни. Она даже не сознавала, что неподвижно застыла на месте, переступив порог палаты Джонни.

— Он всегда был сильный, — пробормотала она.

— А сейчас ему нужно, чтобы сильной были вы.

Это были именно те слова, которые необходимо было услышать Кейти. У нее здесь работа, которую надо сделать, а горевать, переживать и плакать она будет, когда выйдет из палаты и останется одна.

— Спасибо вам, — поблагодарила Кейт медсестру и подошла к кровати мужа.

Дверь тихо закрылась за ее спиной. Они были здесь одни — она и этот мужчина, который и был, и не был ее Джонни.

— Мы так не договаривались, — сказала она тихо. — Я помню: ты обещал, что все будет хорошо. Так что позволь я и дальше буду думать, что ты сдержишь слово.

Кейт вытерла глаза и, нагнувшись, поцеловала Джонни в распухшую щеку.

— Мама и папа шлют тебе свои молитвы. Мара сейчас у них. А Талли летит сюда, чтобы в трудную минуту быть с нами. И ты, я думаю, понимаешь, как она рассердится, если не уделить ей должного внимания. Лучше тебе очнуться сейчас, пока она не затормошит тебя до смерти.

Кейт запнулась на последнем слове, поморщилась и усилием воли заставила себя не расплакаться вновь.

— Ох, я совсем не то имела в виду, — прошептала она, хватаясь за спинку кровати. — Ты слышишь меня, Джон Райан? Дай мне знать, что ты здесь, со мной. — Она взяла его за руку. — Сожми мою руку, милый. Я знаю, что ты можешь. Да скажи же хоть что-нибудь! Я совсем не сержусь на тебя за то, что ты напугал меня до безумия. По крайней мере, сейчас не сержусь.

— Миссис Райан?

Кейт даже не слышала, как открылась дверь. Оглянувшись, она увидела мужчину, стоявшего в дверях.

— Я — доктор Карл Шмидт, лечащий врач вашего мужа.

Кейт понимала, что вежливость требует отпустить руку Джонни, подойти к доктору и поздороваться. Она всю жизнь поступала правильно, была безупречно вежливой, но сейчас не могла даже пошевелиться, не находила в себе сил сделать вид, что с ней все в порядке.

— Да? — Все, что она смогла из себя выдавить.

— Как вы, несомненно, уже знаете, он получил тяжелую травму головы. Сейчас ваш муж находится под действием сильных седативных препаратов, и мы не можем провести комплексное исследование функции его мозга. В Багдаде ему была оказана высококвалифицированная медицинская помощь. Наши коллеги удалили часть черепа…

— Что они сделали?

— Удалили часть черепа, чтобы дать место мозгу, который увеличился в размерах из-за отека. Не волнуйтесь. Это рутинная операция при такого рода травмах.

Кейт хотелось сказать, что рутинная операция — это когда удаляют аппендицит. Но она не осмелилась.

— Почему у него на глазах повязка?

— Мы пока не знаем, сможет ли…

Дверь за спиной доктора распахнулась, громко стукнув о стену. Талли ворвалась в комнату — это нельзя было назвать по-другому — и, взглянув на кровать, застыла неподвижно. Она тяжело дышала, но лицо ее было оживленным.

— Извини, что я так долго, Кейти. Никто в этом чертовом госпитале не мог сказать мне, где тебя искать.

— Сожалею, — сухо сказал доктор, — но здесь разрешено находиться только членам семьи больного.

— Она и есть член семьи, — сказала Кейт, протягивая Талли руку.

Талли отмахнулась от протянутой руки и заключила подругу в объятия. Так они плакали вместе несколько минут, пока Кейт наконец не отстранилась, вытирая глаза.

— Мы пока не знаем, грозит ли вашему мужу слепота, — сказал доктор. — Есть вещи, которые станут ясны, только если он очнется.

— Когда он очнется, — поправила врача Талли, но голос ее звучал неуверенно.

— Следующие сорок восемь часов будут решающими, — продолжал доктор Шмидт, словно не заметив реплики Талли.

Сорок восемь часов. Это было равносильно вечности.

— Продолжайте разговаривать с ним. Это не повредит ни в каком случае.

Кейт кивнула и отступила на шаг в сторону, давая доктору возможность подойти и осмотреть Джонни. Он сделал какие-то пометки в его медицинской карте, затем покинул палату.

Как только он ушел, Талли взяла Кейт за плечи и легонько встряхнула.

— Мы не будем думать ни о чем плохом, — заявила она. — Герр доктор просто не знает Джонни Райана. А мы знаем! Он обещал вернуться домой к тебе и к Маре, а он — мужчина, который держит слово.

Само присутствие Талли помогало Кейти держаться. Силы, так быстро оставившие ее, теперь вернулись.

— Лучше тебе послушать ее, Джонни. Ты ведь знаешь, какой она становится, когда что-нибудь делают не по ее.

Следующие шесть часов они провели у постели Джонни. Кейт говорила с мужем, а когда она уставала или начинала плакать, ее сменяла Талли и продолжала разговаривать с Джонни.

Где-то в середине ночи — Кейт уже потеряла счет времени — они спустились в пустой буфет, купили еды в автоматах и уселись за столик у окна.

— Что будешь делать с прессой? — поинтересовалась у подруги Талли.

Кейт подняла глаза.

— Что ты имеешь в виду?

Талли пожала плечами и отпила из пластикового стаканчика кофе.

— Ты ведь видела репортеров у входа. Здоровье Джонни сегодня сенсация, Кейти.

— Медсестра сказала, что они пытались фотографировать Джонни, когда его везли на каталке. Один репортер даже пытался подкупить дежурного по этажу, чтобы тот сфотографировал Джонни в бинтах. Эти журналисты настоящие чудовища! Не обижайся, к тебе это не относится.

— Я и не обижаюсь. Мы ведь не все такие, Кейти.

— Джонни не хотел бы, чтобы они знали.

— Смеешься? Он же сам журналист. И он, разумеется, был бы за то, чтобы его коллегам — или хотя бы одной из них — дали сделать о нем репортаж.

— Ты думаешь, Джонни хотел бы, чтобы весь мир узнал, что он может остаться слепым и с поврежденным мозгом? Как он сможет работать снова? Никак. Эта история не увидит свет, пока я не узнаю подробностей о его состоянии.

— Врачи говорят, что у него, возможно, поврежден мозг.

— Они удалили ему часть черепа. Как тебе это? — Кейти нервно поежилась. — И совсем ни к чему, чтобы за моим измученным мужем наблюдал весь мир.

— Это новости, Кейти, — сказала Талли. — Если ты дашь мне эксклюзивное интервью, я смогу тебя защитить.

— Если бы не эти чертовы новости, Джонни не лежал бы сейчас неподвижно на больничной койке.

— Я не единственная, кто верит, что наша работа важна.

Это было прямым напоминанием о том, что у Джонни и Талли было много общего, о том, из чего всегда была исключена Кейт. Ей хотелось ответить Талли какой-нибудь остроумной колкостью или шуткой, но сил у нее не было даже на это. Она не спала как следует уже несколько недель, и нервы ее были напряжены до предела.

Талли накрыла ладонью руку Кейт.

— Позволь мне общаться вместо тебя со средствами массовой информации. Только мне, а тебе вообще не надо об этом думать.

Кейт улыбнулась, пожалуй, впервые за последние двадцать четыре часа.

— Что бы я делала без тебя, Талли?

 

— Ты шутишь? Я три дня жду твоего звонка. И когда ты удосужилась наконец позвонить, ты говоришь, что тебе требуется еще время?

Талли крепко прижималась к таксофону, стараясь хоть как-то сузить свое личное пространство в этом переполненном народом месте.

— Семья пока не готова опубликовать информацию, Маури. И врачи уважают их желание. Думаю, ты понимаешь, о чем речь.

— Понимаю? Да кого, к чертовой матери, волнует, что я там понимаю? Это мир теленовостей, Талли, а не клуб сплетниц из студенческого общежития. По Си-эн-эн передали, что у него травма головы…

— Это не подтверждено официально.

— Черт побери, Талли, ты ставишь меня в жуткое положение. Начальство в бешенстве. Сегодня утром обсуждалось, не снять ли тебя вообще с этого задания. Дик хочет послать…

— Я добуду что-нибудь.

— Добудь мне эту историю сегодня, Талли. И на следующей неделе я включу тебя в штат группы теленовостей.

Талли на секунду показалось, что ей послышалось.

— Ты это серьезно?

— У тебя двадцать четыре часа, Талли. К концу суток ты станешь всем или никем. Зависит от тебя.

И Маури швырнул трубку на рычаг. Через стеклянное окно пустого вестибюля она видела столпившихся вдоль тротуара репортеров. Вот уже три дня они ожидали официального сообщения о состоянии Джонни. А пока что передавали в эфир известные им факты о событиях, которые привели к бомбардировке, сообщения с места взрыва о полученных Джонни Райаном ранах и его работе в Центральной Америке. Они использовали все это как подводки к другим историям, имеющим косвенное отношение к Джонни — о том, какие опасности подстерегают журналистов, ведущих репортажи из горячих точек, о конкретных проблемах операции «Буря в пустыне» и о ранениях, которые получают вследствие бомбардировок.

Талли стояла посреди вестибюля, пытаясь сообразить, как же ей добиться своего, сделать так, чтобы и Маури, и Кейт получили то, что им надо.

Все сейчас зависело от Талли, и если она поведет себя правильно, то ее будущее круто изменится. Она скорее умрет, чем подведет Эдну, а Эдна сказала, что она может сделать свою работу и одновременно защитить Кейт. Она должна сделать этот репортаж. Но главное: как она его сделает.

Аккуратно, тактично. Никаких упоминаний о черепно-мозговой травме и возможной слепоте. Тогда каждый получит то, что ему нужно.

Она — место в штате службы новостей.

Талли мечтала об этой работе всю свою жизнь, представляла ее как начало всего самого прекрасного. Она просто не могла отказаться от возможности ее получить. И Кейт наверняка поймет, как это для нее важно.

Обязательно поймет.

Улыбнувшись, Талли отправилась искать своего оператора. Они начнут с нескольких установочных кадров — фоновые снимки, больница снаружи и внутри и всякое такое. Они будут прятать камеру до последнего. К счастью, все знали, что Кейт предоставила Талли полный доступ в палату Джонни.

Талли подошла к двери и вышла под холодное серое небо. Ее оператор стоял сбоку, отдельно от остальных репортеров. По сигналу Талли парень спрятал камеру под стеганый пуховик и направился к ней.

 

Кейт сидела в кабинете доктора Шмидта и слушала врача.

— Итак, отек пока не спадает, — сказала она, еле сдерживаясь, чтобы не сцепить вспотевшие пальцы рук. Она так устала, что даже просто держать глаза открытыми стоило ей большого труда.

— Не так быстро, как нам бы хотелось. Если в ближайшие часы не наступит улучшение, думаю, понадобится еще одна операция.

Кейти кивнула.

— Пока что не стоит волноваться, миссис Райан. Ваш муж очень сильный. Мы видим, что он борется.

— Как вы можете это видеть?

— Ну, я заключил это хотя бы потому, что он до сих пор жив. Более слабый человек уже покинул бы этот мир.

Кейт попыталась поверить в эти слова, надеясь, что они придадут ей сил, но надеяться на лучшее становилось все труднее. Каждый проходящий день лишал ее сил, ослаблял ее оборону, делал бессильной против страха, заставлял считать его правдой.

Доктор Шмидт встал.

— Я должен осмотреть пациента. Пойдемте, провожу вас немного к палате мистера Райана.

Кейт, кивнув, направилась за ним. На какую-то секунду, слушая его мягкий и в то же время такой внушительный голос, Кейт вдруг почувствовала, что сейчас ей не хватает рядом отца.

— Ну что ж, всего доброго, отсюда мне в другую сторону, — сказал доктор Шмидт, указывая на расположенное вниз по коридору отделение радиологии.

Кейт молча кивнула, понимая, что должна выдавить из себя хотя бы обычные слова прощания, но она не доверяла сейчас своему голосу, и последнее, чего бы ей хотелось, — это продемонстрировать свою слабость.

Она стояла в коридоре, глядя вслед удаляющемуся доктору. Вот она уже перестала видеть его фигуру в толпе спешащих в обе стороны людей в белых халатах.

Кейт поспешила в палату к Джонни. Может быть, Талли уже там. Присутствие подруги очень помогало Кейт. Если честно, она вообще не знала, как бы справилась эти дни без Талли. Они все время были рядом с Джонни, рассказывали друг другу разные истории и даже спели вместе несколько старых песен в надежде, что Джонни очнется и велит им замолчать. Прошлой ночью Талли нашла по телевизору серию «Семьи Партридж», правда на немецком языке, и налетела на Кейт с придуманным ею самой диалогом, изображавшим, как Дэвид Кэссиди ссорится со своей телевизионной сестрой. Медсестре даже пришлось прийти с поста, чтобы попросить их успокоиться.

Кейт завернула за угол и увидела высокого длинноволосого мужчину в дутой куртке и джинсах у двери в палату Джонни. На плече его была видеокамера. Судя по красному огоньку на ней, мерзавец как раз вел съемку.

Кейт подбежала к нему, схватила за рукав куртки и развернула его к себе.

— Что, черт побери, вы делаете?

Она толкнула оператора с такой силой, что тот попятился назад и чуть не упал. Кейт пожалела, что не ударила его по лицу.

— Падальщик! — прошипела она сквозь зубы, выключая одним тычком пальца его камеру.

И тут она увидела Талли. Ее лучшая подруга стояла в ногах кровати Джонни, одетая в красный свитер и черные джинсы, с макияжем под камеру и микрофоном в руке.

— О боже! — прошептала изумленная Кейт.

— Это не то, что ты подумала.

— То есть ты не делаешь репортаж о состоянии Джонни?

— Да, делаю, ты сама видишь, что делаю, но я собиралась с тобой поговорить. Все тебе объяснить. Я пришла спросить тебя…

— С оператором? — спросила Кейт, делая шаг назад.

Талли подбежала к ней и затараторила умоляющим голосом:

— Звонил мой босс. Меня уволят, если я не добуду этот репортаж. Я была уверена, что ты поймешь, если я просто скажу тебе правду. Ты ведь знаешь, что такое мир новостей, и прекрасно понимаешь, как много он для меня значит. Но я никогда не сделаю ничего, что может повредить тебе или Джонни.

— Как ты смеешь! И ты еще столько лет считалась моей подругой…

— Я и есть твоя подруга. — В голосе Талли послышалась паника. В глазах ее застыло незнакомое выражение, и Кейт потребовалось несколько секунд, чтобы распознать в нем страх. — Мне не стоило начинать съемку, признаю, но я не думала, что тебя это так взволнует. Джонни точно не возражал бы. Он — человек новостей, как и я. Как и ты была когда-то. Он знает, что репортаж…

Кейт наотмашь ударила Талли по лицу.

— Он — не твой репортаж! Он — мой муж! — на последнем слове голос Кейт дрогнул. — Уходи! Убирайся отсюда!

Талли не двигалась, и Кейт сорвалась на крик:

— Немедленно! Убирайся, черт побери, из палаты. Здесь можно находиться только членам семьи.

Рядом с кроватью Джонни вдруг зазвучал сигнал тревоги.

Прибежали несколько медсестер в белых халатах и кинулись к кровати, оттеснив Кейт и Талли. Джонни осторожно переложили на каталку и вывезли из палаты.

Кейт стояла, растерянно глядя на пустую кровать.

— Кейти…

— Уходи, — обессиленно произнесла она.

Талли тронула ее за рукав.

— Ну же, Кейти, мы ведь лучшие подруги навсегда, что бы ни случилось. Помнишь? И я нужна тебе сейчас.

— Вряд ли мне нужна такая подруга, как ты.

Вырвав руку, Кейт выбежала из палаты.

И, только оказавшись на втором этаже и обнаружив, что она сидит одна в пустой дамской комнате, уставившись на зеленую дверь кабинки, Кейт разрыдалась.

 

Несколько часов спустя Кейт сидела в комнате ожидания для родственников пациентов. Рядом находились еще недавно такие же, как она, люди с тревожными или остановившимися взглядами, ожидавшие новостей о своих близких. Но теперь Кейт была здесь одна — поздно, волонтер, дежуривший днем, отправился домой.

Никогда еще время не тянулось так медленно. Кейт ничем не могла занять себя, она ни на что не могла отвлечься. Она полистала журналы, но на английском языке не было ни одного, и она отложила их в сторону. Не помог даже телефонный звонок домой. Теперь, когда рядом с ней не было Талли, Кейт чувствовала, как все глубже погружается в свое отчаяние.

— Миссис Райан!

Кейт вскочила на ноги.

— Здравствуйте, доктор! Что с моим мужем? Как прошла операция?

— Все в целом хорошо. У него было внутримозговое кровотечение, которым, по нашему мнению, и объяснялось то, что отек не спадал. Теперь кровотечение удалось остановить. Это дает нам повод надеяться на лучшее? Проводить вас к нему в палату?

Слава богу, Джонни был жив.

— Спасибо вам!

Когда они проходили мимо сестринского поста, доктор Шмидт спросил:

— Мне послать сообщение на пейджер вашей подруге — Таллуле Харт? Ведь вам наверняка не захочется сейчас быть одной.

— Мне действительно не хочется быть одной, это правда, — сказала Кейт. — Но Таллуле Харт здесь больше делать нечего.

— Ну что ж, дело ваше. Будем надеяться, что ваш муж очнется. За много лет в этой больнице мне не раз доводилось видеть так называемые чудеса. И я думаю, что очень часто вера родных играет в этом свою роль.

— Я даже боюсь снова на что-то надеяться, — тихо сказала Кейт.

Доктор Шмидт остановился у палаты Джонни и посмотрел на Кейт:

— Я ведь не говорил, что верить в лучшее легко, но это необходимо. Для этого тоже требуется своего рода мужество, не так ли?

Доктор похлопал Кейт по плечу и оставил перед закрытой дверью.

Она не представляла, как долго простояла тут, в этом белом больничном коридоре. Войдя через какое-то время в палату, Кейт присела и закрыла глаза. Она стала говорить с мужем тихим, время от времени срывающимся голосом. Она даже не могла вспомнить потом, о чем говорила. И только знала, что ее присутствие может стать тем самым светом в конце тоннеля, светом, который поможет Джонни выбраться из тьмы забытья.

Она умолкла, когда поняла, что уже наступило утро. Через окно в палату проникал свет, он падал на линолеум на полу, на серо-белые стены.

Кейт поднялась со стула. Тело затекло, болела спина и плечи.

— Привет, красавчик, — прошептала она, склоняясь над Джонни и целуя его в щеку. Повязку с глаз сняли, и Кейт увидела синеву и припухлость вокруг левого глаза. — Больше никаких кровотечений, хорошо? Когда захочешь привлечь внимание, воспользуйся проверенными способами — либо разозлись на меня, либо поцелуй.

Кейт говорила до тех пор, пока у нее не иссякли силы. Она не знала, что еще может сказать Джонни. Она включила телевизор, висящий в углу. Послышалось шипение и треск, на экране была серо-белая рябь.

— И это твои любимые новости? — с горечью воскликнула Кейт, гладя руку мужа. Пальцы его были сухими и безжизненными.

Кейт наклонилась к нему, поцеловала в щеку и замерла. Хотя от Джонни пахло больницей — лекарствами и дезинфектантами, — Кейт показалось, что она уловила за этими чужими запахами и его собственный, такой знакомый запах.

— Я включила телевизор. Ты сейчас настоящая сенсация.

Никакой реакции.

Кейт рыскала по каналам, пытаясь найти хоть один на английском языке.

И вдруг на экране возникло лицо Талли.

Она стояла с микрофоном в руке перед зданием больницы. Титры внизу экрана дублировали ее слова:

— Вот уже несколько дней весь мир взволнованно следит за состоянием Джона Патрика Райана, телевизионного продюсера, получившего серьезное ранение в результате взрыва бомбы около отеля «Аль-Рашид». Вчера прошли похороны репортера, бывшего с Джоном Райаном — Артура Гулдера. Немецкий госпиталь и семья Джона Райана отказываются общаться с журналистами. И можем ли мы обвинять их в этом? Семья Райана тяжело переживает эту трагедию. Джон — а для друзей просто Джонни — получил серьезную травму головы. В госпитале Багдада ему была проведена сложная операция. Специалисты рассказали мне, что он вряд ли смог бы выжить, если бы на месте ему не была оказана экстренная помощь.

Картинка на экране сменилась. Теперь Талли стояла у кровати Джонни. Он лежал, неподвижный, на белых простынях. Голова его была забинтована, а на глазах — повязка. И хотя камера задержалась на Джонни всего несколько секунд, прежде чем на экране снова возникла Талли, эту картину трудно было забыть.

— Перспективы выздоровления мистера Райана туманны. Специалисты, с которыми я разговаривала, считают, что теперь надо лишь ждать. Если отек мозга спадет, то у Джона Райана появится шанс выжить. Если же нет… — Голос Талли дрогнул, и она переместилась к ногам лежащего на кровати Джонни, откуда посмотрела прямо в камеру. — Но не будем пока строить прогнозы. Несомненно одно — это история настоящих людей, которые ведут себя как герои и в горячих точках, и у себя дома. Джон Райан хотел, чтобы американцы знали правду о происходящем, а я знаю этого человека достаточно хорошо, чтобы сказать: Джон понимал, с каким риском это связано. Но выбор перед ним не стоял: он просто не мог поступить иначе. И пока Джонни освещал события этой ужасной войны, его жена Кейтлин ждала его дома с их малышкой, которой едва исполнился год, веря в то, что ее муж делает важную работу. Как любая жена солдата, она принесла в жертву свое семейное благополучие, чтобы Джон Райан выполнил свой долг.

Камера снова показывала Талли на ступеньках госпиталя.

— Таллула Харт из Германии. И хочу добавить, Брайан, что все мы молимся сегодня о семье Райан.

Кейт смотрела в телевизор еще долго, после того как закончился репортаж.

— Талли сделала так, что мы выглядим героями, — произнесла она вслух. — Даже я.

И тут Кейт почувствовала, как шевельнулся под ее рукой палец Джонни. Едва уловимо, так, что сначала она даже и не поняла, что произошло. А поняв, пристально вгляделась в лицо мужа.

Джонни медленно открыл глаза.

— Джонни? — прошептала Кейт, боясь поверить своим глазам. Она решила, что от усталости у нее начались галлюцинации. — Ты видишь меня?

Джонни попытался сжать ее руку. Это трудно было назвать пожатием, в обычное время его движение не потянуло бы даже на прикосновение, но теперь оно вернуло Кейт надежду.

— Ты видишь меня? — повторила она, наклоняясь еще ниже. — Закрой глаза один раз, если видишь.

Джонни медленно закрыл глаза.

Кейт поцеловала его в щеку, в лоб, в сухие, потрескавшиеся губы.

— Ты знаешь, где ты? — спросила она, отстраняясь и нажимая на кнопку вызова медсестры.

В глазах Джонни отразилось смятение, напугавшее Кейт.

— А как насчет меня? Ты знаешь, кто я?

Джонни внимательно посмотрел на нее и тяжело вздохнул. Его губы дрогнули, и он произнес:

— Моя… Кейти.

— Да. — Кейт разрыдалась. — Да, я твоя Кейти.

 

Следующие семьдесят два часа слились в сплошную вереницу осмотров и процедур, необходимо было скорректировать план приема лекарств. Кейт сопровождала Джонни на консультации к офтальмологу, психиатру, психотерапевту, специалисту по речевой терапии и трудотерапии и, конечно же, к доктору Шмидту. Каждый специалист должен был подтвердить, что операция прошла успешно, пациент пришел в себя, он адекватен и стабилен, прежде чем Кейт сможет забрать мужа, чтобы перевести его в реабилитационный центр поближе к дому.

— Ему повезло, что у него есть вы, — сказал как-то доктор Шмидт во время очередной встречи с Кейт.

Кейт улыбнулась:

— А мне повезло, что у меня есть он.

— Да, а теперь я посоветовал бы вам пойти в буфет и пообедать. Вы заметно похудели за эту неделю.

— Правда?

— Разумеется. Идите прямо сейчас. Я верну вашего мужа в палату, когда мы закончим с анализами.

Кейт поднялась.

— Спасибо, доктор Шмидт. Спасибо за все.

Он сделал рукой жест, означавший, что благодарить не надо.

— Это моя работа.

Улыбаясь, Кейт направилась к двери. Она была почти у цели, когда доктор Шмидт снова окликнул ее.

— Да? — Кейт обернулась.

— Там осталось не так много репортеров, но, может быть, вы позволите рассказать им о состоянии вашего мужа. Нам всем очень хотелось бы, чтобы они ушли.

— Я подумаю об этом.

— Отлично.

Кейт вышла из его кабинета и направилась к лифту в конце коридора.

В кафетерии вечером в четверг было немноголюдно — лишь группа медиков и несколько родственников пациентов, заказывающих еду. Эти две группы разительно отличались одна от другой. Врачи и медсестры оживленно разговаривали между собой, время от времени даже раздавались взрывы смеха, а родственники пациентов ели молча, упершись взглядом в тарелки и посматривая на часы.

Кейт прошла мимо столиков к окну. Небо за окном было стального цвета, тучи висели низко, и казалось, что вот-вот пойдет дождь или снег.

Лицо Кейт, отраженное в оконном стекле, было печальным и изможденным.

Странно, но быть одной теперь, когда наступило облегчение, оказалось еще труднее, чем быть наедине с отчаянием. Тогда ее не тяготило одиночество, она могла подолгу сидеть, уставясь в одну точку, и гнать из головы дурные мысли. Теперь же ей хотелось посмеяться вместе с кем-то, сказать кому-нибудь, что она всегда знала, что все закончится хорошо.

Нет, не с кем-то, не кому-нибудь — Талли.

Талли всегда была первой, с кем праздновала Кейт свои победы. Талли всегда была к этому готова. Ее лучшая подруга могла бы отпраздновать переход через улицу, если бы решила, что это то, что нужно Кейти.

Отвернувшись от окна, Кейт подошла к столику и села.

— Ты выглядишь так, словно тебе необходимо выпить.

Кейт подняла глаза.

Перед ней стояла Талли, одетая в черные джинсы и белый ангорский свитер. Хотя ее прическа и макияж были безупречны, Талли выглядела усталой и заметно нервничала.

— Ты все еще здесь?

— А ты думала, я тебя оставлю? — Талли старалась улыбнуться, но у нее это плохо получалось. — Я принесла тебе чай.

Кейт посмотрела на одноразовый пластиковый стаканчик в руках Талли. Она знала, что чай в нем наверняка ее любимый — «Эрл Грей», причем с хорошей порцией сахара.

Это было единственное извинение, которое смогла придумать Талли. Если Кейт примет его, то о печальном эпизоде в госпитале можно будет забыть — и предательство Талли, и пощечина Кейт растворятся в прошлом. А они снова смогут двигаться в будущее по дороге, соединившей их жизни. Никаких выяснений, никаких обид. Они снова будут «Талли-и-Кейт», или настолько близко к этому, насколько это возможно для взрослых женщин.

— Репортаж был хороший, — безо всякого выражения произнесла Кейт.

Глаза Талли умоляли о прощении, но сказала она только:

— Меня включат в штат новостной группы на следующей неделе. Временно, на замену. Но это хороший старт.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.