Глава 11. Накануне праздника мы все-таки встретились с Брежневым, чтобы обсудить перспективы его дальнейшего лечения

Накануне праздника мы все-таки встретились с Брежневым, чтобы обсудить перспективы его дальнейшего лечения. Да, мы говорили откровенно и в высокопарном тоне, подчеркивая в своих речах судьбоносность и величие его личности, чтобы разбудить его внутренние резервы. Он слушал и кивал.

Когда речь зашла о возможном бессмертии — вечном существовании в форме клона, Брежнев остановил Жору поднятием своих роскошных бровей и коротко бросил:

— О каком бессмертии ты говоришь?

— Клонирование — это такой способ... — начал объяснять Жора, но Брежнев не слушал его:

— Сколько я еще буду жить?

Он приготовил носовой платок, чтобы промокнуть слезившиеся глаза и безрадостным взглядом уставился на Жору.

— В виде клона — вечно, — просто сказал тот.

Брежнев промокнул глаза, проморгался и, втянув порцию воздуха через ноздри, задал еще один вопрос:

— Ты не все понимаешь, что я говорю?

Тишина продержалась ровно секунду.

— Если вы не умрете, то не будете жить, — смиренно, как Иисус, произнес Жора; но тут вдруг у него на скулах заиграли желваки злости.

— Ты, видимо, не по годам туговат на ухо, — равнодушно констатировал Леонид Ильич.

— Мы вас мумифицируем.

— Как Ленина? — Брежнев хмыкнул и задержал дыхание.

— Как фараона, — уточнил Жора.

Наш подопечный глубоко вдохнул, улыбнулся и сказал:

— На хрена мне ваше бессмертие? Я просто хочу немного пожить. Мне уже трудно дышать...

Наш последний довод — клонирование — вождь отверг.

— На прошлой неделе под колесами автомобиля, — сказал он, — погиб мой кот, умница и красавец. Это знак. Когда на меня было совершено покушение со стрельбой, он сидел на моих коленях. Две обоймы были выпущены в Берегового. Чтобы знал, как носить мои брови. Тогда кот меня спас. А сейчас — некому…

Все были наслышаны о черном коте, которого подарил Брежневу Далай-лама. Говорили, что вождь нелегко пережил смерть любимца.

— Так что ни хрена у вас не получится, братцы-кролики вы мои, — обреченно заключил он.

— Есть еще один надежный способ, — сказал Жора, — золотой эликсир даосцев в нашей модификации. Вообще-то от смерти уйти нетрудно, гораздо труднее…

Брежнев, скривившись, молчал, Жора тоже ждал. С нами работал китаец Ши-Ханг Ти — представитель Ассоциации верующих даосов. Он знал секрет напитка бессмертия, но разговорить его и вызвать на откровенность нам так и не удалось. Кое-что мы, конечно, у него выведали и, возможно, Жора хотел этим соблазнить Брежнева.

— Ну, — сказал, наконец, вождь, понукая Жору к дальнейшему рассказу.

— В одном из даосских монастырей, — издалека начал Жора, — жил старец Сунь Мин, возраст которого превышал пятьсот лет.

Знаменитые брови Брежнева заметно поползли вверх, он медленно повернул голову и, выпрямившись в спине, свысока посмотрел на говорящего.

— Ну? — повторил он снова.

— Этот Сунь Мин, — продолжал Жора, — долгое время жил на восточных островах вместе с гениями, владевшими секретом этого напитка…

— Не тяни, кхм-кхм, кота за хвост, — сказал Брежнев, привычно покашливая.

— В его состав входит девятьсот девяносто девять ингредиентов….

— Чего входит?

— БАВ, — пояснил Жора, — биологически активных соединений.

— Точно активных?

Жора кивнул.

— Ну?..

— В его состав входят киноварь, мышьяк…

— Ты хочешь отравить меня, как Наполеона?

— В гомеопатических дозах, — пояснил Жора еще раз, — минимум миниморум.

— Скажи по-русски.

— Киноварь, мышьяк, толченый алмаз, сперма девственника, — перечислял Жора, — мумие, ладан, мускус, рог единорога, маточковое молочко…

— И что, эта сперма и рог помогут мне… эта… ну… сам понимаешь…

— Еще как! — сказал Жора. — Кин-тан способен не только…

И тут я услышал от Жоры такой рекламный спич о «золотом эликсире» кин-тан, который не снился ни одной западной фармфирме.

— И все это замешивается на талой воде, добытой с высочайших горных вершин. Нужно только…

— Хорошо, — перебил Жору Брежнев, — давай свою сперму с рогами и алмазами. Попробуем еще и эту кашу, — напоследок он сплюнул. — Я уже столько вашего говна переел, что мне ничего не страшно.

Леонид Ильич с минуту постоял в задумчивости, затем подошел к Жоре, обнял его и неожиданно проговорил:

— Не, кхм-кхм, ешь сам свое говно.

— От смерти уйти нетрудно, — повторил Жора, — гораздо труднее…

— Ешь, ешь, — перебил его Брежнев, — кхм, сам, сам…

На этом наш разговор и закончился. Мы ушли от Брежнева не солоно хлебавши.

— Что «гораздо труднее»? — спросил я, когда мы брели к машине.

— Гораздо труднее, — сказал Жора, — уйти от нравственной порчи, вот что!

В тот день Жора был зол, как раненный вепрь, — о него можно было зажигать спички. Я прежде никогда не видел его таким разъяренным.