Глава 10. Однажды Жора спросил меня в лоб:

Однажды Жора спросил меня в лоб:

— Слушай, тебе не кажется, что мы просто стучимся не в ту дверь?

Значит, сомнения терзали и Жору! Прошел месяц. Под вечер подъехал наш генерал и потребовал отчет.

— Вы сидите тут на сдобных хлебах, дуете пиво и жрете балык...

Мы молчали. Жора полулежал в своей излюбленной позе — с ляжками на подлокотниках кресла. Он даже век не поднял, когда тот вошел: курил трубку. Я тоже не спорил. Такой тон был в стиле поведения генерала, он понимал, что мы работаем, что называется, на износ, и мы знали, что в конце концов он произнесет свое крепкое кривое слово.

— Этот наш старикашка будет жить или нет?

Вопрос был поставлен колом, и каждый из нас знал, что ответа здесь может быть только два: «да» или «нет». И мы продолжали молчать.

Генерал не любил Брежнева, но эта его нелюбовь никого не интересовала. Была цель, были средства, надо было выполнять свой долг и взятые обязательства. Генерал налил себе коньяку и выпил.

— Что мне ему сказать? Вы же понимаете, что у него сотни шептунов, он никому не верит и мои уговоры подождать еще день или два ему до лампочки...

Мы знали, чем весь этот разговор закончится, поэтому Жора взял на себя смелость сказать:

— Мы готовы...

Генерал на мгновенье умолк, рука его непроизвольно потянулась к кобуре, затем снова к бутылке.

— Нам необходимо следующее, — продолжил Жора и взял трубку в обе руки так, словно собрался вручать ее генералу как саблю. Я знал этот его жест — он принял решение.

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Затем генерал произнес:

— Ну?..

— Первое, — сказал Жора и положил трубку на стол, — никто к нему с завтрашнего дня не должен прикасаться.

— К кому? — задал дурацкий вопрос генерал.

Жора выдержал паузу, снова взял трубку и сделал затяжку, медленно выпустил из себя облачко дыма и продолжал:

— Второе...

Я взял сигарету и тоже закурил.

— Второе, — повторил Жора, — его нужно усыпить, в смысле — обездвижить, словом, выкрасть на пару дней, пока мы будем с ним возиться…

Было начало ноября, приближался всенародный праздник, и все, что требовал Жора от генерала, исполнить ему было сложно.

— Хорошо, — сказал, в конце концов, генерал. — Но если...

— Никаких «если», — оборвал его Жора, — теперь я генерал! Ты же…

Генерал умолк, перевел взгляд на Жору, секунду подумал, налил себе снова в стакан. А Жора оседлал своего боевого коня: ему нужно было пропитать генерала чувством его, генерала, огромной вины.

— Ты — не человек, ты — растение, — тихо произнес Жора, глядя генералу прямо в глаза. — Но не кактус, не баобаб и даже не киви. Ты даже не репейник — ты никогда не станешь Хаджи-Муратом! Ты — ползучая зелень, пригодная разве что для корма баранам или для подстилки свиньям. И тебя непременно сожрет какая-нибудь корова…

Я поражался неожиданной смелости Жоры и понимал, что теперь никакие генералы над ним не властны, они для него — просто пыль, да, чердачная пыль, кролики, да, подопытные кролики... Раз уж вы идете ко мне, ползете, как жабы в мою пасть…

Как-то он произнес в сердцах:

— К богатству и власти, к свободе и славе нужно быть всегда готовым. Этому нужно учиться. А ты посмотри на этих держиморд-дармоедов! Разве они способны поделиться славой? А властью, а рублем? Дудки! А ведь щедрость — это первый признак красоты и величия, это вызов вечности. Отдавая частичку себя, ты обретаешь весь мир. Они не способны этого осознать, их кирпичные мозги не впускают в себя подобных мыслей. И вообще запомни: там, у них наверху, только вонь. Быть рядом с ними невыносимо, а прикоснуться к ним — значит провоняться на целый мир.

Я давно заметил, что Жора недолюбливал и был зол на тех, кто так или иначе ограничивал его свободу, но и создавал условия для безбедного существования. Парадокс.

Генерал проглотил Жорины слова, казалось, не обратив на них внимания. Только покраснел, как хорошо проваренный рак.

— Что я должен делать? — спросил он сдержанно.

— Взять жабу возрастом десять тысяч лет, — серьезно начал диктовать Жора, — тысячелетнюю летучую мышь… — генерал уставился на него стеклянными глазами, как на намеренно хамящего людям злого колдуна, но Жора тихо и уверенно продолжал: — высушить и пить порошок с молоком столетней кобылицы.

— Что ты несешь?! — возмутился генерал, не выдержав Жориного поведения, и рука его снова потянулась к кобуре. Какое-то время они ели глазами друг друга. — Гм, гм! — выдавил генерал из себя, и только после этого выпил.

— Он что, болен? — спросил меня генерал, когда Жора вышел.

— На всю свою умную голову, — сказал я.

Иногда Жора давал волю своим чувствам, и тогда доставалось каждому, кто стоял у него поперек дороги. Я молил Бога, чтобы этого не случилось со мной.

И все-таки мы тогда упустили еще один шанс испытать свои липосомы. Ведь достаточно было настоять на своем, сделать нашему клиенту крохотный укол, и мы бы, я в этом уверен, добились очередного успеха. Но уже в тот момент, когда Жора с желваками на скулах произносил свои злые слова, я понял, что никакого укола не будет.

Так, мне казалось, тратилось по пустякам драгоценное время, отведенное нам на земле.