Адонис над ним засмеялся — сценическим смехом, запрокидывая голову.

Темный вампир поднял лицо, искаженное гневом, и они с Адонисом стали танцевать по сцене, танцевали вокруг окровавленного тела. Остальные вампиры исчезли за сценой, и остались лишь двое танцующих мужчин. У Адониса были мышцы рельефные, темноволосый был высок и тощ и так грациозен, как я в жизни не видела. Он двигался как олицетворение воды, и даже это еще было слабо сказано.

Танец Адониса казался рядом с ним неуклюжим, человеческим. Где-то в разгаре этого представления я поняла, что передо мной Мерлин.

Танцевальный бой он выиграл — именно бой это был. Они дрались в воздухе и на земле, и это казалось реальным. Реальная злость ощущалась в этом бою, и я подумала, излучает ли кто-нибудь злость на публику, или же они действительно друг друга терпеть не могут, а сценический бой дает выход этому чувству.

Адонис был повержен, хоть и не убит, и Мерлин один остался на сцене над телом своей возлюбленной. Он склонился к ней, поднял на колени, укачивая. У меня горло сдавило, черт побери. Он рыдал, и я едва не рыдала с ним вместе. Жан-Клод что-то такое делал с посетителями своего клуба, но так мастерски у него не получалось. Я ни разу еще не видела, чтобы кто-то так здорово проецировал эмоции.

Справа на сцену вылетела толпа с факелами и арбалетами. Рыдающего вампира застрелили — арбалетный болт как по волшебству вырос в его груди. Даже зная, что это всего лишь театральный фокус, трудно было отвлечься от впечатления, что все на самом деле. Он рухнул на тело убитой возлюбленной, и пятна света закружили вокруг мертвых любовников. Он умер, держа ее в объятиях, будто даже в смерти хотел ее защитить.

Толпа набежала, и плачущий человек, который застрелил вампира, поднял на руки убитую девушку, а какая-то женщина из толпы стала вторить его рыданиям. Родители, наверное, подумала я. Они держали ее на руках, как держал ее только что убитый вампир. Так, плача, они унесли ее за сцену, оставив мертвого вампира.

Минуту сцена была пуста, потом вернулись вампиры — крадучись, осторожно, в страхе. Как будто мертвый вампир внушал им ужас. Адонис склонился над ним, коснулся лица — и заплакал, взял мертвого на руки, прижал к себе. Потом вознесся к небу, и вампиры полетели прочь за своим сраженным предводителем, взлетели, рыдая под музыку плачущих с ними скрипок.

Опустился занавес, и настала полная тишина. Потом публика взорвалась криками и аплодисментами, шумом всех видов. Зрители повскакивали с мест, и занавес поднялся снова. Первыми вышли люди, хор, но публика стояла на ногах. Когда вышел на сцену Адонис, овации стали громче. Когда на поклоны вышли девушка и Мерлин, крики заглушили аплодисменты. На балете обычно не кричат, но сегодня было исключение.

Девушке и Мерлину поднесли розы — не один букет, разных цветов. Актеры кланялись и кланялись, и наконец публика затихла. Только тогда опустился занавес, и танцоры вышли под утихшие аплодисменты и говор зрителей, спрашивающих друг друга: «Вы видели то, что видел я? Это было настоящее?»