Девиации и нормы

Редкие и драматичные недостатки могут счесть наиболее подходящими для проводимого здесь анализа. Между тем представляется, что экзотическое отличие от других полезнее всего трактовать лишь как средство, позволяющее осознать допущения относительно идентичности, которые обычно столь полно оправдываются, что ускользают от осознания. Кроме того, могут подумать, что установившиеся меньшинства вроде негров и евреев могут предоставить нам наилучшие объекты для такого рода анализа. Но это легко могло бы привести к диспропорциям в толковании. С социологической точки зрения, центральным вопросом, касающимся этих групп, является их место в социальной структуре; обстоятельства, с которыми сталкиваются эти люди во взаимодействии лицом к лицу, — только часть проблемы, причем такая, которую и саму нельзя понять полностью, если не обратиться к истории, политическому развитию и текущей политике данной группы.

Также возможно ограничить анализ лицами, которые обладают изъяном, вносящим дискомфорт едва ли не во все их социальные ситуации, ведя в итоге к тому, что эти неудачники формируют значительную часть своей Я-концепции реактивно, в рамках своего ответа на это незавидное положение[957]. В этом очерке аргументация иная. Даже самый удачливый из нормальных будет, скорее всего, обладать своим наполовину скрытым изъяном, а для каждого маленького изъяна всегда найдется социальное событие, когда он будет вырастать до угрожающих размеров, создавая позорное расхождение между виртуальной и актуальной социальной идентичностью. Временами ненадежный и постоянно ненадежный образуют, стало быть, единый континуум, а их ситуация в жизни анализируема с помощью одной и той же рамочной структуры. (Поэтому люди, обладающие лишь незначительным несходством с другими, обнаруживают, что понимают структуру ситуации, в которую помещены полностью стигматизированные, — при этом часто приписывая эту симпатию глубинам человеческой природы, а не изоморфизму человеческих ситуаций. Полностью и зримо стигматизированные должны, в свою очередь, испытывать особое унижение от знания того, что они носят свою ситуацию на себе как нарукавную повязку, что чуть ли не каждый встречный может проникнуть в самую суть их затруднительного положения.) Предполагается, стало быть, что для понимания нашего отличия от других надо смотреть не на отличное, а на обычное. Вопрос социальных норм определенно имеет центральное значение, но предметом интереса могли бы стать не столько необычные отклонения от обыденного, сколько обыденные отклонения от обычного.

Может быть принято в качестве допущения, что необходимым условием социальной жизни является наличие у всех участников одного и того же набора нормативных ожиданий, когда нормы поддерживаются отчасти потому, что они инкорпорированы каждым. Когда нарушается правило, будут предприниматься восстановительные меры; процесс причинения ущерба прекращается, а ущерб возмещается либо контролирующими инстанциями, либо самим виновником.

Между тем, нормы, с которыми мы имеем дело в этой статье, касаются идентичности или бытия, а следовательно, они особого рода. Неудача или успех в их поддержании оказывают самое прямое воздействие на психологическую цельность индивида. В то же время просто желания придерживаться нормы — то есть простой доброй воли — здесь недостаточно, так как индивид во многих случаях не обладает непосредственным контролем над собственным уровнем поддержания нормы. Это вопрос состояния, в которое индивид попадает, а не его воли; это вопрос соответствия, а не уступчивости. Только введя допущение, что индивид должен знать и осознанно соблюдать свое место, можно найти полноценный эквивалент социального состояния индивида в волевом действии.

Далее, в то время как некоторые из этих норм, например, зрячесть и грамотность, могут обычно поддерживаться вполне адекватно большинством лиц в нашем обществе, есть и другие нормы, например, связанные с физической привлекательностью, которые приобретают форму идеалов и устанавливают стандарты, которым едва ли не каждый на том или ином этапе своей жизни не соответствует. И даже когда дело касается достигаемых в широком масштабе норм, их множественность имеет следствием дисквалификацию многих людей. Например, в некотором важном смысле в Америке есть только один идеальный мужчина, которому за себя не стыдно: молодой, женатый, белый горожанин с севера, гетеросексуал, протестант, отец, имеющий университетское образование и полную занятость, с хорошей комплекцией, должным весом и ростом, не так давно поставивший спортивный рекорд. Каждый мужчина-американец склонен поглядывать на мир с этой точки зрения, и, в частности, в этом смысле можно говорить о наличии в Америке общей системы ценностей. Всякий мужчина, которому не удается соответствовать чему-то из перечисленного, склонен — по крайней мере в какие-то моменты — видеть себя недостойным, несовершенным и ущербным; временами он, вероятно, будет пропускать это мимо внимания, а иногда будет заставать себя за тем, как извиняется или агрессивно себя ведет в связи с известными аспектами его самого, которые, насколько он знает, видимо, считаются нежеланными. Общие ценности идентичности, принятые в обществе, могут быть нигде не воплощены полностью, и вместе с тем могут отбрасывать своего рода тень на столкновения, встречающиеся повсюду в повседневной жизни.

Более того, здесь замешано нечто большее, нежели нормы, касающиеся несколько статичных статусных атрибутов. Суть дела не просто в зримости, а в прямо-таки навязчивой зримости; это значит, что провал в поддержании многих малозаметных норм, занимающих важное место в этикете коммуникации лицом к лицу, может иметь определяющие последствия для приемлемости нарушителя в социальных ситуациях.

А следовательно, нет большой пользы в табулировании числа индивидов, страдающих от того неприятного положения, которое описано в этой книге. Как предположил однажды Лемерт, это число было бы таким высоким, каким бы мы сами захотели его сделать[958]; а если добавить сюда еще тех, на ком лежит клеймо обходительности, и тех, кто когда-то пережил подобную ситуацию или обречен, если не по другой причине, то хотя бы в силу надвигающейся старости, ее пережить, то суть дела уже не в том, есть ли у человека собственный опыт переживания клейма, потому что он у него есть, а скорее в том, со сколь многими его разновидностями ему пришлось столкнуться в собственном опыте.

Тогда можно сказать, что нормы идентичности плодят девиации в такой же степени, как и конформность. Два типичных решения в этой нормативной неприятной ситуации уже назывались. Одно решение касалось категории лиц и состояло в том, чтобы поддерживать норму, но при этом определяться самими собой и другими в качестве неподходящей категории для осуществления этой нормы и персонального воплощения ее на практике. Второе решение касалось индивида, который не может поддержать норму идентичности, и заключалось в его самоотчуждении от сообщества, придерживающегося этой нормы, или в уклонении от развития привязанности прежде всего к сообществу. Это решение, разумеется, дорого обходится как обществу, так и индивиду, пусть даже оно все время в небольших порциях применяется.

Процессы, детально описанные здесь, образуют в сумме третье основное решение проблемы неподдержанных норм. Посредством этих процессов общий фундамент норм может поддерживаться далеко за пределами круга тех людей, которые полностью их реализуют; речь, разумеется, идет о социальной функции этих процессов, а не об их причине или их желательности. Имеются в виду обхождение вниманием и сокрытие, которые представляют для исследователя особый случай применения искусства управления впечатлениями — искусства, имеющего основополагающее значение в социальной жизни, — благодаря которому индивид осуществляет стратегический контроль над образом самого себя и своих продуктов, который другие тщательно из него собирают. Также тут замешана некоторая форма молчаливого сотрудничества между нормальными и стигматизированным: девиатор может позволить себе остаться приверженным норме, поскольку другие старательно уважают его тайну, чутко уклоняются от ее раскрытия и обходят вниманием свидетельства, мешающие делать секрет из скрываемого обстоятельства; эти другие, в свою очередь, могут позволить себе раздвинуть рамки этой тактичности, поскольку стигматизированный будет по доброй воле воздерживаться от выведения своих притязаний на принятие за тот предел, который нормальные находят для себя комфортным.