Методология

Так как оказывается, что наши простые впечатления предше­ствуют соответствующим идеям и что исключения отсюда очень редки, то метод, по-видимому, требует, чтобы мы исследовали наши впечатления прежде, чем станем рассматривать наши идеи... нам необходимо будет придерживаться метода, обратного тому, который казался естественным на первый взгляд; желая объяс­нить природу и принципы человеческого духа, мы должны бу­дем подробно рассказать об идеях, прежде чем перейти к впечат­лениям.

...в нашем методе мышления возникает своего рода проти­воположность, зависящая от различных точек зрения, с которых мы рассматриваем объект, а также от близости или отдаленнос­ти друг от друга тех моментов времени, которые мы сравниваем. Когда мы постепенно прослеживаем объект в его последователь­ных изменениях, беспрепятственное течение нашей мысли зас­тавляет нас приписывать тождество этой последовательности, ибо рассмотрение неизменяющегося объекта происходит при помо­щи подобного же акта нашего ума. Когда же мы рассматриваем положение объекта после значительного изменения, течение на-

шей мысли нарушается, в силу чего у нас возникает идея разли­чия. Чтобы примирить эти противоречия, воображение готово придумать нечто неизвестное и невидимое, остающееся одинако­вым при всех этих изменениях, и это непонятное нечто оно назы­вает субстанцией, или же первичной (original) и первой материей.

Там же. С. 96, 332-333.

Кроме склонности постепенно продвигаться через отдельные пункты пространства и времени нашему способу мышления свой­ственна еще одна особенность. При смене наших идей мы всегда сообразуемся с их следованием во времени и от рассмотрения одного объекта легче переходим к рассмотрению того, который непосредственно следует за ним, чем того, который ему предше­ствовал...

Когда объект относится к прошлому, переход к нему мысли от настоящего противоречит природе, так как при этом мысль идет от настоящего момента времени к предшествующему, а за­тем к тому, которое предшествует этому последнему, — как раз обратно естественному следованию. С другой стороны, если мы мысленно обращаемся к будущему объекту, наше воображение следует течению времени и доходит до объекта самым естествен­ным порядком, переходя всегда от одного момента времени к тому, который непосредственно следует за ним.

Там же. С. 572-573.

Нужно начинать с ясных и самоочевидных принципов, под­вигаться вперед осторожными и верными шагами, часто пере­сматривать наши заключения и точно анализировать все их след­ствия; правда, таким путем мы приходим лишь к медленно об­ретаемому и кратковременному успеху в своих теориях, но все же это единственный способ, с помощью которого мы можем надеяться достичь истины, а также добиться надлежащей устой­чивости и достоверности в наших выводах.

Иной научный метод, при котором сперва устанавливается общий абстрактный принцип, а затем последний разветвляется на множество выводов и заключений, может быть сам по себе совершенным, но он меньше соответствует несовершенству че­ловеческой природы и является обычным источником иллюзий и заблуждений как в связи с этим вопросом, так и в связи со всеми другими.

Там же. Т. 2. С. 153, 217.

Мораль

Но если нравственность оказывает влияние на наши действия и аффекты, то отсюда следует, что она не может иметь своим источником разум; это потому, что один лишь разум, как мы уже доказали, никогда не может иметь такого влияния. Нрав­ственность возбуждает аффекты и производит или предотвраща­ет поступки. Разум сам по себе в этом отношении совершенно бессилен. Следовательно, правила морали не являются заключе-_аниями нашего разума.

Таким образом... поскольку порок и добродетель не могут быть различены исключительно при помощи разума или сравне­ний идей, то мы, очевидно, бываем в состоянии установить раз­ницу между ними при посредстве какого-нибудь впечатления или чувства, которое они вызывают в нас. Наши решения относи­тельно того, что правильно и что порочно с нравственной точки зрения, очевидно, являются перцепциями, а так как все перцеп­ции сводятся к впечатлениям и идеям, то исключение одного из этих видов оказывается убедительным аргументом в пользу дру­гого.

Там же. Т. 1. С. 604, 619.

Цель всех моральных рассуждений состоит в том, чтобы на­учить нас нашему долгу, с помощью надлежащих представлений о безобразии порока и красоте добродетели породить соответству­ющие привычки и заставить нас избегать одного и стремиться к

другому...

Уничтожьте все теплые чувства и предрасположения к доб­родетели и всякое омерзение и отвращение к пороку, сделайте человека совершенно равнодушным к этим различиям, и мораль не будет больше практической наукой и не будет оказывать како­го-либо регулирующего воздействия на нашу жизнь и поступ­ки...

Единственная цель рассуждения заключается в том, чтобы... увидеть те особенности, которые объединяют, с одной сторо­ны, заслуживающие уважения качества, а с другой — качества, заслуживающие порицания, и тем самым достичь оснований этики и найти те универсальные принципы, из которых в конечном счете выводится всякое осуждение или же одобрение.

Понятие морали подразумевает некоторое общее всему чело­вечеству чувство, которое рекомендует один и тот же объект как заслуживающий общего одобрения и заставляет каждого челове-

ка или большинство людей соглашаться друг с другом, приходя к одному и тому же мнению или решению относительно него. Это понятие подразумевает также некоторое чувство, настолько всеобщее и всеобъемлющее, что оно распространяется на все че­ловечество и делает поступки и поведение даже наиболее удален­ных лиц объектом одобрения или осуждения в соответствии с тем, согласуются или не согласуются таковые с установленными правилами подобающего (right). Эти два необходимых обстоя­тельства связаны только с чувством человеколюбия, на котором мы здесь настаивали.

Там же. Т. 2. С. 214, 216, 315.

До тех пор, пока человеческое сердце состоит из тех же са­мых элементов, что и ныне, оно никогда не будет всецело без­различно к общественному благу и к определенной направленно­сти характеров и нравов. И хотя эту склонность к человеколю­бию нельзя, как правило, считать столь же сильной, как тщесла­вие или честолюбие, однако только она, будучи присуща всем людям, может быть основанием морали или какой-либо общей системы порицания или похвалы.

Что же удивительного в том, что моральные чувства оказы­ваются в жизни столь влиятельными, хотя они проистекают из принципов, которые могут на первый взгляд показаться незначи­тельными и слабыми? Но эти принципы, как мы должны отме­тить, являются социальными и всеобщими. Они образуют в не­котором смысле партию человеческого рода против порока и бес­порядка, общего врага человечества. И поскольку благожелатель­ная забота о других лицах в большей или меньшей степени рас­пространена среди всех людей и одинакова у всех, то она часто фигурирует в рассуждениях, взлелеиваегся обществом и поощ­ряется в беседах, а осуждение и одобрение, являющиеся ее ре­зультатом, пробуждаются из той летаргии, в которой они, веро­ятно, пребывали бы в одинокой и неразвитой натуре. Другие аффекты, хотя, быть может, первоначально и более сильные, будучи эгоистичными и частными, оказываются при этом подав­лены и уступают господство над нашими душами указанным социальным (social) и общественным (public) принципам.

Там же. С. 316, 319.

Раздел V

ФРАНЦУЗСКАЯ ФИЛОСОФИЯ XVIII в.

Монтескье Шарль Лун (1689—1755) — французский пи­сатель и историк, представитель раннего Просвещения. Глав­ное сочинение — «О духе законов» (1748).