Глава 17. Мы проснулись в предвкушении новых непредсказуемых событий

Мы проснулись в предвкушении новых непредсказуемых событий. Теперь каждый день становился для нас откровением, а ведь мы только еще начинали осознавать глубокий внутренний смысл происходящего.

За завтраком мы узнали, что сначала посетим деревню, расположенную высоко в горах, а затем поднимемся в один из тех храмов, которые я видел с кровли другого горного приюта. Еще нам сказали, что на лошадях мы сумеем проехать не более пятнадцати миль; затем придется спешиться, и два крестьянина, которые будут нас сопровождать, отведут лошадей в соседнюю деревню и присмотрят за ними, пока мы не вернемся. Все произошло, как мы и предполагали: встав с седел, мы стали взбираться по узкой горной тропке с кое-где высеченными в скале ступеньками. Заночевали мы в хижине на вершине горы, примерно на полпути к деревне.

Хозяином оказался пухлый веселый старичок; он катался по дому, как колобок, весело щуря заплывшие жиром глазки. Едва завидя Эмиля, он сразу же стал просить, чтобы тот излечил его, утверждая, что если Эмиль не поможет, то он уже не жилец на этом свете. Мы узнали позже, что этот постоялый двор был построен несколько веков назад его предками. Сам же старичок принимал странников уже более семидесяти лет. Когда он вступал во владение сторожкой, Мастера исцелили его от «наследственной болезни», считавшейся неизлечимой. В течение двух лет он жил праведной жизнью, но постепенно утратил к ней интерес и, сталкиваясь с трудностями, стал все больше уповать на помощь со стороны. На протяжении двадцати лет хозяин преуспевал, на здоровье тоже жаловаться не приходилось, но вот ни с того ни с сего он вдруг принялся за старое, и жизнь его стала напоминать глубокий летаргический сон. Как оказалось, это вполне типичная история. Люди привыкли к легкой, беззаботной жизни, и малейший труд представляется им тяжелой обузой, от которой нужно поскорей избавиться. Они очень быстро обо всем забывают и машинально твердят мольбы о помощи, стараясь не вникать в их глубинный смысл.

На рассвете мы снова двинулись в путь и в четыре часа дня пришли в деревню, расположенную под огромной скалой с храмом наверху. Склон был столь крут, что взбираться приходилось с помощью корзины, привязанной к канату и спускаемой с помощью блока, который крепился к деревянному бревну, забитому в скалу. Один конец каната был прикреплен к лебедке, а другой переброшен через блок и привязан к корзине. Лебедка помещалась в небольшой пещере, высеченной в выступе скалы. Деревянный ворот, к которому крепился блок, вращали с таким расчетом, чтобы канат и корзина прошли мимо выступа. Таким образом можно было поднимать наверх любые тяжести. Затем корзина с грузом благополучно приземлялась на вершине уступа в специально высеченной маленькой пещере. Во время подъема груз иногда висел в воздухе в пятидесяти-шестидесяти футах от скалы. По сигналу к нам спустили корзину; мы по очереди заходили в нее и поднимались на уступ, расположенный на высоте четырехсот футов.

Высадившись на уступе, мы стали искать тропу, ведущую к храму. До строения, стены которого располагались на одном уровне со скалой, оставалось еще пятьсот футов. Но нам сообщили, что подниматься мы будем аналогичным образом. Заработал еще один ворот, к нам спустили канат с привязанной к нему корзиной, и мы по очереди поднялись на кровлю храма. У меня снова появилось ощущение, словно я на крыше мира. Храм размещался на вершине скалы высотой девятьсот футов, царившей над окрестными горами. Деревня, которую мы оставили позади, располагалась наверху горного перевала, ведущего в Гималаи. Хотя новый храм стоял на тысячу футов ниже первого, где я побывал вместе с Эмилем и Джастом, с него открывался более обширный вид. Временами нам казалось, что мы можем заглянуть в бесконечность.

Мы расположились на ночлег, а наши друзья сказали, что хотят навестить другую группу, и спросили, что передать нашим коллегам. Мы написали несколько писем, проставив дату, место и точное время. Взяв с собой эти письма, Мастера распрощались с нами и, пообещав вернуться завтра утром, по очереди исчезли. Мы записали в блокнот время отправки и содержание своих посланий. Впоследствии, сверив свои записи, мы узнали, что они достигли адресатов ровно через двадцать минут.

Плотно поужинав в храмовой столовой, мы легли в постель, но впечатления дня никак не давали нам уснуть. Девять тысяч футов над уровнем моря, вокруг ни одной живой души, не считая слуг, и полная тишина. В воздухе ни ветерка, и только изредка слышатся голоса товарищей. Один из них промолвил: «Теперь понятно, почему они любят медитировать в таких храмах. Тишина здесь почти осязаемая. Только в таком месте и можно общаться с Богом». Затем он сказал, что выйдет наружу осмотреть окрестности. Вернувшись через несколько минут, наш коллега сообщил, что ничего не увидел из-за сильного тумана.

Вскоре оба моих товарища уснули, но я не смыкал глаз. В конце концов, я встал, оделся, вышел на крышу и уселся на краю, свесив ноги. Тьма была, хоть глаз выколи; если б не лунный свет, пробивавшийся сквозь туман, я вообще ничего бы не увидел. Мимо меня гряда за грядой плыли громадные завесы тумана, словно напоминая, что я не вишу в воздухе и что где-то там, внизу, есть земля, а место, на котором я сижу, каким-то образом с ней связано. И вдруг передо мной вспыхнул огромный сноп света; лучи его, разворачиваясь, подобно вееру, лились в мою сторону. Мне показалось, что я сижу в центре самого яркого, постоянно расширяющегося луча. Сначала каждый луч освещал только одну определенную часть земли, но затем все они слились в один огромный белый поток. Постепенно лучи стали сходиться в одной точке ослепительно-белого света. То был свет кристальной чистоты и прозрачности. Затем я как бы вылетел в космос и увидел все это снаружи. Всматриваясь вдаль, я стал различать на другом конце белого луча призраки давно минувших дней; число их постоянно росло, но они шагали стройными рядами, сходясь в одной определенной точке. Затем они начали расходиться, все шире и шире, и заполонили, наконец, весь луч света и покрыли всю землю. Призраки рождались в одной центральной световой точке. Сначала появлялся один, затем сразу два, потом — четыре и так далее; последняя шеренга их четкого веерообразного строя состояла примерно из сотни призраков. В точке разлучения они внезапно разбредались, кто, куда по световым дорожкам и шагали каждый в одиночку. Когда они заполонили всю землю, лучи света максимально расширились, затем стали мало-помалу сужаться и в конце концов сошлись в той точке, из которой вышли; цикл завершился, и все возвратилось на круги своя. Перед тем как вернуться в исходную точку, они построились рядами по сто и, постепенно смыкаясь, слились в один последний призрак, который и вошел в световую точку. Внезапно я проснулся и, решив, что крыша — не самое подходящее место для сна, вошел в храм и лег в постель.