О воскресении плоти 4 страница

Равным образом, если кто-нибудь опрометчиво склонится к мысли, что тело и душа низвергаются в геенну на погибель и уничтожение обеих субстанций, а не для мучений (как будто они должны быть истреблены, а не наказаны), тот пусть припомнит, что огонь геенны вечен и предвещается для вечной кары, а отсюда заключит, что вечного наказания следует бояться больше, чем смерти от людей, так как последняя временна. Тогда он уверует и в вечность субстанций, которым уготована в наказание вечная погибель. Так как после воскресения Господь намерен низвергнуть в геенну тело и душу, то безусловно достоверным должно быть и то и другое — и телесное воскресение, и вечная смерть. Иначе получилось бы крайне нелепо: воскресшая плоть низвергается в геенну, чтобы совершенно исчезнуть; то же самое произошло бы с ней, если бы она не воскресла. Значит, субстанция, которая и так прекрат ила существование, восстанавливается, чтобы вновь eго лишиться! Чтобы укрепить в нас надежду, Господь присовокупляет пример с двумя воробьями, из которых ни один не падает на землю без воли Бога (ср. Матф. 10, 29). Ты должен верить, что и плоть, опущенная в землю, может воскреснуть по воле того же Бога. Для воробьев, конечно, это невозможно, но мы лучше многих воробьев (31) тем, что после падения восстаем. Наконец Тот, Кто утверждает, что все волосы на голове нашей сочтены (30), конечно, обещал спасение даже им. Ведь если они должны были по-гибнуть, то какой смысл был считать их? Кроме того, сказано: Чтобы из всего того, что дал Мне Отец, Я ничего не погубил (Иоан. 6, 39), — то есть ни волоса, ни глаза, ни зуба. Иначе откуда будет плач и скрежет зубов (Матф. 8, 12 и др.) если не от глаз и зубов, — даже тогда, когда тело будет низвергнуто в геенну и брошено во тьму кромешную, что доставляет особенное мучение глазам. Если кто на брачном пиру облечется в недостойные дела³⁵, он тотчас должен быть связан по рукам и ногам, — ибо он воскрес вместе с телом. Значит и возлежание за столом в Царстве Божьем, и сидение на тронах Христовых, и стояние одесную и ошую Его, и вкушение от древа жизни — все это вернейшие признаки телесного свойства.

36. Посмотрим теперь, не возвысил ли Господь еще более наше суждение, низвергнув хитрость саддукеев? Цель саддукеев была, по моему мнению, в опровержении воскресения, ибо они не признавали спасения ни души, ни плоти, и поэтому заимствовали довод в пользу своего мнения там, где вера в воскресение, пожалуй, в наибольшей степени уязвима, а именно: будет ли плоть вступать в брак после воскресения или нет. Повод к этому вопросу дала одна женщина, которая выходила замуж за семерых братьев и породила сомнение, для кого из них она воскреснет³⁶. Но пусть будет сохранен смысл как вопроса, так и ответа, и спор будет решен. Ведь саддукеи отвергали воскресение, а Господь утверждал его, порицая их за то, Что они не знают Писания (а именно тех мест, которые учат о воскресении), за то, что не веруют в силу Божью, способную воскрешать мертвых; затем Он присовокупил, что мертвые воскресают (Лук. 20, 37) (вне сомнения), утверждая то, что отрицалось, а именно — воскресение мертвых Богом Живым. Этими словами Он утвердил то воскресение, которое отрицалось, а именно — воскресение обеих субстанций человека. И если Он тогда отрицал, что мертвые вступят в брак, это не значило, что они не воскреснут. Напротив, Он назвал их сынами воскресения (36), ибо через него они некоторым образом рождаются, а после него не вступают в брак; воскреснув, они станут равны ангелам (36), потому что не будут вступать в брак из опасения смерти, а перейдут в состояние ангельское через облечение в нетление, изменив, однако, воскресшую субстанцию. Впрочем, никто не спрашивал бы, будем мы опять жениться и умирать или нет, если бы не вызывало сомнения восстановление именно той субстанции, которая, собственно, производит смерть и брак, то есть плоти. Итак, у тебя есть Господь, утверждающий против иудейских еретиков то, что и ныне отрицается христианскими саддукеями, то есть воскресение всего человека.

37. Поэтому, если Писание и говорит: Плоть не приносит пользы (Иоан. 6, 63), то смысл этих слов нужно связать с поводом, по которому они были сказаны. И поскольку ученики сочли слова Господа слишком резкими и невыносимыми, — словно Он и впрямь предписал им вкушать Его плоть, — то Он (дабы утвердить спасение на духе) сказал прежде: Дух животворит (там же), а потом уже добавил: Плоть не приносит пользы, то есть не помогает животворению. Затем Он объясняет, что Он хочет понимать под духом: Слова, которые Я сказал вам, суть дух, суть жизнь (там же). С той же целью Он сказал: Кто слушает Слово Мое и ве-рует в Того, Кто послал Меня, тот имеет жизнь вечную, и на суд не приидет, но перейдет от смерти к жизни (5, 24). Значит, называя Слово Свое животворителем (ибо Слово есть дух и жизнь). Он назвал животворной и плоть Свою, ибо и Слово стало плотью (1, 14). Поэтому его, как источник жизни следует искать, пожирать слухом, пережевывать разумом и переваривать верою. Ведь Он назвать плоть Свою хлебом небесным (6, 51), через образ пищи наcущной постоянно напоминая о предках, которые хлеб и мясо египетские предпочли божественному зову³⁷. Поэтому, дабы рассеять сомнения Его слушателей, Он и сказал: Плоть не приносит пользы.

Но разве этим как-то отрицается воскресение плоти? Разве не может существовать нечто, само по себе бесполезное, но получающее пользу от другого? Дух приносит пользу, ибо он животворит. Плоть не приносит пользы, ибо она умерщвляется. Этим, к нашему благу, Он еще лучше определил назначение того и другого; показав, что приносит пользу, а что — нет, Он одновременно разъяснил, что ему полезно, то есть дух — плоти, животвори-тель—умерщвленной. Ибо придет время, — говорит Он, — когда мертвые услышат глас Сына Божьего, и услышавшие оживут (5, 25). А что мертво, как не плоть? И что такое глас Божий, как не Слово? И что есть Слово, как не Дух? Он прав, намереваясь воскресить плоть (ибо Сам стал плотью), воскресить от смерти, которую Сам претерпел, и от гроба, в который Сам был положен. Наконец, когда Он говорит: Не удивляйтесь, ибо придет время, когда все сущие в гробницах услышат глас Сына Божьего, и выйдут творившие добро в воскресение жизни, а творившие зло—в воскресение осуждения (5, 28—29), — то под мертвыми, сущими в гробницах, нужно понимать именно тело и плоть, а под самими гробницами — только вместилища трупов. Ведь и сами ветхие люди, то есть грешники, мертвецы по неведению о Боге (которых еретики и предлагают считать гробницами³⁸), выйдут, как ясно возвещено, из гробниц на суд. Но как же могут гробницы выйти из гробниц?

38. После всего сказанного Господом как думаем мы понимать дела Его, если Он воскрешает мертвых из могил и гробов? Для чего все это? Если Он просто хотел явить Свое могущество или милость, необходимые для животворения, Ему нетрудно было воскресить и тех, которые вновь умрут. Если же это и в самом деле было нужно для сохранения веры в будущее воскресение, — тогда и само воскресение, согласно Его поучению, нужно представлять телесным. Я не намерен слушать тех, кто утверждает, будто воскресение назначено только для души, а примеры телесного воскресения были явлены лишь потому, что воскресение невидимой души нельзя было показать иначе, как оживив видимую субстанцию. Плохо знают Бога те, кто уверен, будто Он не может того, чего они не представляют. Если бы они знали книгу Иоанна, они не сомневались бы, что Он всегда обладал могуществом. Тот, кто явил взору бесплотные души мучеников, покоящиеся под жертвенником (Откр. 6, 9), Тот, несомненно, мог бы и воскресших явить без тел. Я, однако, предпочитаю, чтобы Бог не мог обманывать, чтобы Он был неспособен к коварству и чтобы предпосланные Им доказательства (documenta) не казались иными, нежели предначертанное Им, то есть, если Он не смог явить примера воскресения без плоти, я предпочитаю, чтобы Он тем более не мог явить полного примера воскресения в этой субстанции [плоти]. Ни один пример не бывает больше того, примером чего он является. Однако он будет больше, если души воскреснут вместе с телами для доказательства воскресения без тел, — ибо тогда полное спасение человека служило бы доказательством половинного. Между тем, свойство примеров требовало скорее меньшего, то есть воскрешения одной души, по образцу которой воскреснет в свое время и плоть. И поэтому, как мы полагаем, явленные Господом примеры воскрешения мертвых доказывали, конечно, воскресение и плоти, и души, дабы ни одна субстанция не была лишена этого дара. Но эти примеры явили нечто меньшее, [нежели возвещенное Христом], ибо мертвые воскрешались не для славы и нетления, но для другой смерти.

39. И писания апостольские свидетельствуют о воскрешении, которое совершил Христос. Ибо у апостолов не было иного дела, —по крайней мере, перед Израилем, — как снять печать Ветхого Завета и наложить печать Нового или, вернее, возвестить Завет Божий во Христе. Поэтому они не прибавили ничего нового о воскресении, но только сообщили о нем во славу Христа, а в остальном оно было принято простой и уже известной верой без всякого обсуждения его свойств, и сопротивлялись этому одни лишь саддукеи. Значит, легче было полностью отрицать воскресение мертвых, нежели иначе понимать его. Вот Павел, который перед первосвященниками, при трибуне, среди саддукеев и фарисеев проповедует свою веру: Мужи, братья, я фарисей, сын фарисеев, и ныне вы судите меня за надежду на воскресение (Деян. 23, 6), — разумеется, на общее для всех воскресение. [Он сказал это], чтобы его не считали единомышленником саддукеев в главном положении всей веры, то есть воскресении, ибо он уже оказался нарушителем закона. И так как он не желал, чтобы его сочли отрицающим веру в воскресение, то утверждал ее вместе с фарисеями, отвергая ее противников, саддукеев. Поэтому и перед Агриппой говорил, что не проповедует ничего сверх возвещенного пророками (ср. Деян. 26, 22), и, стало быть, сохранял учение о воскресении таким, как его возвестили пророки. Упомянув в том числе, что о воскресении мертвых написано и у Моисея, он знал, что это телесное воскресение, при котором нужна будет и кровь человека. Значит, он проповедовал такое воскресение, которое принимали фарисеи и утверждал Сам Господь, а саддукеи совершенно отвергли, чтобы не верить ни во что подобное. Да и афиняне не заметили, чтобы Павел проповедовал другое воскресение, — потому-то они и осмеяли его (ср. 17, 32). Однако они не стали бы насмехаться, если бы услышали от него только о воскресении души, так как сочли бы это самым расхожим мнением своей собственной философии. Но поскольку возвещение прежде неслыханного воскресения поразило язычников самой новизною своею, а подобающее предмету недоверие начало колебать веру сомнением, то и апостол старался утвердить веру в эту надежду почти в каждом своем послании, указывая, что надежда есть, но еще не сбылась и (в чем более всего возражали) относится к телесному воскресению, — но не в ином теле (в чем также были сомнения).

40. Впрочем, неудивительно, что [еретики] заимствуют доказательства из собственных его посланий — ибо надлежит и ересям быть (ср. 1. Кор. 11, 19), — а они не могли бы существовать, если бы Писание нельзя было понимать превратно. И вот еретики, обнаружив, что апостол учил о двух человеках: внутреннем, то есть душе, и внешнем, то есть плоти, — присудили спасение душе, то есть внутреннему человеку, а гибель — плоти, то есть внешнему, ибо в Послании к Коринфянам написано: Если даже наш внешний человек повреждается, то внутренний обновляется день ото дня (2 Кор. 4, 16). Но ни сама душа не есть человек (ибо она лишь потом была помещена в создание, названное человеком), ни плоть без души (ибо плоть после исхода души называется трупом). Поэтому слово «человек» — это как бы скрепа двух соединенных субстанций и может обозначать только их соединение. Далее, под внутренним человеком апостол предпочитал понимать не столько душу, столько ее «расположение» (mens) и ее «дух» (animus), то есть не саму субстанцию, а ее «настрой» (sapor). Когда он писал Эфесянам: Христос обитает во внутреннем человеке (ср. 3, 16— 17), —этим он указывал, конечно, что Господь должен быть запечатлен в чувствах, ибо тут же прибавил: Через веру в сердцах ваших и в любви (ср. 17—18). Значит, веру и любовь он считает не сущностным свойством (substantiva) души, а привходящим (соп-ceptiva); но сказав в сердцах, он отнес и самого внутреннего человека к плоти, ибо поместил его в сердце, а сердце есть неотъемлемая часть субстанции плоти. Подумай теперь, почему апостол сказал, что внешний человек повреждается, а внутренний обновляется день ото дня, и поймешь: речь идет не о том тлении плоти, которое она претерпевает со дня смерти, дабы исчезнуть навсегда, но скорее о том повреждении, которое плоть испытывает на протяжении всей земной жизни прежде смерти и до самой смерти от истязаний, притеснений, пыток и наказаний за имя христианское. Конечно, и внутренний человек будет тут иметь обновление, преуспевая день ото дня при поддержке духа в вере и учении. Но это будет не там, то есть не после воскресения, где нам предстоит обновление отнюдь не каждодневное, но единократное и совершенное.

Подумай о следующих затем словах: Ибо теперешнее наше краткое и легкое страдание доставляет нам вечную полноту славы сверх всякой меры, когда мы смотрим не на видимое (то есть страдания), а на невидимое (то есть награды), ибо видимое временно, а невидимое вечно (4, 17—18). Тем самым апостол утверждает, что страдания и нападки, от которых повреждается внешний человек, нужно презирать, как легкие и кратковременные, и приводит в пример полноту славы и незримых вечных наград—воздаяние за труды, от которых плоть здесь повреждается. И речь идет вовсе не о том тлении, которое уничтожает плоть навсегда и которое еретики (чтобы отвергнуть воскресение) приписывают внешнему человеку. Например, он говорит и в другом месте: Если мы страдаем вместе с ним, чтобы с Ним и прославиться, то, я думаю, нынешние временные страдания — ничто перед грядущей славой, которая имеет открыться в нас (Римл. 8, 17—18). И здесь он показывает, что невзгоды меньше, чем награда за них. Если мы сострадаем Христу в плоти, — а ей свойственно повреждаться от страданий, — то ей же будет предназначена и награда, обещанная за общее страдание. Поэтому апостол, собираясь приписать плоти свойство страдать (что он и сделал выше), говорит: Когда же мы пришли в Македонию, плоть наша не имела никакого отдохновения, — а потом, чтобы показать и страдания души, добавляет: во всем мы были стеснены: извне — нападения (именно, беспокоящие плоть), изнутри — страх (терзающий душу) (2 Кор. 7, 5). Стало быть, если внешний человек повреждается, то речь идет не об утрате воскресения, а о претерпевании страданий, что происходит при участии внутреннего человека. Значит, и прославление, и страдание будет принадлежать им обоим. Соратники в трудах должны, конечно, остаться соучастниками и в наградах.

41. Ту же мысль апостол имеет в виду, ставя воздаяние выше мучений: Мы, — говорит он, — знаем, что если земной дом наш, эта хижина, разрушится, у нас есть дом нерукотворный, вечный, на небесах (2 Кор. 5, 1). Это значит, что когда плоть наша уничтожится в страданиях, мы получим жилище на небесах. При этом он намекает на Евангельское речение: Блаженны гонимые за правду, ибо их есть Царство Небесное (Матф. 5, 10). И уж, конечно, он не отрицал восстановления плоти, если ссылался на воздаяние наградой, потому что воздаяние должно относиться к тому же, к чему и разрушение, то есть к плоти. Однако назвав плоть «домом», он предпочел и при сравнении с наградой искусно воспользоваться этим словом, обещая тому «дому», который разрушится от страданий, лучший «дом» через воскресение. Ведь и Господь говорит, что у Отца Его много обителей и как бы домов (ср. Иоан. 14, 2), Впрочем, можно счесть, что апостол имел в виду обитель мира сего, с разрушением которого обещается вечное место на небесах, — ибо следующие за этим слова, очевидно, относящиеся к плоти, показывают, что предыдущие к ней не относятся. Дело в том, что апостол проводит различие, когда прибавляет: Потому мы и вздыхаем, желая облечься в то наше жилище, которое на небе, чтобы нам, раздетым ³⁹, не оказаться нагими (2 Кор. 5, 2—3). Это значит, что мы желаем облечься небесною силой вечности прежде, чем расстанемся с плотью. По преимуществу милость эта касается тех, которые при пришествии Господа останутся в своей плоти и, вследствие жестокости времени антихриста, заслужат кратчайший путь к смерти (которая свершится через изменение) и встретятся с воскресающими. Именно так апостол пишет Фесса-лоникийцам: Ибо это мы говорим вам по слову Господню, что мы, которые живем и остаемся до прихода Господа, не упредим тех, которые почили; ибо Сам Господь при возвещении и гласе трубы Божьей сойдет с неба и мертвые во Христе воскреснут первыми; потом мы вместе с ними будем восхищены на облаках, навстречу Господу, и так будем всегда с Господом (1 Фесс. 4, 15—17).

42. Об этом изменении он говорит еще в Послании к Коринфянам: Все мы воскреснем, но не все изменится вдруг, во мгновение ока, при последней трубе (1 Кор. 15, 51—52)⁴⁰; так изменятся, конечно, лишь те, кто будет оставаться во плоти: Мертвые, — говорит он, — воскреснут, а мы изменимся (52). Рассмотрев сначала это суждение, все остальное ты будешь уже соотносить со смыслом сказанного выше. Потому что, когда он прибавляет: Ибо надлежит тленному сему облечься в нетление и смертному сему облечься в бессмертие (53), —имеется в виду как раз та небесная обитель, в которую мы желаем облечься (конечно, повурх плоти, в которой, стеная, обретаемся). То есть мы, по его мнению, тяготимся этим шатром, который хотим не снять, а только покрыть, чтобы смертное поглотилось жизнью, когда оно изменяется таким образом, облекаясь в небесное. Ибо кто, пребывая во плоти, не пожелает облечься бессмертием и продолжать жизнь, ускользнувши от смерти с помощью ее наместника—изменения, дабы избежать преисподней, где взыщут все до последнего квадранта? ⁴¹ А кто уже побывал в преисподней, тот претерпит изменение после воскресения.

Мы утверждаем, что с этого времени плоть будет воскресать всяким образом и обретет облик ангельский от грядущего изменения. Ведь если бы плоти предстояло измениться только у тех, кто в ней пребывает (дабы смертное поглотилось жизнью, то есть плоть — тем вечным телесным облачением), тогда обретающиеся в смерти не обрели бы жизни, потому что у них уже нет материи и, так сказать, пищи жизни — плоти; или нужно, чтобы они вновь получили плоть, дабы и у них смертное могло поглотиться жизнью, — если они должны обрести жизнь. «Но у мертвых, — говоришь ты, —это смертное уже поглощено».— Да ведь не у всех. Сколько можно найти вчерашних мертвецов, только-только погребенных, в которых нельзя увидеть ни следа поглощения? Ты, разумеется, считаешь поглощенным только погубленное, только истребленное, ставшее недоступным всякому чувству и совершенно переставшее являться. Но да будет тебе известно, что тела древнейших гигантов не поглощены, ибо остовы их до сих пор существуют. Об этом мы уже сказали в другом месте⁴². Но и еще недавно, когда в этом городе, закладывая фундамент для одеона⁴³, святотатственно повредили древнейшие гробницы, народ пришел в трепет от почти пятисотлетних костей, еще влажных, и волос, не утративших запаха. Известно, что не только кости сохраняются в целости, но и зубы не портятся, ибо они представляют собою семена тела, которое произрастет из них в воскресении.

Наконец, если бы [по воскресении] оказалось, что смертное поглощено у всех мертвых, то чем: смертью, вечностью, временем, или, может быть, жизнью, облечением и дарованием бессмертия? Поэтому кто утверждает, что смертное будет поглощено ими, тем самым отрицает, что оно будет поглощено смертью. Но во всяком случае нужно полагать, что это свершится и исполнится Божественною силою, а не законами природы. И раз смертное должно быть поглощено жизнью, оно, во всяком случае, должно иметься, чтобы поглотилось, и поглотиться, чтобы изменилось. Если бы ты сказал, что огонь должен зажигаться, то не смог бы утверждать, что средство для зажигания в одном месте нужно, а в другом — нет. Так и апостол прибавляет: Чтобы нам, раздетым, не оказаться нагими (2 Кор. 5, 3), — имея в виду тех, которые в день Господа будут обретаться не в жизни и не во плоти. Он утверждал, что названные им «раздетыми» наги именно в том смысле, что им предстоит новое облечение в ту же субстанцию, которой они были лишены. Ибо как они окажутся нагими, когда плоть их сброшена, или отчасти разорвана и уничтожена (а как раз это может считаться наготою), —так потом вновь примут ее, дабы, облекшись плотью, они могли поверх нее облечься бессмертием. Ибо не подобает надевать верхнее платье, если еще не надето нижнее.

43. Поэтому, когда апостол говорит: Итак, мы всегда уверены и знаем, что пока пребываем в теле, мы далеки от Господа, ибо мы ходим по вере, а не по видению (2 Кор. 5, 6—7), то ясно, что и это не относится к принижению плоти (как будто она отделяет нас от Господа). Здесь он только увещает нас отвратиться от этой жизни, ибо мы далеки от Господа, пока живем. Мы ходим по вере, а не по видению, то есть руководимся надеждой, а не обладанием. Поэтому он добавляет: Веруя, мы, однако, считаем большим благом удалиться от тела и пребывать у Господа (8), —дабы мы ходили больше по видению, чем по вере, и скорее обладали, чем надеялись. Ты видишь, что и здесь презрение к телам он обращает к превосходству мученичества. Ведь только тот, удалившись от тела, сразу пребывает у Господа, кто по заслуге мученичества будет послан в рай, а не в преисподнюю. Неужели у апостола не хватило слов для обозначения исхода из тела или он говорит об этом по-новому? Напротив, желая обозначить временную утрату тела, он и сказал, что мы удалены от Него, — ибо тот, кто отправится в путешествие, возвратится в свое обиталище. После этого он говорит для всех: Мы стремимся быть угодными Богу, пребываем мы вдали от Него или у Него: ибо всем нам должно явиться на суд Иисуса Христа (9—10). Если всем, то и целыми, если целыми, то явиться должно и внутреннее, и внепшее, то есть и души, и тела: Чтобы, —говорит он, —каждый получил то, что совершил в теле и сообразно тому, что совершил, — плохое или хорошее (10). Теперь я спрашиваю, как ты читаешь это место, ибо апостол как будто затемнил его перестановкой слов. Что он имел в виду— «должно быть получено посредством тела» или «совершено посредством тела»? Но даже если он имел в виду «должно быть получено посредством тела», то, вне сомнения, речь идет о телесном воскресении. Если же «то, что совершено посредством тела», — и тут все должно быть возмещено тем же телом, каким и было сделано. Значит, все это рассуждение апостола с самого начала раскрывается в заключении (где показывается воскресение плоти) и его нужно понимать согласно заключению.

44. Если ты учтешь еще и предыдущие слова, где говорится о внешнем и внутреннем человеке, разве ты не найдешь там и достоинство плоти и полную ее надежду? Ибо если о свете, который Бог зажег в сердцах наших, дабы просветить нас знанием Славы Своей в Лице Христа, апостол говорит, что сокровище это мы носим в глиняных сосудах (2 Кор. 4, 6—7), то есть во плоти, — то разрушатся ли они, потому что они глиняные, сделаны из земли, или, скорее, возвысятся, потому что вмещают божественное сокровище? Ведь если даже сам этот истинный свет, который присутствует в Лице Христа и заключает в себе жизнь, доверяется плоти, то разве должна погибнуть плоть, которой доверена жизнь? Ясно, что тогда обречено на гибель и само сокровище, ибо обреченному на гибель доверяется лишь точно такое же, подобно тому, как старым мехам — новое вино. Вот и апостол добавляет: Мы всегда носим в теле нашем умерщвление Иисуса Христа (10). Что же это за предмет, который, будучи назван «храмом Божьим», может называться еще и «гробом Христовым»? Почему, собственно, мы носим умерщвление Господа в теле? Чтобы, — говорит он, — открылась и жизнь. Где? В теле. В каком? В смертном (11). Стало быть, во плоти, — смертной, конечно, из-за вины, но и способной к жизни в силу благодати. И взгляни, сколь велика эта благодать, что в ней открывается жизнь Христова (там же). Но разве в том, что совершенно чуждо спасению, в субстанции, подверженной постоянному разложению, откроется жизнь Христова, жизнь вечная и нетленная, то есть жизнь Божья? И какого времени жизнь Господа откроется в нашем теле? Видимо, та, которой Он жил до Своих Страстей и которая была известна не только иудеям, а теперь возвещена и всем язычникам. Значит, апостол имел в виду ту жизнь, которая сокрушила железные врата смерти и медные запоры адовы (ср. Пс. 106, 16), которая с того времени уже наша жизнь. Именно она и проявится в теле. Когда? После смерти. Как? Когда мы воскреснем в теле подобно Христу. А чтобы никто не возражал, что жизнь Иисуса уже теперь имеет явиться в нашем теле (благодаря упражнению в святости, терпении, справедливости и мудрости, которыми была славна жизнь Господа), апостол весьма предусмотрительно добавляет: Если мы, которые живем, предаемся на смерть ради Иисуса, то и жизнь Его да откроется в нашем смертном теле (2 Кор. 4, 11). Значит, — говорит он, — все это свершится в нашем теле уже после смерти. Но если после смерти, то может ли это быть без воскресения? Поэтому, заключая свою мысль, он говорит: Мы знаем, что воскресивший Иисуса и нас воскресит вместе с Ним (14), ибо Иисус уже воскрес из мертвых. «С Ним», вне сомнения, значит «так же, как и Его». А если «как и Его», то, разумеется, не без плоти.

45. Однако они по какой-то слепоте снова и снова натыкаются на слова о двух человеках, ветхом и новом: Когда апостол увещевает отложить ветхого человека, который тлеет от превратного вожделения, обновиться духом ума и облечься в нового человека, созданного по Богу в справедливости и святости истины (Эфес. 4, 22—24), они утверждают, что и здесь апостол, различая две субстанции, относит ветхость к плоти, а новизну—к душе; значит, постоянное тление относится к ветхой субстанции, то есть к плоти. Но если различать по субстанциям, то душа вовсе не есть новый человек потому, что она позже появилась, а плоть вовсе не есть ветхий человек потому, что появилась раньше. Ибо есть ли хоть миг между мановением Руки Божьей и Его Дыханием? Я, пожалуй, осмелюсь утверждать: если бы даже плоть была гораздо раньше души, Он все равно даровал бы первенство душе, — потому именно, что плоть имела наполниться ею. Ибо всякое исполнение и совершение первенствует в силу своего результата, хотя бы по порядку оно было позже. Большим первенством обладает то, без чего не может обходиться первое [по порядку]. Если плоть — это ветхий человек, то с какого времени? С самого начала? Но Адам весь был новым, а из нового не бывает ветхого. Ведь с того времени, как было дано благословение рождению ⁴⁴, плоть и душа появляются вместе и одновременно, ибо семена их одновременно внедряются в утробу, как мы говорили об этом в сочинении «О душе» ⁴⁵. Одновременно их зачатие, одновременно и рождение. Эти два человека, — а двойственна, конечно, их субстанция, но никак не возраст, — на деле представляет собою одного, ибо никто из них не раньше. Правильнее считать, что мы целиком или ветхие, или новые, — потому что неизвестно, как можно быть тем и другим одновременно. Однако апостол ясно показывает, что такое ветхий человек: Отложи ветхого человека по прежнему образу жизни (Эфес. 4, 22), — а не по ветхости какой-нибудь субстанции. Он предписывает нам отложить не плоть, а дела, которые и в других местах называются плотскими (ср. Галат. 5, 19), и обвиняет отнюдь не тела, о которых тут же замечает: Оставив ложь, говорите истину — каждый ближнему своему, потому что мы участвуем друг в друге. Гневайтесь, но не согрешайте, солнце да не зайдет во гневе вашем. И не давайте места дьяволу. Кто крал, пусть уже не крадет, а лучше пусть работает, трудясь руками, чтобы мог уделять нуждающемуся. Никакое скверное слово да не изыдет из уст ваших, но лишь такое, которое наилучшее для воздвижения веры, дабы доставляло благодать слушающим. И не печальте Святого Духа Божьего, в Котором запечатлены вы в день искупления. Да удалятся от вас всякая скорбь, гнев, крик и злоречие со всякой злобою. Но будьте друг к другу добры, милосердны, прощайте друг другу, как и Господь простил вам во Христе (Эфес. 4, 25—32). Так почему же те, кто считает плоть ветхим человеком, не приближают свою смерть, дабы, отложив ветхого человека, исполнить предписание апостола? Мы, со своей стороны, считаем, что вся вера должна совершаться во плоти и тем более через плоть (которой принадлежат и уста, чтобы произносить лучшие слова, и язык, чтобы не злословить, и сердце, чтобы не гневаться, и руки — чтобы трудиться и раздавать), а потому мы утверждаем, что ветхое и новое в человеке — это различие нравственное, а не субстанциальное. Равно мы признаем, что тот же человек, который был ветхим по прежнему образу жизни, повреждается, как сказано, от превратного вожделения, и ветхий он по-прежнему образу жизни, но не по плоти вследствие постоянной ее гибели. Стало быть, и по плоти он будет сохранен тем же самым, если будет лишен порочного образа жизни (а не телесности).

46. Ты, пожалуй, заметишь, что апостол везде так осуждает дела плоти, будто осуждает саму плоть; но, заботясь, чтобы никто не подумал этого, он получает нужный смысл при помощи иных или отчасти связанных с плотью вещей. Например, говоря, что те, которые во плоти, не могут быть угодны Богу (Римл. 8, 8), он тут же от ложного понимания обращает к истинному, прибавляя: Но вы пребываете не во плоти, а в духе (9). На самом деле они, конечно, пребывают во плоти; но апостол, говоря, что они не во плоти, показал, что они не свободны от плотских дел. То есть лишь те не могут быть угодны Богу, которые живут плотски (а не потому, что пребывают во плоти), а угодны Богу те, которые, пребывая во плоти, поступают по духу. И опять он говорит: Тело мертво, но из-за греховности, — равно как дух есть жизнь (10) вследствие праведности. Противопоставляя жизнь смерти, помещенной во плоти, он, без сомнения, там обещал жизнь за праведность, где назначил смерть за греховность. Но противопоставление жизни и смерти напрасно, если жизни нет там, где есть ее противоположность— смерть, от которой, конечно, следует освободить тело. Однако если жизнь изгоняет смерть из тела, она не может совершить этого, не проникнув туда, где находится изгоняемое. Но к чему мои путаные рассуждения, если апостол говорит совершенно определенно: Если Дух Того, Кто воскресил Иисуса из мертвых, живет в вас, Он воскресит и смертные тела ваши через Духа Его, обитающего в вас (11). Поэтому если кто-нибудь считает душу смертным телом, он вынужден признать (ибо не может отрицать, что и плоть — тоже смертное тело) такое же воскресение плоти в силу ее одинакового положения с душой. Пойми же из следующих слов, что осуждаются дела плоти, а не сама плоть: Итак, братья, мы не должники плоти, чтобы жить по плоти. Если вы станете жить по плоти, то умрете, а если духом будете умерщвлять дела плоти, будете жить (12—13). Далее (чтобы мне ответить по порядку), если тем, кто пребывает во плоти, но ведет жизнь согласно духу, обещается спасение, то уж не плоть противится спасению, но действие плоти. А если устранить дела плоти как причину смерти, плоть оказывается спасенной и свободной от причины смерти. Ибо закон, — говорит апостол, — духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти (2). Конечно, это тот закон, который, — как он сказал выше — обитает в наших членах (ср. 7, 23).