Семья пластунов, рыцари и баболюбы

Большинство запорожских казаков проживали в разбросанных по всему краю зимовниках и бурдюгах. В 1766 году, к примеру, на территории Вольностей Войска Запорожского насчитывалось до 4 тысяч зимовников, и число их постоянно росло. Сечевики насмешливо называли таких казаков зимовчаками, сиднями, а то и гречкосеями, гниздюками, баболюбами. В самой Сечи могли постоянно проживать только неженатые казаки, и обычай этот строго соблюдался. Называли себя сечевики, в отличие от баболюбов, лыцарями и товарищами. Во время ежегодного раздела угодий первыми получали наделы сечевики, после них – духовенство, и только затем – женатые запорожцы, зимовчаки. «Лыцарю и лыцарська честь: ему треба воюваты, а не биля жинкы пропадаты». Некоторый аскетизм жизни запорожцев не был заимствованным, привнесенным извне. Он был выработан самим казачьим сообществом и объясняется тем, что запорожцы жили на пограничье, под угрозой вражеского нападения, будучи фактически на военном положении и в постоянной готовности к войне. В таком образе жизни, напоминающем бытование средневековых рыцарских орденов, усматривается также влияние традиций воинских союзов предков низовых казаков, проживавших в этой же местности ранее. Существовало и некое идеологическое наполнение старинного обычая сечевого безженства – по евангельскому слову: «Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене». Отсутствие семьи у сечевика делало невозможным передачу по наследству земельного надела или власти, что служило базисом уникального сообщества, которое незабвенный Карл Маркс определял как республику. За связь с женщиной, или если «опорочит женщину не по пристойности», сечевика приговаривали к битью киями у позорного столба. Преступлением считался привод казаком в Сечь женщины, будь то хоть родная сестра, или даже мать. Фельдмаршал Миних писал: «Запорожцы – это рыцари, которые не допускают в свое товарищество женщин, а если выяснится, что кто-то из них имеет у себя женщину, то такого побивают камнями». Известен случай, когда во время русско-турецкой войны 1735-1739 годов на Сечь прибыл некий подполковник Глебов и привез с собой жену да еще нескольких женщин. Узнав об этом, запорожцы с угрозами потребовали выдать им женщин, «чтобы каждый мог иметь в них участие». Глебову с большим трудом удалось уговорить сечевиков не чинить женщинам позора, откупившись несколькими бочками горилки и немедленно вывезя женщин из Сечи, потому как казаки продолжали волноваться. Сечевики потешались над своей малоопытностью в женских делах. Слова песни уверяют, что запорожец не мог отличить цаплю (чаплю) от девки (дивкы).

Славни хлопци – запорожци
Вик звикувалы, дивкы нэ выдалы
Як забачилы на болоти чаплю,
Отаман каже: «Ото, братци, дивка!»
Осавул каже: «Що я й женыхався!»
А кошовый каже: «Що я й повинчався!»

Среди запорожцев широкое распространение получил обычай побратимства. Тревожная, наполненная опасностями жизнь казака требовала надежного плеча друга, способного подать в трудную минуту руку помощи. Да и поделиться мыслями, сомнениями - словом, «излить душу» - порой просто необходимо живому человеку. Казаки, решившие побрататься, шли в церковь и в присутствии священника давали клятвенное слово помогать друг другу, вызволять из беды и даже, если придется, жертвовать жизнью за побратима: «…даем от себя сие завещание перед Богом о том, что мы – братья, и с тем, кто нарушит братства нашего союз, тот перед Богом ответ да воздаст перед нелицемерным судьей нашим Спасителем». После совместной молитвы казаки обменивались нательными крестами и выходили из церкви братьями до конца своей жизни.
Для сечевика-сиромахи, не имевшего среди сурового своего товарищества «ни нэнькы ридненькои, ни сестры жалибненькои, ни дружины вирненькои», семьей были его побратимы-казаки, родной курень и все «товарыство». «Вэлыкый Луг – батько, а Сич – маты, от там треба й умыраты». Все казаки, без различия возраста, происхождения и заслуг, становились братьями - товарищами и называли друг друга братчиками, а кошевого атамана батьком.