Что может наука.

В настоящее время ценности исследуются в социальных науках в основном методом опроса. По-видимому, какие-то ценностные ориентации можно уловить таким образом. Но относительно тех, которые представляют собой матрицу и " знаменатель личности", метод опроса оказывается бессильным по той простой причине, что он предполагает контакт исследователя с исследуемым в вербальной сфере, а бессознательные структуры " социальных архетипов" находятся в основном за пределами этой сферы.

Но если бы они были просто невербальны, то было бы проще. Беда в том, что они к тому же " завалены" в нас ворохами словесно усвоенных концепций. Это в полном смысле " чужие" слова и мысли, но они используются нами часто для выражения самых настоящих, подлинных чувств. Особенно разительно это бывает, когда какой-нибудь простой человек, не занимающийся специально интеллектуальными изысканиями, пытается выразить возникшие в нем моральные чувства: он либо выталкивает из себя какие-то совершенно разорванные фразы и обрывки мыслей, либо вдруг взрывается фейерверком самых " густопсовых" газетных штампов, от которых у всех просто " уши вянут". И в то же время понимаешь, слушая его, что в глубине сознания этого человека штампы привязаны к чему-то очень важному. Но они этого важного не выражают, они его обозначают, и при том - весьма условным способом. Логическая связь между всеми этими штампами крайне слаба, а то и просто отсутствует, потому что они имеют тенденцию располагаться не в зависимости друг от друга, а в соответствии с " силовым полем" ценностных ориентации. Но выявить через них это поле - задача трудноразрешимая.

Существует деление ценностей на " инструментальные" и " терминальные". Последние более всего близки к тому, что выше называлось " сентиментом", или " социальным архетипом": они есть первичные или - что то же самое -, конечные точки ориентации всей системы поведения человека. Инструментальные ценности представляют как бы промежуточные ступени на пути, ведущем к ценностям терминальным. Например, человек в значительной степени неосознанно стремится к свободе, одной из компонент и вспомогательным средством считая знание в самом широком смысле слова; тогда для него ценностями будут книги, библиотеки, обмен мнениями с другими людьми, высшее образование. Отсвет сильного чувства, окружающего терминальную ценность - свободу, падает на все инструментальные, постепенно слабея по мере удаления от предмета " сентимента". Зато аналогично возрастает рациональное отношение к предметам инструментальных ценностей. Они становятся взаимозаменяемыми и все больше осознаются носителем.как средства к чему-то более важному.

Инструментальные ценности можно изучать опросными методами. В них больше вербальных элементов и они сильнее работают на выражение (а не только на обозначение) ценности, т. е. предмета. Восстановив круг инструментальных ценностей, можно пытаться сконструировать тот центр, к которому они все тяготеют, т. е. ценность терминальную. Однако сложность возникает из-за того, что " круги" инструментальных ценностей, теоретически " обслуживающие" " различные терминальные ценности, имеют сильную тенденцию пересекаться и накладываться друг на друга. Проще говоря, человек всегда стремится использовать одно и то же средство для достижения всех ценностей, каких только можно добиться с его помощью. Поэтому конструирование терминальных ценностей по инструментальным - процедура всегда сложная и по существу не имеющая проверки. Отсюда - часто раздающиеся в социологии голоса, утверждающие, что никаких ценностей в реальности просто нет, что это мысленный конструкт исследователя, не имеющий отношения к исследуемому.

Это утверждение верно и одновременно неверно: оно верно в том смысле, что, действительно, человек, специально над этой задачей не работавший, не может сформулировать высказывание, отражающее его терминальную ценность с достаточной точностью и недвусмысленно; исследователь же, пытающийся как-то собрать и завершить его высказывания, никогда не гарантирован от ошибки. Но это утверждение совершенно неверно в том смысле, что нет никаких ценностей как точек отсчета человеческого поведения. Человеческая жизнь с точки зрения поведения не только не представляет собою горстку зерен, каждый элемент которой не связан с другими и катится в зависимости от силы тяжести, но даже и горстку корпии, в которой есть множество коротеньких линий, держащихся друг возле друга посредством случайного сцепления. Если уж описывать ее таким образом, то чаще всего она все-таки моток пряжи, иногда сильно запутанный, но тем не менее представляющий собою нечто целое - от начала до конца. Поэтому-то, применяя свои вероятностные ухищрения при обработке материала, исследователи всегда уверены, что средние, получаемые таким способом, не случайны, что повторяемость в поведении человека всегда нечто большее, чем простое совпадение.

Начинать поэтому следует с того, что повторяется, - с поведения. Но здесь опять возникают трудности. Поведение, обнаруживающее ценности человека, - это его поступки, совершаемые в ситуации, где есть выбор. Для того, чтобы добраться в конечном счете до " знаменателя личности", необходимо предварительно отсеять массу действий, совершенных ею в ситуациях, где либо вовсе нет выбора, либо (что гораздо чаще встречается) выбор очень невелик. Проделать такую операцию, наблюдая реальное поведение человека, - весьма сложная задача. Поэтому исследователи идут другим путем - они ставят испытуемого в ситуацию выбора, создавая условия преднамеренно.

Таких способов в науке несколько: эксперимент, тесты и опросы, применяемые методом представления прожективных ситуаций. Эксперимент (в узко научном смысле, придаваемом этому термину) имеет то неоценимое преимущество перед всеми другими методами, что в нем исследователь может непосредственно наблюдать реакцию испытуемого, т. е. действие. Но экспериментатор может работать все-таки с довольно ограниченным контингентом лиц: эксперимент - дело трудоемкое, кропотливое и хлопотливое.

Тест и метод прожективных ситуаций - это в общем тот же эксперимент, но в упрощенном виде. И упрощение это достигнуто посредством перенесения ситуации и самого действия в вербальную сферу. При этом теряется, конечно, из вида само отдельное действие, относительно которого исследователь имеет твердую уверенность, что человек его в подобных ситуациях совершает, поскольку он сам, своими глазами видел, как оно было совершено. Но, с другой стороны, поведение человека в условиях тестирования или применения прожективных методик приобретает некоторые новые качества. Прежде всего, ситуация при изложении ее в словесной форме обобщается, и человек, поставленный в нее, получает возможность оперировать более крупными блоками представлений: в обобщенную ситуацию можно включить много действий разного характера и более широкий контекст.

При этом прожективные методики идут в основном по линии разработки контекста: человеку предъявляется развернутая диспозиция с несколькими альтернативами выбора. Исследователь может наблюдать, из каких именно альтернатив выбирает испытуемый, поскольку он сам эти альтернативы в его сознание ввел: в этом состоит правило игры. Кстати, эта сторона дела в эксперименте чаще всего остается за кадром, хотя это - не принципиальное ограничение, преодолимое в эксперименте.

Тесты, построенные на вербальном материале (к рисуночным, музыкальным и прочим тестам это не относится), идут несколько иным путем: они предоставляют испытуемому выбирать множество раз. При этом выбирается именно способ действия в отрыве от ситуации. В результате исследователь получает представление о предпочитаемом типе поведения, который реализует испытуемый (точнее, к которому он стремится, когда ситуация не ограничивает его слишком сильно). От " реальной жизни" поведение испытуемого в этом случае весьма далеко, зато - довольно близко к его ценностям. Хотя о самих ценностях исследователь не заставляет его рассуждать. Формулировка ценностных определений в данном случае (как и во всех прочих) принадлежит исследователю. Материалом для таких формулировок служит направление выборов.

По-видимому, такого рода тесты - наиболее подходящий инструмент для изучения бессознательных структур, принимающих участие в формировании поведения личности, подобных тем " социальным архетипам", которые нас интересуют. Правда, здесь возникает еще одна проблема: насколько бессознательные структуры, обнаруживаемые в результате этих выборов, действительно социальны, а не обусловлены органическими, психофизиологическими особенностями человека, его генетикой или патологическими отклонениями. Это - извечная проблема соотношения генетического и культурного в личности, волнующая психологов и специалистов смежных областей наук о человеке на протяжении всего периода их существования. Но мы здесь этой проблемой заниматься не будем.

Достаточно только сказать по этому поводу, что этнический характер рассматривается нами на уровне черт личности, т. е. интроецированных в личность ценностей, а это - результат длительного процесса взаимодействия особенностей генотипа с культурой и взаимного их приспособления. И нас будет интересовать именно этот результат, а не выделение в нем культурной и природной составляющих. То, что мы называем изучаемые архетипы поведения " социальными", есть лишь желание подчеркнуть факт исторической " привязанности" этих архетипов к определенной человеческой общности, внутри которой они как бы противопоставляются особенностям индивидуального человеческого поведения и до некоторой степени преодолевают их.

В самом деле, если некоторая модель поведения характерна в данном социуме одновременно для здоровых и больных, людей с быстрой и замедленной реакцией, шизо- и циклотимиков, да при том еще и людей, находящихся в разных жизненных ситуациях, разного пола, возраста, образования, и т. д.- то есть все основания предположить, что такая модель - не плод индивидуальных усилий каждого из них, но что есть какие-то специальные механизмы для ее формирования и передачи от одного поколения к другому, от одного человека к другому в данной этнической совокупности. Факт же резкого падения частоты появления этой модели за пределами данного социума указывает на то, что она не есть проявление каких-то генеральных свойств человеческой природы. Практически для выявления отдельных элементов того, что выше мы называли этническим характером, достаточно показать распространенность данного элемента внутри данной этнической совокупности и относительно большую его частоту проявления в ней по сравнению с другими совокупностями. И с этой задачей вполне справляются современные личностные тесты, в особенности если для них получены достаточно хорошо обоснованные средние.

Вопросы же о том, каким путем возникли эти личностные характеристики и каково соотношение внутри них генотипических и культурных составляющих (а также множество других интересных и нужных вопросов), не могут быть рассмотрены удовлетворительно на уровне современной науки. Здесь наука, как говорится в известном фильме, " не в курсе дела".

В завершение можно сказать только, что, если читатель предполагал, что этот параграф написан с целью убедить в солидности и обоснованности того материала, которым оперирует исследователь, то он (читатель) глубоко заблуждался: весь раздел написан для того, чтобы показать, насколько слабы наши научные аргументы, как мало можно им верить и насколько осторожно следует ими пользоваться. Автор может здесь оправдаться только тем, что это принципиальная слабость науки в данном вопросе на данном этапе. Но в этом есть и своя положительная сторона: данными, полученными в ходе исследований посредством методик такого характера, невозможно " гвоздить" противника, " изничтожать" его, апеллировать к какой-то известной лишь одной стороне абсолютной истине. Они ориентированы с самого начала на дискуссию, на обсуждение. Они - материал и повод для размышления.

Но с другой стороны, к ним не следует относиться и слишком пренебрежительно: они дают определенные опорные точки внутри этих рассуждений, позволяют наметить некоторые пределы, за которые нерационально выходить, если дискутирующие хотят остаться в пределах " досягаемости мнений" друг друга, т. е. продолжать говорить об одном и том же предмете и соотносить свои рассуждения. Они есть нечто, какое-то явление, к которому можно адресовать определенные слова и высказывания так, что собеседники знают: данные термины связаны именно с данным явлением, а не " плавают" в пространстве. В общем они дают какую-то основу для конкретизации и стабилизации терминов - а это уже кое-что.