Глава 4. На сибирский простор

Освоение сибирских просторов, в котором Александр Никола­евич Радищев видел «великий дух свободы» русского наро­да, его «твердость в предприятиях, неутомимость в исполне­нии», стало выдающимся событием отечественной истории, значение его мы в полной мере осознаем лишь в нынешнее время.

Грандиозное движение в Сибирь действительно было великим вольнонародным делом. В течение веков многие районы огромного края были освоены русскими людьми путем мирного хозяйствен­ного продвижения, без вмешательства княжеской и царской власти, а иногда и вопреки им. Это народное освоение быстро приводило к сближению местного населения с русским трудовым людом, при­ходившим в Сибирь из-за Урал-Камня, способствовало обогащению материальной и духовной культуры сибирских племен и русского народа. Русские несли за Урал, в среду кочевых и полукочевых на­родностей знание земледелия и новых для этих краев ремесел, и в свою очередь воспринимали здесь приемы охоты и рыболовства, привыкали к жизни в суровой таежной природе.

И только следом за этим дружественным плодотворным взаимо­влиянием на сибирские просторы проникла самодержавная цар­ская власть.

От царского произвола тяжело было и русским поселенцам, и многочисленным сибирским племенам.

Связи русских земель с Зауральем и Сибирью возникли в дале­кие времена. Новгородцы торговали с югорскими племенами уже к XI веке, а в последующие столетия «непроходимый пропастьми, снегом и лесом» путь за Камень, как называли равнинные жители поражавший величием Урал, был прочно освоен ими.

В XIII веке зауральская Югорская волость уже входила в со­став новгородских владений, платила Господину Великому Нов­городу дань пушным зверем да рыбьим зубом — редким и потому ценившимся в Европе моржовым клыком.

С созданием Русского централизованного государства полити­ка Руси в отношении Сибири становится более целенаправленной и последовательной. Порьба с Золотой Ордой, а затем с ее многочис­ленными осколками – Астраханским, Казанским, Ногайским и другими ханствами заставила Русь все чаще обращаться и к си­бирским делам, откуда последыши золотоордынских завоевателей, например тюменский хаи, не раз пытались вмешиваться в россий­ские дела в Поволжье и на юге.

Решительный Иван III пытался крепко пресечь их. В 1499 году на Двине, Ваге, Вятке, в Великом Устюге были набраны 4 тысячи удалых воинов.

В начале зимы огромный отряд двинулся за Урал — в Югор­скую землю. Шли на лыжах по заснеженным горам, вздымавшимся на полуторакилометровую высоту.

«А Камени в облаках не видати! - рассказывали участники не­бывалого похода. — Только ветрено — горы облака раздирают!»

Всю зиму, а она выдалась морозной и вьюжной, продолжался поход. Отряд занял сорок городков. Пятьдесят восемь местных князьков присягнули Ивану III. Но результаты большого похо­да были вскоре утрачены - важные дела на западе и юге отвлек­ли силы.

Потребовалось почти сто лет, чтобы Сибирь наконец прочно во­шла в состав России.

В начале XVI века после многих раздоров и стычек среди ор­дынской знати образовалось Сибирское ханство, столицей которого стал расположенный на Иртыше Кашлык.

Покорив племена хантов и манси, обитавшие по берегам Оби, Иртыша и в предгорьях Урала, правители Сибирского ханства на­ладили здесь систему тяжелого феодального грабежа, собирая по обширным пространствам обильный ясак — меха, шкуры, рыбу, зверя, – все, что удавалось добыть тяжелым промыслом охотни­кам, скотоводам, рыболовам.

Так продолжалось полвека. Но в середине XVI столетия дела у поработителей пошли хуже. Сибирские ханы издавна враждовали с бухарскими, и в конце концов дело дошло до большой войны. Сын бухарского правителя Кучум, собрав большую армию кочевников, двинулся завоевывать Сибирь.

Положение сибирского хана Едигера стало критическим. Выход оставался один — искать помощи у России, с которой он еще недав­но враждовал.

В январе 1555 года по замерзшим рекам прискакало в Москву сибирское посольство. Упав в ноги 25-летнему Ивану IV, послы Тегрул и Панчяды от имени хана ударили челом, прося царя, что­бы он «всю землю Сибирскую взял под свое имя и от сторон ото всех оборонил и дань свою положил».

Царь думал недолго. Он объявил, что принимает Сибирь под государскую руку, а дьякам велел сделать добавление к своему пышному титулу — «всея Сибирския земли повелитель».

Сразу же определили и дань с новых владений — 30 тысяч собо­лей каждый год!

Но «оборонить и заступить» Сибирь в условиях начавшейся Ли­вонской войны Иван IV не смог. В 1563 году Кучум сокрушил вой­ска Едигера. Захваченного в плен сибирского хана по приказу Кучума умертвили.

Сев на Сибирское «царство», Кучум еще семь лет потратил на то, чтобы прекратить сопротивление и смуту среди местных пле­мен, выступавших за добровольное присоединение к России и не желавших подчиниться новому завоевателю. Приведенные им от­ряды бухарцев беспощадно преследовали и обирали местное насе­ление, силой насаждали ислам.

Все отношения Сибири с Россией Кучум сразу же разорвал и за­думал даже идти на нее войною. «Хвалится хан сибирской салтан итти в Пермь войною», — сообщает одна из грамот того времени. Однако реальной силы для борьбы с Россией у Кучума, конечно, не было, и скоро он решил помириться с Москвой и обезопасить себя с этой стороны. В грамоте, посланной Ивану IV, хан, ни словом не помянув о прежних даннических отношениях Сибири и России, именовал себя «вольной человек Кучум царь», предлагал жить «в упокое», а заключал послание едва прикрытой угрозой: «И ныне похошь миру, и мы помиримся, а похошь воеватися, и мы воюемся!»

Через несколько лет он выполнил свою угрозу. Перейдя Урал, войска сибирских татар опустошили большую территорию входив­ших в состав России приуральских племен. Мечтой Кучума было полное изгнание русских из Пермского края. Успеха в ее осущест­влении он не добился, но земли российского Приуралья разорил изрядно.

ЛОНДОНСКИЕ МЕЧТАТЕЛИ

Не только ордынские ханы зарились на сибирские богатства. В далеком Лондоне страстно мечтали о них английские купцы. И не только мечтали. Начиная с середины XVI века Ан­глия, не скупясь на расходы, посылала в Студеное море один экспедиционный корабль за другим, чтобы проложить ан­глийскому торговому капиталу путь к стране, которая, как востор­женно писал один английский поэт, «привлекала всех богатством соболей».

Плавания англичан но давно и прочно освоенному русскими по­морами Северному морскому пути воспринимались в Британии как выдающиеся подвиги. В 1556 году английский капитан Берро по­пытался достичь острова Вайгач, но, столкнувшись со льдами, от­ступил. Здесь в тяжелых льдах он неожиданно встретил целую флотилию русских — четыре поморских парусника занимались обычным промыслом, били моржей и белых медведей. Кормчий одного из судов по прозвищу Лошак, приглашенный Берро на ко­рабль, без труда обрисовал англичанину всю северную географию, которая позднее легла в основу капитанского донесения британ­ским властям. Он рассказал, что недалеко от места встречи на севе­ро-востоке лежит обширная Новая земля (капитан старательно записал незнакомые слова — «Новая Зембла»), рассказал о Вайгаче и о пути в устье Оби. Все эти сведения, известные уже многим поколениям поморов, для англичан были настоящим откровением. Капитан скрупулезно зафиксировал их в документах, Лошак про­стодушно обещал англичанам провести их в Обскую губу, побла­годарил за гостеприимство и отбыл на свой парусник. Однако во время начавшегося сильного шторма англичане потеряли из ви­ду русские корабли и, столкнувшись со льдами, повернули на запад.

Тем не менее возвратившийся из плавания Берро был воспет в Англии как герой.

Нет, нелегко проплыть на Обь, и путь туда далек,

Но смелый Беррро там бывал, трудами пренебрег!

Через холодные моря в Лапландию проплыл.

Весьма опасный путь на Обь для Англии открыл!

Так восторженно писал о капитане один из первых певцов бри­танского колониализма поэт Уоркер. Мужество капитана представ­лялось ему беспримерным, а о том, что такие плавания уже были обычным делом для поколений русских поморов, он не знал.

«ЕРМАК СО ТОВАРИЩИ»

Точных данных о происхождении и жизни знаменитого атамана Ермака Тимофеевича не сохранилось. Родился он во второй четверти XVI века, а где — неизвестно. Разные русские города оспаривали честь называться его родиной. Одни рассказывали, что родом Ермак с Северной Двины, другие говорили — из Вологодского уезда, третьи утвер­ждали, что происходит Ермак с реки Чусовой. В молодые годы Ермолай Тимофеевич, таково было его полное имя, оказался на юге Русского государства — на Волге и Дону, где и казаковал в «ди­ком поле» чуть не двадцать лет.

В трудные годы правительство не раз призывало казаков на рат­ную службу и казаки шли защищать русскую землю. Поэтому в на­чале 80-х годов, в тяжелый час Ливонской войны, пошел на воен­ную службу и Ермак, уже ставший опытным казацким вожаком. Воевал он умело, и скоро имя его стало известно во многих полках.

Быстро узнали его крепкую руку и враги, не раз поминавшие Ер­мака в боевых донесениях.

Был Ермак, как сообщает одно из сказаний, «мужествен, и разу­мен, и человечен, и зрачен, и всякой мудрости довольно имел, пло­сколиц, черн брадою и власы прикудряв, возраст средней, и плоек, и плечист».

Под стать атаману были и его сподвижники: «Были у Ермака сверстники — Иван Кольцо, Иван Гроза, Богдан Брязга и выбор­ных есаулов четыре человека». Казаки в поход собрались к Ермаку из разных мест — и волжские, и донские, и яицкие, и терские, — всего более 500 человек. Порядки были строгие, но демократич­ные — все главные решения принимались «с совета», по «пригово­ру» всего казацкого «товарства». Так приняли и решение о походе в Сибирь.

Собравшись на войсковой круг, казаки обсудили разные на­правления похода. Кто думал о Каспии и персидских берегах, кто предлагал спуститься по Дону и отправиться в Крым, но после всех обсуждений решили — в Сибирь!

Ермак высказался за Сибирь, поскольку нападения на персов или крымцев вызвали бы ненужный царский гнев. Россия, изнемо­гавшая от Ливонской войны, не хотела осложнений на юге. А опальные «воровские», как называли их московские феодалы, ка­заки во главе с Иваном Кольцом согласились идти в Сибирь, чтобы подальше скрыться от преследований царской власти.

СИБИРСКОЕ ВЗЯТЬЕ

Итак, определив направление похода, летом 1582 года казаки двинулись в путь — по Волге и Каме в Приуралье, на реку Чусовую, во владения могущественных купцов Строгано­вых, которые обещали помочь в снаряжении отряда. Интерес у купцов был простой: во-первых, казаки защитят их владе­ния от нападений сибирского хана, а во-вторых, при удачном исходе казацкого предприятия Строгановы надеялись поживиться казацкой добычей.

На Чусовой казаки объявились как нельзя более кстати — на­следник Кучума царевич Алей с отборным войском напал на при­уральские земли. В решительном бою Ермак остановил войска ца­ревича. Трезво оценив обстановку и силу казаков, Алей повернул войска прочь из этих мест, ушел на север, понадеявшись взять до­бычу там.

После этого Ермак стал готовиться к сибирскому походу. Часть припасов взяли у Строганова. Купец пытался ссудить их казакам под большие проценты, затеял с ними торг. «Егда возвратитеся, на ком те припасы по цене взяти, и кто отдаст, точно или с лихвой?» — приставал он к казакам.

Но Строганов явно недооценил решимости казаков. Возмутив­шись его домогательствами, казаки, только что отстоявшие строга­новские владения от татарского грабежа, подступили к купеческой конторе общим «гызом», а разгневанный Иван Кольцо заявил, что разнесет купца из пищали «по клоку». Напуганный Строганов мигом стал сговорчивее, открыл амбары и отпустил «по запросу запасов хлебных и мяс, и масла, також пороху и свинцу».

Скоро все было готово. 1 сентября 1582 года 540 бывалых каза­ков во главе со своим прославленным атаманом на стругах двину­лись из строгановских городков вверх по реке Чусовой. До послед­него времени считалось, что в поход Ермак отправился в 1581 году. Однако советский историк Р. Г. Скрынников точно доказал, что по­ход начался годом позднее.

Пройдя на веслах около двухсот верст вверх по течению Чусо­вой, казачья флотилия повернула в речку Серебрянку и еще через несколько дней, медленно продвигаясь против стремительного те­чения, достигла предгорий Урала.

Здесь предстояло самое трудное — перетащить через Тагиль­ские перевалы Уральского хребта флотилию груженых стругов. Прорубая первобытные чащи, казаки волоком или на лямках тащи­ли по просекам струги, каждый из которых вмещал по двадцать человек. Несколько стругов были еще больше, и поднять их на хре­бет не удалось — суда бросили в чаще, перевалив груз на более легкие корабли.

Немного отдохнув на вершине перевала, отряд начал спускать струги вниз. Здесь стало легче: вниз — не вверх! По мелким рекам добрались до Тагила, воды которого скоро вынесли суда в Туру, от­туда они перешли в Тобол и, наконец, — в Иртыш.

Плавание шло быстрее — плыли по течению рек. День шел за днем, многие версты — сотня за сотней — оставались позади, все ближе становилась столица ханства Кашлык.

Кучуму, сидевшему в Кашлыке, донесли, что в пределы ханства вошел казацкий отряд. Навстречу Ермаку выслали несколько аван­гардов, но казаки без большого труда одолели их.

В двадцатых числах октября, спустя почти два месяца после на­чала похода, Ермак достиг Кашлыка. Здесь против казаков были двинуты главные ханские силы — несколько тысяч отборных кон­ников и пехотинцев.

Многократный численный перевес Кучумова воинства смутил дружинников. Казачий круг, собравшийся в ночь перед сражени­ем, долго обсуждал сложившееся положение. Многие предлагали той же ночью сняться и уйти — настолько очевидным был перевес противника. Но Ермак, изложив свой план, настоял на сра­жении.

26 октября 1582 года у стен столицы Сибирского ханства Кашлыка развернулась главная битва. Кучум намеревался остановить казаков уже на подступах к городу, устроив большую засеку на мысу, где высадились казаки. За нагромождением сваленных де­ревьев татары надеялись укрыться от огня казачьих пищалей. На большой горе перед городом Кучум приказал установить две пушки, привезенные незадолго до этого из Казани. Правда, пушечная пальба у татар не получилась, порох был то ли плох, то ли отсырел, и в решающий момент боя татары не смогли ударить но штурмую­щим из орудий.

Засеку xaн поручил оборонять опытному в военном деле цареви­чу Маметкулу, а сам устроился на горе поодаль. Маметкул решил вести активную оборону. В завалах были сделаны проходы, и, когда казаки приблизились к засеке, на них ринулись отборные отряды ханской гвардии.

Но им не удалось даже сблизиться с дружинниками Ермака — те открыли такой частый и плотный огонь из пи­щалей, что атака моментально захлебнулась.

Огнестрельное оружие казаки умели использовать столь эффек­тивно, как никто в тогдашнем мире. Этому научила их тактика су­хопутных и особенно морских боев. Когда, например, казачьи стру­ги сближались с кораблями противника, гребцы по команде броса­ли весла, хватались за пищали и открывали огонь. А у другого бор­та их товарищи непрерывно перезаряжали оружие. Огонь получал­ся для тех времен невероятно плотным, наносил врагу большой урон, а кроме того, оказывал сильное психологическое действие. Противник его, как правило, не выдерживал. Дело довершалось стремительным штурмом и беспорядочным бегством врага.

Подобная тактика была применена и при взятии Кашлыка. Опрокинутые мощными залпами, татары обратились в бегство. Сам Маметкул был ранен, и слуги едва сумели переправить его через реку. Татарские пушки молчали, возле них беспорядочно су­етились пушкари-неудачники, которые, завидев карабкающихся на гору казаков, столкнули орудия вниз, им навстречу, а сами кину­лись кто куда.

Кучум наблюдал за битвой из своей ставки на высокой горе. Когда он понял, что битва проиграна, то так же, как все, ударился в безоглядное бегство, бросив столицу на милость победителя.

Победа Ермака была полной. И самое удивительное, что он одержал ее, не потеряв убитыми ни одного человека! К вечеру по­бедители вошли в Кашлык, где обнаружили богатую добычу. Не­тронутая ханская казна была полна собранных со всей Сибири со­болей, черно-бурых лисиц, куниц, белок и разных припасов. По законам вольного казачества, все поделили поровну.

ЗИМОВКИ И ПОСЛЕДНИЕ БОИ

Осень кончалась, хмурились небеса, выпал первый снег, а сле­дом и реки подернулись льдом. Казаки готовились зимовать: вытащили струги на берег, утеплили жилища, рубили в ближних лесах дрова, наладили рыбный промысел — заготавливали рыбу впрок на зиму. Они уже успели познако­миться и установить мирные отношения со многими окрест­ными племенами, свободно вздохнувшими после изгнания Кучума. Разбежавшиеся в первые дни после сражения окрестные жители быстро вернулись в свои жилища, познакомились с казаками, охотно помогали им готовиться к долгой зиме.

А бежавший Кучум собирал силы по дальним кочевьям. К де­кабрю месяцу он сколотил новую армию в несколько тысяч человек, и объединенные силы Сибирского ханства двинулись на Каш-лык — изгонять казаков. На подходе им удалось врасплох захва­тить казачью артель, занимавшуюся рыбной ловлей. В неравной схватке вся она во главе с атаманом Богданом Брязгой полегла на заснеженном льду сибирского озера.

Ермак принял вызов врага. Новое сражение на озере Абалак оказалось исключительно упорным и кровопролитным. Но превос­ходная военная тактика и высокая стойкость — победить или уме­реть! — помогли казакам и на этот раз. Вновь войско под командой царевича Маметкула было разгромлено и беспорядочно отступило с поля боя.

Победа на Абалаке закрепила успех экспедиции Ермака. Но он понимал, что без поддержки из России в условиях постоянной борь­бы с ханом казакам долго не протянуть — и людей мало, и боепри­пасы истощались. Лучшим выходом из положения Ермак, отпра­вившийся в поход вопреки царскому запрету, счел сейчас возвра­щение на царскую службу. Он решил изобразить дело так, будто поход был предпринят для того, чтобы сослужить добрую службу русскому царю. Поэтому спустя несколько месяцев после сражения на Абалаке, посоветовавшись с казаками, Ермак отправил грамоту Ивану Грозному.

«Сибирского царя Кучума и с его детьми, и с его воинами по­бедил, — писал знаменитый атаман царю, — и брата царя Кучумова царевича Маметкула разбил тоже... А многих живущих тут ино­язычных людей под его государеву царскую высокую руку под­вели, им быть под его царскою рукою до веку, а на русских людей зла никакого не мыслить».

Грамоту в Москву повез молодой казак Черкас Александров. Царь, который еще год назад крепко-накрепко запретил казакам идти в Сибирь, прочитав грамоту, сразу оценил грандиозность свер­шенного казаками дела и, конечно, захотел как можно быстрее при­брать к рукам плоды казачьих побед. Он тут же, а дело было осенью 1583 года, распорядился, даже не переговорив с казаками, доста­вившими грамоту, готовить зимний поход в Сибирь.

Но рассказ казаков о непроходимых зимних перевалах остудил царский пыл. Следом за первым указом о сборе отряда последовал второй. «Ныне, — писал в нем Грозный, — до нас слух дошел, что в Сибирь зимним путем на конях пройти не мочно». Поход отложи­ли на весну 1584 года.

Царь приказал наградить казаков. Рядовых — серебряными деньгами и сукном, атаманов — золотыми монетами. Ермаку, но преданию, пожалован был золоченый панцирь. Позднее досужая молва присоединила к панцирю еще и шубу с царского плеча.

Но награды наградами, а казакам-то царь до конца не доверял. Сделали свое смелое дело — и слава богу, а править Сибирью долж­ны те, кого царь пошлет, а не вольные казаки. Поэтому в коште ука­за о наградах Грозный велел приписать: «А Ермаку указал госу­дарь быть в Москве». Так царю было спокойнее.

Однако и весной 1584 года не дождались казаки обещанной царской помощи. Иван Грозный умер, и в дворцовой сумятице о по­сылке отряда забыли.

Ермаку приходилось рассчитывать только на свои силы, а они медленно истаивали в стычках с татарами. Но колоссальный воен­ный опыт, десятилетиями выработанная привычка жить в постоян­ном окружении врагов позволили казакам продержаться и год, и два!

Самой верной опорой было им глубокое чувство товарищества, мужество и бесстрашие. Не раз выручала и дерзкая смелость. Вой­ной против казаков по-прежнему руководил царевич Маметкул, са­мый талантливый полководец Сибирского ханства. Летом 1583 года он, готовясь к новой схватке, разбил кочевья в ста верстах от заня­того казаками Кашлыка. Ермак узнал об этом от одного из местных князьков, присягнувшего русскому царю, и немедленно послал ту да полсотни своих удальцов. В два дня легкие струги добежали до обозначенного места, и среди ночи обрушился на ордынский стан удалой отряд. Спящего Маметкула растолкали в шатре и взяли в плен, сонного, перепуганного.

Потеря лучшего полководца обернулась для Кучума большими бедами. И без того местные князья один за другим переходили на сторону русских, а здесь еще начались раздоры среди ханской вер­хушки.

Знатные феодалы один за другим покидали ханский двор. Власть таяла.

Былое могущество уходило, а Кучум не хотел верить, что Сибирь уже никогда не будет ханской.

Ушел от сибирского правителя и его главный визирь опытный Карача. Он решил бороться с русскими самостоятельно. Понимая, что силой казаков не взять, хоть и оставалось их всего около двух­сот человек, Карача решил действовать хитростью и обманом. Он предложил Ермаку начать переговоры о мире. Ермак согласился — обстановка была сложная, отряд поредел, нужно было дождаться во что бы то ни стало подмоги из-за Урала.

Вскоре Карача попросил Ермака о помощи — «оборонить от недругов» Кучума и верных ему князьков. Казаки поверили в искренность обманной просьбы и послали на помощь Караче сорок человек во главе с Иваном Кольцом.

В ставке Карачи весь отряд был вероломно перебит.

Так тяжело кончалась для казаков третья сибирская зима — весну 1585 года встретили чуть больше ста человек. Упоенный сво­ей «победой», Карача окружил Кашлык, решив навсегда покончить с казаками и сесть на трон Сибирского «царства». Ермак внима­тельно изучил расположение и численность осадивших Кашлык вражеских войск.

Сил для открытого сражения уже не было. Выручить могло только военное умение, какой-нибудь внезапный, ошеломительный для врага выпад. Ермак долго и терпеливо выжидал, думал, как поступить вернее.

Наконец в одну из весенних ночей атаман Матвей Мещеряк про­брался через боевые порядки врага к главной ставке Карачи, рас­полагавшейся в трех верстах от Кашлыка, и молниеносно разгро­мил ее. Сам Карача и слуги едва успели убежать, но два его сына-темника, охрана и почти все военные советники погибли. Обезглав­ленное воинство тут же разбежалось от стен Кашлыка, осада была снята.

Казалось, можно вздохнуть свободнее, и действительно, месяц-два враг не беспокоил дружину.

Но втайне Карача готовил новую западню. Поняв, что с Ерма­ком ему в одиночку не справиться, Карача быстро помирился с Кучумом и стал вместе с ним гадать, как одолеть казацкую дру­жину. О победе в открытом бою они не думали даже сейчас, когда у Ермака осталось чуть больше сотни воинов.

Вновь была задумана коварная хитрость. Через лазутчиков Ермаку послали лживую весть о том, что казацкой помощи просят бухарские купцы, приехавшие торговать, но терпящие бедствия от татар. Ермак, ничего не подозревая, выступил к ним на помощь. Несколько раз по пути он получал сведения о местонахождении купцов от разных проезжих людей, не зная, что люди эти — тоже лазутчики Кучума и Карачи, шаг за шагом направлявшие его в за­падню.

В ночь с 5 на 6 августа, в сильный дождь татары неожиданно ворвались в казачий лагерь на реке Вагае. Завязался неравный бой, казаки, обороняясь, отходили к стругам, нанося противнику большой урон. Вместе со всеми бился, отступая, и Ермак.

Это был последний бой прославленного атамана. По одному из преданий, Ермак Тимофеевич, достигнув берега, бросился в реку, чтобы догнать отходящий струг, но тяжелый панцирь — мифиче­ский царский подарок — утянул казака под воду.

Татарское предание, записанное, видимо, со слов участников битвы, говорит другое. Ермак успел прыгнуть в струг, но следом сумели вскочить несколько татарских воинов. Завязалась схватка. Ермак, орудуя саблей, стал теснить ханского богатыря Кучугая. Тот размахивал длинным копьем и, изловчившись, сумел ткнуть атамана в незакрытое горло — шлем в ночной спешке не был за­стегнут.

Так закончилась жизнь великого казацкого атамана. И хоть не­много воинов потеряли в том бою казаки, без Ермака они не мыс­лили продолжать начатое. Девяносто оставшихся в живых воинов во главе с Матвеем Мещеряком ушли на Русь, не зная, что помощь уже спешила к ним —- воевода Иван Мансуров с несколькими сот­нями стрельцов уже перевалил Уральский хребет и двигался к Кашлыку. Но продолжать сибирскую эпопею ему пришлось без тех, кто ее начал. Казацкий отряд ушел за Урал. Правда, через год-другой многие казаки и атаман Матвей Мещеряк, возглавивший дружину после смерти Ермака, вернулись в Сибирь — она манила неодолимо.

Дружина Ермака сделала первый великий шаг в Сибирь. Имен­но поэтому имя его не было забыто, Ермак Тимофеевич стал одним из любимых народных героев, песни о нем живут уже долгие сто­летия.

Следом за первопроходцами двинулись в Сибирь крестьяне, промышленники, мастеровые и купцы. Одно за другим возникали на сибирских реках поселения, вокруг них осваивались земли — появились пашни, луга, огороды, выгоны и другие угодья. Русские осваивали неоглядные просторы, живя бок о бок с местными наро­дами, щедро делились с ними разными уменьями и учились сами.

Присоединение Сибири к России, добровольное вхождение в ее состав многочисленных племен спасло сибирские народы от исчез­новения, ибо ордынское иго повсюду, где бы оно ни господствовало, приводило в конечном итоге к исчезновению государств, народов и племен, «давило и иссушало, — писал Карл Маркс, — самую ду­шу народа».

Великое будущее открывалось перед Сибирью.