Державный отец и сын

Цесаревич заключил брак с иностранной принцессой неправославного вероисповедания лишь по приказанию Государя, которого он слушал во всем, исполняя послушание, как того требует христианская заповедь.

Лишь в силу внешних обстоятельств и под воздействием более сильных волей окружавших его людей Цесаревич совершал поступки, против воли Царственного родителя. Однако все это происходило уже после кончины его Августейшей супруги, когда воля Цесаревича была сломлена горем и тревожными размышлениями о своем будущем.

Имевший лишь некоторые духовные дарования, Цесаревич отличался довольно нерешительным и даже скрытным характером. Черты эти развились под влиянием того положения, в каком он находился еще в юности, воспитываемый по преимуществу женщинами и иностранцами, безраздельно зависимыми от его Августейшего родителя, склонного к необузданному насилию и гневу, а проще говоря одержимому.

С 1694 по 1698 гг. Цесаревич жил у Августейшей матери, которая тогда уже не пользовалась Царским расположением, а потому наследнику пришлось выбирать между Царствующим отцом и ссыльной и постриженной в монахини венценосной матерью. Выбор оказался непростым, поскольку Царевич любил Августейшую мать и поддерживал с нею сношения даже после ее заточения, например, ездил к ней на свидание в 1707 году. Всякий раз, оказывая знак внимания Августейшей матери, наследник возбуждал чувство неприязни в державном отце, а потому надо было каждый раз скрывать свою привязанность к ней, чтобы миновать Царского гнева.

Трепетная душа Цесаревича страшилась могучей энергии державного отца, а последний все более и более убеждался в неспособности единственного венценосного сына стать деятельным поборником его предначертаний. Царь опасался за судьбу преобразований, введению которых посвятил всю свою жизнь, и потому с каждым годом он все более сурово стал относиться к наследнику.

Цесаревич Алексей Петрович страшился происходящих событий, потрясавших Россию по воле его державного родителя. Он искал от них убежища в религиозной обрядности вековой Руси. Недаром читал он Библию шесть раз, делал выписки из Барония о церковных догматах, обрядах и чудесах, покупал книги религиозного содержания. Царь же Петр I Алексеевич, напротив, обладал более скромными духовными интересами, а более глубоким практическим смыслом и железною волей, даже одержимостью действия по изменению привычного уклада жизни в Святой Руси. В борьбе с Русью крепли и множились его силы. Монарх, как ему казалось, жертвовал всем для введения преобразований, которые набожный единственный Августейший сын его считал противными Православию и пользе России. С Цесаревичем соглашались многие.

Когда Царевич жил в Преображенском в 1705—1709 годы, его окружали лица, которые, по собственным его словам, приучали его " ханжить и конверсацию иметь с попами и чернцами и к ним часто ездить и подпивать ". В обращении с этими подчиненными лицами Цесаревич, умевший склоняться перед сильною волей державного отца, сам обнаруживал признаки своеволия и жестокости. Он, разлагаемый духовно окружением, доходил до того, что бил друга своего Князя Н. Вяземского и драл " честную браду своего радетеля " духовника Якова Игнатьева.

Уже в это время Цесаревич сознавался ближайшему своему другу, тому же Якову Игнатьеву, что желает смерти державного отца, а протопоп утешал его тем, что Бог простит, и что все они желают того же. И в этом случае поведение Царевича в Преображенском не оставалось, конечно, безызвестным Августейшему отцу, для того и окружившего венценосного сына своего людьми, собиравшими о том крамолу.

В народе также стали ходить слухи о разладе Царевича с Государем. Во время пыток и казней после стрелецкого бунта монастырский конюх Кузьмин рассказывал стрельцам следующее: " Государь немцев любит, а Царевич их не любит, приходил к нему немчин и говорил неведомо какие слова и Царевич на том немчине платье сжег и его опалил. Немчин жаловался Государю и тот сказал: для чего ты к нему ходишь, покаместь я жив, потаместь и вы ".

В другой раз, в 1708 году, среди недовольных ходили слухи, что Царевич также недоволен, окружил себя казаками, которые по его велению наказывают бояр — Царских потаковников, и говорит, будто бы и ему Государь не батюшка и не Царь. Таким образом, молва народная олицетворяла со временем в Царевиче Алексее надежду на высвобождение из-под тяжелого гнета Петровских реформ и неприязненным отношениям двух различных характеров придавала оттенок политической вражды; семейный раздор стал превращаться в борьбу партий.

Если в 1708 году Цесаревич предлагал Царю статьи об укреплении Московской фортеции, об исправлении гарнизона, о составлении нескольких пехотных полков, о сыске и обучении недорослей, если он в том же году набирал полки при Смоленске, отсылал в Санкт-Петербург шведских полоняников, извещал о военных действиях против донских казаков с Булавиным во главе и ездил осматривать магазины в Вязьму, в 1709 году приводил полки к отцу в Сумы, — то в позднейшее время далеко не выказывал такой деятельности и все менее и менее пользовался доверием Царя.