Курт Виткау

ходился там с мая по октябрь 1943 г., затем меня перевели на фронт. До января 1944 г. был рекрутом в Берлине, в мае 1945 г. меня послали учится в школу сержантов в Чехословакию. Там же меня взяли в плен. Мне исполнилось тогда 18 лет.

Так и не успев принять участия ни в одном сражении, Курт отправился в лагерную одиссею: Заксенхаузен в Берлине, в 1946 г. — через Франкфурт в Москву, в 1948 г. — Лубянка, где его осудили на 25 лет.

— В 1949 г. меня привезли в лагерь в Сталинград. Я работал простым рабочим на восстановлении завода «Красный Октябрь», на строительстве Дома Павлова, на набережной у Волги.

В 1952 г., когда канал был уже почти готов, меня вместе с другими прислали на работы по озеленению. Это был огромный объект, высокие шлюзы производили большое впечатление. В мою задачу входила высадка цветов, саженцев и кустарников, семян травы. Когда грузовики привозили землю, начиналась наша ра-

бота. Вместе со мной на канале работал Карл-Хайнц-Муссет. Три месяца я провел на канале, но вспоминаю часто это время. В 1953 г. я был реабилитирован и вернулся в Германию. В Кельне я работал на тракторном заводе помощником слесаря, делал машины для цемента. В 1954 г. женился, у меня трое детей и уже трое внуков. Мое хобби — ничего не делать. Больше всего на свете я люблю гулять в лесу, путешествовать.

Я - ОДИН ИЗ НИХ

Нас познакомила Люция Шварц в фондах Музея-панорамы «Сталинградская битва». Еще задолго до этого знакомства Люция постоянно рассказывала о том, что каждый год из Австрии в Волгоград приезжают ее соотечественники, бывшие военнопленные. И что это не обычная группа, можно сказать, народные дипломаты, которые не официально, а через простых людей и общественные организации познакомились и подружились с нашими ветеранами. И вот уже несколько лет подряд они встречаются как старые друзья, ездят друг к другу в гости и им интересно общаться. Кроме того, австрийская группа находит нуждающихся ветеранов или детский дом и оказывает им посильную помощь.

Когда мы познакомились с Эрвином Петером, то выяснили, что в Германии у нас есть общий знакомый, доктор Вольфганг Вагнер, с которым я познакомилась несколько лет назад во время съемок фильма «Письма из Сталинграда». А господин Эрвин описал его судьбу в одной из своих книг. Я попросила передать привет доктору Вагнеру и, уже прощаясь, спросила, нет ли у господина Эрвина знакомых военнопленных, которые принимали участие в строительстве Волго-Донского канала. Я в то время вела поиск материала для фильма о строителях канала. Господин Эрвин посмотрел на меня и произнес: «Я — один из них». Теперь настало мое время удивляться.

Расстались мы только вечером, весь день я провела вместе с Эрвином (уже без официальной приставки господин) и его друзьями.

Мы побывали в Песчанке, где находится памятный знак погибшим под Сталинградом австрийским солдатам, затем поехали в Бекетовку, на место, где раньше находился лагерь военнопленных. Сколько раз проезжала я мимо этого места на ма-

Эрвин Петер, Валентина Сороколетова и Люция Шварц

леньком паровозике, выходила на станции завода имени Ерма-на. В Бекетовке жили мои дедушка и бабушка, и мы часто у них гостили детьми, но ничего не знали о том, что совсем рядом с ними, по другую сторону железнодорожного полотна, когда-то был лагерь военнопленных. Он находился совсем рядом с заводом имени Ермана, точнее, с его южной стороны. Мы позвонили в администрацию завода, и нам разрешили пройти на территорию, где до сих пор сохранилась лесотаска, на которой работал Эрвин и его товарищи по плену.

Лесотаска — это деревянная платформа, на которую из Волги баграми, длинными палками с крючками, затаскивали бревна и дальше транспортировали прямо в цех на завод.

Однажды зимой, рассказал Эрвин, он поскользнулся и упал в воду, его товарищи были уже далеко, работа была почти закончена. Он стал кричать, его случайно заметил русский солдат-охранник, подбежал к нему, чтобы помочь. Он протянул ему руку, но, когда Эрвин за нее ухватился, солдат не удержался

и тоже упал в воду, вместе со своим ружьем. Солдат стал так громко кричать и ругаться, что их быстро заметили, и военнопленные и охрана поспешили на помощь. Эрвина и его спасителя вытащили из ледяной воды и повели сушиться в котельную. Солдат-спаситель еще немного сердился, когда они сушили свою одежду и пытались согреться, но через некоторое время успокоился. Потом после выкуренной сигареты он вдруг разразился смехом, и Эрвин тоже стал хохотать. Это была действительно смешная картина — два совершенно голых и дрожащих от холода парня сидят на корточках в котельной и умирают от смеха, вспоминая произошедшее. С тех пор они стали друзьями по несчастью. И когда этот солдат дежурил на вышке во время выхода пленных на работу, он старался найти глазами Эрвина и как-то незаметно его поприветствовать или подмигнуть.

Судьба Эрвина оказалась интересной и необычной, была полна неожиданных разочарований и открытий.

До 12 лет Эрвин воспитывался в Вене у приемных родителей, затем в доме сирот, из-за нищеты. Мама смогла его взять к себе только в 1941 г., когда началась война с Россией.

«В сентябре 1944 г. на площади Штефенплац города Вены состоялся большой сбор представителей различных лагерей закалки. Эта встреча была организована бургомистром Вены Баль-дуром фон Ширахом, который официально являлся попечителем венской молодежи. В моей памяти запечатлелись его слова, адресованные нам — мальчишкам, рожденным в 1928 г.: «Вы, молодежь 28-го года рождения, вы — новое оружие Германии!»

Несколькими месяцами позже, когда мы, призывники 28-го года рождения, попали в армию и прослужили там три недели, война была окончена. За это время я ни разу не столкнулся ни с одним вражеским солдатом. «Чудесное оружие» не пригодилось!» [31].

8 мая 1945 г. немецкий вермахт капитулировал и война закончилась, но не закончились страдания 16-летних мальчишек последнего призыва из Германии и Австрии. Для них они только начались. Сначала Эрвин и его товарищи попали в плен к американцам.

«Попав в плен к американцам, я вынужден был признать, что у них царил такой же произвол, как и у русских (так, по крайней мере, мы предполагали). Американские солдаты силой отнимали у пленных принадлежавшие им ценные вещи, не гнушаясь ни часами, ни обручальными кольцами. Я сам стал жерт-

Эрвин Петер

вой такого произвола. Солдат, которому я официально сдался в плен, забрал не только мой военный билет, но и часы, которые мне были дороги как подарок мамы. «На память», — нагло заявил он. Когда я отказался добровольно отдать ему часы, он со всего размаху ударил меня в лицо. В довершение ко всему, уже будучи на земле, я получил от него сильный пинок... Часы были грубо сорваны с моей руки. После чего последовал еще один удар... Это был, безусловно, храбрый и мужественный солдат, который без малейшего риска для себя избивал беззащитных

подростков. Подобного отношения я мог ожидать от русских, но никак от американцев. Но это были только цветочки. Три дня мы провели в открытом поле, не получая никакого пайка. Добрые американцы не давали нам даже питьевой воды...» [31].

Потом американцы передали группу австрийских военнопленных русским. Вот что написал в своих воспоминаниях Эрвин: «Нас вели прямо в руки русских! Американцы, которым мы так доверяли, нас подло предали! На выходе из Гальнойкирхена женщины были отделены от всех остальных и направлены обратно в деревню. Многие солдаты стали догадываться, что их ожидало. 25 тысяч немецких солдат, добровольно сдавшихся американцам, были подарены дядей Сэмом русскому Ивану! Причиной этому поступку послужил договор, заключенный Сталиным и Рузвельтом в Ялте, согласно которому немецкие военнопленные, воевавшие с Россией, должны были быть переданы русским. Тем самым в середине XX века свободолюбивыми американцами были заложены основы рабства! Американцы в общей сложности передали 100000 немецких военнопленных, и это после окончания войны. Многие из них уже никогда не вернулись из советских лагерей» [31].

«В Прегартане нас уже ожидали русские. Но, о чудо! Впервые после четырехдневного плена мы получили еду и питье, не от «любимых» американцев, а от «страшных» русских! Какой контраст! По иронии судьбы выданные нам продукты были преимущественно американского происхождения» [31].

Затем дорога, лагерь-распределитель в Фоссани, где по ошибке секретарь из румын поставил Эрвину неправильную дату рождения — вместо 1928—1925 г., и впоследствии эта ошибка Эрвину дорого обошлась. Вместо того чтобы вернуться на родину — он едет в лагерь военнопленных в Сталинграде. 23 июня 1945 г., когда он ступит на территорию лагеря военнопленных 108/3, обнесенного двумя рядами колючей проволоки, ему исполнится 17 лет.

По сравнению со всеми работами, которые выполняли военнопленные в Сталинграде и области, труд на строительстве канала считался у военнопленных «курортом», то есть не самым трудным. Вот как вспоминает об этом Эрвин Петер:

«По прибытии в новый лагерь мы узнали, что нам предстояло внести свой посильный вклад в строительство Волго-Донского канала. Очевидно, «курортом» здесь и не пахло. Нас заб-

росили на крупномасштабные земляные работы. Моим бригадиром был некий Гедл Готфрид, австриец по национальности и, как выяснилось позже, еще и мой однополчанин.

Однажды утром на стройке появился инженер и попросил Гедла выделить ему помощника на два дня. Я случайно оказался поблизости и немедленно получил новое назначение. Мы отправились на огромное дынное поле, где ему предстояло вымерять место для дороги. В мою задачу входило удержание в вертикальном положении измерительной планки, на которую ориентировался инженер, глядя в окуляр теодолита. О такой работе можно было только мечтать. Не только потому, что работа была легкой, но и потому, что я вдоволь смог наесться дынь и арбузов, которые росли вокруг в огромном количестве. По окончании рабочего дня я вернулся в лагерь с полными карманами миниатюрных дынь. Кроме того, в «джипе» инженера я привез в лагерь огромный пятнадцатикилограммовый арбуз, чтобы угостить своих товарищей» [31].

Посетив места бывшего лагеря, мы направились в Верхнюю Бекетовку и вскоре остановились у двухэтажного деревянного дома. Это был барак, в котором во время войны и после нее находился госпиталь для военнопленных, а сейчас это жилой дом. Навстречу Эрвину вышли две уже немолодые русские женщины, они обнялись, как родные. Эти женщины ухаживали за ним, когда Эрвин тяжело заболел в лагере.

Эрвин уже не первый раз приезжает в Волгоград, и в каждый свой приезд он обязательно приходит сюда, где прошла его молодость за колючей проволокой. Вместе со мной эту сцену наблюдала жена Эрвина Гертруда, которая впервые приехала и в Россию и в Волгоград. И по ее выражению лица было видно, что она не предполагала, что в таких домах могут еще жить люди. Когда мы вошли в подъезд, если можно так назвать это место, прямо перед нами была крутая деревянная лестница, уже давно не помнившая ремонта. Гертруда остановилась с полными слез глазами...

Потом она взяла себя в руки, и мы поднялись в более чем скромное жилище двух немолодых русских женщин, которые доживают остаток жизни в бараке, бывшем госпитале военнопленных. И искренне радуются, когда их навещает бывший военнопленный из Австрии Эрвин Петер. А он не забывает своих спасительниц и все, что они для него сделали.

Эрвин Петер на заводе им. Ермана.

Во время плена он работал на этой лесотаске

Вечером, когда мы расставались, обменявшись адресами, к Эрвину и его товарищам пришли гости из областного совета ветеранов, которым руководил Николай Степанович Федотов. Вот уже несколько лет Эрвин Петер и его группа поддерживают теплые отношения с нашими ветеранами. Еще они дружат с несколькими гимназиями города и домом ребенка и оказывают им посильную помощь.

В следующий свой приезд в Волгоград Эрвин привез в подарок музею канала свою книгу и познакомился с руководителем Волго-Донского государственного бассейна водных путей и судоходства Игорем Ильясовичем Коблевым, побывал в музее канала и совершил небольшое путешествие на теплоходе «Волна», выйдя из 1-го шлюза вниз по Волге.

Эрвин и его товарищи не скрывали своего восхищения «большим творением канала», выражали свою радость и гордость, что когда-то и они принимали участие в его строительстве. Многие из них были первый раз в этих местах после плена и очень уди-

вились, что на пустом месте, где раньше была только земля и бараки, сегодня вырос такой город. И еще они говорили о том, что плохое уже забыли, в памяти осталось только хорошее. Но я не думаю, что можно забыть все те страдания, которые выпали на долю людей, переживших войну, и побежденных, и победителей.

Есть еще одна деталь, о которой не принято говорить, но она существует — это ностальгия. Они все были молоды, и для многих это были самые значительные, глобальные и трагические события в жизни. И это невозможно забыть.

Однажды в письме Эрвин написал: «...чаще всего я вспоминаю о днях плена, когда я подростком в плену в Сталинграде ощущал дыхание смерти... Но, несмотря на это, я люблю этот город со всеми его жителями. В те декабрьские дни 1949 г. я знал, что мне все-таки суждено вернуться домой...».

Весной 2004 г. Эрвин Петер снова приехал со своей группой в наш город и как всегда не с пустыми руками. В его маршрут входило обязательное посещение Музея Волго-Донского канала. За день до встречи он позвонил мне домой и сказал:

— Хотим подарить компьютер музею, как ты думаешь?

Это просто чудесно, они мечтают об этом. И встретившись в музее на следующий день, мы вместе с Эрвином поехали выбирать компьютер, а в придачу к нему и сканер, и еще много чего... Так в музее канала благодаря австрийской делегации появился новенький компьютер, который поможет сотрудникам музея еще более тщательно и кропотливо заниматься сохранением и изучением истории.

ВАЛЬТЕР НЕЛЛЕС

С господином Неллесом мы познакомились в наш первый приезд, когда снимали фильм. Он был очень болен, ему было трудно дышать, но он мужественно справлялся со своим недугом и присутствовал на всех мероприятиях. Однажды после записи очередного интервью мы почти опаздывали на важное мероприятие, и тогда он любезно вызвался нас подвезти и даже нес какую-то деталь от нашей аппаратуры. Хотя по всему было видно, какую боль он испытывал при каждом шаге. Неллес трудно и тяжело дышал, иногда доставал лекарство, принимал и шел даль-

ше. Какое самообладание и мужество проявилось в этом его простом поступке.

Несмотря на возраст и болезни, он стремился жить, делать добро, помогать своим товарищам. Всем, кто из-за болезни не смог приехать на встречу ветеранов, подписывали открытку с добрыми пожеланиями. Неллес, так же как и остальные, старался вспоминать о своей работе в плену только хорошие моменты. О пережитых страданиях он говорил просто и спокойно. Иногда мне казалось, что он гордится своей работой в плену, за колючей проволокой.

— Сначала я попал в лазарет для военнопленных. Потом в Баку мне сделали операцию, вытащили осколки... В августе 1943 г. меня отправили в Минеральные Воды, на Северный Кавказ. И спустя четыре недели я оказался в Сталинграде. В ноябре 43-го меня перевели в лагерь № 108. Я попал на судостроительный завод и как специалист помогал восстанавливать корабли, которые лежали наполовину в воде, наполовину на суше. Я руководил восстановлением одного из таких кораблей. Мы вытаскивали из воды разломанные почти надвое корабли и сваривали их сварочными аппаратами. У меня было много контактов с русскими.

«НИ ДУРАКИ, НИ ПРЕСТУПНИКИ -ЭТОТ ШОК УЗНАЛИ ПОЗЖЕ»

Так назвал свою последнюю книгу Зельман Эгеберг, который так же, как и другие военнопленные, принимал участие в последних строительных работах на канале. Общаясь с господином Эгебергом, я все время думала, что мы все, люди прошлого XX века, были заложниками политических систем. Как мы когда-то верили в светлое будущее коммунизма и нашего вождя товарища Сталина, так и немцы верили в свою страну и Гитлера.

— Мы с 10-летнего возраста вошли в эту политику Гитлера, — начал свой рассказ Зельман Эгеберг. — Отец был судья. Еще мальчиком я играл в солдатиков. Хотел стать врачом, учителем или офицером. Хотел всегда быть с людьми.

Но больше всего, конечно, как и все мальчишки, он хотел быть героем. В конце концов, врачом можно будет стать и потом, позже, совершив много подвигов.

Последняя встреча в Хеппенхайме

— Мой первый день войны — 1 апреля 1941 г., когда я поступил рекрутом в армию, мне было 18 лет. В августе 1941 г. я уже был в России. Через полгода я был ранен на реке Десна под поселком Мышкино. Находился в лазаретах в Берлине. Когда меня перевели в лазарет в Шпандау, там работал и учил рекрутов до 1942 года. Вскоре мне присвоили звание офицера и в ноябре 1942 г. снова отправили на фронт под Ржев. На Северном фронте уже шло наступление на Сталинград. После капитуляции Паулюса под Сталинградом, избежав участи попавших в кольцо, уже в феврале 1943 г. я воевал на Украине под Харьковом.

После капитуляции Германии меня взяли в плен к американцам. Это было в Чехословакии. Но в американском лагере мы находились недолго, они сдали нас русским.

Знаете, по моим наблюдениям, в России всегда была большая разница между населением и коммунистами. И когда мы

заходили в деревни, иногда нас встречали с хлебом и солью. И мы чувствовали себя освободителями русского народа.

В Сталинград нас привезли в 1952 г. из лагеря «Красно-полье» в Ворошиловграде. Мы жили в палаточном лагере недалеко от канала и оттуда пешком ходили на шлюз. Среди нас были каменщики, и мы быстро освоили эту профессию. Потом я работал штукатуром на 3-м шлюзе, делал карнизы. Было лето, тепло, и я любил эту работу. Я работал медленно, мне нравилось все, что я делал. Единственное, что было ужасно, это мухи. Мы покрывали лица платками и выглядели, как бедуины.

Я видел на канале множество людей других национальностей. На стройке иногда происходили убийства и несчастные случаи. Однажды я видел своими глазами, как разрушились строительные леса и погибло много народа.

Для меня работа на канале была лучше, чем где бы то ни было. К нам хорошо относились. Это было хорошее время. И даже сегодня, когда мои соседи строят гаражи, я с удовольствием им помогаю.

Работа была хорошая, но цель нам была безразлична. Мы работали на сталинскую систему, и это не нравилось. Нравилось просто строить — это полезное дело.

Парадокс — сначала разрушили, а потом...

В конце сентября произошел такой случай. Когда мы еще работали, по каналу уже ходили туристические теплоходы. И однажды они приехали в наш шлюз. Охранники принимали всевозможные меры, чтобы мы не встретились и не заговорили с туристами. Но мы все-таки успели подойти к ним. Не могли же охранники отгонять нас штыками перед этими туристами. Они приехали из Венгрии и Восточной Германии. Нам удалось с ними поговорить и передать фотографии. Мы просили сообщить о нас нашим родственникам.

Когда я вернулся домой в город Кобленц, у меня еще не было профессии и я думал, быть ли мне инженером или учителем. Когда я учился в техническом училище, меня спросили: «Какая у вас практика?» — «Я работал в России в плену».

Первая моя книга называется «Один из 23-го года», вторая «Ни дураки, ни преступники — этот шок узнали позже».

Вернувшись после плена, во времена холодной войны я написал, что буду служить в армии офицером. И я им стал с удовольствием. Немецкая армия сотрудничала с американцами, и я был уверен, что тогда была нужна граница.