Быт и нравы в беспоповщине

Миряне вместо священников. В целом все беспоповцы, ссылаясь на присутствие антихриста в Церкви, учили не принимать священников, поставляемых «слугами сатаны», как они называли православных архиереев. По примеру европейских протестантов, беспоповцы уверяли совращаемых ими людей, что «всякий христианин есть священник». Беспоповцы стали избирать духовных руководителей общины, получивших разные названия: в одних толках — наставники и наставницы, в других — старики и старицы, в третьих — крестили новорожденных повивальные бабки. Таким образом, завелось убеспоповцев «священство» из мирян, и не только мужеского полу, но и женского. Введение практики священнослужения женщинами в «старообрядчестве» на два-три столетия опередило «женское священство», за которое так долго пришлось бороться европейским протестантам.

Отказ от Таинств. Установленные в Церкви семь Таинств, беспоповцы разделили, по их важности для спасения, на «нужно-потребные» и просто «потребные». К числу первых они отнесли Крещение и Покаяние; остальные, требующие обязательно участия священника, каковы Евхаристия, Таинство брака, Елеосвящение, Миропомазание и Хиротония, по их мнению, по нужде, могут и не быть. Наставники и старики возглавляют богослужение в молельных домах, крестят, исповедуют и исполняют требы. В некоторых беспоповских толках наставники посягали и на большее: «простые мужики», по словам Святителя Димитрия Ростовского, «пустым и ложным причащением людей причащали».

Выражение «по нужде» встречается иногда в церковных канонах, но там подразумевается реальная нужда. Например, канонами дозволяется крещение мирянином младенца в том случае, если младенец при смерти, а священника по близости нет. Ссылка беспоповцев на нужду в условиях, когда вся Русская земля была покрыта храмами и монастырями, была связана с исповедуемой ими ересью, что Церкви Христовой уже нет на земле, и под нуждою они понимали и понимают не внезапную смерть, а наступившие антихристовы времена.

Отказ от брака и детоубийство. В Поволжье распространились умеренные толки (спасовцы), а на Севере, в Поморье, — крайние толки, в которых в связи со скорым концом света было решено отказаться не только от священства и Таинств, но и от брака и чадородия, а рожденных по нужде детей считать«лапшой антихристовой». По месту своего первичного распространения безбрачные беспоповцы назывались поморцами, или по имени одного из основателей скита на реке Выг, бывшего дьячка Данилы Викулина, они еще именовались даниловцами. Одним из ответвлений поморского согласия является толк федосеевщины, в котором проповедь всеобщего безбрачия сохранялась, во всяком случае, до конца XIX в.

Вот, что писал о жизни федосеевскойобщины на Преображенском кладбище в Москве, которую основал купец И.А. Ковылин в 1771 году во время чумы священник П.С. Смирнов в 1895 году: «Федосеевское учение о всеобщем безбрачии весьма вредно в нравственном отношении. Последствием его является разврат в самых разноообразных видах. При Ковылине гнусные явления разврата были возведены в нравственно извинительный поступок». Далее он приводит теоретическое обоснование разврата из наставлений купца И.А. Ковылина: “Мы в крайней нужде находимся, — говорил Илья Алексеевич, — нужда же всех средств, какие ведут к точному исполнению всего в законе, исполнять не обязана”. Утешая тех, кто умел прятать концы в воду, Ковылин фактические повторял известную хлыстовскую установку, что, мол, «брак — это блуд, а блуд — очищает от греха». Он также учил: “Без греха нет покаяния. Без покаяния нет спасения. В раю много будет грешников, но ни одного еретика. Ныне брака нет, и брачующиеся в никонианских храмах, — прелюбодеи, еретики… Поэтому не возбраняется утолять похоть. Тайно содеянное тайно и судится”.

По поводу этого «учения о блуде» П.С. Смирнов пишет: «Этим “дьявольским” рассуждением нравственная обязательность телесной чистоты была заменена учением о возможности нравственной распущенности. И вот на Преображенском происходили мерзости, о которых срамно и глаголати. В приютах кладбища явилось и выросло целое поколение “воспитанников Ильи Алексеевича”. Ученики Ковылина просто хвастались своим “сквернодеянием”: при целых собраниях, с поразительной беззастенчивостью, они говорили: “лучше ныне сто блудниц иметь, нежели брачитися”».

Он же пишет, что рижские федосеевцы, жаркие проповедники безбрачия без его соблюдения, отличались крайними формами разврата. Они часто меняли своих мнимых жен, брошенные матери «таскались по улицам», дочери их становились проститутками, а мальчики — ворами-карманщиками. Тогда федосеевцы ввели новый обряд — в молельнях наставник общины благословлял брачных и читал поучение из Требника.

«Где блуд, там детоубийство», — продолжает свой рассказ П.С. Смирнов и ссылается на публикации в журналах того времени. В виду учения о безбрачии оно легко оправдывается рассуждением: «Пусть крестят, да утопят, младенец и будет мученик». Дети не остаются при матерях, они остаются на воспитании нишенствующей братии, заселившей слободки Преображенского и Черкизова.