Об олеге Басилашвили

Как-то, будучи в Ленинграде, кажется, году в семьдесят четвертом, я посмотрел в Большом Драматическом театре имени Горького булгаковского «Мольера» в постановке Сергея Юрского. После спектакля я зашел в гримерную, в которой готовились к спектаклям, переоде­вались, накладывали грим два артиста этого театра – Сергей Юрс­кий и Олег Басилашвили. Старинная комната со сводчатым потолком была вся исписана автографами гостей – писателей, артистов, деятелей всех видов искусства, как советских, так и зарубежных. В комнате не было ни одного свободного сантиметра – все стены, все пространство потолка были испещрены фамилиями, многие из которых весьма известны. Эти зрители заходили после спектакля к двум чудесным актерам, чтобы поблагодарить их за талант, за до­ставленное удовольствие. Среди, наверное, тысячи фамилий я с тру­дом отыскал на потолке и свою, оставленную в 1959 году, когда я приезжал «нанимать» Юрского в фильм «Человек ниоткуда». За эти годы гримерная превратилась в своеобразный музей, мемориал, ко­торый теперь обречен на вечную безремонтность. Только рука вар­вара может подняться на то, чтобы закрасить все эти дружеские над­писи, сделанные на стенах, потолке, дверях.

Спектакль «Мольер» мне понравился, а Олег Басилашвили в роли Людовика XIV доставил особенную радость. В трактовке Баси­лашвили на сцене царил умный, легкий, ироничный, лукавый, жесто­кий и обаятельный монарх. Работа артиста показалась мне элегант­ной. Собственно, я заглянул в гримерную к Юрскому, с которым нас связывали старинные теплые отношения, ведь с Басилашвили я тогда не был знаком. Тут состоялось наше знакомство, и я, поздра­вив Олега с прекрасной актерской работой, бросил неосторожную фразу:

– Не понимаю, почему я не снимаю вас в своих комедиях.

– Признаться, я тоже этого не понимаю, – тут же согласился со мной Олег Валерианович.

Так был сделан первый шаг к будущему содружеству. Когда я приступил к работе над «Иронией судьбы, или С легким паром!», у меня не было никаких сомнений: роль Ипполита будет играть Олег Басилашвили. Он приехал в Москву на кинопробу и провел ее блес­тяще: был гомерически смешон в роли ревнивца. Он понравился всем безоговорочно, и мы его сразу же утвердили. Артиста повели в пошивочную снимать мерки для игровых костюмов. Потом Олег приезжал из Ленинграда еще несколько раз, для примерок и для съемки фотографий. (Помните, за стеклом в шкафу у Нади Шевеле­вой красуется изображение Ипполита, которое потом распоясавший­ся Лукашин выбрасывает в форточку. Но Надя находит фотографию в снегу и по возвращении в дом водворяет ее на место. Однако взрев­новавший москвич рвет фотографию соперника на мелкие кусочки.) Тем временем были утверждены остальные исполнители, подготови­тельный период кончился, и группа приступила к съемкам уходящей зимней натуры. Действие-то фильма происходило в новогоднюю ночь – надо было успеть ухватить зиму. Б.Брыльска и А.Мягков уже вовсю снимались, а до Басилашвили еще не дошла очередь. Был, в частности, уже снят и кадр, где Надя находит в снегу выброшен­ную карточку Ипполита и прячет в сумочку.

И в эти дни в семье Олега Валериановича случается несчастье – умирает его отец. А следом, буквально через несколько дней, – вто­рой удар: уходит из жизни удивительный артист Большого Драмати­ческого театра Ефим Копелян. В репертуаре театра все пошло ку­вырком – сплошные замены спектаклей. Короче, Басилашвили никак не может приехать на съемки, а время уже подпирает нас.

Начался март, весна уничтожала зиму. Но я упрямо ждал Олега, надеялся, что он все-таки выберется к нам. Очень хотелось, чтобы в картине было практически три новых, свежих исполнителя главных ролей. Но, несмотря на искреннее желание Басилашвили играть в «Иронии судьбы», этого так и не случилось. Печальные обстоятель­ства того периода сделали его, по сути, своим пленником. Я ждал, как говорится, до упора. Но в начале марта я позвонил старому другу, Юрию Яковлеву, и попросил исполнить роль Ипполита. Я по­ведал ему о случившемся, рассказал, что был утвержден Басилашви­ли, почему он не может играть, и попросил выручить нас. Всегда неприятно, когда к тебе прибегают как к палочке-выручалочке, когда ты должен заменять собой кого-то. Тем более если ты сам – попу­лярный, известный и любимый публикой актер. Но Юрий Василье­вич оказался выше этих уколов самолюбию – он согласился. По счастью, у них с Басилашвили совпал размер, и все костюмы сидели на Яковлеве так, будто были сшиты именно на него. Это оказалось спасением, так как времени на шитье новых нарядов уже не было. Снег умирал на глазах. И Яковлев буквально на хвосте зимы стал сниматься в роли Ипполита. Но в окончательном монтаже фильма так и остался кадр, где Барбара Брыльска поднимает со снега кар­точку с изображением Ипполита – Олега Басилашвили. Переснять этот кадр с фотографией Юрия Яковлева мы уже не успели – зима кончилась, снег сошел. Но зритель этого ляпсуса, по счастью, не за­метил.

Я очень доволен работой Юрия Васильевича в «Иронии судьбы». А сцена, когда Ипполит приходит к Наде и в пальто лезет под душ, сыграна артистом так, что смешна и трагична в одно и то же время. Что там говорить, Яковлев – великолепный, многогранный актер. И я ему буду вечно признателен как за прекрасную актерскую рабо­ту в картине, так и за безукоризненное человеческое поведение.

Хотя наша встреча с Олегом Басилашвили в тот раз так и не со­стоялась, я хорошо запомнил его смешную, талантливую кинопробу. И когда возникла идея сделать кинокомедию по «Сослуживцам», то сразу же после мысли, что надо предложить роль Калугиной Алисе Фрейндлих, а роль Новосельцева – Андрею Мягкову, появилась уверенность, что Самохвалова, преуспевающего карьериста, должен играть Олег Басилашвили.

Небеса не поскупились, отпустив Басилашвили и высокий рост, и красивое лицо, и обаяние, и осанку, и благородство манер, и глав­ное – замечательный актерский талант. Я хотел еще упомянуть и его стройную фигуру, но сдержался, зная, что в данном случае как раз заслуги природы нет никакой, а есть подвиг самого артиста. Лет двадцать назад актер весил около 110 килограммов. Но сила воли, обуздание аппетита, железная, нечеловеческая выдержка – и вот на сцене и экране действует артист завидного телосложения. Поскольку мой аппетит значительно сильнее, нежели моя же сила воли, на фигу­ру Басилашвили я взираю с особой ревностью и восхищением, пони­мая свою несостоятельность в достижении подобного идеала.

Мое решение – предложить роль современного подлеца актеру очаровательному, красивому, ироничному – покоилось на доволь­но ясных режиссерских расчетах. Хотелось показать хорошо замаскированного и потому не поддающегося быстрому разоблачению благоденствующего советского мерзавца. Хотелось, чтобы образ человека, лишенного моральных критериев, честолюбца, был узнаваем публикой. Мне кажется, у Олега Валериановича поразительно вер­ный глаз и чуткое ухо, он видит, как ведут себя разные люди, слы­шит, как они разговаривают. И не только верно ощущает многооб­разие человеческих типов, но и умеет их передать с виртуозным мас­терством. Пообтершийся «в заграницах» Самохвалов, «обаяшка», свой парень, «демократ», широкий, когда ему выгодно, щедрый, когда это принесет проценты, любезный, элегантный, с первого взгляда пленяющий своим обликом и изящными манерами женщин и при этом жестокий и бесчеловечный, когда затрагиваются его ка­рьерные интересы, холодный и расчетливый, когда надо отшвыр­нуть женщину, чья любовь может ему помешать, циничный и мсти­тельный – таким показал своего персонажа Олег Басилашвили. В том, как он держится, как ведет себя с начальством, со старыми друзьями, с подчиненными, как выступает в роли хозяина – одним словом, во всех проявлениях своего героя Басилашвили соблюдал точность, верность жизненной правде, нашел типические черточки. И при этом не впал в натуралистическое унылое правдоподобие, а остался выразительным, выпуклым. И я угадываю за персонажем Басилашвили целую галерею аналогичных типов – своеобразных порождений времени, готовых на все ради своего благополучия, подъема по лестнице успеха. (Кстати, история с письмами влюблен­ной женщины, отданными на разбор общественности, ведь не выду­мана авторами, а взята из жизни.) Фигура, сыгранная Басилашвили, не столько смешна, сколько отвратительна. И артист натурален в роли Самохвалова потому, что он искал внутреннюю правду персонажа, а не старался разоблачать его.

Работать с Олегом Валериановичем – счастье для режиссера. Его артистическая натура – совершенный, лишенный какой бы то ни было фальши инструмент. Надо дать лишь верное задание, а исполнено оно будет на высочайшем уровне мастерства, с безупреч­ным вкусом, с поразительными по наблюдениям деталями, с бога­тейшими интонациями. Басилашвили разбирается в тончайших ню­ансах поведения человека и способен передать любой из них. Пожа­луй, сравнив его дарование с одним лишь, пусть совершенным ин­струментом, я все же обеднил его. Скорее, Басилашвили – это ар­тист-оркестр! Он может поведать о таких извивах человеческой пси­хологии, залезть в такие недра людской души, демонстрируя одно­временно и смешное и чудовищное, благородное и гадкое, красивое и безобразное, что только диву даешься. У него необыкновенно мощный актерский диапазон, подкрепленный дьявольским профес­сионализмом.

В «Гараже» я не смог занять Олега Валериановича лишь потому, что он – ленинградец. Освободить его на полтора месяца от спек­таклей не удалось – на нем лежала львиная доля театрального ре­пертуара.

Роль Мерзляева – ключевая, одна из самых важных в сценарии «О бедном гусаре замолвите слово...» – писалась сразу же с прице­лом на Олега Басилашвили. Ключевой эта роль является потому, что именно действия Мерзляева, стукача по вдохновению, толкают сюжет. Именно его адская выдумка с лжерасстрелом привела к столкновению Мерзляева с положительными персонажами и вызва­ла их противодействие.

Хотелось создать характер неоднозначный. Он ведь подлинно об­разован, этот Мерзляев, обожает поэзию, знаком со многими писа­телями. Он, как бы сейчас выразились, интеллектуал. Умен, философичен, наблюдателен. Он прекрасно воспитан, элегантен, красив, превосходно носит костюм. Несомненно, знает несколько иностран­ных языков. Он – украшение общества. Богат, влиятелен, желанен во всех аристократических домах столицы. Но, как и у всякой меда­ли, у Мерзляева две стороны. Парадная – замечательна! Теперь взглянем на обратную сторону этой блестящей побрякушки. Взгля­нем и – ужаснемся чудовищному несовпадению с внешностью наше­го героя, с тем впечатлением, которое он, несомненно, производит в обществе.

Холодный и расчетливый интриган с ярко выраженными задат­ками палача, двуличен, коварен, фальшив, высокомерен, считает людей ничтожествами, а такие слова, как «честь» и «совесть», – болтовней. Подобные люди – опора николаевского времени. Про­вокация – их стихия. Здесь они как рыба в воде. И вместе с тем в Мерзляеве чувствуется убежденность, сила, твердость характера. В нем присутствует определенная значительность, порожденная верой в собственную правоту. Он дрогнет только однажды, когда осознает величие души «актеришки», когда встретит благородное сопротивление тех, кого считает солдафонами. Он будет посрамлен и уничтожен бескорыстием, отвагой, самоотверженностью этих людей. Поединок между подлостью и благородством будет выигран светлыми силами. Правда, очень страшной ценой.

В общем, Олегу Басилашвили предстояло сыграть зловещую фи­гуру, в которой даже фамилия соответствовала сути образа.

Первой реакцией Олега Валериановича после прочтения сцена­рия была обида.

– Почему ты все время предлагаешь мне роли мерзавцев? – спросил он. – Неужели во мне заложено нечто отвратительное?

Что я мог сказать? В каждом крупном актере и вообще талантли­вом деятеле искусства остается на всю жизнь что-то детское, наивное, непосредственное и – вследствие этого – прекрасное! В душе каждого артиста живет естественная голубая мечта играть возвы­шенных, чистых героев.

Я очень люблю Олега, дружу с ним, ценю его душевные качества. Он скромен, застенчив, ему совсем не свойственна настырная напо­ристость, он бессребреник, прекрасный муж и отец, добр, дисципли­нирован, лишен какого бы то ни было самомнения, приветлив, рас­положен к людям. Написал я все это и подумал: а ведь действитель­но обидно, имея такие чудесные свойства характера, играть тварь и душегуба.

Но претензия, высказанная Олегом, была, конечно, полушуткой. Ему нравилась роль, нравился сценарий. Однако он очень дотошный артист и, если что-то выписано неточно, буквально изведет авто­ров – если они, разумеется, живы. Роль Мерзляева кое в чем мы переделывали, в частности, исходя из требований Басилашвили, до­веряя его актерской интуиции. Ведь он залез в мерзляевскую шкуру более основательно, нежели мы с Гориным. И поэтому не прислу­шаться к его пожеланиям мы просто не могли.

Неудобно, конечно, хвалить, артиста, играющего в твоей собст­венной картине, но в данном случае удержаться трудно. Олег Валерианович вложил в этот характер всю свою личную ненависть поря­дочного, честного человека к сатрапам и палачам. Он разделал, ра­зоблачил, сорвал маску со своего героя, но сделал это тонко, не при­бегая к нажиму, не изображая паршивца, а пытаясь прожить его изнутри. Для артиста, вероятно, было довольно гадко копаться в нюансах подобной психологии. И вместе с этим мы как бы вторым планом все время ощущаем отношение исполнителя к своему персо­нажу.

Во время премьеры «Бедного гусара» в Доме кино я сидел рядом с Олегом и от полноты чувств высказал все, что я думаю о его актер­ской работе. И тут артист неожиданно показал свое истинное лицо.

– Раз тебе так нравится со мной работать, – сказал Олег Валерианович, – пиши расписку, что будешь занимать меня в каждой своей следующей картине.

Я тоже показал свое истинное, в смысле безответственности, лицо. Взял листок бумаги и накатал обязательство снимать Олега Валериановича в каждом своем следующем фильме. Он взял эту бу­магу и бережно спрятал ее в карман.

Через некоторое время мы с Э. Брагинским сочинили сценарий фильма «Вокзал для двоих». Предполагалось, что роль Платона, скорее всего, мы предложим Олегу Валериановичу. О долговом обязательстве я, конечно, позабыл, да и не принимал его всерьез. В это время я случайно встретил Олега в одном из бесчисленных коридоров «Мосфильма». Мы сердечно поздоровались, обрадовались друг другу, и я сказал, что затеваю новую картину и что главную роль я, может быть, предложу Олегу.

– Я не понимаю, что означает это «может быть», – нахально сказал Басилашвили. – У меня в кармане документ, что ты обязу­ешься снимать меня в каждой следующей ленте. Так что вызывай, я готов!

Вот к чему приводит необдуманный сердечный порыв... При­шлось утвердить Олега Басилашвили на главную роль, причем на роль положительного героя. Хотя, как видите, поведение актера было достаточно вызывающим и саморазоблачительным. Но о съем­ках «Вокзала» я расскажу дальше...

Когда затевалась лента «Небеса обетованные», я снова встретил­ся на съемочной площадке с Олегом. Правда, это случилось не сразу. В сценарии, сочиненном Генриеттой Альтман и мною о бедных и униженных, действовал некий Федя: старик-сластолюбец, бывший музыкант, отсидевший в лагере за то, что отчебучил публично нечто залихватски-иностранное (уголовная статья – «пропаганда вражес­кой идеологии»), ныне бомж, обитающий в дачах, которые хозяева оставляют на зиму нежилыми. Кстати, Федя был женат шесть раз, а в фильме женится в седьмой, подтверждая таким образом истину, что «любви все возрасты покорны». Персонаж получился в чем-то смешной, в чем-то жалкий и нелепый, но по человеческим своим ка­чествам – добрый, открытый, наивный. Не зря же Федя, проходя мимо каталажки на колесах, куда стаскивают бродячих собак, чтобы отвезти их на живодерню, открывает решетку и выпускает на волю несчастных псов. В сценарной ремарке говорилось, что когда Федя ходил, из него сыпался песок. Метафора, характеризующая старость, была нами воплощена буквально: мы сняли такой кадр, но в фильм он не вошел – стал жертвой сокращений.

Однако роль Феди была предложена не Басилашвили, а – тут жизнь опять скрестила судьбы двух артистов – Юрию Васильевичу Яковлеву. Однако Яковлев отказался играть в нашем фильме – ему резко не понравился сценарий, не пришлась по душе роль. Ему не хо­телось окунаться, как он выразился, в «чернуху». Хотя, с моей точки зрения, сценарий рассказывал об обездоленных людях, не смирив­шихся с режимом, отвергших общепринятую ханжескую мораль, о людях, в чем-то ущербных, но благородных в главном. А бедность, нищета, свалка были средой, в которой обитали наши симпатичные герои. Думается, брезгливость Юрия Васильевича в данном случае оказалась неуместной.

Тогда я предложил роль Феди Олегу Валериановичу и получил его заинтересованное согласие. Басилашвили как исполнитель отнесся к своему персонажу с расположением и уж совсем без осуждения. Пылкая страсть семидесятилетнего греховодника, внезапно вспых­нувшая к бесстыжей семнадцатилетней шлюхе, передана артистом и трогательно, и иронично. Сластолюбивые наклонности Феди вызы­вают у зрителя скорее сочувственную усмешку, нежели отвращение. Я хотел, чтобы подобные ощущения рождались бы и от знакомства с другими персонажами. Я хотел, чтобы сочувствие, сопереживание, милосердие к героям стали бы доминантой нашей ленты. Ведь прак­тически все наши нищие – жертвы общественного строя. Умиление вызывает и чистая дружба двух бывших зеков – Феди и Президента, которого мощно сыграл Валентин Гафт. Герой же Басилашвили ока­зывается способным и на прекрасное: старческая похоть персонажа оборачивается большой любовью, от которой Федя умирает. А уми­рая, возносится на небеса. И ему прощаются все его грешки, ибо че­ловек, способный любить по-настоящему, всегда Человек с большой буквы.

Басилашвили сыграл как всегда легко, достоверно, с юмором, по­казав одновременно ничтожность и величие своего персонажа...

И, наконец, фильм «Предсказание». Во время съемок этой ленты я часто сердился на Олега: он был депутатом Верховного Совета России и отдавался своим общественным занятиям с неистовой страстью. Иногда, во время сессий, мы были вынуждены простаи­вать, ибо без Басилашвили в картине не было ни одного эпизода. Но и сердясь на Олега, я всегда видел, сколь искренне, самоотверженно, сколь беззаветно он депутатствовал. Его седая юношеская голова, как знамя, мелькала среди унылых туловищ народных избранников. Глаза его горели, и было видно, как чисты его намерения. Басила­швили отдавал немало сил и старания для спасения отечественной культуры, помощи художникам, попавшим в беду, он всегда стоял на страже справедливости, законности, подлинной демократии. Но я понимал, что эта деятельность Олега, к сожалению, тщетна: пробу­дить в тупоголовых корыстолюбцах совесть и понимание того, что культура необходима нации, увы, не удастся. Как жаль, что я оказал­ся прав! Я говорил тогда Олегу, что ему надо заниматься только своим делом – актерством, что именно здесь он принесет реальную пользу людям.

И тем не менее депутатство Олега как бы входило составной час­тью в роль писателя Горюнова, которого он играл в «Предсказа­нии». Герою ленты было отдано мной, автором, немало качеств и свойств близких моих друзей-шестидесятников, прогрессивных дея­телей культуры. В писателе Горюнове проглядывались биографичес­кие детали, черты характера, истории и случаи, взятые из жизненно­го опыта В. Аксенова и Б. Васильева, В. Войновича и Ю. Трифонова, Б. Окуджавы и Г. Горина. Наделил я героя и кое-чем личным. Честно признаюсь, я был влюблен в героев ленты, они казались мне существами чистыми, нежными, славными, заслуживающими счас­тья. Любовная история – стержень повести и фильма – происходи­ла в тревожной, зыбкой, неверной, беспокойной, криминальной об­становке, свойственной нашему сегодняшнему бытию.

Герой выбит из седла смертью жены, сменой формации в России. Закомплексованный надвигающейся старостью, опустошенный и по­тому страшащийся творческого бесплодия, он находит спасение в любви к молодой очаровательной кассирше Сбербанка Люде. От Ба­силашвили требовалось в этой роли не перевоплощение, в котором он мастер и мастак, а, наоборот, большое количество личных, испо­ведальных красок. Он должен был обнажить свое человеческое нутро, раскрыть свой любовный опыт, короче, в каком-то смысле сыграть самого себя. А в чем-то и меня. Хотя такая задача и не ставилась перед актером, многие потом утверждали, что в герое Басила­швили узнавали и некоторые мои черты. Не знаю. Может быть. Но если так и вышло, то само собой, ибо осознанно таких намерений не существовало. Особо надо описать партнерские отношения и дружбу между Олегом Валериановичем и Ирен Жакоб, исполнительницей главной женской роли, но об этом в заключительных главах книги.

Олег Басилашвили находится в расцвете своего таланта, К нему, может, позже, чем к некоторым его сверстникам, пришли признание, популярность, зрительская любовь. Но эта привязанность прочная, не подверженная колебаниям моды. Олег любим всеми – и коллега­ми, и публикой. Недаром никто в Санкт-Петербурге не называет его по фамилии или даже по имени-отчеству. Его все зовут ласково – Басик. И в этом прозвище нет ни грамма панибратства или фами­льярности. Чтобы называться Басиком, надо быть и замечательным артистом, и замечательным человеком, и замечательным граждани­ном. Надо быть Олегом Басилашвили.