История Наденьки

Несколько минут Пирошников неподвижно лежал на спине, вонзив взгляд в потолок и заново переживая только что происшедшие события. Господи, как это все надоело! Как хочется простой и счастливой жизни! Ведь кто-то, по всей вероятности, живет полно, занимает свое — и только свое — место, у него есть дом, близкие люди, работа; этот кто-то выполняет свое прекрасное предназначение — да! да! — а не валяется где-то в чужих домах, на чужом полу. Пирошников сел и обхватил руками колени. Тоска, тоска!

Он повернул голову к Наденьке и тихо позвал:

— Наденька, ты спишь?

— Нет, — ответила она, не открывая глаз.

— Плохо мне… — сказал Владимир.

— Думаешь, тебе одному? — сказала Наденька и открыла глаза. — А это не так. Вот посмотри: рядом спит мой сын, а ему даже не снится, что я его мама. Тебе это понятно?

Молодой человек в растерянности взглянул на нее, ибо слишком неожиданным было признание. То есть, конечно, после слов Ларисы Павловны можно было бы что-то предположить, но, во-первых, слова эти могли быть лживыми, а во-вторых, — при чем здесь Толик? Да и по возрасту вряд ли могла Наденька быть его матерью.

А она между тем поднялась с дивана и, отошедши к окну, закурила, выпуская дым в приоткрытую форточку. Пирошников молча ждал продолжения, которое, как он чувствовал, должно было последовать. Наденька выкинула сигарету, не докурив, и подошла к молодому человеку.

— Я тебе расскажу, раз уж заикнулась… Можно? Теперь все равно. Надо кому-то рассказать, понимаешь?

Она уселась на одеяле рядом с Владимиром, поджав колени к груди, и начала свой рассказ ровным и, казалось, совершенно спокойным и бесстрастным голосом.

А история ее, особенно в первой части, была непритязательна, печальна и обыкновенна. Лет семь назад, когда Наденьке было пятнадцать лет, она полюбила. В ту пору она только начала девятый класс, а полюбила, как водится в пятнадцать лет, впервые в жизни.

Она влюбилась в молодого человека, который был старше ее лет на шесть и работал рентгенотехником в районной поликлинике. Там, собственно, они и познакомились, когда Наденька со своим классом проходила сеанс флюорографии. Надобно сказать, что Наденька воспитывалась в семье чрезвычайно строго, поскольку ее родители были учителями в той самой школе, где она училась. Отец был директором школы и преподавал историю в старших классах, а мать Наденьки учила детей литературе и русскому языку. Таким образом, Наденька с детства была воспитана на примерах романтической любви из литературы девятнадцатого века, что само по себе, конечно, прекрасно. Однако вопросы, сопутствующие, если можно так выразиться, романтической любви, в семье не обсуждались, они находились под запретом, а вне дома Наденька никаких сведений не почерпнула. Так уж случилось… То есть она знала, конечно, каким путем продолжается человеческий род, но только так, в общих чертах. Родная сестра Наденьки Вера, будучи на девять лет старше ее, тоже не внесла в этот вопрос ясности, поскольку находилась на позициях матери. Тем более Вера как раз в то злополучное время вышла замуж и уехала на Крайний Север. Так Наденька осталась совсем одна, а делиться сердечными тайнами с подругами она не имела привычки.

Наденька полюбила, и золотая пора осени пронеслась для нее как на крыльях, поскольку рентгенотехник соответствовал ее представлениям о романтическом возлюбленном. Было в нем нечто от Андрея Болконского, с той лишь разницей, что Болконский был князь, а рентгенотехник Николай родился в семье участкового уполномоченного. Другое отличие Коли от князя Андрея заключалось в том, что первый был неопытен, не в меру горяч и, как бы это выразиться, трусоват, что ли…

В результате уже к Новому году Наденька почувствовала некоторые перемены в поведении своего организма, а через какое-то время ее возлюбленный, узнав о случившемся, исчез, как говорится, в неизвестном направлении.

Наденька набралась смелости и рассказала обо всем матери. Можно себе представить, что тут было! Тем более что срок беременности не оставлял никакой другой возможности, кроме естественного разрешения. Даже если бы это было не так, Наденька и ее мать вряд ли решились бы на крайнюю меру. Так или иначе, возникла мысль о поисках исчезнувшего возлюбленного, чтобы, так сказать, подшить его к делу. Однако надо отдать Наденьке должное — она проявила непреклонную твердость и отказалась сообщить какие-либо сведения об отце ребенка. К этому времени, выплакав положенные слезы, она изгнала Колю из своего сердца и осталась одна со своим будущим ребенком, который пока не подавал о себе вестей.

Слава Богу, что так случилось! Известны ведь и другие, более печальные исходы подобных случаев, связанные с трагедиями, ядами, вскрытием вен и прочим, и прочим. Наденька оказалась сильнее, но все это, естественно, наложило отпечаток на ее характер.

О случившемся сообщили отцу, и он, к счастью, воспринял это как удар судьбы, но не более. То есть все обвинения он адресовал судьбе, хотя и Наденьке тоже досталось — посему отец не стал выгонять ее из дому, но, приняв удар, стал искать компромиссный выход. И выход нашелся.

Не могло быть и речи о том, чтобы Наденька оставалась в школе, руководимой отцом, и к своему выпускному вечеру имела наряду с аттестатом зрелости еще и десятимесячного младенца. Общественное мнение не осталось бы к этому равнодушным. Поэтому к весне Наденька забрала документы из школы и отправилась к сестре Вере на Крайний Север. Вера тоже участвовала в разработке плана. На Севере Наденька благополучно родила мальчика, будучи совершенно незнакомой местным жителям, у коих появление ребенка не вызвало нездорового интереса. Пробыв там до следующей весны и ухитрившись сдать экзамены за десятый класс в вечерней школе, Наденька вернулась к родителям.

Итак, репутация Наденьки не была потревожена, аттестат зрелости был на руках, маленький Толик тоже имелся в наличии, и родители Наденьки, свыкшиеся за прошедшее время с обстоятельствами, решили облегчить дочери дальнейшую жизнь. К моменту приезда Наденьки в Ленинград трехкомнатная квартира родителей была уже разменена на двухкомнатную и комнату. Толика родители взяли к себе, благо новые соседи еще не успели разобраться в деталях его появления на свет, а Наденька начала самостоятельную жизнь в коммунальной квартире с соседом-скульптором и семьей Ларисы Павловны. Она поступила в медицинское училище, окончила его и стала медсестрой. Все прекрасно, не правда ли?

Но был один грех. Забирая мальчика к себе, родители Наденьки постановили, что освободят ее навсегда, чтобы мальчик не был препятствием, например, к браку, если возникнет такая необходимость. Наденька согласилась, тем более что имела возможность чуть не ежедневно видеться с сыном, а с другой стороны, спокойно учиться и вести нормальную студенческую жизнь. Потребовалось сделать над собою лишь легкое усилие и придумать для малыша какую-то достаточно правдоподобную версию. Таким образом, с грудного возраста мальчика и возникла легенда о родителях, проживающих на Северном полюсе; а Наденька, навещавшая сына, превратилась для него и других в тетю Надю. Надо сказать, что легенда создалась случайно, но постепенно обрастала деталями, а в конце концов стала совсем уж близка к реальности, о чем ниже.

Поначалу, когда малыш мало что понимал и не умел разговаривать, такая ситуация не казалась Наденьке странной, тем более что родители приводили бесчисленные доводы в пользу разумности подобного выхода. Не будем забывать, что Наденьке-то было семнадцать лет! Но вот мальчик и заговорил, и вопросы начал задавать, касающиеся его родителей, и тут первое сомнение закралось Наденьке в душу. Оно постепенно крепло и в последнее время переросло в сильнейшее беспокойство, когда Наденька узнала, что старшая сестра и ее муж выразили желание усыновить Толика со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями. Формальная сторона дела должна была решиться вскоре по приезде Веры в Ленинград. Причина?.. Вера не могла иметь собственного ребенка.

Родители Наденьки весьма обрадовались такому решению и, естественно, стали постепенно готовить мальчика к новому повороту в его судьбе, соответствующим образом видоизменяя легенду. Толик стал получать настоящие посылки с Крайнего Севера, появившиеся взамен фиктивных, изготовлявшихся ранее Наденькой; родители попросили ее приходить к Толику пореже, справедливо полагая, что раз мальчика возьмет к себе старшая дочь, то и приучать его нужно к ней. Наденьке они советовали как можно скорее выйти замуж и родить другого ребенка, будто новый ребенок, как новый наряд, может помочь забыть о старом. Короче говоря, Наденька начала понимать, что теряет сына.

Когда появился Георгий Романович, родители восприняли это как необыкновенную удачу, хотя Наденька с самого начала не питала особых иллюзий. Она стала терпеливо с ним жить, но мысли о Толике тревожили ее все больше. Наконец наступил день, когда Наденька не выдержала и рассказала все мужу. Георгий Романович, естественно, нахмурился, ибо узнавать от женщины, с которой живешь уже год, такие новости, сами понимаете, не совсем приятно. Тактично обходя вопрос об истории появления ребенка, Георгий Романович тем не менее выразил твердое убеждение, что последнему в их семье места нет. Или я, или он — так по сути звучало заявление мужа. Наденька, к удивлению Старицкого, рассудила в пользу сына, и Георгий Романович принужден был покинуть квартиру через окно соседки. Видимо, по пути он и успел выболтать тайну Ларисе Павловне, с которой Наденька и до той поры находилась в натянутых отношениях.

Вот так обстояло дело с Толиком. Почему же Наденька решила окончательно забрать его к себе лишь вчера и так внезапно? Несомненно, решение это назревало давно. Наденька измучилась душевно, истерзала себя и возненавидела за допущенную некогда ошибку. Отчаянье толкнуло Наденьку на последний шаг, когда она, явившись к родителям, объявила, что у нее новый муж, который хочет жить с ее ребенком. Только этот довод подействовал.

Все вышеизложенное, исключая свой маневр по захвату Толика, Наденька и рассказала Владимиру.

Закончив рассказ, она не стала спрашивать у Владимира совета, как не стала и жаловаться на трудности, а умиротворив душу исповедью, сказала с улыбкой, как бы приглашая Пирошникова посмеяться над собственным неразумием:

— Слишком все сложно, правда? И глупо… Давай-ка спи.

Однако, произнеся такие слова, Наденька внимательно следила за молодым человеком, ибо в глубине души опасалась сейчас легкого тона или пренебрежения. Пирошников не стал ничего говорить, а лишь обнял Наденьку за плечи и с минуту не отпускал. Поначалу он искал слова, но все они казались ему неподходящими, а затем, почувствовав, что никаких слов и не нужно, что между ним и Наденькой установилось доверие, которое может обойтись без объяснений, Владимир успокоился, и теперь его спокойствие и участие передавались Наденьке непосредственным, хотя и таинственным путем из души в душу.

Наденька встала и отошла к дивану, пожелав Пирошникову спокойной ночи, а он вытянулся на одеяле, пребывая после услышанной истории в ясном и гармоничном состоянии духа, как будто что-то уже решилось для него и стало понятным, хотя мысли еще не дошли до этой ясности понимания.