Инфра-12. Глава 37 Элурис 3 страница

-Ля-ля-ля, э… ля-ля-ля, песня про колечко,
Что… короче, от нуля. Чтобы не сердечко,
Чтобы ни любовь, ни кровь, было тут условье,
Чтобы даже и не «вновь»… Это предисловье,

В смысле, присказка, а вот… Правда, тут не сказка,
Тут серьёзно, грязный чёрт! Я сейчас! Подсказка
Ни к чему, поскольку, ну… ля-ля-ля, сказала,
Что сейчас уже начну, значит, для начала:

Звуки лёгкие летят, как журчанье речки
Это в носиках звенят тонкие колечки.
На цепочке я хожу, я рабыней стала,
Уважая Госпожу, что меня сковала.

Я рабыня, - вниз лицо, мне и не зазорно,
Ныне в носике кольцо я ношу покорно.
Потяните за него, - боль, как жар из печки,
Я рабыня, оттого я и на колечке.

Чтобы девушка лица впредь не поднимала,
Чтоб цепочка от кольца ей напоминала
О хозяйке, Госпоже, или Господине
Прокололи нос уже девушке-рабыне.

Окольцована, иду, и не прекословлю
И цепочка на ходу награждает болью,
Опускаясь от лица вниз, дугою тонкой,
Чтобы пленница кольца шла за сталью звонкой.

Я красавица, и мне в нос кольцо продели,
Чтоб напомнить о цене, долге и постели.
Чтоб металл во мне пророс, телом окольцован,
Руки, ноги, даже нос кандалами скован.

Просыпаюсь: - Put on chain! Надевай-ка привязь.
Ты, рабыня, не скучай, плохо помолилась?
Поклонюсь, колечком пол трону под коленкой,
Помолюсь за женский пол на цепочке женской,

Поднимусь. Kerchief on mouth, - скромная, как скажут,
Не разину рабский рот, шире, чем прикажут.
Ring! – поправили кольцо, щёлкнула защёлка,
Цепь спустилась на лицо… Kiss footwear, девчонка!

Поведут меня гулять в кандалах, в колечке,
В колокольчиках, как знать, может, и в уздечке?
Может снова запрягут в лёгкую тележку
И поводьями стегнут, - ну-ка на пробежку!

-Мало, - заявила Госпожа, не дав мне и небольшой паузы, - давай, продолжай.

Две цепочки от лица к пряжкам на уздечке,
Не протянешь без кольца, вот я и в колечке.
Покачу коляску я, зазвенев цепями,
В колокольчиках, ля-ля, в сбруе с кандалами.

Я наездницу несу, шаг в цепочке тонкой,
И звенит в моём носу колокольчик звонкий.
Поглядите, как мала, как ничтожна ныне,
Но прекрасна и мила юная рабыня.

Я бегу, блестит лицо, надо ль мне иное?
Может, сменят мне кольцо, вставят золотое?
Это ли не счастье тут? Засмеюсь, ликуя,
Может, руку мне дадут, kiss, для поцелуя?

Сладкий жар, что изнутри тлеет как на свечке,
Отразился, посмотри, в носовом колечке.
Я рабыня, что кольцо с наслажденьем носит,
Поглядите на лицо, - увлажнился носик.

Вздёрну вверх его чуть-чуть, шевельну ноздрями,
Носик мой, не чей-нибудь, скован кандалами.
От волнения лица розовеют щёчки, -
Я невольница кольца в носовой цепочке…

-Повторяешься, - перебила Сколопендра. - Чтоб больше без «лицо-кольцо». Ну? Дальше.

-Чёрт! Э… В смысле, чёрт возьми, как же сладко это?
Издеваться над людьми, девушку в поэта
Переделать, чтоб достичь болтовни стихами,
Восхвалять такую дичь, как кольцо с носами!

В смысле, как кольцо в носу, что от боли ноет,
Вот, чуть-чуть, и не снесу, - вдохновенье стонет, -
Сочинить такое вам, чтобы посинели…
Что, кольцо? Коль этот срам нужен для постели

Привяжите личный нос за большую дырку…
Нету дырки? Не вопрос! За одну протырку
Продырявлю Госпожу, дайте только шило,
На верёвку привяжу, чтоб кольцо носила

На заносчивом носу, что похож на жвачку,
Дёрну, как в лесу лису, или же собачку!
Не дойдёт, я дёрну так, чтобы прострелило.
Делать с девушек собак, вдев кольцо на рыло?!

-Но-но! – дёрнула меня за нос Сколопендра. – Без грубости и без подстрекательских интонаций, пожалуйста. С чего это, вдруг, мой нос на жвачку похож?! Да ты его и не видела даже. И вообще, давай-ка по заданной теме, не то… Ну?

-Ох, устала… Ля-ля-ля… Что сказать ещё-то?
Что кольцо, - в носу сопля? Слушать неохота?
А чего охота вам? Лживого стенанья,
Что колечко, трям-трям-трям, - метод воспитанья?

Что, уж точно, не снесу, девушку рабыню
Завязать как колбасу, пятками на спину,
Закупорить кляпом рот, и колечком мучай
Вам по нраву, словно спорт, дайте только случай?!

-Э! Здесь халтура, - перебила Сколопендра. – «Закупорить» и «мучай» грамматически не соответствует…
-А иначе рифма получается халтурная! – психанула я.
-Так, не умеешь, не берись!
-Умею!
-Вот и покажи.
-А сколько можно-то?!
-Сколько прикажу. Выходи на прежнюю тему, без бунтарских интонаций и без упомянутых заезженных рифм, и чтобы для меня приятно звучало, а там, поглядим. Ну?

-Р-р-р… Ну, ладно, значит, ля… Ля-ля-ля, короче,
Про кольцо за три рубля… Это… Дело к ночи…
Вот ведь, право… Или, нет, лучше будет влево…
Я с кольцом в носу поэт, типа, королева…

О! Нашла! Ведь я поэт, в смысле, поэтесса.
Видел ли такое свет: - пленная принцесса
Окольцована за нос, ради униженья…
Политический вопрос, в смысле продолженья.

Или, вот, пример другой, - собеседник нужен.
Тут с рабыней молодой способ не натужен,
Коль цепочкою за нос дёргать, не качая.
Дёрнешь, - реплика. Вопрос. Дёрнешь, - отвечает.

Как удобно Госпоже, а уж как рабыне
Сладко, не сказать уже, ни потом, ни ныне.
Коль кольцо во рту ношу, разве не прелестно?
Никого не укушу, - подскажу вам честно.

Ну, а если уж в носу, с этим что сравнится?
Я в носу кольцо несу, - мне ли не гордиться?
Я прикована за нос к брусу унитолы,
Вот ответ на ваш вопрос, - счастье ламиолы.

Жить в цепочках и цепях, в кольцах и колечках,
Что за прелесть? Просто «ах». В кожаных уздечках,
В кляпах, в звонких, динь-дилень, побрякушках медных
Я мечтаю каждый день в мыслях беззаветных.

Я как куколка, звеня, кланяюсь до пола,
Накажите же меня, если бестолкова.
Поцелую я ваш кнут, плеть и даже палку…
Что ещё назначат тут за мою болталку?

А колечко на носу, символом служенья,
Я по жизни понесу не для украшенья,
Для того, чтоб сознавать всю мою ничтожность,
Чтобы глубже понимать истин непреложность,

Знать и место, и судьбу, - рабство и забота.
Ведь за девушку-рабу отвечает кто-то.
Я в колечке как в раю, я от счастья таю,
Я и песенку спою, и станцую, знаю…

-Ладно, достаточно, - сжалилась Госпожа Сколопендра. – Считай, отработала. Хотя, знаешь, поэтесса из тебя ещё та, к тому же, на данный момент почти исписалась.
-Так ведь это же экспромтом, Госпожа, - обиделась я.
-Наверное, - согласилась она. – Что же, наказание кнутом отменяется…
-Спасибо, Госпожа, - поклонилась я.
-…и заменяется наказанием плетью.
-О, Господи! – завопила я, - выходит, я зря старалась?
-Выходит так, как я захочу, - разъяснила Госпожа.
-Знаешь, Госпожа воспитательница, - потеряла я последний контроль, - если ты вот так со мной, то пожалеешь, Госпожа.
-Ну? И что ты мне сделаешь?
-Я? Да я на тебя сочиню… Этот, как он называется? Фельетон!
-Это чего?
-Это такой стих, после которого все на тебя станут пальцем показывать и хихикать.
-То есть, ты на меня сочинишь клевету?
-А, понимай, как хочешь.
-А если я тебе за такие намерения язык отрежу?
-А, правов таких не имеешь!
-Я правов не имею тебе язык отрезать? В смысле, права не имею?
-Да, вот!
-Это почему же ты так считаешь?
-Потому что не дура. Потому что у Оранжевой Линды на меня свои планы, для которых я ей в целом виде понадоблюсь. Уверена я, она всем таким воспитательницам чёткие указания выдала насчёт того, чего кому можно отрезать, а чего нельзя!
-Да? – сказала Сколопендра и указала на остальных девушек. – А на их счёт тоже такие указания выданы, как ты думаешь?
-Не знаю, Госпожа, - призналась я, уже сильно жалея, что психанула.
-То есть, предполагается, что твой собственный язык находится в большей безопасности, чем языки твоих подружек, да? И потому ты позволяешь себе грубить и даже грозиться чем-то своей временной собственнице?
-Не потому, Госпожа. Просто я сорвалась и потеряла контроль, о чём очень сожалею. Но так со мной всегда бывает, когда меня загоняют в угол несправедливостью, или даже намеренными действиями по этому самому загонянию в угол. Госпожа воспитательница.
-Сожалеешь?
-Ну да. Я бы могла сказать, больше не буду, но я себя знаю, поэтому не могу ручаться, что смогу себя сдержать, если вы с нами так вот поступать снова станете. Госпожа воспитательница.
-Ладно, - решила Сколопендра, - наказание плетью откладывается на неопределённый срок.
-Спасибо, Гос… И-и-и!
Сколопендра дёрнула меня за нос и сказала:
- Kerchief on mouth! А благодарить положено по команде «thank».
Я шмыгнула носом и примолкла. Чего с дурой спорить?
-Ну, что же, - сказала Госпожа, обращаясь ко всем, - обеденный перерыв объявляется законченным, и теперь мы приступим к практическим занятиям по основной теме вашего использования. Decorative girls.
Тут она отстегнула от столика Люсю и Лу-лу и увела их с собой за носовые цепочки, в полусогнутом виде. А мы остались вчетвером и помалкивали. Ну, пока мне не надоело. А когда мне надоело, я обратилась к Клу:
-Слушай, так как тебя звать-то на самом деле?
-А что? – с подозрением поглядела на меня Клу.
-Только не надо снова про памятник, - попросила я. – Я не для того спрашиваю, чтобы на памятнике надпись писать.
-А для чего?
-Ну, для того, чтобы правильно к тебе обращаться, и не перевирать твоё имя. Это же элементарные нормы приличия между нами, девушками.
-Клу, - сказала Клу.
-Ну да. А полностью?
-А зачем тебе полностью?
-Затем, что лично мне не нравиться, когда моё имя сокращать начинают. А то, одна, тут, кнутобойщица, додумалась сократить меня до «Ме», представляешь?
-Ме, - сказала Клу, - хи-хи-хи. Это та кнутобойщица, что Госпожу из Оллитариса именовала как «Бе»?
-Ну да. Впрочем, не она придумала, это ещё до неё нас эти мерзкие разбойники так подписали. Так вот, мне и не хотелось бы тебя сокращать, или перевирать.
-Вот, пристала, - проворчала Клу. – Не нравится мне этот вопрос.
-Да вопрос-то простейший, - удивилась я, - всего и надо-то сказать, как правильно, Клушка или Клотильда?
-Это тебе кажется, что простейший, - упёрлась Клу, - а на деле такой вопрос кнутом по спине чреват.
-Уж прямо?
-Отвязалась бы ты, и называла бы меня Клу, да и всё.
-Да почему?
-Да потому, - встряла Виолетта, - что она имя-то придумала.
-Как это?
-Да так. Назвалась Клотильдой, только и всего. А то, именоваться Клушкой кому понравится? А теперь ответственности боится.
-За что?
-За то, что наврала, а если ещё и придраться, что самовольно себя переименовала.
-И за это отвечать придётся?
-А то! – повторила свою любимую присказку Виолетта. – Это же сознательное внесение путаницы в реестровый контроль и создание трудностей с опознанием личности.
-А здесь вообще полное беззаконие, - возразила Клу, - а на всякие реестры им тут плевать. Да они о каталогах и реестровых записях, может, и не слыхали никогда. Вон, на ошейниках у нас что попало выбито. Что хотят, то и творят, так почему не воспользоваться случаем? Хоть немного с красивым именем побыть.
-А теперь от страха трясёшься, да?
-И ничего я не трясусь.
-Как же. А если мы отсюда всё же выберемся, как тогда объясняться будешь?
-Никак. Скажу, что оллиолонеры во всём виноваты. Они, мол, меня так прозвали, вот, пусть и отвечают.
-А лгать рабыне нельзя.
-А кто докажет, что я лгу?
-Ну, может и не докажут, а своя совесть, как же?
-Хи. Хи. Хи, - заявила Клу. – Говорить про совесть в этом бандитском гнезде?
-Так ты ведь собиралась обманывать не их, а законную власть?
-Слушайте, подружки, чего вы все мне на мозги тут капаете? – возмутилась Клу. – Вам, может, назвать меня по имени раз десять за всю жизнь придётся, вот и называйте Клу.
-Интересно, а зачем же тогда придумывать себе красивое имя надо было, - сказала тут Соня, - если тебя этим именем называть будет некому?
-Чтобы на душе приятно было, - пояснила Клу.
-Ладно, давайте будем все называть её Клу, - решила я. – этот вопрос ясен, а, вот, другой вопрос…
-Только не про восстание, - в один голос сказали Клу и Виолетта, поэтому мы все захихикали.
-Ладно уж, про восстание не буду, - пообещала я, - а вот, что нам делать с этим мерзким методом воспитания, когда вместо одной бьют другую?
-А что ты предлагаешь? – спросила Виолетта.
-Я не предлагаю, я вас спрашиваю. Потому что сама придумать не могу.
-Ну, если уж ты придумать не можешь, куда уж остальным? – сказала Клу.
-Соня, - обратилась я к своей бывшей парочке, - ты же уна-литоной была? Что, такие методы повсеместно применяются?
-Ага, как же, - сказала Соня. – Я с Квингсом баловалась, помнишь? И кто вместо меня в колодец загремел, и дальше? Может, ты?
-Ну, ты сама и загремела. А куда дальше-то? Ко мне на твиклис? Так ты, вроде, довольна была…
-Знаешь, что…
-Что?
-Ничего.
-Я, кстати, поблагодарить тебя хотела. Ну, за тот случай с колом. Спасибо.
-Ага. Кушай на здоровье.
-Соня, - сказала я, - мне так кажется, что ты опять чем-то недовольна. Мной?
-Собственной биографией за последнее время.
-За то время, как со мной связалась?
-Ну, примерно так.
-И чем же плохая биография?
-А что в ней хорошего, когда всё по тюрьмам, да по каторгам мыкаешься…
Тут Клу засмеялась, Виолетта разинула рот, а я сказала:
-Э? Ты где таких слов набралась?
-Где мыкалась, там и набралась.
-В Аннолиусском толисе, что ли?
-А ты откуда знаешь?
-А потом на трюмном валу по хитрожопому договору за туманные обещания?
-Э?
-Во сне тебя часто видела, - объяснила я.
-Ну?
-Говорю же.
-И что ты видела?
-Ну, много чего. Помнишь камеру, где спать на кровати с колючками, кандалы в сто килограмм и распорядок идиотский?
-Ну, не совсем уж так.
-И ещё, тётку к тебе подсадили, белобрысую, такую, голубоглазую и по голове труханутую. Ну, которая мигом в сливной колодец угодила. В смысле, угодила бы, если бы тут две красных тётки не явились с предложениями, чтобы тебя облапошить.
-Меня?
-Ну да. С предложением подписаться на срочный контакт, типа два года отсидеть на валу, за право на свободную продажу после отсидки?
-Два цикла, хочешь сказать?
-Ну, наверное, - подтвердила я, - я точно-то не помню, во сне же дело было.
-Знаешь, - сказала Соня, - ты мне лучше объясни, куда это ты подевалась после того, как нас из Исколионии вывезли вместе скованными. И каким образом я оказалась одна на дороге, с этим дурацким парным бревном на руках?
-Честно? – сказала я. – Если честно, то я никогда даже в Исколионии не была.
-Ага, рассказывай.
-Я бы тебе могла похожий вопрос задать, да мне твою психику жалко. А, интересно, что бы ты на него ответила?
-На кого?
-На вопрос.
-На какой вопрос?
-Так я его задавать опасаюсь, поскольку за твою психику беспокоюсь.
-Ага, распалила любопытство, а теперь за психику беспокоишься?
-В смысле, ты хочешь, чтобы я вопрос задала?
-Да задавай ты уже, наконец, свой вопрос, пока мне плохо от любопытства не стало!
-Да, успокойся. Задам, если уж ты так реагируешь.
-Ну?
-Между прочим, мне самой этот вопрос всю жизнь покоя не даёт. Ну, по меньшей мере, половину жизни.
-Ну?!
-Куда подевалась твоя шея из заклёпанного ошейника твиклиса, который остался на мне болтаться, после того, как меня охранницы к себе уволокли?
-Э? – сказала Соня. – Ничего не поняла. Что значит, шея подевалась?
-Ну, меня эти противные охранницы к себе в закуток утащили, чтобы я их вонючие ноги вылизывала. А на мне второй ошейник болтался в заклёпанном виде. Я решила, что они тебе голову отрезали, у меня мозги со страху поехали, я бежать, и прямо из трюма выпрыгнула. Вот и спрашиваю, если тебе голову отрезали, каким образом ты сейчас с головой ходишь?
-Ты чего городишь, вообще? – вылупилась на меня Соня, а Клу с Виолеттой начали потихоньку хихикать.
-То есть, каким образом я с головой хожу? – повторила мои слова Соня.
-Ну да.
-А ты?
-А я, что?
-Каким образом ты сама с головой ходишь?
-Ну, мне-то её никто не отрезал, вот и хожу, - попыталась я разъяснить очевидное.
-То есть, твой ошейник расклепали, тебя из него вынули, а потом заклепали обратно?
-Меня заклепали обратно?
-Да не тебя, а ошейник.
-Какой ещё ошейник?
-Который ты носила, когда мы были Твикли?
-А, этот? Так мне его Спл… То есть, та Госпожа раскурочила, которая Сплойей прикинулась.
-Ик! – сказала Соня.
-Вот я и спрашиваю, а ты-то куда из твоего ошейника подевалась?
-Я-то никуда не подевалась, это ты куда подевалась?
-Я никуда не подевалась, я тут сижу и с тобой разговариваю.
-Это точно, - согласилась Соня. – Только не пойму, почему ты всегда меня обманываешь, и какой тебе из этого выгодный смысл извлечь можно?
-Э… А можно, я предположу? – вдруг предложила Виолетта.
-Что?
-Предположу, какой тут выгодный смысл.
-И какой?
-А ты её ведь защищала, ну, когда колом размахивала?
-Конечно, - подтвердила Соня.
-А почему?
-Ну…
-Слушай, а, скажи-ка мне, вы с ней были Твикли, да?
-Были, - кивнула Соня.
-И как было насчёт интимной стороны?
-А причём тут интимная сторона?
-Эта Мелани, вроде и не отказывалась от ласки, так? Но всегда как-то выходило так, что никакого интима почти и не выходило. Так было?
-Так, - удивлённо сказала Соня. – А ты откуда знаешь? И вообще, ты кто?
-Я её подружка по клетке, - представилась Виолетта. – Ну, и дальше, там, ещё. И тоже за неё на разбойников с ножом кидалась. А по части интима у нас такое же безобразие.
-В смысле, отсутствие безобразия?
-Ну да. Как-то всегда выходит так, будто ей некогда, или она уставши, или ещё какие обстоятельства возникают.
-А у меня вообще подозрение, что она не сильно-то сексом интересуется, - заметила Соня.
-Ага, как же, - возразила Виолетта. – С Хронваргерами гуляет. С Квинглерами, с охранниками, а то и вовсе, с ноквингами кувыркается.
-В смысле, только мужчин любит?
-Как бы не так. Всех почти оллиолонерш перепробовала.
-Да ладно, заливать-то! – не стерпела я.
-С Госпожой Шерри интимничала?
-Ну… Да, - пришлось признать мне.
-Серую Мамбу Ву изнасиловала?
-Так она же первая полезла! Сколько объяснять-то?
-Госпожу Машеньку оттрахать грозилась?
-И не грозилась, а просто предлагала!
-А с Титькой чем в подвале занималась?
-Знаешь, Ви, - возмутилась я, - уж тем, чем со мной Титька в подвале занималась, я бы тебе пожелала никогда в жизни не заниматься!
-Вот-вот, - ничего не поняла эта дура, - то-то ты оттуда вылезла вся нараскоряку, да ещё охала всё.
-И когда ты только разглядеть успела? – заметила я. – Тебе же почти сразу мешок на голову натянули.
-Что мне надо, то я успеваю, - ответила Виолетта, а я припомнила, что она уже не впервые так говорит. Ещё одна микроскопоглазая, не хуже городской финансово-уголовной разбойницы, Госпожи Оллитархии Генозиса, Сплиссиолонии Мона-Генози.
-Ну и как же всё это объяснить тогда? – сказала Соня.
-Что?
-Ну, такое, вот, её поведение.
-А, по реальному результату, - сказала Виолетта.
-По какому результату? – не поняла Соня.
-А по такому, что в результате, и ты, и я, в неё влюблены, и чуть чего, бросаемся её защищать. Инстинктивно, можно сказать. Ведь это так?
-Ну, наверное, - согласилась Соня, - только интим-то причём?
-Притом, что на нас всех ненормально действует то, что она нас к своему интиму достаточно близко не подпускает. Вот у нас и мозги вразнос на её счёт. От голода.
-Вот, городишь ты чего попало! – чуть ли не заорала я. – И не в первый раз уже.
-А у тебя есть, чем это опровергнуть?
-А я поняла, - встряла Клу, - это она так к восстанию готовится. Завербовывая сторонников по принципу личной любви и инстинктивной преданности. А потом пообещает, что после победы восстания выдаст всем интимных удовольствий по потребностям. В порядке очереди. Ну, если после восстания кто в живых останется.
-А ты что, тоже в меня влюблённая? – поинтересовалась я.
-А тебе моя влюблённость и не понадобилась даже, если уж ты меня более примитивным методом подловила, быстрее, чем других.
-То есть, не влюблённая?
-Нет. Хотя…
-Что?
-Знаешь, есть в тебе что-то такое, что нездоровую симпатию вызывает. Не будь я в таком забитом состоянии у этих бандитов, так, может быть, и я бы влюбилась, кто меня знает?
-Вот что, девочки, - сказала я, - выходит, что я тоже во всех вас влюблённая, уж не знаю, какими вы методами на меня действовали. А иначе, зачем бы я, например, тебя, Ви, от ошкуривания спасала, да так, что просто из штанов вылезла, можно сказать?
-Ну, меня-то ты не спасала, - заметила Клу.
-Ну, так, просто случая не было.
-А меня? – спросила Соня.
-Не хочу хвастаться, - ответила я, - но тебя-то я больше всех спасать пыталась. До того, что меня на растяжку надели, и даже растягивать чуть не начали.
-Пугали, - припомнила Соня.
-Да я не про тот случай, а про другой, недавний. Тебя там и не было даже.
-Понятное дело…
-И вообще, не болей я за вас, смогла бы я идиотские экспромты выдавать всяким извращенкам? Откуда бы у меня такие способности взялись?
-Ну тогда, - сказала Клу, - хреновые наши дела.
-Хреновые?
-Конечно. Господа эту нашу инстинктивную взаимную симпатию вычислили, и теперь сделают с нами, что хотят.
-Вот я о том и толкую. И как нам этим злодейским Господским намерениям противостоять?
-А, никак, - сказала Клу. – И почему ты считаешь, что у Господ намерения непременно злодейские?
-Потому что они тут злодеи, - разъяснила я. – А у злодеев и намерения злодейские, как иначе-то?
-Ну, не знаю, - вмешалась Соня. – По большому счёту, какая разница для рабынь, злодеи у них Господа, или нет? Им всем нужно, чтобы рабыни были покорными, не артачились, и делали, что прикажут. Не так разве? Зачем злодеям рабынь убивать? Что им, друг друга для этой цели не хватает?
-Убивать, например, за то, что рабыня на них с колом набросилась, - сказала Виолетта.
-Так, не убили же? – возразила Соня. – Посадили на ночь в колодки, да и всё.
-А такая либеральность у тебя подозрение не вызывает? – спросила я.
-Слушай, - сказала мне Клу, - я вижу, у тебя предположение есть, зачем нас тут собрали, и какое злодейство с нами хотят учинить?
-Не знаю я. Есть, конечно, предположения, но все они туманные, к тому же, плохие.
-У меня тоже есть предположение, - сказала Клу. – Изложить?
-Ну?
-Они, эти самые злодеи, предполагают, что ты, в конце концов, подобьёшь нас на восстание. Они это восстание подавят, а нас казнят, публично, и особо зверским методом. Чтобы застращать остальных. Вот.
-А особо зверским методом, это как? – поинтересовалась Виолетта.
-Ну, мало ли? – предположила Клу. – Например, отрубить руки, потом до половины насадить на кол, потом отрубить ноги и в бочку с кислотой. А потом отрубить голову, и на палку.
-А кожу не сдирать?
-Почему не сдирать? Это с самого начала, само собой разумеется.
-Ужас какой, - высказалась Соня. – Вы это серьёзно?
-Шутят они, - попыталась я её успокоить. – Зачем такие сложности, когда можно просто, на шампур, и зажарить как шашлык?
-Ик!
-Вот что, Клу, - сказала я, - нечто подобное и я предполагала, только не думаю, что у злодеев именно такие намерения.
-Почему?
-Во-первых, чёрта с два вас на восстание подобьёшь, а, во-вторых, это слишком примитивно выглядит для Оранжевой Линды. Но я вот что подумала, на твой счёт…
-На мой счёт?
-Ну да. Если ты предполагаешь, что злодеи предполагают восстание, да ещё чтобы потом всех застращать, то, что же тогда выходит?
-А что тогда выходит?
-Выходит, будто и ты, и злодеи допускаете, что у восстания есть некоторые шансы на успех? Ну, а зачем бы тогда после подавления восстания оставшихся рабынь стращать?
-Нету у восстания никаких шансов, - возразила Клу. – А стращать, - это же просто зрелищно, это шоу такое, как раз в духе местных злодейских вкусов.
-Да, наверное, - согласилась я. – Слушай, до чего же ты практичная и расчетливая девушка. Последнюю светлую мечту у меня отбираешь. Революционную романтику приземляешь, понимаешь…
-Хороша романтика, когда голова на палке.
-Да ну, причём тут палка?

Когда шагают гёзы,
Им не страшны угрозы,
С их лиц врагам улыбки не стереть!
Покуда есть свобода, покуда есть свобода,
А, хоть бы, за свободу умереть!

-Какие ещё гёзы? – не поняла Клу.
-Понятия не имею. Зато стих-то какой красивый?

К оружию, к победам!
Героям страх неведом,
Пускай за нами следом течёт тиранов кровь!
Пусть враг в штаны наложит, а нам пускай поможет
К свободе неизменная любовь!

-Ага, - сказала Виолетта, - всё-таки просочилась сюда «любовь и кровь»…

-За мечтой, за мной, на священный бой,
Сбросьте цепи с плеч, поднимайте меч!

На Господ пойдём, всё спалим огнём…

… понимаешь, к чёртовой матери! Забыла, как дальше…
-Мелани! – толкнула меня ногой Виолетта.
-Чего?
-Кончай бредить, Сколопендра идёт.
И в самом деле, возвратилась Госпожа Сколопендра и принялась отстёгивать от столика сначала меня, а потом и Виолетту. Подняла нас на ноги, установила в полусогнутый вид, дёрнула за носовые цепочки и потащила за собой. Делать нечего, мы засеменили следом, глухо дребезжа своими короткими цепями.
Пришли мы в распложенную поблизости комнату технического обслуживания, где дожидалась уже знакомая бригада злодеев в белых халатах. Бригада занялась явно привычным делом, а именно, нашим переоснащением и обслуживанием.
Прежде всего, мне скрутили часть волос на затылке в тугую прядь и прищемили её каким-то механическим зажимчиком, так, что я почувствовала будто в нижнюю часть затылка вцепился железный клещ. И зачем?
Затем, мне растянули челюсти кольцевым кляпом, ремешок которого как раз и зацепили на предыдущем зажиме, достаточно сильно нагрузив ту самую защемлённую прядь волос. Наверное, такой способ крепления обеспечивал рабыне возможность вертеть головой и шеей без смещения кляпа и без нарушения его затяжки.
Вслед за тем, мне в рот воткнули сменную пробку с привязной скобочкой в середине, защелкнувшуюся на кольце, а к ней пристегнули длинную цепь среднего калибра.
Понятное дело, параллельно всё то же самое проделали и с Виолеттой, потому что нас тут же подтащили к уже знакомой одноколёсной штуковине с вильчатыми захватами для шей, и успешно к ней прикрепили. Вероятно, эта штуковина широко использовалась тут для парного перемещения девушек-рабынь в полусогнутом виде на комбинированных поводках, осуществляющих комплексное пристёгивание за нос и рот. Как я поняла из комментариев персонала, эта штуковина именовалась тут парной каталкой, колёсной каталкой или просто «каталкой», и была оборудована стыковочными элементами для сцепки с другими подобными каталками, если требовалось сцепить не пару девушек, а любое их число, кратное двум. А можно было прицепить и одиночную девушку двумя каталками сразу. Одной вилкой сверху ошейника, а другой снизу. При этом, устойчивость бы обеспечивалась двойным количеством колёс. Хотя, если на то пошло, тогда выходило, что можно пристёгивать и нечётное количество девушек, если центральную рабыню защемлять двойной вилкой. Но этот вариант почему-то персоналом упомянут не был.
Помимо того, передняя колёсная стойка каталки ещё и регулировалась по высоте, обеспечивая требуемый угол сгибания прикованных девушек. Об этом я узнала по тому, что нашу стойку как раз и принялись регулировать вниз, в результате чего, вскоре мы с Виолеттой оказались загнутыми носами к полу, а попками в небо. И теперь эти белохалатные дураки принялись нас промывать! Нет, кто так делает, а? Кто промывает девушек сразу после еды?! Да, к тому же, попками вверх! Так ведь и захлебнуться можно, если персонал окажется неквалифицированным. Дураки, однако, оказались даже более квалифицированными, чем я ожидала. Это потому что после промывки наших внутренностей и ведущих туда отверстий, они начали использовать эти отверстия по прикладному назначению, начиная с нижнего. Ну, с нижнего, относительно данной позиции загнутой в дугу девушки. Тут, конечно, ещё вопрос, которое отверстие оказалось ниже, а которое выше, поскольку при ритмично-цикличном использовании упомянутого мною отверстия меня достаточно сильно раскачивало, и вполне могло оказаться, что отверстия также циклично менялись своим первенством высоты над уровнем пола.
Знаете, интимное обслуживание девушек-рабынь в Оллитарии, это тема для отдельного длинного разговора, которым я не собираюсь заниматься прямо сейчас. Но, поскольку текущий процесс всё равно занимает некоторое время, а привязанной девушке в течение этого времени всё равно заняться нечем, как тут удержаться от некоторых рассуждений?
С одной стороны, этот самый процесс, юридически является банальным изнасилованием девушки. Ну, судите сами, согласия у девушки никто не спрашивает, девушка привязана в позе наиболее удобной насильнику, во рту у девушки кляп, а сама она приведена в такой вид, чтобы как можно сильнее насильника возбуждать. Если бы в цивилизованной стране этих технических специалистов в данном положении застукали представители власти, уж эти специалисты не отмылись бы никак, и получили бы соответствующий тяжести преступления срок. Если бы вообще дожили до этого срока.
Но, если вообще не рассматривать юридическую сторону вопроса, поскольку законодательство Оллитарии это ещё один отдельный разговор, то, с другой стороны, согласие девушки на получение Оллитары как-то само собой подразумевается, а насиловать девушку грубо здесь почти нигде не принято. Честно говоря, даже по моей собственной биографии судя, грубому изнасилованию я тут подверглась всего один раз, в одном из отделений по контролю за социальной справедливостью Генозиса. Я имею в виду тот пресловутый случай по изнасилованию полиции, который злые Гедонисские языки исказили до полной противоположности. Ну, подумаешь, прокололи мы с Санди этим мерзавцам носы и затолкали им в задницы их собственные полицейские дубинки, так кто первый начал-то? Возможно, что мы несколько перестарались тогда, но мы же были в состоянии аффекта? И, потом, не о нас речь, а о том, что, во-первых, это моё сухое изнасилование не было доведено до конца, а, во-вторых, фактически, имело целью не столько одаривание Оллитарой, сколько обыкновенную пытку для выколачивания оперативных сведений. Ну, решил блюститель совместить приятное с полезным. Хотя, думаю я, чтобы получить приятное ощущение при таком вот сухом трении, это надо было иметь особо нечувствительный инструмент. Конечно, инструменты у этих козлов бывают разные, но если он нечувствительный, откуда тогда вообще удовольствие?
И тут мы приходим к той особенности общества Оллитарии, что зачастую здешние мужчины считают интимный процесс не получением взаимного удовольствия, а работой. Да ещё и зарплату за это получают. Только я бы не назвала этих мужчин проститутками. Во-первых, Оллитара девушкам-ламиолам по-любому нужна, а во-вторых, законодательство не велит обращаться с девушками грубо. И, как это ни странно, большинство мужчин эту рекомендацию выполняют. Нам, девушкам, конечно, это хорошо, но, давайте признаем, среди мужчин полным-полно таких, которые гораздо сильнее возбудятся если им позволить, на девушку орать, эту девушку бить, обижать, унижать, выкручивать ей руки, выворачивать ноги, рвать на ней волосы и т. п. Приходится признать, что практика интимного процесса в Оллитарии является разумным компромиссом между природными склонностями и логическими доводами рассудка. Недаром тут считается значительным преступлением изнасилование девушки ноквингами, за что этих мерзавцев и привлекают. Ну, их, конечно, столько много, что не жалко. Но какого чёрта ты лезешь на девушку, если не способен производить Оллитару? Тут, опять же, существует расхожее мнение, что даже ноквинг может отстреляться Оллитарой, если до него снизойдёт особо привлекательная в сексуальном плане девушка. Вот они каждый раз и оправдываются, что, мол, до того девушка понравилась, что уверены были. А, попробуй доказать обратное? Вспомнить, хотя бы, совершенно недавний случай лично со мной. Лично я на того урода даже и не сержусь. Ну, если и сержусь, то за палёное пойло, которым он меня угостил, а не за что-то другое.
Ну, а с третьей стороны, я бы и девушек-ламиол Оллитарии не назвала проститутками. И лично себя я проституткой не ощущаю. Проститутки, между прочим, оплату получают. Хотя, конечно, здесь и Оллитару, жизненно необходимую девушке в связи с её уникальным метаболизмом, можно оплатой считать. Но, всё равно, принцип другой. У проститутки всегда есть выбор, работать, или нет. А какой выбор у девушки-ламиолы? Превратиться в растение? И, при всём, при том, мы ведь не под каждого желающего ложимся, правда? Ну, в большинстве случаев, нас и не спрашивают, конечно, но мы ведь на то и рабыни, чтобы хоть что-нибудь важное за нас решали Господа, разве не так? А когда возможность выбора есть… Честно скажу, если бы я тут вышла замуж по любви за достойного мужчину, типа Хронваргера, например, так я бы тогда никого больше в свою письку и не пустила бы, да! Больно надо бы это мне было, если уж с Хронваргером… Ох. Вот кто настоящие мужчины, в том числе и по удовлетворению сексуальных потребностей девушки. Да тут не то, что потребности, тут свихнуться можно от избытка удовлетворения. Ну, так, замок на письку и режим соблюдать, - очень даже разумная местная бытовая практика. На письку замок, на рот платок, а на шею цепь, и на привязь… Ой. Ой-ой-ой-вай! У-у-у-у!
Процесс завершился? Ну, здорово. Как это выходит-то, когда физическое воздействие сочетается с полётом мысли? Эй! Чего это там, в другой дырке делается? У!
Тут я догадалась, что во вторую дырку мне затолкали анальную пробку и теперь убеждаются, что она сидит крепко, и сама собой не выпадет. Это я так быстро догадалась, потому что анальные пробки в Оллитарии широко применяются для девушек-рабынь. Например, в упряжках, где, как правило, упряжные девушки носят мягкие пробки с волосяным хвостом, соответствующим по окраске их масти. Или на официозах знати, где привилегированная девушка-рабыня просто не имеет права гадить и позорить Госпожу, в каком бы состоянии не пребывала её пищеварительная система. Говорят, бывают даже смертельные случаи, что и не удивительно, если припомнить как меня перед официозом с Госпожой Лили травила Спика. А ещё, за тугую анальную пробку девушек часто привязывают на заднюю цепочку. А в Гедониксе, хи-хи, на анальную пробочку подвешивают лиолону монашки в храме Великой Хенды. Впрочем, нет, говорили же мне, не на анальную, а на внутриписечную, ох уж эта память… А насколько широко используют анальные пробки Госпожи Нолы, этого я не знаю. Могу только сказать, что, на моё счастье, та поганая голограмма серой Холли, что справила свою нужду моей персоной, никакой затычки в заднице не носила. Ну да, если только я не выдавила её затычку собственной головой, а то, с чего бы меня понесло над водой с такой страшной силой?
Кажется, с нашей задней частью закончили, и даже одёрнули нам платьица, прикрывающие в таком положении едва ли половину попки. Теперь нам принялись удлинять колёсную стойку, а, достигнув угла нашего сгиба в сорок градусов, начали регулировать натяжение носовых и ротовых цепочек. А кандальную соединительную цепь регулировать не понадобилось, потому что при таком угле наклона она как раз и натягивалась до упора.
Тем временем, и Госпожа Сколопендра укомплектовалась дополнительной объёмной сумочкой, которую сама нести не захотела, а подвесила к стойке нашей каталки, снабжённой, как оказалось, и скобочками для крепления умеренных размеров багажа. И мы последовали дальше на общей привязи. Как я уже упоминала, местное Элурисское привязывание бегущих за Госпожой рабынь очень ограничивает их возможности по обозрению окружающего пространства, в чём пришлось снова убедиться, семеня босыми ногами, соединёнными короткой цепью. Причём, ходить следовало не опускаясь на пятки, поскольку это, видите ли, некрасиво. Но, самое главное, теперь приходилось следить за собственной позой и углом наклона, потому что при отклонении от оптимальных параметров, комбинированная привязь начинала меня дёргать либо за нос, либо за рот. И я до сих пор не решила, которое из этих двух удовольствий предпочтительнее.
Кажется, шли мы недалеко, и вскоре вокруг появилась парковая зона. Сколопендра затормозила нас возле двух больших, прямоугольного сечения столбов, высотой в пару метров. Столбы были оборудованы несколькими скобами, а с верхней скобы свешивалась короткая цепь с шейным кольцом круглого сечения. Понятное дело, эти столбики предназначались для привязывания девушек, чем и занялась Сколопендра, начиная с меня. Эта Госпожа воспитательница явно имела достаточный опыт обращения с рабынями, поскольку не совершала элементарных ошибок. Например, чтобы меня привязать к столбу, следовало сначала эту самую меня отстегнуть от каталки и разогнуть. И всё это было проделано с соблюдением разумной техники безопасности. Сколопендра сняла с меня шейное кольцо, и тут же использовала его для временного пристёгивания рабыни за кандалы к каталке, а уже после этого отомкнула вилку с защелкой. Прислонила меня к столбу, примкнула шейным кольцом столба ниже ошейника, а уж потом начала обстоятельно вязать меня извлечённым из сумки комплектом розовых шнурков. Шнурки для вязания девушек бывают разной толщины, но не в смысле прочности, а на случай разного количества накладываемых витков при связывании. Сколопендра пользовалась средним комплектом, при котором обычно на ноги рабыне накладывается десять витков, а на руки восемь, ну и стягиваются витки четырьмя поперечными петлями. В принципе, обычно делаются «мягкие наручники», хотя, при желании, можно обмотку затянуть и так, что пережмёт сосуды. Только зачем? Для пыток используется множество других приспособлений, а шнурки больше для эстетических целей. Ну, помимо надёжного связывания, разумеется. Поэтому подобными шнурками рабыню никогда не станут вязать одной петлёй, скорее уж обмотают так, что вас лично и видно-то будет с трудом. Ну и цвет тоже имеет значение, а возможно даже и несёт информативный смысл, точно не знаю. По крайней мере, сколько себя помню, меня всегда вязали розовым или сиреневым шнуром, поскольку я блондинка, и достаточно светлокожая. Тут, несомненно, прослеживается и связь с цветом обивки ящика, в котором меня транспортировали, и даже с цветом мягкой подстилки в клетке. Возможно даже, где-то существуют стандарты и инструкции на этот счёт. Запросто. Этим рабовладельцам делать нечего, могли и стандартизацией связывания заняться.
А пока я рассуждала, Госпожа работала. А именно, привязала мои ноги тремя обмотками, - за щиколотки, под коленками и над коленками, и все эти обмотки зафиксировала на скобах столбика. После этого, сняла с меня кандалы, связала мне руки за спиной и также зафиксировала шнурок на скобе, вывернув мои локти до средней степени заламывания вверх. А после этого, к моему удивлению, достала маленькую бритву, в три приёма распорола на мне платье и стащила его с меня. А что, нельзя было меня раздеть предварительно?
Теперь я оказалась голой, привязанной к столбу, туго в нижней части, и более свободно в верхней. Прикованной к нему за шею короткой цепью, как раз такой, чтобы натягивалась на пределе возможностей перемещения верхней части тела, и закупоренной кольцевым кляпом с цепной пробкой. Именно этим местом и занялась теперь Госпожа Сколопендра. Она извлекла цепную пробку и заменила её другой, резиновой, объёмной и странно шероховатой по своей передней выпуклой части. Не успела я этому удивиться, как шероховатость оказалась к месту. Сколопендра достала мягкий белый платок и завязала мне рот поверх пробки, да ещё закрепила его узел на защемившем волосы зажиме под затылком. Да уж. Понятное дело, если девушке просто завязать рот платком, так он сползёт. А тут такое приспособление придумали, что и снаружи не подумаешь, и платок никуда со своего места не сдвинется.
Всё? Нет. Теперь Сколопендра продела мне в соски железные колечки с маленькими бубенчиками, и полезла обновлять мои нижние дырочки, не используемые с того момента, как мерзкие пираты повыдёргивали из меня весь металл, кроме золотой заклёпочки в языке. Нижние дырочки явно частично затянулись от долгого отдыха, как говориться, заплыли жиром, хотя, какой там мог быть жир на турнепсовой диете? Ну, значит, где-то они этот жир отыскали, поскольку колечки Сколопендры туда входили туго, хотя и не были особенно толстыми. Она использовала все имеющиеся дырочки, в результате, моё лоно снова обзавелось восемью кольцами, на которые Госпожа попарно навесила четыре маленьких висячих замочка и заперла их на крошечные ключики. И последнее, что она сделала, это отстегнула от моего носа цепочку и убрала её в сумочку. А потом занялась Виолеттой. Ну, примерно также, как и мной. Только почему-то она вязала её зелёным шнуром, а не синим, или голубым, как принято вязать девушек брюнеток, и как всегда вязали Виолетту прежде. Рот она завязала Виолетте таким же белым платком, как и мне, зато в лоно ей продела всего четыре кольца и два замочка. Ну, возможно, у Виолетты было там всего четыре дырочки? А вместо бубенчиков, к соскам Виолетты Сколопендра подвесила железные колокольчики, вот и вся разница.
После этого Сколопендра ушла, прихватив с собой каталку и наши распоротые платьица, а мы остались стоять рядом друг с другом, словно пленницы индейцев привязанные к столбам пыток.
Я немного покорячилась в своих путах, и убедилась, что привязана я на совесть, и в таком виде останусь до тех пор, пока меня не соизволят отвязать хозяева. А Виолетта даже и корчиться не стала, наверное, и без проверки к такому выводу пришла. И вообще, насколько я могла судить после долгого с нею знакомства, Виолетта была достаточно практичной лентяйкой, и никогда не совершала никаких бесполезных усилий или трепыханий. Посаженная в клетку, она никогда не трясла её и не грызла прутья, как какая-нибудь недовольная жизнью Мамба, или даже я. Прикованная к крутилке, послушно её крутила, а не пыталась вырваться из колодок. Ну а связанная, стояла, где поставили, и не переживала попусту. Лентяйка, короче.
Теперь у меня появилась возможность осмотреться, и я обнаружила вокруг достаточно густой туман, и уходящую в обе стороны от нас мощёную светлыми плитками дорожку. А вдоль дорожки росли аккуратно подстриженные кустики, из за которых выглядывали редкие деревья повыше ростом. Наши столбы располагались в специально выгороженной нише, которую кусты обходили полукругом. Надо полагать, мы представляли собой анимализированную скульптуру для украшения парка, если уж Сколопендра позиционировала нашу компанию как «декоративных девушек». И что мы должны были изображать или делать? Просто стоять и скучать? Впрочем, стояли мы не так долго, чтобы успеть соскучиться. Вскоре мимо нас начали проходить прохожие, причём достаточно своеобразные. Вскоре одна парочка таких прохожих затормозила около нас, и у меня возникли очередные нехорошие предчувствия. Ну, потому что это были голая девушка в цепях, на привязи у охранника, и этот самый охранник. А девушка была укомплектована ведром с водой, щёткой на длинной ручке и другими, более мелкими инструментами, которыми обычно пользуются уборщицы. Я только успела заметить, что ошейник на этой девице был не золотой, как наши, а простой и железный, как эта рабыня принялась мыть нас с Виолеттой, причём так, будто мы были не живые девушки, а настоящие парковые статуи. А охранник ещё и подгонял её плёткой, а глядя на нашу реакцию нагло хихикал.
Чего-то я стала нервная в последнее время. Ну, моют вас шваброй и щётками, ну и что? Похоже даже, девица воспользовалась шампунем для наших шёрсток и нижней части ног. А волосы и рот вообще нам не мочила, только слегка обмела сухой щёточкой, так, словно там могла быть какая-то пыль. Ну, а ей-то откуда знать, сколько мы тут стоим? Может, с самого сотворения мира, а тогда и запылиться могли, конечно. И чего мне пришло в голову при этой процедуре извиваться верхней частью тела, дёргать цепь и мычать изнутри кляпов? Даже Виолетта, кажется, усмехнулась на такую мою реакцию.
К концу процесса я уловила, что мои трепыхания доставляют нездоровое удовольствие охраннику. И перепугалась, как бы ему не пришло в голову перенести это удовольствие из нездоровой области в здоровую. Я ведь после последнего раза и не отдохнула ещё как следует. Потому и испугалась. Но вовремя вспомнила, что моя писька заперта на четыре замочка, задница примотана к столбу, а раскупоривать мой рот у кого-попало, вероятно, нет полномочий. И, правда. Эта парочка удалилась без дальнейших последствий. Зато, вскоре появилась другая парочка. На сей раз, голая девушка-Госпожа и привязанный к ней длинной цепочкой охранник, который примеривался к её позиции и вообще, вёл себя достаточно подобострастно, чтобы мне стало ясно, кто тут главный, а кто на службе.
Девушка была так себе, на мой взгляд. Я бы на её месте даже не разгуливала бы голой, поскольку тут было много чего, что следовало бы прикрыть одеждой. Но у девушки, вероятно, было собственное мнение насчёт своей персоны. А также и насчёт наших персон, потому что это самое мнение она принялась ворчать, осматривая нас и тыкая прутиком. Пока она этим занималась, я узнала много нового о себе. Например, что я кривобокая, пучеглазая и круглоротая (?). Нет, интересно, как это девушка может не быть круглоротой, если ей набили рот кляпом и сверху завязали? А ещё оказалось, что я «густошёрстая», а кожа у меня гусиная. Ну, с последним тезисом я бы ещё согласилась, поскольку бывает, что у незаслуженно обливаемых грязью девушек кожа от возмущения покрывается временными пупырышками. Но вот насчёт остальных оскорблений… А Виолетта зато оказалось пухлой, мягкокожей, кривоногой (!) и тоже пучеглазой, как и я.
Наконец, эта голая дура удалилась, но потом уже клиенты повалили валом. Многие просто проходили мимо, не обращая на нас внимания, другие же задерживались на некоторое время и осматривали нас. Либо молча, либо с различными неостроумными репликами. А прутиками нас тыкали почти все, и эти тычки мне уже изрядно надоели. Между прочим, некоторые тычки были ещё и достаточно болезненными, хорошо, хоть никто не догадался ткнуть в глаз.
На некоторое время я предалась невесёлым размышлениям о том, что быть рабыней в Элурисе не очень-то приятно. И очень может быть, что выжившие тут рабыни возвращались в Отстойник с радостью, невзирая на всю мерзость упомянутого места с его мерзкой турнепсово-собачьей диетой. Тут меня ввела в уныние мысль о том, что, возможно, мне уже никогда в жизни не придётся поесть нормальной еды, не говоря уже о деликатесах. Нет, ни за что! Да уже по этой причине приходилось, хочешь - не хочешь, а совершать здесь революцию, вообще…
Тут явились две дамочки в покрывалах Элурисских негодяек. Ну, это потому что ещё ни одна персона, наряженная в эти медно-блестящие покрышки и чадру с перемычкой поверх носа, не сделала мне здесь ничего хорошего. Фасон покрывал тут, конечно, не сильно виноват, но ассоциации вызывал уже вполне определённые. Дамочки были среднего роста, одна чуть повыше, другая чуть пониже, но, за неимением других внешних отличий, мне пришлось поименовать первую как «дылду», а вторую как «коротышку». Покрывала у Коротышки были чуть более «медные», а у Дылды со слегка золотистым оттенком, впрочем, это ещё присмотреться надо было, чтобы заметить. А сеточек под чадрой эти дамы не носили, хотя и сами остающиеся глазные щёлки были настолько маленькими, что если сквозь них и поблескивало нечто глазообразное, то поблескивало оно злобно или доброжелательно, определить было трудновато.
-Смотрите-ка, - сказала Коротышка Дылде, указывая пальчиком в сетчатой перчатке на нас, - наверное, это и есть те самые новые «керчифки».
-Ну да, - согласилась Дылда. – Белобрысая и черношёрстная. Ничего, так, на первый взгляд.
-Ну, - усомнилась Коротышка, - по части внешности, может быть. Для керчифок. Знаете, до сих пор не привыкну видеть ламиолу без головного платка.
-Два платка это вульгарно, - возразила Дылда, - даже если второй во рту.
-Ну, если чуть-чуть изо рта торчит…
-Но здесь-то не чуть-чуть. Здесь третья часть лица завязывается, можно сказать. А два платка на ламиоле, - это роскошь. Лично я своим девкам никогда не позволяла ничего подобного.
-И, правильно, пожалуй, - согласилась Коротышка. – А, вот, насчёт того, что у этих керчифок масть прямо противоположная, а платки у обеих белые?
-Ну, возможно, у этих самочек темперамент схожий? – предположила Дылда.
-Следует проверить, - предложила Коротышка.
-Пожалуй, - согласилась Дылда. – Вам какая больше смотрится?
-Черношёрстная, - кивнула Коротышка на Виолетту.
-Удачно выходит, - сказала Дылда. – А я тогда займусь белобрысой.
-Ну что, керчифка? – ткнула она меня рукояткой литоны в живот, - способна на что-нибудь стоящее?
Что это ещё за термин, «керчифка»? На тему команды «Kerchief on mouth», что ли? А Дылда принялась водить по мне рукояткой своей литоны. Понятное дело, сначала по груди, потом по животу и ниже.
-На замочки застегнулась, да? – проворковала она, шевеля застёгнутые колечки в моём лоне.
-У!
-Керчифка ещё и ротик разевает?
-Ы.
Дылда повернула другой рукой кончик рукоятки литоны, свинтила его с ручки и извлекла из открывшегося отверстия тканевый футлярчик чёрного цвета. Наверное, литона у неё была устроена также как та, которую некогда продала мне Страйкерша Пенелопа. И что у неё там? Тоже отмычки?
Дылда наполовину вытащила из футляра тонкую чёрную палочку и принялась водить ею по моим ногам. Я заметила, что от футляра в отверстие литоны тянется длинный, закрученный спиралью проводок. Нечто подобное электроду в рукоятке плётки Госпожа Фессалонии из сна? Но никакого воздействия током я пока что не ощущала.
-У.
-Страшно? – проворковала Дылда.
-У.
Она принялась достаточно грубо ворошить палочкой мои нижние кольца и замочки.
-Страшно, а хочется?
Я не поняла, что она имеет в виду, только предположила. Дылда теперь просунула палочку сквозь колечки мне внутрь, и вертела ею там. Я покосилась на Виолетту и заметила, что Коротышка возится в её интимной области чем-то похожим. А Виолетта стонет и вяло извивается верхней, менее привязанной частью тела, то натягивая, то ослабляя цепь, привязывающую её за шею к столбу.
Я припомнила наставления Госпожи Сколопендры, в части рекомендаций не сдерживать свои эмоции, но мне пока что не хотелось ни корячиться, ни стонать, да и боли я не чувствовала, разве что, щекотку в лоне. И не настолько, чтобы хихикать от такой щекотки. А вот страшновато мне было, поскольку никаких проводков от палочек, которыми вас ковыряют, не протягивают просто так. А если протягивают, то явно с целью подключения тока. И тут уже вопрос количественный, сколько вольт или ампер способна выдавать электростанция, смонтированная внутри литоны этой меднопокрышковой негодяйки. А негодяйка явно была в курсе моих мыслей и предчувствий, причём, это ей нравилось.
Вообще-то, литона это тонкий прутик, и никаких серьёзных батареек там поместиться не может. Это же не плётка с толстой и обрезиненной рукояткой, как, например, те электрические плётки, на которых в Генозисе устраивали сражение Госпожи Фессалония и псевдо-Фессалония, причём, я до сих пор не знаю, которая из них была настоящая. Возможно, обе они были не настоящие, судя по последующим заявлениям той Госпожи Фессалонии, у которой я пересчитывала количество пупков.
А Дылда так и ковырялась во мне своей палочкой, и это вызывало у меня ассоциацию с ковырянием пальцем в носу. Никакого удовольствия, и некрасиво, а ковыряешься.
-Керчифка, - сказала в мой адрес Дылда, таким тоном, словно намеревалась меня обидеть. – Керчифка, керчифка, керчифка…
-У? – спросила я, поскольку не понимала, чего она от меня хочет-то?
-Хи-хи, - сказала сбоку Коротышка. – Не течёт?
-Сухая, словно дупло в трухлявом пне, - доложила Дылда.
-У!
-Ещё и рот разевает.
-Хи-хи.
-Погоди же, - пригрозила Дылда мне, не предвещающем ничего хорошего тоном и принялась манипулировать идущими от палочки проводками. А я почувствовала весьма неприятную боль, словно в моём лоне поселился муравейник со злыми и зубастыми муравьями. Понятное дело, так подействовал подключённый ток.
-Ну? – спросила меня Дылда.
-Ы!
-Ах, «ы»? – повторила она и принялась вертеть регулятор на рукоятке литоны. Меня отчётливо затрясло током, но ненадолго. Наверное аккумулятор у злодейки быстро разрядился.
-Ну как? – поинтересовалась Коротышка, которая уже закончила с Виолеттой. Чем там закончилось, я не видела, поскольку мне было не до того. Наверное, закончилось тем, чего и хотелось злодейкам.
-Сопротивляется, - выдвинула обвинение в мой адрес Дылда. – Строптивая белобрысая тварь.
-Ну, не стоит так расстраиваться, - попыталась успокоить Дылду Коротышка. – Нет такой керчифки, которую нельзя было бы привести к покорности путём усиления должного воздействия.
-Э? Что вы предлагаете?
-Вот, - продемонстрировала ей Коротышка рукоятку своей литоны.
-А это не слишком будет?
-В самый раз. Насколько я могу судить, белобрысые самки гораздо более устойчивы к подобному методу воспитания, чем тёмношёрстные или промежуточные.
-Впервые о таком слышу, - сказала Дылда.
-Ну так, есть случай убедиться на практике.
-Считаете, что на неё не подействует даже двойная мощность?
-Двойная подействует. Да, думаю, что подействует. Но следует подключить на максимальный разряд.
-Ну, как бы чего не вышло, - засомневалась Дылда.
-Но ведь не запрещено же? – возразила Коротышка.
-Ну, всего не запретишь. Всё запрещать, так никакой бумаги не хватит.
-То есть, вы хотите, чтобы победа осталась за этой вот белобрысой негодницей, смеющей строить из себя личность в присутствии Госпожей Элуриса?
-Э… - сказала Дылда, - нет! Не хочу.
-Ну, вот, - удовлетворённо сказала Коротышка и принялась запихивать в меня ещё и свою палочку, в дополнение к предыдущей. А потом взялась за регулятор.
-Ваш ударник зарядился? – осведомилась она у Дылды.
-Да, - подтвердила та.
-По счёту три, - распорядилась Коротышка и с интересом уставилась на меня, заблестев глазками сквозь щёлочку чадры.
-Раз, два, три!
-У-у-й! Ы-ы-й!
Меня так встряхнуло и затрясло изнутри лона, что я решила, будто сейчас умру. А, возможно, так бы оно и было, если бы организм не принял меры, которые организмы обычно и принимают самопроизвольно при угрозе смерти этих самых организмов. А именно, они мгновенно мобилизуют и используют все имеющиеся в наличии ресурсы самосохранения, не считаясь ни с количеством этих ресурсов, ни, тем более, с их качеством. Поскольку, не до того. Вероятно, мой мочевой пузырь сдавило электрической спазмой до полного смыкания стенок, что вызвало короткое замыкание электрической цепи в сопровождении мощного фонтана жидкости, основная масса которой, вследствие соответствующего взаимного расположения источника и мишеней…
Обе злодейки завизжали, побросали литоны и ухватились за свои мордочки, поражённые выбросом прямо в глазные щёлки и их окрестности. А я отметила, что, несмотря на металлообразность материала покрывал негодяек, эта ткань оказалась вполне проницаемой, по крайней мере, для данной жидкости.
Чего-то уж больно сильно эти дамочки визжали и корчились, подумаешь, описали их маленько? Не Сплойиолой же? Хотя… Если я на какой-то миг умерла, как в прошлый раз…
Дамочки принялись судорожно стаскивать с себя покрывала и намордники. Под покрывалами у них не оказалось никакой серьёзной одежды, о которой стоило бы говорить, что же насчёт их мордочек, то их я разглядеть не могла, поскольку они их усиленно скребли всеми пальцами.
И тут, откуда ни возьмись, появилось четверо охранников, и заорало сразу несколькими голосами, на тему, чего тут происходит, и вообще…
-Вай-вай-вай-во-ды! – заверещала Дылда, вместо объяснения, а Коротышка её поддержала:
-Воды, воды, воды!
Командир охраны почесал челюсть, но пошёл навстречу дамам, отослав одного из подчинённых за водой. А сам принялся осматривать место происшествия, и быстро обнаружил торчащие из меня палочки с проводами.
-Ага! – обрадовался он, - развлечение третьего уровня! А ну, где ваши таблички допуска, уважаемые Госпожи?
-В грязь! – рявкнула Коротышка, а Дылда запищала:
-Да принесите же наконец воды, кому сказано! Вай!
И обе продолжали тереть свои личики.
-Вода водой, - сказал командир, - а как насчёт нахождения без одежды в парковой зоне развлечений?
-Ва-а-ай! – только и ответили хором обе дамы.
Тут прибыл посланный за водой охранник. Воды он не принёс, зато притащил другого охранника с девушкой-уборщицей на цепи. Эта уборщица была не той, что прежняя, наверное их тут было много, если уж парк со статуями.
-Ага! – снова обрадовался командир и указал на корячащихся дам, - отмыть!
-Так это ведь… - засомневался охранник уборщицы.
-Отмыть! – решительно продублировал команду командир.
-Отмыть! – велел охранник уборщице, дёрнул её за цепь и указал на дам.
-У? – усомнилась девушка. Наверное, у неё тоже во рту имелся кляп какой-нибудь внутренней конструкции. А может, и вообще не было языка.
-Как угодно! – велел охранник. – Быстро!
-У! – сказала девушка и опрокинула на Коротышку одно из двух своих ведёрок, а потом взялась за швабру, явно собираясь начать с головы.
-Какого чёрта! – заорала Коротышка, уворачиваясь от тычащейся ей в лицо щетины. А Дылда схватила второе ведёрки и попыталась засунуть туда свою голову. Охранники же стояли поодаль и хихикали, глядя на это. А потом один из них принялся разглядывать меня. Подошёл и хотел вытащить из меня палочки.
-Не трогай, - остановил его командир.
-А чего?
-Сказано, нет?
-Сказано, - подтвердил охранник, палочки оставил на месте, но продолжал меня разглядывать. Я покосилась на него, и мне показалось, что эту личность я уже где-то видела.
-Больно? – спросил он.
-Р-р.
Пошёл он в грязь! Все они тут заодно, жаль, что на их всех у меня мочи не хватит.
А дамочки, наконец, отфыркались и пришли в дееспособное состояние. И это дееспособное состояние они, похоже, вознамерились использовать для расправы со мной. Но нарвались на препятствие в виде всё тех же охранников.
-Короче, - сказал командир, - за нахождение в парковой зоне в голом виде…
-Пошёл в грязь! – заорали хором обе дамочки и попытались прорваться ко мне силой. Но охранники ухватили их руками и зафиксировали на безопасном расстоянии.
-И попытка развлечения пятого уровня! – выдвинул дополнительное обвинение охранник, тот, который спрашивал меня, не больно ли?
-Где таблички допуска?! – повторил командир, и, не надеясь на ответ, принялся копаться в пропитанных мочой покрывалах дам.
-Прекратите, - сказала Дылда, которой, похоже, первой удалось взять себя в руки. – Нет у нас никаких табличек, они нам и ни к чему. Мы из экспертной группы. Вот.
-Ну да! – усомнился охранник, а командир усомнился противоположным образом:
-Да ну?
-Именно так, - сказала Дылда и зачем-то указала носом на свои туфельки. Ну, наверное потому, что её руки были заняты державшими их охранниками.
-В самом деле? – сказал командир. – Ну, поглядим.
Наверное, он не захотел наклоняться, поэтому ухватил одну из ног Дылды и приподнял её до своего уровня. А та заверещала и запрыгала на оставшейся ноге, хотя, с чего? Её достаточно надёжно держали охранники, чтобы был смысл опасаться потери равновесия. Ну, наверное, от возмущения.
Командир стащил с неё туфельку и уставился на большой палец ноги. Мне было плохо видно, но, похоже, палец этой негодяйки был окольцован тускло блестящим кольцом, может даже и несъёмного исполнения. Командир повертел ногой Госпожи перед своим носом и отпустил её. В смысле, ногу. И обратился к Коротышке:
-И вы тоже, Госпожа?
-И я тоже!
-А это ничего не значит! – снова встрял назойливый охранник, - поскольку, пятый уровень…
-Вот именно, - на сей раз поддержал его командир. – Если вы из экспертной группы, так, тем более, должны ещё и за порядком следить, а не бить рабыню током опасным для жизни!
-Отпустите нас немедленно! – потребовала в ответ Коротышка.
-Ну, если вы не попытаетесь сбежать…
-Сами не пытайтесь сбежать! – сказала Дылда. – А то, за нападение на экспертную группу…
-…пытающуюся развлекаться убийством рабынь?
-В грязь! – рассердилась Дылда. – Никто никого не пытался убить! Я пыталась вызвать должную реакцию тестируемой декоративной керчифки на воздействие разрядником в области её гениталий.
-Ага. Двумя разрядниками сразу? – пристал охранник. – Вон, до сих пор из неё торчат.
-А почему, нет? Это допускается при определении степени чувствительности особо бесчувственных девок!
-Вот именно! – поддержала Дылду Коротышка. – Бывают настолько бесчувственные девки, что им не место в декоративных группах. А мы и должны определять эту самую чувствительность, и рекомендации выдавать по дальнейшему использованию подобного материала. Иногда такие попадаются, что их можно стимулировать лишь механическим прутом в грузовой упряжке, а они не то что в декоративный контингент просачиваются, а даже и в группы интимного обслуживания! Представляете? И кто потом виноват? Вот, попадётся лично вам подобное бревно, о которое любой Квинглер способен свой инструмент поломать, так что вы запоёте? Деньги назад, да?
-Да ладно, чушь пороть! – сказал охранник и указал на меня. – Будете утверждать, что эта, вот, девушка нечувствительная? Да я её лично знаю. У неё такая чувствительность, что таким как вы, под своими покрышками и намордниками и представить-то невозможно. Рассуждают ещё, эксперты задрипанные.
-Ах, ты… - запыхтела от возмущения Коротышка.
-Что?
-Ладно, хватит! – распорядился командир. – Отпустите их. Забирайте свои причиндалы и убирайтесь. Каждому не объяснишь, кто тут эксперт, а кто нет. А в голом виде, или с пропитанной мочой одеждой… Убирайтесь, короче.
-Вот именно, - сказал охранник и принялся осторожно вытаскивать из меня электроды. Тут-то я и обратила внимание на его руку, шрам на ладони которой можно было разглядеть даже с такого ракурса. Э? Тот самый Господин Энди, которого я развела недавно на подарки и выпивку, а потом подставила, как шпиона? Кажется, он и есть. Н-да, тесен мир, однако. Или, не настолько тесен, насколько…
Так, или иначе, но от подобных знакомых я бы предпочла держаться подальше. А он что, и не обиделся даже? Заступается, понимаете… Э, нет! Не надо мне ещё и больной совести по столь мелкому поводу. И, ничего я не виновата. Мужчины для того и существуют, чтобы расходовать свои силы и средства на нас, девушек. От них не убудет! Да они ещё и спасибо сказать должны нам, за то, что мы существуем. Кому эти мужчины нужны были бы, если бы мы, девушки, самостоятельно беременеть умели? Да были бы они все тогда никто, и звать никак. Между прочим, в среде живых организмов большинство видов представляет собой одних самок, безо всяких самцов. А размножаются делением, почкованием, метанием икры, а вовсе не совокуплением двух отдельных организмов. Ну, правда, это больше относится к бактериям и насекомым… И, неважно! А может, этот Энди как раз правильно жизнь понимает? Ну, так, разве я ему лично не разъясняла, как следует с девушками обращаться? Конечно, я не говорила, что по ходу этого правильного обращения девушка может сбежать, ну, так, мало ли… А если у девушки день месяца неподходящий, или просто настроения на интим нету?
В конце концов, чего это я из-за шрама на ладони причислила его к компании Стенбейка? А если это и правда, так чем эта компания хуже других, прочих? Тем, что я на них первых нарвалась? И вообще, если все мои подозрения сложить вместе, так что тогда получится? Что кругом одни шпионы, причём, все они шпионят лично за мной. Ага, мания величия в совокупности с манией преследования. То есть, я ненормальная, а никакая мания никогда не ходит одна. И вообще, все эти мыслительные упражнения…
Тут внезапно мне пришло в голову, что все мои несчастья по части плохой адаптации к роли рабыни происходят именно по причине излишнего свободного времени, пользуясь наличием которого, мне в голову начинают лезть всякие вредные мысли. Ну, к примеру, привязали меня к столбу и приказали играть роль парковой статуи, да? И чем мне заняться, чтобы голова не принялась самоуправно варить в себе мысли? В том-то и дело, что у нормальных местных рабынь уровень умственного развития таков, что они в подобном положении просто отдыхают головой, а не трудятся умственно. А мои аномальные умственные способности при любом удобном случае начинают умничать и выпендриваться, дай только им лишнюю минуточку для этого. Казалось бы, при таких делах, мне бы следовало устроиться на работу, сильно загружающую голову, так ведь, фигушки. Я не умею ни считать в уме, ни запоминать всякие бухгалтерские отчётности, ни сочинят