Инфра-12. Глава 37 Элурис 2 страница

Но, поразмыслив над куплетом,
Ты догадаться поспешишь:
-Беда не кончилась на этом,
Пищит внутри у кошки мышь.

А коль до сути докопаться,
Смысл затираючи до дыр,
Придётся честно вам признаться,
Урчит внутри у мышки сыр.

О, далеко ещё до края,
Сам сыр не меньше мышки крут,
Давайте честно мы признаем,
Его бактерии грызут.

Вам надо далее? Про атом,
Молекулы и прочий вздор?
Иль вы уже ругнулись матом
На этот певческий позор?

И не логичнее ль представить,
Собак, что вовсе не в тебе?
Чем изнутри девиц им лаять,
Не проще ль…
Э… Э…
Сидя на трубе?!
-Пародистка убогая, - оценила Виолетта.
-Что, хуже, чем у Тануки?
-У неё про глубинную сущность женской сексуальности, а тебе лишь бы прикалываться.
-А в чём тут сущность?
-В том.
-В чём?
-«Пускай я женщина, однако,
Меня в постели приласкав,
Не забывай, что я - собака,
Большая, чёрная… ГАВ-ГАВ»!!!
-Ну, ладно, не сердись, - сказала я, чуть подумав. – Значит, ты считаешь, что женская сексуальность произрастает из тех же источников, что и собачья преданность? Собака счастлива служить хозяину за еду и будку над головой, а женщина, как более сложно организованное существо, млеет от рабского ошейника, цепей, пут и других атрибутов собственности, если ощущает надёжную заботу и защиту со стороны своего хозяина и собственника?
-Примитивно, но, в общем, так.
-А если просто млеет от одного ошейника, когда никакого хозяина нет?
-Тогда, значит, хозяин у неё в голове, в виде желаемого воображаемого образа.
-А если просто между нами, девушками?
-Ну, тогда это может быть как ассоциация взаимного владения друг другом.
-А Нолы как же? Они-то Госпожи, а не рабыни.
-А любая Нола мечтает быть ламиолой, да ещё и завидует.
-Ну, прямо, любая?
-Кроме всяких извращенок. Так ведь и среди ламиол извращенки бывают, которые хотят быть Госпожами, или вообще, плевать на любовь.
-Вот, не надо всех инакомыслящих сразу объявлять извращенками.
-Это правда, - согласилась Виолетта, - лучше молча их извращенками считать, а вслух не называть. А то, поколотят ещё.
-Знаешь, Ви, - сказала я, - мне кажется, ты ошибаешься насчёт глубинной сущности женской сексуальности. То, что женщина хочет принадлежать сильному, авторитетному и самоуверенному самцу, обусловлено лишь действием принципа естественного отбора в человеческом стаде, как и в любом другом стаде коллективных животных. То есть, подобные женские предпочтения способствуют лишь обеспечению воспроизводства наиболее жизнеспособного потомства и обеспечению условий его выживания. Более лучших, чем у потомства женщины, не сумевшей так удачно устроиться. Вот потому мы, девушки, и стремимся быть красивее других, приятнее в общении и в разных аспектах привлекательности. Это чтобы заполучить в свою постель максимально возможного самца, как в сексуальном, так и в социальном смысле.
-Хи. Хи. Хи. Какая глупая теория.
-Почему это?
-С самого начала глупая. Причём тут потомство? Много ты видела детей в Оллитарии?
-Действительно, - признала я. – А, это ничего не значит! Просто в этой Оллитарии всё неправильно!
-Не всё, - сказала Виолетта. – Здесь есть ты, которая правильная, а всё остальное и впрямь неправильное.
-И, не смешно, - сказала я. – Я, вот, вижу, что эта Оллитария какая-то недоделанная.
-Да ты что?
-Именно такое у меня ощущение. Вот, девушки тут доделанные, в психо-сексуальном смысле, а условия их обитания недоделанные. Ведь ясно же, что их сексуальность приспособлена к интересам естественного отбора при нормальном воспроизводстве потомства. А воспроизводства-то почти и нет. А люди берутся чёрт знает откуда. Это явно неправильно, потому что противоречит наблюдаемой женской сексуальности. И, знаешь, с этой неправильностью надо уже что-то делать. Вот, отдышусь маленько, и займусь.
-Чем займёшься, любовью?
-Нет. Исправлением окружающей среды, а уж любовью потом.
-Ух, ты, - сказала она. – А с исправлением-то справишься?
-Ну, надо же когда-нибудь начинать?
-Ты, всё-таки, подумала бы сначала. А то, наломаешь дров. Как бы хуже не стало? Может, это ты ошибаешься, а всё на самом деле правильно?
-Я так не думаю.
-А как же твоя Сарра?
-А что, Сарра?
-Кто ей нужен, потомство, или ты в роли хозяйки и собственницы?
-И всё-то ты знаешь?
-Ну, что мне надо, то знаю.
-А Сарра погоды не делает. Она, может, головой ударилась? Об меня. Нельзя по отдельному человеку судить о сексуальности всего общества.
-Ну да. Если только этот отдельный человек не ты, да?
-А чем ты тогда объяснишь всё это пристрастие ламиол к рабскому образу жизни, если не моей теорией?
-А слабых всё равно кто-нибудь сильный под себя подложит. Так, может, нас, слабых девушек, и создали такими, чтобы мы были счастливы в подчинённом положении?
-Бог, который вместо того чтобы создать нас сильными, сделал слабыми, но свихнул нам мозги, чтобы мы получали от этого сексуальное наслаждение? И зачем так сложно?
-А может быть, иначе вообще бы не вышло стабильного общества?
-Ну, знаешь, от стабильности здешнего общества меня всё время мотает от одной стенки к другой!
-Так, сама же говорила, что здесь всё недоделано?
-Так ты это признаешь?
-Признаю. Только надо ещё разобраться, в какую сторону доделывать, и кто доделывать должен.
-Ну-ну, - сказала я. – А ты, я вижу, противница всяких переделок в области сексуально-политического угнетения ламиол?
-Да, вот, опасаюсь, что после переделок ламиолам уже так не будет.
-Как?
-Сладко.
-А от излишка сладостей сахарный диабет бывает, - заявила я.
-А где же тут излишек? – сказала Виолетта. – Тут постоянный недостаток. А ты ещё и меньше сделать хочешь.
-Да не хочу я сделать меньше! Я хочу, чтобы помимо сладости ещё и достоинство было, права, там, равные, обязанности… А, кому я всё это говорю? И кто вас такими сделал, в самом-то деле?
-Хи-хи, - сказала Виолетта. – Кто сделал?
-Да.
-Есть одна теория.
-Да ты что? Э! Дай-ка, я догадаюсь? Не иначе, у этой самой поэтессы, всемирно известной у всех, кроме меня?
-Во, - удивилась Виолетта. – Как ты догадалась?
-Потому что я сама поэтесса. Только я скромная, и мне всемирной известности не надо. Ну, это потому что я и так уже почти всемирно известная, и не благодаря всяким, там, стишкам. Стишки, это мелковато для моего масштаба.
-Хи-хи, - сказала Виолетта. - «Гляжу с высоты на дома, как на ульи, смеюсь, - и со мною смеются горгульи»…
-Кто? А, это опять стишки великой Тануки, да?
-«А кто рисковал подойти ко мне ближе,
Тот сгинул навеки во чреве Парижа,
И там до сих пор - с темноты до рассвета
В доспехах заржавленных пляшут скелеты…»
-Вот, про чрево Парижа, я точно чего-то слышала, - заметила я, - а пляшущие скелеты в доспехах, - это круто. И как с них только доспехи не падают?
-«А я танцевала, и в храме собора
Услышала отзвуки дикого хора,
И там бесновались и люди, и духи,
Вопили девицы, визжали старухи,
Рычали собаки, мяукали кошки,
И вороны сотнями бились в окошки…»
-Это что, конец света описан? – предположила я.
-«В тот миг, как вода породняется с солью,
Смешались во мне наслаждение с болью…».
-Антинаучный бред. Соль с водой не породняется, наоборот, чуть чего, и в осадок выпадает, - решила я слегка блеснуть своей эрудицией.
-«И каждую ночь кандалы мои, звоном,
Тревожат кого-нибудь утром бессонным…».
-Уж это точно, - согласилась я, - да ещё вопят как придурочные, Госпожа, мол, проснулась!
-«Отведай теперь мои хладные губы, -
Запомнишь навек поцелуи суккуба…».
-Ещё не легче! – прокомментировала я. – Детей тут почти нет, а сказочки, чтобы их до икоты пугать, налицо.
-«Я выберу ту, что страдает невинно,
Чьё сердце разорвано на половины,
И в майскую ночь к тростниковой невесте
Придёт моя пляска, придёт моя песня!
Тебя обреку я на ласки и муки.
Браслеты почувствуют ноги и руки,
Ты будешь смеяться со мной до рассвета,
И будут железом звенеть кастаньеты,
И сердце пронзит ощущение счастья
В оковах мучительной, гибельной страсти!
И если ты даже сумеешь очнуться,
То снова захочешь в оковы вернуться,
И ты никогда не получишь ответа,
Откуда возникло влечение это!
Покоя не будет, и только на ложе
Ты сможешь забыться — в железе и коже:
Цепями стяни своё слабое тело —
Страдай! Наслаждайся! А я полетела…».
-Что, всё?
-Почему, всё? Танука много стихов написала. Только тебе, я вижу, не нравится?
-Ну, как тебе сказать? Вот, Госпожа Линда тоже неслабые стихи сочиняет, так она что, тоже мне нравиться должна?
-Нашла, с кем сравнивать. И вообще, я тебя не про личности спрашиваю, а про теорию возникновения женской сексуальности.
-А где тут теория? Здесь просто сказочка весёлая.
-А каждая сказка не на пустом месте возникает!
-Да? Ну, понятно тогда.
-Понятно, что?
-Понятно, откуда вы тут такие кандально-сексуальные. Вас всех суккуб покусал, а я случайно уцелела. Наверное, в туалете сидела в нужный момент.
-Вот, вот, - сказала Виолетта. – Нехорошо всю жизнь в туалете сидеть. Надо ведь и выходить когда-нибудь.
-Выходить из туалета замуж, - сострила я, - и быстро, чтобы не покусали по дороге.
-Между прочим, там не про укусы, а про поцелуи, - заметила Виолетта.
-Один чёрт, - возразила я. – У этих суккубов такие губки и зубки, что поцелуй или укус, без разницы. Слушай, а эта Танука, она не Великая Литоника?
-С чего ты взяла?
-Ну, я в местных религиях до сих пор слабо ориентируюсь, вот и спрашиваю.
-Не слыхала даже никогда, чтобы кто Тануку Великой Литоникой называл. Или наоборот.
-То есть, Великая Литоника ни в каком стихосочинительстве не замечена?
-Нет, - сказала Виолетта несколько недовольным голосом. – Ей что, больше заняться нечем?
-Ну да, - припомнила я, - Нолам кольца в носы продевать.
Но тут наш разговор прервался, по причине появления Пу-два, которая решила заняться уборкой нашего помещения и принялась скрести его шваброй. Некоторое время мы помалкивали, а потом я, дождавшись когда Пу-два окажется поблизости, сказала:
-Эй, Госпожа Пу-два, можно к вам обратиться?
-Чего? – уставилась на меня Пу-два.
-Я говорю, можно вам вопрос задать?
-А ты бы не выступала, в клетке сидя, - сказала она. – Уж, волшебница ты, или как, а девку в клетке удобно палкой тыкать. А у меня как раз швабра в руках. Улавливаешь?
-А за что меня тыкать-то? Я же просто вопрос задать хочу, и разрешения спрашиваю, Госпожа.
-Какой ещё вопрос?
-Так, задать-то его можно, или нет? Госпожа.
-Да как же можно выяснить, какой вопрос, если его не задать?! – возмутилась Пу-два.
-Никак, - пояснила я.
-Ну, так, задавай, давай?
-А, можно?
-Что можно?
-Вопрос-то задать можно?
-Р-р-р-р, - сказала Пу-два. – Так. Можно. Вопрос задать можно. Задавай.
-Ответьте, пожалуйста, Госпожа, у вас, в иносказательном, символическом смысле, живёт внутри собака, или нет, Госпожа?
Тут Виолетта снова захихикала издалека, а Пу-два уставилась на меня так, будто никогда раньше не видела. Потом пару раз хлопнула глазами, а вслед за тем, принялась перехватывать свою швабру верхним концом вперёд. У меня возникло нехорошее предчувствие, и я сосредоточилась, чтобы при случае суметь увернуться. Однако, Пу-два уловила это, иначе, с чего бы она вместо того чтобы ткнуть меня нацеленной палкой, принялась скрипеть мозгами. А потом сказала:
-А в тебе самой собака есть?
-Во мне нет, - доложила я.
-А почему во мне должна быть?
-Понимаете, Пу-два, - сказала я, - вот, Бунтовщица, которая там хихикает, говорит, что в ней собака есть. А во мне нет. Вот, мне бы и хотелось выяснить, кто из нас относится к большинству, а кто к меньшинству.
-Собака? – решила уточнить Пу-два.
-Большая, чёрная, гав-гав, - припомнила я.
-Гав-гав?
-Гав-гав, - подтвердила я.
-Гав! – сказала Пу-два. – Гав, гав, гав!
В этот момент я заметила, что пока мы с Пу-два гавкали, в помещении появилась Пу-один с ворохом одежды в руках.
-Эй! – пихнула она локтем Пу-два, - чего это с тобой?
-А что такое со мной? – не поняла Пу-два.
-Ты чего лаешь как собака?
-А что?
-Странная ты в последнее время. То лаешь, то квакаешь. Тебя Титька по голове не била?
-Нет, по голове не била, - сказала Пу-два. – По голове, она не любит.
-А чего ты швабру держишь, будто копьё?
-А тебе что?
-Да так ведь шваброй пользоваться неудобно.
-Смотря для чего, - возразила Пу-два.
-И для чего, если так вот держать?
-А вот, сейчас сяду на швабру, и летать буду!
-Ну, разве что, - сказала Пу. – Вот я и спрашиваю, у тебя с головой порядок?
-Да, - сказала Пу-два. – А, вот…
-Что?
-Спросить хотела. У тебя внутри собака есть?
-Есть, - просто ответила Пу.
-Ничего себе, - невольно вырвалось у меня.
-Кому ничего? – поглядела на меня Пу.
-Я в том смысле, что вы, значит, тоже про Тануку знаете?
-Про какую Тануку?
-Про ту самую.
-Впервые слышу, - сказала Пу.
-А собака тогда у вас откуда?
-Откуда у меня внутри собака? – уточнила Пу.
-Да.
-Вот, как выскочит, так узнаешь, откуда, - пообещала она. – Смотри, как бы не пожалеть тогда о своём любопытстве.
-А заранее узнать нельзя, пока я в клетке сижу?
-Нет.
-Почему?
-Потому что, вылезай, давай, из клетки, работать пора.
Тут Пу принялась отпирать наши клетки и вытаскивать нас наружу. Как оказалось, она уже успела сходить за одеждой для нас. Вероятно, населённый пункт был небольшим, и все магазины располагались близко. Поэтому, дальше последовал процесс нашего с Виолеттой одевания. Н-да… Между прочим, можно было бы предварительно мерки с нас снять, хотя бы. А то, получилось, что мне сарафан оказался немного коротковат, а Виолетте длинноват. Это потому что оба сарафана были одинаковыми, и, очень возможно, что других размеров тут не имелось в природе. Да, бог бы с ними, с сарафанами, меня убило то, что положено было надевать под низ, вместо трусиков. А это оказался какой-то чудовищный тампон, половина которого засовывалась внутрь девушки, а половина торчала снаружи и снабжалась тесёмками для закрепления. Я бы конечно промолчала, поскольку, ясно же было, что с моим мнением никто тут считаться не станет, но…
-А мокрый-то почему?! – вырвался у меня крик души.
-Квингс, - коротко пояснила Пу, а Пу-два захихикала, как положено, наверное, было хихикать при встрече с провинциальными дурочками.
-Э?
-Разбавленный, - добавила Пу. – Водный экстракт. А ты что думала, тебя тут Квинглеры обслуживать будут?
До меня дошло, в том числе и то, почему у обеих Пу была несколько странная походка, даже и с учётом ножной верёвочки. Зато Виолетта обнаглела и спросила:
-А как же пи-пи?
-Туда, - разъяснила Пу.
-Туда много не поместится, - возразила Виолетта.
-А тогда, внутрь себя, - посоветовала Пу-два. – А то, хозяева тут вонючек не любят. Чуть чего, - и на кол.
-А меняется-то хоть часто?
-Раз в жизни, - успокоила Пу-два.
-На, вот, пинапл обгрызай, - сунула ей турнепсину Пу.
-Спасибо, но меня уже от этих фруктов мутит просто, - заспорила Виолетта.
-Как затычку обгрызай, - рассердилась Пу, - обжора.
-Это как? – не поняла Ви.
-Как затычку. Не видела, что ли, чего ханум изо рта вынимала?
-Во… - только и сказала Виолетта, а Пу сунула мне другую турнепсину и велела:
-И ты обгрызай.
С первого раза у нас не получилось, но Пу к этому была готова. Оказалось, что турнепсовая затычка должна была иметь грушевидную форму, диаметром сантиметров пять в толстой части, с зауженным передним кончиком, который должен был торчать на полтора сантиметра за пределы рта. Это чтобы платок, которым перевязывался девушке рот поверх затычки, не съезжал, а фиксировался в нужном месте. Завязывался этот платок на затылке, узлом, совмещённым с узлом платка обтягивающего лоб до самых глаз, причём, под обвязку должны были попадать даже брови, хорошо, хоть верхние ресницы можно было оставлять снаружи. Следующий платок просто обтягивал голову и шею, на которой и завязывался. Ну а третьим платком, вернее, четвёртым, крепилась на шее поперечная рабская палочка. Далее, шея туго обматывалась достаточно толстой верёвкой, виток к витку, так чтобы образовался высокий верёвочный ошейник. Эта верёвка наматывалась снизу вверх, а концы затягивались внутрь. Собственно, выходил просто короткий удавочный узел диаметром в вашу шею, с нижними петельками, обведёнными вокруг шейной палки. Остаётся лишь добавить, что когда с моей головой закончили, я ощутила себя наполовину парализованной в верхней части организма. Однако, оказалось, что, помимо этого, рабыня ещё и комплектуется верёвочной петлёй на шею в качестве поводка-удавки, хотя, чего-то я усомнилась, что в текущем виде меня можно удавить верёвкой за шею, даже если и подвесить. По крайней мере, ощущения от этой шейной обмотки были схожими с ощущениями от Аннолиусской верлиоки, укомплектованной тугим ошейником под горловиной, не к ночи будь помянут.
Закончив с нашими головами, Пу и Пу-два принялись за наши ноги, снабдив их верёвочными ножными путами, вроде тех, которые носили сами. А обуви, вероятно, было не положено, также как и им самим.
Вот в таком виде Пу снова загнала нас в клетки и ушла, а Пу-два продолжила уборку. А когда закончила, уходя, ткнула меня рукояткой швабры сквозь бруски клетки, правда, не особенно сильно.
Теперь уже нам с Виолеттой беседовать не приходилось. Конечно, можно было воспользоваться свободными руками и размотать все эти платки и верёвки, но я рассудила, что вряд ли это разумно делать, люди ведь старались, а я их работу портить буду. Тогда я хотела, поскольку, всё равно, заняться было нечем, заснуть и попробовать разобраться с Моникой, той, что застряла в толисе Аннолиуса. Только заснуть у меня никак не получалось. Конечно, спать в клетке неудобно. Если кто забыл, то почти любая клетка для девушки делается тут такой, чтобы эта самая девушка не могла в ней полностью разогнуться. Почему так делается, я повторять не буду, потому что это уже десять раз сказано и обосновано, и, на мой текущий взгляд, является достаточно разумным правилом. Спать мне, конечно, приходилось и в более неподходящих условиях, но дело в том, что я по своей натуре не засоня. То есть, я не могу спать всё свободное время, которое удаётся заполучить. Я предпочитаю активное времяпровождение, а спать привыкла после достижения достаточной усталости от упомянутой активности.
Но, вот, сейчас, никаким активным занятиям предаться было невозможно, и, понятное дело, я немного рассердилась. Как, опять же, не раз сказано, если девушке сидящей в клетке нечем заняться, она начинает варить в голове различные теоретические варианты того, как можно было бы из этой клетки выбраться? Тем более, что совсем недавно я наблюдала пример подобного предпринимательства со стороны Серой Мамбы, выбравшейся на моих глазах из такой же клетки. Только мне её вариант показался неинтересным. Во-первых, такой вариант придумала не я, во-вторых, я же не собиралась пока что всерьёз выбираться из клетки, а, в-третьих, меня не оставляла мысль, что можно придумать что-то более оригинальное и конструктивное.
Впрочем, эта клетка отличалась тем, что имела сплошное дно из плоских дощечек, поверх которого лежала подстилка. Дощечки же, вероятно, имели продольные шипы для связи друг с другом, как всегда и делается при настилке полов, а крепилось это дно к каркасу клетки большим болтом с головкой, утопленной в середину центральной дощечки. Ну, так подробно я осматривала дно лишь потому, что мне сначала пришло в голову попробовать переместиться поближе к Виолетте, выставив ноги сквозь нижние перекладины и приподняв клетку руками и спиной. Но при наличии пола такой вариант отпадал. Между прочим, все рабовладельцы прекрасно знают, что небольшую незакреплённую клетку из не особенно частых прутьев пленница, в неё заключённая, может перемещать на значительное расстояние и даже со значительной скоростью. Поэтому клетки с девушками, как правило, жёстко прикрепляются к полу или к стене, ну, или подвешиваются в воздухе за верхнее кольцо, словом, как-либо фиксируются на месте. Конечно, исключая те случаи, когда клетка не закрепляется намеренно. Например, как-то я слыхала что какие-то извращенцы заставляли рабынь заниматься уборкой помещения не выпуская их из клеток. В результате, несчастным девушкам приходилось не только скрести полы, но и волочить по ним свои клетки, упираясь руками и ногами, выставляемыми сквозь прутья.
Тут я припомнила как однажды наблюдала за перемещением громоздких предметов грузчиками. Почему бы не попробовать также? Я привстала, распёрлась в клетке полусогнутой спиной и ногами, расставленными до натяжения ножной верёвки, ухватилась руками за боковые брусья и попыталась качнуть клетку. Клетка скрипнула, но не шелохнулась. Наверное, она была приделана к полу. На всякий случай, я попыталась ещё раз. Надо же, на этот раз деревянное сооружение заметно подпрыгнуло одним углом, и даже слегка развернулось наискосок. Странно. Ну, может, надо качать по диагонали? Через несколько толчков я уловила, в какую сторону следует дёргаться, чтобы клетка слегка поворачивалась на одном из передних углов. Таким образом, чередованием правого и левого угла, возможно было перемещаться вперёд, правда, с черепашьей скоростью, явно несоизмеримой с прилагаемыми усилиями. Только заняться мне всё равно было нечем, и я занялась путешествием по комнате. Сначала я сместилась вперёд, из ровного ряда клеток, а потом развернулась в сторону Виолетты и отдохнула. Виолетта выпучила на меня глаза, явно не понимая моих намерений. Да ведь у меня никаких намерений и не было, я только сейчас о них подумала. Ну, о намерениях. И решила, что следует придумать намерение переместиться поближе к Виолетте, а то, на большом расстоянии друг от друга скучно. И занялась претворением этого намерения в жизнь.
По ходу дела, моя клетка начала заметно скрипеть, чем дальше, тем сильнее. Возможно, я её несколько расшатала. Не думаю, что подобным расшатыванием клетку можно было бы разрушить. Скорее, сочленения брусьев просто достигли бы определённого уровня подвижности, и на этом бы процесс стабилизировался. Но для такой стабилизации могла бы понадобиться неделя активного расшатывания, поэтому, эту гипотезу мне экспериментально проверить не удалось. Это потому что после того, как я переместилась на половину задуманного расстояния, мне это занятие надоело. А что? Во-первых, моё свежеиспечённое намерение не отличалось особенным здравым смыслом. Ведь даже сумей я добраться до Виолетты, как бы мы стали общаться в турнепсо-закупоренном виде? А просто «у»-кать и на расстоянии можно было. А во-вторых, я устала и у меня разболелась свежепоротая спина. Поэтому я успокоилась и уселась отдыхать, приведя в порядок свою подстилку. Отдыхала я с минуту, после чего, мне в голову вдруг пришла мысль, что за самовольное изменение клеточной дислокации на меня могут рассердиться и приговорить к наказанию. А наказания мне совсем не хотелось, так как за последнюю пару дней меня уже столько раз били кнутом, что количество побоев на единицу времени раз в десять уже превысило все испытанные мною ранее нормы. Я просто перепугалась и решила, пока не поздно, возвратить клетку на место. Только следовало с этим делом поспешить, если припомнить, сколько времени и сил потребовалось на перемещение сюда.
Я подскочила и принялась за дело. Вот, чёрт! Это что же такое? Клетка только скрипела от моих дёрганий, но теперь её углы и не думали подскакивать. Я пыталась и так, и так, и с подпрыгиванием, и по диагонали, и со сменой частоты толчков. А Виолетта поглядывала на меня и хлопала глазами. Да в чём дело-то? Может, в дно клетки был встроен какой-нибудь механический тормоз, который периодически включался или выключался? Да кому это надо-то? Да и места внизу не было ни для какого механического устройства. И зацепиться клетке тут было не за что, пол был ровным, как и на всём предыдущем пути. Если только кто-то просверлил снизу дырки, пока я отдыхала, и привинтил клетку шурупами сквозь пол? Что за идиотское предположение?
Знаете, вот, не люблю я неразрешимых технических проблем. В смысле, неразрешимых с помощью собственной головы. Ну, это потому что начинаешь понимать, что твоя голова убогая, и никакого объяснения придумать не может. Я припомнила свои недавние проблемы с головой по части несанкционированного подключения мозгов к сомнительным базам данных, например, по части видов резьбы на болтах, и попыталась озадачить эту самую голову информацией о конструкциях деревянных клеток для девушек и причинах их заклинивания на ровном месте. Только из этого ничего не вышло. Мозги ни к каким базам подключаться не желали. Хотя, возможно, что все эти информационные базы располагались в таком месте, где девушек попросту не принято было держать в клетках, а, стало быть, и самих клеток могло не оказаться в наличии.
Тут я принялась обдумывать моральный аспект обычая по содержанию девушек в клетках, но срочно припомнила, что подобные мысли влезали мне в голову и раньше. То есть, буквально, каждый раз, когда лично я попадала в клетку и мне это надоедало. А надоедало мне быстро, примерно за то же время, что и сейчас. Так вот, никогда эти мысли не приводили ни к чему хорошему, а потому, лучше было бы и в конкретном случае выгнать их из головы. Только я собралась приступить к упомянутому изгнанию мыслей, как дверь открылась, и снова появились обе Пу. Ну, вот…
Пу остановились на полпути и уставились на меня. Мне показалось, я слышу, как щёлкают их мозги. Впрочем, возможно, что щёлкала мозгами только Пу, а Пу-два не щёлкала, по причине отсутствия этих самых мозгов.
А я сделала невинное лицо и сидела на подстилке.
Пу поглядела на то место, где раньше стояла моя клетка, а потом снова на меня. Затем, подошла и попробовала мою клетку наклонить. Понятное дело, - ничего не вышло. Пу начала ходить вокруг и осматривать объект со всех сторон. Попыталась качнуть клетку в разных направлениях. Напрасно, клетка стояла, как пришитая к полу.
Пу сходила осмотреть пол в месте прежней дислокации клетки, и принялась там ругаться, но недолго. Теперь она подошла к Виолетте, указала ей на меня и спросила:
-Как?
-У! – ответила Виолетта и попыталась изобразить, как я раскачивала клетку при перемещении. Достаточно убедительно, потому что Пу поняла, подошла ко мне и принялась отпирать и вынимать запорный брус из моей деревянной тюрьмы.
-А ну, вылезай, - скомандовала она и ухватила меня за шейную верёвку.
-Эй, может, не надо? – вдруг подала голос Пу-два.
-Почему? – не поняла Пу.
-Это… - сказала Пу-два и указала пальцем на меня. – Волшебница.
-Дура, - оценила её умственные способности Пу и вытащила меня наружу. А Пу-два при этом отодвинулась подальше на пару шагов.
Пу оставила меня возле клетки, а сама пошла вынимать Виолетту. А Пу-два отодвинулась ещё подальше.
Пу вернулась с Виолеттой на верёвке и проворчала в адрес Пу-два:
-Чего встала? Бери её, и пошли.
Пу-два только замотала головой.
-Мне что, их обеих тащить?
-А чего их тащить-то? – сказала Пу-два. – Они же не упираются. Взяла, да повела.
-Я не старшая рабыня, чтобы девок на сворке таскать, - заявила Пу. – Не хочешь Слу, так веди эту, - подала она ей верёвку от Виолетты.
-Ну, это ещё можно, - согласилась Пу-два и взялась за верёвку. А Пу снова ухватила мою.
-У! – сказала я и указала ей взглядом на клетку.
-Чего?
-У-у-у?
-Тебя спросить надо.
-У-у, - мотнула я головой. – У!
-Я не знаю, как ты это сделала, и знать не хочу, - сказала Пу.
-Угу, - подтвердила я и постучала пальцем по себе, - у-у!
-Сама не знаешь, как?
-Угу! – обрадовалась я.
-Ну и не знай, себе, - рассудила Пу и потянула меня за шею.
-У! – топнула я ногой и снова кивнула на клетку. Нет, ну нельзя же так вот игнорировать необъяснимый факт перемещения клетки.
-Слушай, Слу, - сказала Пу, - клетки привинчены к полу болтом, сквозь дно. А там, где стояла твоя, сейчас даже дырки нет. И, я уверена, теперь дырка в полу вот здесь, где клетка сейчас стоит. Я с этими твоими фокусами разбираться не буду, у меня мозги не для того, чтобы их в спирали закручивать. Сама будешь с Титькой объясняться. Ну? Идёшь, или нет?
-Угу, - согласилась я и пошла за верёвкой. А Пу-два повела за мной Ви, держась на расстоянии. Ей что, так не понравилось лягушкой быть?
Титька-ханум, однако, объяснений не потребовала. Правда, ей никто про чудеса в клеточном отделении и не докладывал. А чего докладывать лишнее, если не спрашивают? Как я поняла, нам предстоял массовый выход на публику, поскольку, все мы были сейчас прилично одеты и при палочках на шее. А дополнительной комплектацией Ти тут же и занялась, начав, понятное дело, с меня. Быстро это у неё получалось, чувствовался большой опыт и природная сноровка. Ти замотала мои запястья такими же петлями, как и на щиколотках, и соединила их верёвкой, завязанной в своей середине хитрым четырёхпетлевым узлом, так, чтобы нижняя петля подхватывала ножную верёвку, боковые петли захватывали руки, а верхняя петля охватывала шею. А свободные концы она обвела вокруг моей талии и завязала на спине. Таким образом, я оказалась в верёвочных кандалах, аналогичных цепному шестиколечнику в его коротком варианте, поскольку эти путы, хоть и не вынуждали ещё сгибаться, но и почти никакой свободы лишних движений конечностями не позволяли, а ходить в такой обмотке, вероятно, можно было только короткими шашками. А бегать, - никак.
Вслед за мной, Ти в такие же шестипетлевые путы завязала и Виолетту, да ещё соединила нас с ней общей шейной верёвкой с удавочными узлами на концах. Я подумала, что если она на этом не остановится, то вскоре суммарная обмотка моей шеи достигнет внешнего диаметра головы, и я стану походить на огурец с турнепсом во рту. Но Ти на этом остановилась и принялась за Пу и Пу-два. Эти были спутаны четырёхпетлевыми путами, без привязывания к шее, но также удостоились соединения в парочку за шейки.
А потом Ти вспомнила и о себе и нацепила ручную верёвку на собственные ручки, соединив её с ножной всего лишь одной поперечной путой. Тут я заметила, что ханум даже не укомплектована ни кнутом, ни плетью для нас, а вооружилась всего лишь гибкой длинной палочкой, наверное, местным аналогом литоны. И в таком виде отправилась с докладом о готовности к хозяйке.
Госпожа Шерри вскоре появилась, и выглядела она, прямо скажу, хреновато. Как по части неумытого лица с кругами под каждым глазом, так и по части своей одежды, в её любимом стиле оборванки. Зато она нацепила саблю, ну и соответственно, поддерживающую эту саблю портупею. Не носить же эту кривулину в руках? А голову она завязала чёрным платком с узлом на затылке, на этот раз безо всяких черепков и других изображений. Ушами внутрь. Ну, наверное, правильно сделала.
Прежде всего, Госпожа Шерри поглядела на нас с Виолеттой и хихикнула. Наверное, мы и вправду смешно выглядели, закупоренные пинапловыми затычками. Ну, так, не мы же сами выбирали свою форму одежды? По крайней мере, в таком виде никакой Господской обуви поцеловать не получится.
-Этих туда, а этих сюда, - распорядилась Шерри в адрес Ти, а сама занялась своими штанами, по части их подтягивания. Наверное, в процессе последней пьянки Госпожа Шерри лишилась лишнего веса настолько, что штаны и сабельная портупея нуждались теперь в дополнительной утяжке, а она не догадалась.
А Ти занялась нашим построением с шейным соединением в одну колонну. Первой оказалась я, с дополнительной верёвкой на шее, за которую всю связку своих рабынь должна была вести Госпожа Шерри, второй Виолетта, третьей Пу-два, четвёртой Пу-один. А последней Ти привязала за шею себя. Впрочем, Миниунита и в нормальном месте всегда ходит сзади, должна же она как-то следить за порядком и поведением подчинённых девушек?
В таком виде мы и вышли на улицу, если так можно было назвать пространство за пределами особняка нашей Госпожи. Никакой улицы тут не было и в помине, и вообще, эта деревня представляла собой беспорядочную застройку одноэтажными домо-сараями разной величины и степени безобразности. Правда, между ними оставалось достаточно широкое пространство для прохода, к тому же, почти не заваленное уличным хламом или отбросами, как можно было бы ожидать.
Вероятно, сейчас была ночь, поскольку небо было тёмным, а освещение населённого пункта обеспечивалось многочисленными светильниками, при виде которых на меня сразу же нахлынули свежие воспоминания о местных методах выработки электрической энергии. Чтобы отвлечься, я принялась разглядывать местное население. Делать это было трудновато, поскольку большую часть обзора заслоняла спина Госпожи Шерри, вертеть туго обмотанной шеей по сторонам тоже было нелегко, кроме того, следовало ещё следить за натяжением собственной шейной верёвки, чтобы не создавать хозяйке проблем с передвижением. Тем не менее, я уловила, что ночная жизнь тут била ключом. Встречные и поперечные персоны сновали туда-сюда, выглядели они, в-основном, оборванцами, зато местную элиту легко было отличить по болтающимся на них саблям. Следовало предположить, что местному дворянству просто не к лицу было показываться на людях без сабли, также как когда-то и на Земле, благородное сословие цепляло на себя шпаги, даже если это были толстые увальни, не способные не то что шпагой махать, а даже и ложку нормально в руках держать. Атрибут власти, так сказать. А рабыни здесь тоже легко опознавались по шейным палочкам. Большинство этих рабынь были, как и мы, завязаны в белые платки и одеты в долгополые сарафаны, разной степени свежести. Впрочем, попадались и раздетые девки на верёвках у Господ. Эти девки были с разнообразными клеймами на лбу, представляющими собой какую-нибудь одиночную букву, а также с неизменными деревянными табличками на груди, для обозначения собственника.
Величину этого населённого пункта мне определить не удалось, хотя, кажется, он всё-таки имел некий административный центр, по направлению к которому мы, вероятно, и продвигались. Это я решила, потому что достаточно много народа направлялось в ту же сторону, а также по увеличивающемуся количеству питейных заведений. Эти самые заведения представляли собой просто деревянные лавки и столики под плоским навесом сверху, но в их назначении сомневаться не приходилось, судя по действиям посетителей. В этом месте Госпожа Шерри повела нас зигзагами, вероятно, кого-то разыскивая. Лично я пока что ни одного знакомого лица не заметила, да и Госпожа ни с кем тут не здоровалась. Как вдруг, навстречу нам появился Господин Харни, которого просто невозможно было не заметить издали, в связи с его исключительными габаритами. Заметив Шерри, он расплылся в улыбочке и направился к нам, грубо дёрнув за собой верёвку, на которую была привязана среднего роста рабыня, выряженная в нашей манере, только не в синем сарафане, а в ярко-оранжевом. Мне это показалось смешным, поскольку, понятное дело, я сразу же вспомнила про Оранжевую Линду. Но тут же чуть не поперхнулась своей турнепсовой затычкой, потому что эта рабыня как раз и была Госпожой Линдой!
Я так поразилась, что даже и не знаю, о чём, там, беседовали в первый момент Господа Шерри и Харни. А с чего я поразилась-то? Разве эта ненормальная Линда в первый раз косила под рабыню? Ничего подобного. У этой негодяйки, наверное, были тут такие возможности, что она могла себе позволить любые сексуальные фантазии и социальные роли. Ну да, то императрица-триумфаторша, то девка на верёвке.
В данный момент эта негодяйка очень даже походила на свежеиспечённую местную рабыню, вроде, хотя бы, меня. Сарафан на ней был достаточно новый, головные платки совершенно белоснежные, палка на шее стандартная, а руки и ноги спутаны четырёхпетлевыми путами, как у наших Пу. И никакой затычки во рту. А на деревянной грудной табличке у неё было написано: «Ли два. Девка Харнета». Глазки же свои Госпожа Линда держала скромно потупленными вниз, в результате чего, до безобразия походила овальным личиком на невинную мученицу, захваченную в плен злобными злодеями. Если бы я не знала эту негодяйку лично… Впрочем, сказать что я Госпожу Линду хорошо знаю, я бы не решилась. Единственно, в чём я на её счёт была уверена, это в том, что она ненормальная головой, а может быть и эндокринной системой тоже. Линда оранжевая… Хи-хи-хи… Ай!
Это Госпожа Шерри резко дёрнула меня за верёвку. Кажется, она чего-то скомандовала, а я не уловила. Оказалось, что теперь мы с Виолеттой отсоединились от общей связки и нас куда-то поволокла хозяйка, а оставшихся девушек прицепил к себе Господин Харни, который напоследок взглянул на меня и сказал:
-Гы-гы-гы-гы!
Ну, не знаю… Да и чёрт с ним! Куда нас тащат-то? А, уже и дотащили до какой-то уличной торговой точки, заваленной всякими верёвками, палками, деревянными колодками и другими приспособлениями, явно предназначенными для девушек нашего статуса. И чего нам тут надо? Что интересно, с таким же вопросом обратился к Госпоже Шерри и оборванец, заведующий этой кучей дряни.
-Мешок на голову, - ответила Госпожа Шерри.
-Гы-гы, - сказал оборванец, взглянув на нас. – Один?
-Два.
-Три, - сказал тот.
-Чего, окосел? – возмутилась Госпожа Шерри.
-А чего?
-Три монеты за два мешка?
-А что, три монеты дашь?
-По башке тебе дам, - пообещала Шерри.
-Не надо по башке. Я говорю, три мешка бери. За монету.
-На кой мне три?
-А для себя? – сострил продавец.
-Для меня? – уточнила Шерри.
-Для вас, Госпожа, со скидкой, потому как, без мешка на голове…
Шерри молча потащила из ножен саблю.
-Не-не, не надо, Госпожа! – подскочил торгаш. – Признаю свою ошибку, два, так два. Сейчас, мигом!
И убежал на задний конец кучи товара, а Госпожи Шерри засунула саблю обратно и плюнула на лавку, на которой он только что сидел.
-У? – подала я голос.
-Да ну, - проворчала Шерри, - ни с кем нормально поговорить нельзя. Каждая мышь выкобеливается.
-Угу, - посочувствовала я. Ну, надо же мне когда-то начинать завязывать более тесные отношения с хозяйкой? А то, как я её на восстание подбивать буду?
Только в этот раз я просчиталась, потому что как только торгаш притащил мешки, Шерри просто указала ему на нас с Виолеттой и велела:
-Давай.
Не успела я опомниться, как из моей шеи выдернули вбок рабскую палку, а на меня накинули мешок, и… И ничего не знаю больше. Знаете, когда на вас накидывают мешок, поток внешней информации резко глохнет, а внутренняя информация чахнет от обиды. Я даже и описывать свои ощущения не хочу. Могу только заметить, что мешок был вовсе не «на голову», а даже ниже пояса. Узкий, грубый и толстый. Мало того, поверх мешка стали производить очередную обмотку верёвкой, которую закончили тем, что накинули на шею очередную по счёту, с которого я уже сбилась, петлю, и затянули настолько, насколько позволяли все предыдущие петли и обмотки. Далее, вся внешняя информация свелась к не раз уже слышанному мною «бу-бу-бу-бу-бу», поэтому я не слушала, а сосредоточилась на сдерживании дыхания. Потому что возможную длительность дыхания в этом чёртовом мешке оценила как совершенно незначительную в реальном масштабе времени.
А «бу-букалы» снаружи, наверное, оценили это время иначе, потому что невозможно долго «бу»-кали, а потом ещё и «гы-гы»-кали, никуда не торопясь. Кажется, там этих «бу-бу-кал» было теперь несколько, а не только Госпожа Шерри. Но, наконец-то, «бу-букалы» на-бу-бу-кались вволю и куда-то меня поволокли за верёвку, сопровождая это перемещение слабыми, но частыми пинками и толчками в оставшуюся незамешоченной часть моего организма. Как я уже говорила, я против того, чтобы умирать, даже временно, к примеру, задохнувшись на время в мешке. Поэтому я сосредоточилась на ограничении дыхания, и даже не уловила, насколько долго и в каком направлении меня волокли. Но всё же в какой-то момент волочение завершилось грубым приземлением на колени. Хотя, сперва я приземлилась на четвереньки, но этого, вероятно, не полагалось, потому что меня при помощи нескольких дополнительных пинков приподняли на колени, после чего натянули самую внешнюю шейную верёвку. Ну, наверное для предотвращения моего падения на четвереньки, зачем же ещё? А потом снаружи снова занялись бу-букуанием, хотя и несколько отличающимся от предыдущего. Вероятно, просто сменилось место бу-букания, и у нового места оказались другие акустические характеристики. Остатками мозгов я предположила, что надо мною, вероятно, производится медицинский эксперимент по определению потребного времени для того чтобы девушка в мешке задохнулась насмерть, а бу-букает, соответственно, медицинский консилиум.
Но, наконец, настал момент, когда меня принялись разматывать, а потом стаскивать с меня мешок. Хочу заметить, к этому времени я уже была никакая, в том числе и по части внешнего восприятия, так что даже и не могу сказать, сколько прошло времени, пока я начала хоть что-то соображать. Сначала я уловила, что по-прежнему связана шейной верёвкой с Виолеттой, а за середину этой верёвки нас кто-то не то держит, не то душит. А потом я уловила что этой «кто-той» является моя знакомая Машенька, во всей своей красе, то есть, полуголая, разрисованная татуировками и злорадно скалящая зубки. И ещё я уловила, что она не просто держит нас за верёвку, а дёргает, попинывает ногой сзади, а также держит речь перед какой-то публикой, которую я пока что воспринимала как безликую массу. Это потому что в глаза мне попало жуткое зрелище, которое меня на себе сосредоточило и заклинило. И было с чего, потому что это самое зрелище оказалось четырьмя голыми девушками, насаженными на деревянные палки, словно на шампуры, и уложенными в ряд на подставки с желобками для этих самых палок, словно бы для зажаривания в виде шашлыка. А может, так оно и было, судя по разложенным снизу поддонам с углями. Но в дикий ужас, от которого я чуть не удавилась затычкой, меня привело не это, а то, что на той же подставке лежало ещё несколько свободных палок-шампуров, явно в ожидании дополнительных клиенток.
Поэтому, я даже и не знаю, о чём, там, сначала вещала Машенька и как на её речи реагировала бандитская толпа. Но, слава Богу, неожиданно я вспомнила о Линде и её увлечении. И срочно объяснила своим заклинившим со страху мозгам, что никакие это не девушки на шампурах, а просто чучела, изготовленные нашей оранжевой умелицей для развлечения народа. Правда, мозги чего-то попытались возразить, что если бы даже это были и чучела, то из кого они должны были изготавливаться? Но я тут же приказала мозгам не умничать и не спорить со своей обладательницей, не желающей разбираться во второстепенных вопросах и технических подробностях. Сказано, чучела, значит, так и есть. Потому что, если бы оказалось иначе…
-Так, вот, - тем временем сказала Машенька, сопроводив свою реплику более значительным пинком в наши с Виолеттой попки, от которого мы даже чуть не опрокинулись вперёд, - я и говорю, поймали мы этих двух холёных лесбиянок. Вот, на мой взгляд, совершенно никчёмный товар…
Тут я крутанула глазами вокруг, но никаких никчёмных лесбиянок почему-то поблизости не оказалось, а Машенька продолжала:
-Даже на вал не годятся, больно малохольные. Не столько накрутят, сколько пинапла сожрут.
-Хы-хы-хы, - вяло отреагировали на это отдельные представители толпы.
-Зато, пинаплом их не корми, - дай только полизаться друг с другом. На минутку вместе оставить нельзя…
Теперь я догадалась, что это Машенька рассказывает про нас с Виолеттой, вернее сказать, занимается грязной клеветой в наш адрес. А догадалась я об этом благодаря тому, что она попинывала нас сзади, синхронно с оглашением информации.
-С другой стороны, сиськи, письки и другие сосиски у этих девок, так, ничего, да и мордашки. Я это к тому, что если тут ещё сохранились эстеты дебильные, которым на верёвочных девок глядеть нравится, так для них пойдёт за второй сорт.
-У! – возмутился тут кто-то, и, к моему удивлению, это оказалась даже и не я, а Виолетта. С другой стороны, а чего удивительного? Виолетта нормальная рабыня, вот и не может сдержаться когда её вторым сортом обзывают. Она же не я, с моими умственными способностями. Мне-то подобные провокации пофиг…
А кандидаты в дебильные эстеты из толпы снова за-хы-хы-кали.
-Ну, или, там, для украшения интерьера, в виде чучела, - продолжала излагать варианты нашего применения Машенька. – А, вот, парики из них хорошие сделать можно. Из одной белый, из другой чёрный. Ну, если какие извращенцы ещё остались, которым женскую лахудру на лысину напялить захочется…
-Гы-гы-гы-гы…
-Насчёт умственных способностей, что тут сказать можно? Сами знаете, чем мордашка смазливее, тем меньше в неё ума помещается. На меня, хотя бы, поглядите, хи-хи. Так что, в этом отношении девки весьма средние. Но это ведь как раз хорошо, а то, знаю я, некоторые опасаются, как бы собственная рабыня умнее не оказалась…
Эта реплика Машеньки заслужила особенно бурный взрыв хохота публики. А я чего-то перестала понимать ситуацию. Нас что, продают? Ну, возможно, конечно, что Госпожа Шерри решила нас продать. Предпродажная подготовка, опять же, была. А что? Отмыли, одели, накормили. А Машенька, может, имеет тут монопольное право на продажу рабынь через себя, и процент с продаж получает. Такое могло быть, но и непонятно тогда, зачем же она товар не расхваливает, а, наоборот, грязью поливает? Между тем, эта уродка так и продолжала заниматься клеветой в наш адрес. Возможно, некоторые пункты были даже и справедливы, например, она сказала что мы неуклюжи по части ношения верёвочных пут, а также прожорливы, болтливы, мало того, продырявлены многочисленными лишними дырками, как обычно и бывает у «всяких дебильных извращенок».
-У! – возмутился ещё кто-то, и это оказалась я. Нет, причём тут извращения, вообще?! Во-первых, мы сами, что-ли, насверлили в себе дырок?! Во-вторых, таких продырявленных девушек пожалеть бы надо, а то, как вспомню… В-третьих, здесь каждая вторая ламиола не хуже нас продырявлена, так чего вообще сосредотачивать внимание на пирсинговых дырках? В-червёртых, а в чём тут недостаток? Не нравятся кольца, так и не вставляй их девушке, а пустые дырочки не так уж и в глаза бросаются. В-пятых, в принципе, дырочки можно и зашить, только это лишняя возня, затраты, время, и тоже больно. Но если уж они морально давят на какого-нибудь идиота, которому больше делать нечего… В-шестых… Или уже, в-седьмых? Короче, в-десятых, на себя бы поглядела, пугало татуированное! Не припомню даже другой такой персоны, настолько утыканной пирсингом, до безобразия. В Гедониксе, разве что? И что, не было у меня причины возмутиться? Да не будь я так крепко закупорена, я бы им ещё не такое «у» высказала! Да, и пусть себе треплется, а я лучше пока вокруг осмотрюсь. По мере сил, а то, всё пинают, и пинают.
Осматриваться, кстати, было затруднительно. Сами попробуйте, с учётом того, что вас будут постоянно пихать коленкой и дёргать за шею верёвкой. Кроме того, дело происходило ночью, а освещение было сомнительного качества по части постоянства светового потока. У меня даже зародилось параллельное подозрение, что Виолетта меня обманула и насчёт преобразователей электроэнергии от крутилок. Да, запросто ей было повесить на мои уши мелкую лапшу, я вам электрик, что-ли? Так вот, здешнее освещение совершенно безобразно мигало то вверх, то вниз, словно на заштатной дискотеке для молодых дебилов, которым непременно надо бить по своим дебильным мозгам не только дурацкими звуками, но и световыми вспышками, да и вообще, всем, чем можно. А то, у них в мозгах излишний запас прочности никак не рассасывается.
А здесь мигание явно происходило по другой причине, потому что невдалеке я разглядела мобильный силовой вал, и даже не один, а два. Ну, обычно такое устройство собирается в любом месте, при необходимости. А представляет оно собой длинную трубу с генератором на одном конце и подшипником на другом, вдоль которой монтируется несколько скамеек для рабынь, которые и крутят эту трубу, раскачивая поперечные ручки, соединённые с валом подобием ленточного тормоза. Ну, такая, охватывающая трубу кожаная петля, затягивающаяся на валу при подаче на себя и ослабляющаяся при движении ручки от себя. Никаких тут механических сцеплений или пружинных счётчиков, конечно, нет и в помине, поэтому для качественного кручения необходимо соответствующее числу рабынь и количество погонщиков с плётками. В идеале, такой вал должен работать в четырёхтактном режиме. То есть, число рабынь должно быть кратным четырём и каждая эта четвёртая часть должна качать палки синхронно, со смещением относительно других четвертинок на четверть поворота вала. Ну, это потому что такими вот петлями невозможно обеспечить силовое воздействие на вал больше чем на четверть оборота за одно качание рукоятки. Излишне говорить, что для равномерного вращения требуется определённый опыт, как у рабынь, так и у погонщиков, ну и чувство ритма, конечно. А ритм тут задаётся размеренными ударами плёток по спинам рабынь, вот потому-то для качественной работы требуется не меньше одного охранника на четыре рабыни, которых он и стегает поочерёдно, через каждые четыре качания каждую. Иначе ведь все руки плёткой отмотаешь, да и так-то нелегко.
Так вот, один такой вал располагался справа от помоста, на котором нами торговали, а второй слева. И различались они лишь оснащением рабынь. И справа, и слева рабыни были голые и связанные друг с другом шейными верёвками, но у тех, что справа, в носы были продеты большие кольца, а у тех, что слева, колец не было, вот и вся разница. Тут я припомнила о девушках, выловленных с потопленного корабля, и о своей знакомой Соне. Могло оказаться, что правая группа крутильщиц как раз и состояла из них, а левая из тех, что ещё раньше сидели в трюме «Хищницы». Но конкретно разглядеть это было трудно.
А вот толпа потенциальных покупателей была видна лучше. Ну, это потому что Машенька, ведь, нас этой публике демонстрировала, стало быть, и располагала в положении удобном для взаимного обзора. Толпа эта состояла изо всякого сброда, но вскоре я разглядела там и нашу Госпожу Шерри и Господина Харни с нашими Ти и Пу на одной верёвке, и с Госпожой Линдой на другой. Было также много и других рабынь в разной степени заверёвоченности и заткнутости, но, вероятно, мы с Виолеттой по этой части превосходили всех. По крайней мере, большей замотанности и спутанности я на скорую руку ни в ком не заметила. Правда, были тут и рабыни в шейных колодках, вроде тех, в которых и нас держали на корабле, но таких было совсем немного. А ещё меня удивило то, что в задних рядах маячила пара дам в покрывалах Нол. Ну, если, конечно, это были дамы, а не напялившие покрывала разбойники. С местной публики станется, я думаю, ещё и не такое. Только все эти наблюдения я производила вскользь, по изложенным ранее причинам, особенно же по причине наличия свободных шампуров для девушек поблизости.
А Машеньке всё не надоедало поливать нас грязью. То есть, она вроде бы и расхваливала товар, но делала это так, что лучше бы ругала. Например, в данный момент она утверждала, что у нас большие и выразительные глазки, но для демонстрации этой прелести ухватила нас сзади за шейные обмотки и придушила так, что лично у меня глаза вылезли далеко за пределы своей повседневной орбиты. А после этого стала рассказывать о высоком качестве нашей кожи, заметив, что, право, она даже не припомнит, когда сдирала с девушек шкуру подобного, этого самого, качества.
В этот момент толпе уже надоело слушать её речи, и оттуда донеслись недовольные возгласы, смысл которых сводился к тому, что «плохо видно». В смысле, не видно вообще. И то, правда. В таком облачении если что и можно было у нас рассмотреть, так это выпученные глаза.
Машенька тут же пошла навстречу зрителям, и принялась нас обдирать. Ну, может, и не обдирать, а шелушить. Впрочем, оказалось, что облачение местной рабыни обладало разумной функциональностью, о которой я не задумывалась раньше. Сарафан, как выяснилось, расстёгивался вдоль передней планки, а его плечевые лямки были пришиты только спереди, а на спине крепились пуговицами. Так что, содрать с девушки этот сарафан оказалось возможным совершенно не развязывая спутывающих её верёвок. Ну, про многочисленные головные и ротовые платки и говорить нечего. Я засомневалась насчёт правомочности самостоятельного выплёвывания кляпа, но Машенька дала мне столь профессиональный подзатыльник, что противная турнепсина самостоятельно выскочила у меня изо рта и укатилась в неизвестном направлении. И мы с Виолеттой оказались голыми, зато во всех своих верёвках, а также в трусикоподобных пробках между ног. И даже без наших деревянных табличек. Полагаю, вид у нас был достаточно бестолковый, не говоря уже про наши волосы, за которые ухватилась Машенька и начала нас за них туда-сюда волочить по помосту. Между тем, из толпы разбойников, помимо смеха, слышались теперь и одобрительные реплики, главным образом, в адрес наших сисек, а двое зрителей даже чуть не подрались, потому что один стал утверждать что «белобрысая лучше пухлой», тогда как, другой доказывал что «куцая лучше пучеглазой». Вот, интересно, как это девушка может быть «куцей», если у неё от природы полностью отсутствует хвост? И с чего это я «пучеглазая»? Да ну их, этих дураков, потому что в толпе обнаружились и деловые Господа, начавшие требовать оглашения нашей продажной стоимости. И даже поступили предложения заплатить от десяти до тридцати монет, толи за каждую, толи за обеих вместе, я не уловила.
-Ну, насчёт продажной цены этих девок, дела хреновые, - заявила Машенька. – Дело в том, что по результатам текущего дележа, они достались Шерри. А поскольку любая пленная девка должна быть выставлена на свободную продажу на условиях владельца добычи, то и назначена минимальная цена по двести пятьдесят монет за каждую…
-У-у-у-у! – возмущённо загудела толпа.
-…и с условием продажи их только парой, - добавила Машенька.
Толпа разразилась возмущёнными репликами.
-А чего вы хотите? – в свою очередь возмутилась Машенька. – Разве третью часть денег не положено отдавать в общий сундук? И разве нам добыча легко достаётся? Это вам не палкой махать, - кивнула она в сторону избивающих крутильщиц вала охранников.
-Ну, Шерри, конечно, загнула цену, - частично согласилась с возмущающимися Машенька, - но это право каждого оллиолонера. Может, эти девки её обругали, или ещё чего? Может, она как раз и хочет, чтобы мы их на палки насадили? Кто её знает? Да её ещё и ранили во время захвата в… Это, в голову, короче, ранили. Знаете, если бы меня какая девка ранила в голову, уж эта девка у меня насаживанием на палку не отделалась бы.
Тут некоторые принялись хихикать, а другие начали приставать к Госпоже Шерри с вопросами, но та просто послала всех в грязь, и давать комментарии отказалась.
-Так что, будет кто покупать этих лесбиянок за пятьсот монет, или как? – продолжила Машенька. – Или кто ещё больше заплатит?
Поднялся вялый гвалт, после чего последовали несерьёзные предложения, максимум на пятьдесят монет за меня и сорок пять за Виолетту. А я срочно защёлкала активизировавшимися в результате нехороших предчувствий мозгами, и вскоре уловила правила местной торговли. Выходило так, что хозяйка добычи была обязана по прибытии в этот порт, который, как оказалось, именовался ни много, ни мало, а «Отстойник», выставить пленниц на продажу. При этом треть выручки ещё и надо было отдать в некий общак, именуемый «общий сундук». При этом минимальную цену можно было назначить любую. Если пленниц, по методу аукциона, купят за более высокую цену, - то хорошо, а вот если предложения окажутся ниже начальной цены, - тогда хреново. Тогда, если хозяйка добычи желает оставить девушек в своей собственности, она должна будет доплатить в «сундук» разницу между ею же назначенной минимальной ценой, и самым дорогим предложением от публики. А если она платить не хочет, то может от такой дешёвой, по общенародному признанию, собственности и отказаться. Но, понятное дело, в таком случае виноватыми оказываются продаваемые рабыни. А чего они не подавали себя в ценном виде при продаже? И, значит, приговариваются к публичному насаживанию на палку, что, кстати, числится тут самым гуманным методом лишения рабыни жизни, зато быстрым и зрелищным мероприятием. И за него бывшей хозяйке полагается компенсация из расчёта по двадцать пять монет за каждую потерянную рабыню. Из того самого «сундука».
Я-то всё это уловила, и чуть снова не начала икать, а вот Виолетта, кажется, ничего не поняла, на своё счастье.
Теперь становилось понятным нежелание этих пиратов брать себе рабынь при дележе добычи. Я даже слегка прониклась чувством благодарности к Госпоже Шерри, согласившейся на таких невыгодных условиях присвоить себе меня и Виолетту. А, с другой стороны, какого дьявола она заломила такую несуразную цену? Хотела гарантированно оставить нас себе? А получится? При таком вот сброде голодранцев, для которых и десять мониолов деньги?
И тут я обратила внимание на Госпожу Линду. А чего она вообще прикинулась рабыней, стоит тут и поглядывает на развитие действия? А недавно Госпожа Шерри говорила нашей хануме, что Линда, вроде как, не велела меня и Виолетту бить, или ещё как-то портить? Вот, хоть убейте, но не без причины эта Линда тут отирается в виде рабыни. Ну да, а вдруг ей просто нравится зрелище по насаживанию девушек на шампуры? И чтобы при этом девушки выглядели красиво и привлекательно. Ведь эта Госпожа Линда не просто так, а большая специалистка по части девушек, обладающая развитым эстетическим и поэтическим вкусом.
У меня срочно заныло что-то внутри, и даже возникло желание слегка облегчиться. Но я пока сдержалась. Чего умирать раньше времени?
Ещё я припомнила, как Госпожа Шерри говорила, будто бы у Линды на мой счёт свои планы имеются. А в этом случае, насадить меня на кол, это как-то мелко выглядело для её масштаба. Кроме того, сама я в данных условиях вообще ничего не могу изменить, так нечего и трепыхаться. Что интересно, в этот момент мне даже и в голову не пришло ни создание демонов, ни озадачивание обстоятельств. Скорее всего, я была так напугана, что вся ерунда из головы вылетела, а оставшийся после вылета ерунды умственный потенциал оказался столь незначительной величины, что попросту заклинил со страху.
Между тем, ход нашей продажи явно выдохся, потому что цена никак не росла выше восьмидесяти монет за обеих. Мало того, публика начала возмущаться затягиванием процесса, и уже открыто требовала насаживания нас на палки. Машенька пошла на компромисс, и велела разжечь угли и приготовить наконечники, а пока оборудование готовится, принялась взывать к гуманизму присутствующих. Выглядело это в исполнении такой злодейки попросту дополнительным фарсом, а я уловила, что насаживать рабынь принято не просто на палки, а с использованием острого железного наконечника, для нагрева которого и применялись поддоны с углями. А вовсе не для зажаривания жертвы, как я сначала плохо подумала о присутствующих. И когда у меня успела появиться привычка думать о людях хуже, чем они есть? С кем поведёшься, однако…
А с гуманизмом тут явно было туго. Цена всё равно заклинила на восьмидесятимонетной отметке, в связи с чем, слово предоставили нашей Госпоже Шерри. На предмет, согласна ли она заплатить за нас дополнительно четыреста двадцать мониолов, или предпочитает получить пятьдесят монет из общего сундука. Госпожа Шерри обозвала оптом всех присутствующих грязными и плохо пахнущими жадными козлами, что вызвало лишь дополнительный хохот. Надо же, какой тут незлобивый народ собрался. А конкретно, по делу, заявила, что у неё попросту нет таких денег, и даже никогда не было.
Тогда Машенька предложила содрать с Госпожи Шерри двести десять монет, за одну из нас, а другую проткнуть. Действительно, предложение выглядело разумным с любой стороны. Одну рабыню Госпожа Шерри, наверное, способна была выкупить, хотя бы, в кредит, а расправа с другой повеселила бы публику. Я даже сразу заподозрила, что так задумано заранее, и этим негодяям любопытно поглядеть на наше поведение. Что мы станем делать? Бороться друг с другом за собственную шкуру, или наоборот, состязаться на предмет того, кто принесёт себя в жертву ради спасения подруги? Ну, нас ведь недавно отрекомендовали как влюблённых друг в друга лесбиянок. Но оказалось, что я опять плохо подумала о людях. Госпожа Шерри напомнила, что по условиям, мы продаёмся лишь парой, неважно кому, ей, или другому покупателю. И, вслед за тем, наехала на Машеньку, обвиняя её в неумении торговать девушками. Машенька праведно возмутилась, заметив, что она просто из собственной шкуры вылезла, расхваливая нас, и даже взывала к гуманизму, наступив ногами на собственную сущность и выставляя себя же на смех. А Шерри ещё и недовольна! Публика слегка воодушевилась, понадеявшись, что они подерутся, но Шерри с Машенькой драться не стала. И правильно сделала, поскольку обе они были при саблях, а в сабельном бою, я полагаю, Шерри Машеньке и в подмётки не годилась. Но как же на наш счёт?
А на наш счёт оказалось, что наконечники уже нагрелись, поэтому на помосте появились помощники, которые ухватили меня, перевернули в горизонтальное положение и поволокли к палке, на которую ещё один специалист уже крепил раскалённый докрасна металлический конец. Тут следует сказать о моём душевном состоянии на данный момент. С одной стороны, я отупела от страха, ну, как крольчиха пред пастью удава, а, с другой стороны, во мне заклинила мысль, что всё это какая-то игра, и всерьёз никто меня на кол не посадит. Короче, я впала в некое комплексное оцепенение, а потому визжала, брыкалась и вырывалась совершенно вяло, словно приболевшая простудой на сорок градусов температуры. Ну, можно сказать, что я была «ватная», причём, не столько телом, сколько головой. А Виолетта, похоже, расписалась ещё сильнее, а может, просто не понимала уже, что происходит. А, в противовес нам, Господа зрители, наоборот, пришли в дополнительное возбуждение, чего-то кричали и размахивали конечностями. Но я, практически, всё плохо воспринимала, так что, боюсь, все их эмоции пропадали даром. А нечего до такой степени девушек запугивать!
Тут оказалось, что меня уже дотащили до места, уложили на высокую деревянную подставку, прижали к ней спиной, а ноги развели в стороны до натяжения ножной путы и придавили тоже. В следующий миг я ощутила нарастающий жар в области бёдер, приподняла голову, поскольку, её-то как раз не держали, и заметила, что один из этих мерзавцев целится палкой прямо в направлении моей письки, причём, конец этой палки уже не ярко-красный, а тускло-малиновый, но всё равно, жутко горячий.
-Эй! – завопила я, - ты чего делаешь, дурак?! Горячо же…
Но дурак и не подумал на эти крики как-то реагировать, и в следующий момент его раскалённая палка уткнулась между моих ног, так, что меня даже слегка подвинуло в сторону головы. А в месте втыкания что-то громко зашипело и повалил густой и горячий пар. В один и тот же миг, я припомнила о мокром тампоне в своей дырочке и осознала, что меня действительно начали протыкать раскалённым штырём, а никакие не шуточки…
Я так завизжала, что почти оглохла от собственного визга, вероятно, наконец-то, угодив публике. И сейчас же завизжал ещё кто-то, да, может, и посильнее меня, поскольку визг доносился с некоторого расстояния. А потом произошла очередная заморочка, и на несколько секунд восприятие времени для меня замедлилось, как иногда бывает в моменты запредельного испуга. Вероятно, я так мощно дёрнулась в руках мерзавцев, что на секунду голова оказалась выше подставки и получила более широкий обзор. А почему этот обзор оказался доступным по всем направлениям, я не знаю. Возможно, глаза со страху разбежались в стороны, или даже совершили пару оборотов вокруг головы. А если бы это и оказалось так, я бы не удивилась, потому что, я предполагаю, с восприятием тех, кого насаживают на кол, ещё и не то случается.
Рядом со мной оказалась Виолетта, которую держали два разбойника в ожидании очереди на протыкание, а за ней маячила Машенька. А справа, ниже, падала в обморок прикинувшаяся рабыней Госпожа Линда. Причём, источником вторичного визга оказалась именно она, а падала эта негодяйка прямо в загребущие руки Господина Харни, в связи с чем, я заподозрила, что уж это падение точно подстроено, иначе любая девка просто брякнулась бы на землю. Ну а в противоположном направлении, там, где располагался правый силовой вал, происходило что-то странное. А именно, оттуда прямо сюда бежала голая девушка, размахивая продетым в нос огромным кольцом, которое отсвечивало отблесками от светильников, а позади неё падала вниз верёвка с растянутой шейной петлёй. А в том месте вала, откуда она соскочила, окольцованные рабыни и их погонщики сбились в кучу, заклинивая вращение и вызывая начало перебоя в освещении. И вот, эта самая девушка прыгнула вверх, взвив вокруг головы тучу своих чёрных волос, и упала прямо на спину дураку с палкой. Палка выскочила из меня и принялась описывать своим горячим концом неконтролируемую дугу, от которой шарахнулись во все стороны остальные дураки, в том числе, выпустив из своих лап и меня. Я тут же решила срочно вскочить и куда-нибудь убежать, но ощутила вдруг такое пекло между ног, что скрючилась, ухватилась обеими руками и принялась в