Глава 7. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ УМ

Иинтеллектуальная функция, тот тип разума, который мы обычно называем «разумом», хотя это и не единственный ум, обладает проявлениями, которые трудно наблюдать. В действительности проявления этого центра обычно занимают место наблюдения и фактически прекращают его. Как гласит один софизм: «Тебе вредит не то, чего ты не знаешь, а то, что не является тем, что ты знаешь».

Интеллектуальный центр работает со словами, числами, идеями, концепциями, теориями и абстракциями. Для этого центра переживание существует в описаниях и названиях. Процесс есть описание этого процесса. Предмет есть название этого предмета. Скажите интеллектуальному центру, что роза, названная любым другим именем, будет пахнуть так же приятно, он окажется озадаченным и уйдет, бормоча: «Роза есть роза». Существенная неспособность центров, особенно низших частей центров, понимать друг друга отчасти зависит от того, что интеллектуальное мышление настаивает на своем исключительном праве на разумность и низводит остальные способы восприятия действительности в низшие категории.

Интеллектуальная функция развилась позже всех других, и именно ее мы имеем в виду, когда отделяем себя от других животных (которых мы называем «низшими животными», хотя многие из них выше нас ростом и почти все из них ведут себя намного лучше нас). Называя себя «гомо сапиенс», человеком разумным, мы, кажется, судим о значимости различных низших центов. Эксперименты, проводимые с некоторыми из наших предполагаемых родственников, например, с шимпанзе, не дают определенного ответа на вопрос, могут ли другие виды изучить язык. Но, независимо от того, могут они или нет, совершенно очевидно то, что ни одно другое животное не пользуется языком так, как мы. Было бы достаточно верно определить человека как «говорящее животное».

Именно интеллектуальный центр делает возможным пользование языком, хотя для того, чтобы воспроизводить и воспринимать его, нужна работа всех четырех центров. Наша способность пользоваться символами была названа «алгебраическим разумом». Это означает, что мы что угодно можем обозначить чем угодно. По сути дела, это не только способность, но иногда, в крайних проявлениях, почти болезнь. Мы не только можем сделать так, что одна вещь будет представлять другую, но мы очень быстро запутываемся, что есть что. Мы начинаем с того, что одним понятием обозначаем другое, а потом думаем, что одно действительно является другим. Верно то, что собаки Павлова сделали первый шаг в этом направлении, когда у них начиналось выделение слюны при звуке колокольчика даже тогда, когда этот звук перестал сопровождаться кормлением. Однако нет никакого свидетельства того, что эти собаки предпочли бы звук колокольчика фактическому кормлению, если бы им был дан выбор. Человеческие же существа часто отдают предпочтение своим символам, а не тем вещам, которые эти символы обозначают.

Чтобы воспользоваться знакомым примером, рассмотрим нечто, что считается символом богатства, — дорогой автомобиль. Поскольку богатство — осязаемая форма энергии — есть нечто, чем инстинктивный центр хочет обладать, то все желают иметь автомобиль. Люди настолько стремятся к символам, что пожертвуют тем, что собой символизируют автомобили, ради владения самими автомобилями. Некоторые будут обходиться без хорошей квартиры, нормальной еды и других необходимых вещей, потратят огромное количество энергии, денег — дорог не только сам автомобиль, но и его содержание, — для того чтобы обладать символом, обозначающим богатство. Из-за этого они теряют шансы на действительное приобретение богатства. Вот вам и алгебраический разум.

Это ни в коей мере не значит, что данным типом разума следовало бы пренебречь. Конечно же нет. Этот развившийся позже всех тип разума — изумительное явление. Мы просто им чрезмерно очарованы. Воистину, именно он делает нас уникальными — это наш павлиний хвост, наша шея жирафа, — но нам следует бесстрастно посмотреть на его ограничения и спросить себя, в чем состоит его ценность с точки зрения выживания. Хвост павлина, которым он так гордится, конечно, тоже обладает определенной ценностью для того, чтобы привлекать самок и чтобы его обладателя селили в ухоженных садах поместий, пока людям не надоест его хриплый крик, но что толку с него будет в глуши, если разрастется популяция лис? Если мы исследуем пользу и ограничения интеллектуального центра, мы определенно решим, что он обладает ценностью. И мы также увидим, что есть очень важные области, с которыми он никоим образом не может работать, — и, более того, по сути дела, интеллектуальная функция может создать основное препятствие для понимания в необычайно важных сферах жизни.

Как и другие центры, интеллектуальный центр имеет положительную и отрицательную половину. Для положительной половины характерен положительный ответ, подтверждение, вера в то, что утверждение истинно, согласие, ответ «да». Отрицательная половина проявляется как отрицание, вера в то, что утверждение ложно, несогласие, ответ «нет». Оглядываясь на историю человеческого познания, мы видим, что положительная или отрицательная реакция интеллектуального центра человека — в одном ли лице или в виде многих умов целой культуры — не имела никакого отношения к реальной ситуации. За очень короткий период записанной истории мы успели пожить и на плоской земле, и на круглой. Наша планета была центром Вселенной, потом центром стало Солнце, а теперь мы вообще не можем найти центр Вселенной. Но несмотря на все наши «да» или «нет» вещам, которые продолжают меняться, мы все еще продолжаем говорить «да» тому неподтвержденному предположению, что интеллектуальный центр обладает правом решать, что истинно и что ложно.

Более двух тысяч лет назад один из самых разумных людей, когда-либо живших на Земле, Сократ, сказал, что он знает больше других, потому что он знает, что ничего не знает. С тех времен мы накопили много информации, но и через 2400 лет он мог бы сделать такое же утверждение, если бы жил рядом с нами. Интеллектуальный центр просто не очень-то умен, даже в своем лучше виде, и его «обожествление» в системах образования, которые создали люди, было и продолжает быть ошибкой.

Уразумев эти предостережения, мы можем заняться рассмотрением интеллектуального центра, начав с его механической части. В механической части интеллектуального центра хранится информация; это память центра. Эта часть интеллектуального центра, валет бубей, очень хорошо делает свое дело. Даже люди, считающиеся ограниченными в интеллектуальном развитии, обладают огромным количеством информации. Неграмотный работник на ферме владеет словарным запасом в сотни, а то и тысячи слов родного языка, а если он живет в другой стране, где землевладельцы говорят на другом языке, то еще и сотней слов другого языка, то есть владеет гибридным языком. В дополнение к языку, хранящемуся в его валете бубей, он имеет достаточное представление о числах, чтобы покупать вещи, которые нужны ему и его семье, и получить правильную сдачу — и он, вероятно, способен сравнить цены и сделать более удачные покупки. Он знает имена и истории святых, или демонов, или божеств — кто бы ни населял мир его веры. Ему известен сложный набор правил, управляющих его взаимодействием с другими людьми в семье, в его социальной группе, во всей общине. У него много информации о той работе, при помощи которой он зарабатывает на хлеб, и, вероятно, о нескольких смежных областях. Он, возможно, помнит, каковы рекордные достижения какого-нибудь спортсмена, выступающего в том виде спорта, который его интересует, и знает правила этого вида спорта. И, разумеется, у него множество мнений в области политики, и он до такой степени убежден, что они верны, что если возникнет острая ситуация, то он сможет предпринять самые решительные действия.

Здесь мы видим, как механическая часть интеллектуального центра создает трудности. Она великолепно приспособлена для хранения информации. Но она не может думать, и она и не думает, хотя и использует это слово для обозначения вывода информации. «Я думаю, как же ее звали», — говорим мы, когда у нас в голове затерялась какая-то информация. Валет бубей также считает, что «думание» — это повторение ярлыка «да — нет», с которым данная информация поступила на хранение. «Я думаю, что в миле 1609 метров», означает, что эту информацию я достал из памяти и считаю, что она верна. Верна — это хорошо. Неверна — плохо. Вот чем заменяется мышление у валета бубей.

Гурджиев дал этой части нас, механической части интеллектуального центра, собственное название — «форматорный центр»[21], потому что там хранятся информация, мнения и поверья в виде уже готовых форм, часто в виде противоположностей типа «да-нет», «черное-белое», как, например, в формулах: «Если ты не часть решения, тогда ты — часть проблемы» или «Если оружие вне закона, тогда его имеют только те, кто сам находится вне закона». Нормальная работа этой части интеллектуального центра состоит в том, чтобы действовать как архивариус или, что более современно, как компьютерная база данных. Она хранит информацию, и у нее есть система для ее вывода. Дальше этого она идти не может. Принятие решений — это не область действия форматорного центра. И действительно, она запасла поговорки, поддерживающие любое из противоположных решений. «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь», но «кто долго колеблется, попадает впросак». «Одна голова хорошо, а две лучше», но «у семи нянек дитя без глазу». «Копейка рубль бережет», но «деньги делают деньги». Если вы когда-нибудь видели или сами участвовали в дебатах, когда выступающие обмениваются подобным видом традиционной мудрости, пока их лица не покраснеют и они не разозлят друг друга, вы можете себе представить, какой процесс у валета бубей подменяет мышление.

Механическая часть интеллектуального центра работает по ассоциациям, тем самым образом, которым происходит большая часть умственных процессов. Случайные разговоры демонстрируют деятельность валета бубей по принципу стимул-реакция. Вы видите, что ваш друг выглядит уставшим. Он говорит, что он устал, потому что рано утром отвозил тетю Луизу в аэропорт, что она улетела в Сиэттл. Вы говорите, что были в Сиэттле на Всемирной ярмарке и обедали в «Космической Игле». Он отвечает, что тоже обедал там, когда последний раз навещал свою тетю, но еда была слишком дорогой и не очень хорошей. Вы отмечаете, что один из худших обедов, который вы когда-либо ели, был в новом ресторане на Вилшир, а он говорит... В каждом замечании, сделанном в ходе этого бесформенного разговора, слово или фраза включает ответ из валета бубей, который затем выдает замечание, содержащее еще больше слов и фраз, одна из которых вызывает ответ валета бубей в другом человеке. В конце концов, разговор заходит так далеко, создавая такой странный материал, что участники останавливаются и удивляются: «Как это мы добрались до разговора о каннибализме в Полинезии?» Люди могут проследить ассоциации до самого начала по «ключевым» словам: каннибализм, выживание в случае снежной лавины, футбольная команда в такой-то книге, является ли обычный футбол более энергичным, чем американский, кто выиграл матч в понедельник...[22]

Из этих примеров мы видим, что механическая часть интеллектуального центра функционирует без участия внимания, как и механические части других центров. Что бы там ни хранилось, оно выскочит наружу при наличии стимула, так же, как пальцы рук начинают завязывать шнурки, как только нога оказалась в ботинке.

Образовательные системы большую часть времени и усилий посвящают программированию механических частей интеллектуальных центров молодых человеческих существ при помощи информации, мнений, фактов и моральных принципов, которые содержатся в механических частях интеллектуальных центров более старших человеческих существ, считающих, что эти принципы истинны, верны, точны, хороши и так далее. Это не просто, так как, если бы это было им позволено, многие молодые люди могли бы сделать непосредственные наблюдения, выведенные из собственного опыта, и могли бы наткнуться на хранящийся в их памяти материал, отличающийся от того, который заложен в памяти взрослых. Таким образом может возникнуть конфликт мнений между разными поколениями, который до определенной степени имеет место даже в самых стабильных условиях, но который разрастается, если системы воспитания неэффективны, или плохо отработаны, или действуют в нестабильных обществах. Происходящие в результате этого изменения в программировании валета бубей мы называем прогрессом.

Другая характерная черта валета бубей — на чье-то «да» отвечать «нет». Система называет это созданием оппозиционных «я». Когда делается какое-то утверждение, как, например: «Луна — это спутник Земли», — форматорный ум пытается показать, что это утверждение неверно. Может быть дан ответ: «На самом деле, Земля и Луна образуют двойную планетную систему, вращающуюся вокруг общего центра тяжести». Очень мало существует утверждений, для которых форматорный ум не может найти противоположного утверждения. Мой друг, обладающий этим центром тяжести, сказал мне, что когда он впервые услышал идею о том, что форматорный ум имеет оппозиционное «я» для всего, что он слышит, он подумал про себя: «Я этому не верю». И ему потребовалось 15 лет самонаблюдения и работы над собой, чтобы понять, что это именно так.

Люди, имеющие центр тяжести в валете бубей, обычно считаются очень умными, потому что они накопили множество фактов и легко их вспоминают. Эти люди постоянно находятся в процессе накопления информации. Они читают состав продуктов на пакетиках в супермаркете, даты жизни и смерти художников на табличках рядом с картинами в музеях, комментарии о периоде барокко в программке на концерте Баха, каждое утро читают, не пропуская ни строчки, газету и любой другой печатный материал, который попадает к ним в руки. Они не обязательно интересуются или с энтузиазмом накапливают информацию, но просто впитывают ее по мере возможности. Принимая во внимание, сколько всего эти люди знают, может показаться удивительным, что они — не очень интересны, как и все другие люди, центрированные в механических частях. Они не обязательно умны, просто они хорошо информированы.

Люди, центрированные в валете бубей, могут успешно заниматься работой в областях, где накопление данных завершается публикацией, и такое накопление информации часто путают с пониманием. Почти во всех научных дисциплинах есть специализации, где требуется только «скармливать» факты компьютеру и делать статистический анализ. Огромные исследовательские проекты, подобные попыткам определить, написаны ли «Илиада» и «Одиссея» одним и тем же автором, исходя из подсчета, сколько раз употреблен наиболее часто встречающийся союз в греческом языке времен Гомера, почти так же часто осуществляются в гуманитарных науках, как и в точных, где исследователи располагают не меньшим объемом данных. Деятельность механической части интеллектуального центра все более и более признается научно значимой. В то же время скантронное тестирование (когда единственно правильный ответ на вопрос заносится в компьютерную карточку) низводит обучение до умения вспоминать информацию, что хорошо умеет делать валет бубей. В колледжах и университетах при тестировании студентов, которым дается преимущественное право посещения этих заведений, измеряются не мыслительные способности, а способности механической части интеллектуального центра к программированию и выводу информации. Нужно выбрать ответ из двух (типа «да/нет») или из нескольких вариантов (что является простой серией ответов типа «да/ нет»). Сравнение, оценка, причинно-следственные связи, взаимосвязь между событиями — все то, что мы привыкли понимать под «мышлением», — исчезают в этих тестах, если не считать остаточных моментов, которые могут уложиться в ответ типа «да/нет».

Контраст между механической частью интеллектуального центра и его эмоциональной частью так же ярко выражен, как и в других центрах. Живость и энтузиазм дамы бубей сильно отличаются от сухого набора фактов, которым занимается валет. Эмоциональная часть интеллектуального центра живо интересуется информацией, идеями, теориями, способами мышления и способами мышления о мышлении — но не без разбору и не всем сразу. Как это происходит и с эмоциональными частями других центров, какой-либо объект захватывает внимание бубновой дамы. На некоторое время. Затем эмоциональная часть интеллектуального центра переключается с живого интереса на полную скуку.

Ключ к определению этого центрированного в бубновой даме типа — в принадлежащей ему библиотеке. Обычно одна стена в его доме (а то и несколько) от пола до потолка увешана полками с книгами. Немногие из этих книг будут прочитаны до конца; дама бубей часто теряет интерес до того, как книга будет прочитана, а накопление деталей ради них самих интереса не представляет. Поскольку в большинстве книг основные положения устанавливаются уже в первых главах, даме бубей становится скучно, как только она схватит главную концепцию. Когда ее внимание захватывает какой-то предмет: выращивание тропических рыб, японская керамика, экзистенциалистская философия, музыка барокко, дифференциальное исчисление, — эмоциональная часть интеллектуального центра может купить четыре-пять книг по интересующему ее в данный момент вопросу и затем прочитать первые главы только трех из них.

Человека с центром тяжести в даме бубей (как и с центром тяжести в других дамах) обычно стремятся заполучить в качестве друга или компаньона. Эмоциональную энергию приятно чувствовать поблизости, и она вызывает ответную в других. Людей привлекает стимуляция их интеллектуальной функции: это отвлекает их от инстинктивных и эмоциональных трясин, в которые они склонны забредать. Откровенные разговоры до поздней ночи в комнате общежития университетского городка, политические разговоры в барах, образовательные курсы для скучающих домохозяек — все это помогает людям ощутить свою бубновую даму как отдых от скуки. Потому люди, центрированные в эмоциональной части интеллектуального центра, пользуются большим спросом, и не только как друзья, но и как учителя. Поскольку их возбуждают идеи и поскольку это возбуждение можно передать другим, этот тип личности может стать очень хорошим учителем.

Бубновая дама обычно слишком эклектична, чтобы заниматься глубинными исследованиями, как это делают ученые, но она может быть прекрасным знатоком широкого профиля и помогать молодежи испытывать живой интерес к идеям. Проблемы у таких учителей возникают тогда, когда дама бубей переключается и ее больше не интересует тема, которую она должна излагать в классе. Таким учителям не хватает последовательности, и им трудно проходить с учениками вводные темы, которые их перестают интересовать.

Интеллектуальная часть интеллектуального центра (как и других центров) гораздо более уравновешена, чем эмоциональная. Король бубей — это единственная часть интеллектуального центра, которую можно назвать думающей, и это та часть психологического состава человека, которую очень мало людей используют больше, чем это строго необходимо. Попытки привлечь внимание к интеллектуальным проблемам обычно воспринимаются со скукой и неохотой — таково, по крайней мере, заключение, к которому мы можем прийти, познакомившись со свидетельствами учеников старших классов и студентов колледжей. Редко встречаются люди, которые получают удовольствие от такой деятельности.

Каждый, прошедший курс академического обучения, обязательно испытывал работу интеллектуальной части интеллектуального центра. Даже когда сам предмет вызывает энтузиазм у эмоциональной части центра и ее внимание приковано к нему, приходит день, когда изучение должно продолжаться, хотя энергии мало: возникли инстинктивные проблемы, простуда, или эмоциональный центр вместо учения хочет пообщаться, или двигательный центр хочет покататься на лыжах. В таких случаях необходимо контролировать и направлять внимание на то, что должно быть изучено, и это функция короля бубей.

Король бубей — это самая медленная часть из всех функций. И интеллектуальный ум — это самый медленный ум из четырех типов разума человека, а его интеллектуальная часть — самая медленная из его трех частей. Очевидно, что намного легче довольствоваться быстрыми ассоциативными ответами механической части этого центра, чем пройти через трудоемкие процессы в интеллектуальной части. Тогда как валет бубей специализируется на быстрых и легких ответах, король бубей осознает, что нет никаких ответов, потому что никогда невозможно знать все о чем-либо. Валет бубей быстро решает, является ли что-либо верным или нет, правильным или неправильным, но король применяет относительность и понимает, что какой-либо принцип может быть разумен в одной ситуации, но неприменим или даже преступен в другой.

Люди, чей центр тяжести расположен в интеллектуальной части интеллектуального центра, склонны быть тихими и долго молчат перед тем, как заговорить. По иронии судьбы, единственная часть интеллектуального центра, которая думает по-настоящему, чаще всего кажется глупой и даже откровенно тупой. Эта та часть, которая знает, что она ничего не знает. Я была знакома всего с несколькими людьми с этим центром тяжести, так как этот тип сравнительно редок. К тому же, этот тип особенно сложно узнать, потому что эти люди так осторожно относятся к идеям, что трудно увидеть, что они весьма сильно поглощены ими. Как ни парадоксально, люди, центрированные в механической части интеллектуального центра, обычно считаются умными, в то время как те, кто центрирован в его интеллектуальной части, часто кажутся медлительными и неумными, потому что они не хотят делать никаких утверждений, пока не уверятся в их правильности, — а в ней они почти никогда не уверены. Если человека, центрированного в короле бубей, спросить, какой, по его мнению, у него центр тяжести, он почти неизбежно ответит, что не знает. Единственная часть человеческой психологии, которая действительно разумна, кажется неумной.

Своего знакомого, имеющего именно этот центр тяжести, я как-то спросила, на что похожа работа этой части интеллектуального центра. Он ответил, что это похоже на строительство карточного домика, на стремление водрузить на шаткую конструкцию еще одну карту, затем еще одну и еще. Король бубей стремится разузнать об определенном предмете не просто все, а все в связи со всем остальным, видеть как сами идеи, так и взаимосвязи между идеями. Это, конечно, настоящий научный метод, а не просто накапливание больших объемов данных.

В интеллектуальном центре крайне важны правильные взаимосвязи между тремя его частями; здесь эти связи гораздо важнее, чем в других центрах. Энтузиазм дамы может запрограммировать валета без какого бы то ни было внимания со стороны короля, а валет может выдать информацию под видом мысли. Но правильная работа валета бубей — это служить королю в тех случаях, когда действительно надо подумать. Конечно, есть множество вопросов, на которые требуются только автоматические ответы: «На какой улице живет Джордж? Как называется столица Латвии?» С вещами, существующими в силу определений и ярлыков, можно работать при помощи определений и ярлыков. Но с вещами действительно важными так работать нельзя. «Религия есть опиум для народа» — это неподходящий ответ на вечные вопросы о том, есть ли высшие существа, и если есть, то какова их взаимосвязь с человеческими существами; здесь не может подойти ни один автоматический ответ. Другими словами, если обсуждаемый вопрос сколько-нибудь важен, то валету подобает быть на службе у короля. Информация, хранящаяся в механической части интеллектуального центра, имеет ценность только тогда, когда ее оценивает и уясняет интеллектуальная часть центра, которая способна сравнивать, противопоставлять, видеть причинные связи, выделять логические последовательности и осуществлять все прочие процессы, связанные с мышлением. Но слишком часто мысль заменяют готовые лозунги и афоризмы, поставляемые бубновым валетом, и вместо истины мы застреваем в поверьях.

Бубновый валет со всеми его ярлыками и определениями, присваиваемыми переживаниями и впечатлениями, не только тормозит процесс мышления, но может также остановить наблюдение. Пока интеллектуальный центр работает без участия внимания, или его внимание удерживается объектами, которые случайно попадают в его поле зрения, именно так и происходит. В попытках наблюдать себя и осознавать то, что происходит вокруг нас, — а это главное направление усилий в духовном развитии, мы должны пытаться изменить наши взаимоотношения с идеями. Успенский, который был интеллектуально центрирован, заявил, что он «оставил систему». С тех пор последователи Четвертого Пути думают над тем, что он хотел этим сказать. Возможно, он предупреждал об опасности: нельзя позволять словам подменять реальность, которую они обозначают. Когда мы останавливаемся на определении объекта, который наблюдаем, мы перестаем наблюдать. По этой причине механическая часть интеллектуального центра является врагом понимания.

Интеллектуальная часть интеллектуального центра, однако, является одним из сильнейших союзников в этой работе. Направляя внимание на новые способы взаимосвязи идей, рассматривая мысли под разными углами, мы можем найти такие подходы и понимание, которые иначе проглядели бы.