Шесть дней

Январь 2009 года.

Здравствуйте. Меня зовут Мурад, Бердыев Мурад и это мои истории, которые в корне изменили всё мое мировоззрение. По сути, эти истории сделали меня таким, каким сейчас я на самом деле являюсь.

Пожалуй, мне стоит рассказать немного больше о себе. Так вот, я обычный, среднестатистический парень этого вечно жаркого и беломраморного города Ашхабад, который пытается найти свое призвание в обществе. Быть полезным, а самое главное, быть принятым им. Два года назад, я завершил свое обучение в Республике Беларусь, где мне вручили диплом экономиста и поверьте, я и представить не мог, что возвратившись на родину, буду работать в одной из самой востребованной транспортной компании. Это в очередной раз доказывало одно, что ты никогда не знаешь, что произойдет с тобою через некоторое время. Счастлив ли я? Скорее – да, чем нет. И в мои 23, жизнь только начинается.

Эту историю, которую я вам сейчас расскажу, я прежде никому не рассказывал и потому она является одной из тех, которых я никогда не забуду. Всё началось на первом курсе, когда я решил купить себе ноутбук.

Мне было 18, и я учился в маленьком, провинциальном городе под названием Горки. Он был настолько маленьким, что за 15 минут можно было пересечь на маршрутке вдоль и поперек весь город. Это был уютный, скромный и весьма своеобразный маленький городок, где обучалось около десяти тысяч студентов. И свою первую зиму, я запомню на целую жизнь. Когда решил поехать в Минск, где и собирался выбрать себе подходящий ноутбук. Я помню, как я легко был одет в эту холодную пору зимнего утра, когда я сел на утренний рейс электрички до города Орши, где потом через пересадку поехал в Минск.

На сколько себя помню, я всегда старался вкусить новые оттенки жизни, а вместе с ним новые города, новые подземные переходы. Я всегда старался открывать для себя что-то новое, неизведанное прежде. Так вот, добравшись до места назначения, я заказал по интернету ноутбук. Я ждал курьера у станции метро (не помню названия станции), где напротив ярко светила вывеска MacDonald’s. Времени было предостаточно, и я решил впервые испробовать вкус гамбургера, который прежде видел только по телевизору. Заказ мой состоял из биг тейсти, картофеля фри и колы. Так как в заведении не было свободных мест, мне пришлось довольствоваться своею трапезой у станции метро. На улице было жутко холодно. Несмотря на плохую погоду, я с большим нетерпением дожидался курьера, который в итоге всё же доставил мне ноутбук, опоздав при этом на целый час. Получив долгожданный ноутбук, я спустился в метро, откуда поехал прямо на вокзал.

«Осторожно, двери зачиняются, наступный припынок – Вокзал» (звучит предупредительное оповещение Минского метрополитена).

Не нужно было заказывать колу, нужно было заказать кофе – подумал я про себя, после того как громко чихнул. Добравшись до вокзала, я понял что простыл. Мой голос охрип и вместе с тем я часто начал чихать.

Через пять часов я уже был в своем городе, где по прибытию сел в маршрутку и поехал к себе в общежитие. День оказался весьма изнурительным, так как большую часть моей однодневной поездки я провел в поезде. Усталый и в то же время довольный своей покупкой, я в буквальном смысле свалился на свою кровать, где и проспал половину следующего дня.

Противный, до жути противный будильник моего мобильного телефона. Знаете что? Если вы хотите разлюбить или возненавидеть какую-нибудь песню или же мелодию, то вот мой совет – ставьте её на будильник. Я помню, как динамики моего старенького телефона скверно воспроизводили песню – We will rock you (группа Queen), которую вскоре, я очень сильно возненавидел. Но дело даже было не в том, что я проспал учебу и проснулся ближе к обеду, а в том, что у меня появился сильный кашель и высокая температура, которую вдобавок сопровождал хрип из моих легких. Я выпил цитрамон, что бы хоть как то сбить появившуюся затем головную боль, но это, к сожалению, не принесло своих плодов. Температура не спадала, и я решил сходить к врачу, который выписал мне, целую неделю стационарного лечения в терапевтическом отделении местной больницы.

Здорово! – проговорил я про себя. – Удачно приобрел ноутбук, да еще вдобавок бесплатную пневмонию.

Оповестив свою старосту группы о том, что меня не будет целую неделю, я отправился обратно в общежитие, чтобы захватить с собою необходимые вещи и принадлежности.

И вот я у дверей больницы. На крыльце стояли пару ребят моего возраста и жадно втягивали сигарету. Поднявшись на второй этаж, где находилось терапевтическое отделение, я прошел в кабинет заведующего отделения. Им являлась женщина лет сорока, высокая, статная особа в белоснежном халате. Ее черные локоны волос изящно и гармонично смотрелись на фоне с фонендоскопом, который свисал у нее с шеи. Яркая красная помада давала знать, что эта женщина глубоко уверенный в себе человек. Она измерила мое давление и мой пульс, затем со своим фонендоскопом прошлась по моей спине и груди.

- Ну, что студент? Давай лечиться.

- Неужели всё так запущено? – спросил я, приспускаю свою футболку.

- А что ты хотел? Болезнь сама по себе не уйдет. Сейчас подойдет медсестра и проводит тебя до твоей палаты.

Через минуты две в кабинет вошла медсестра. Юная, высокая девушка с русыми волосами, которая мило улыбнувшись, провела меня в палату. Пройдя через длинный коридор, который сплошь пропах хлоркой, мы прошли в третью палату, где мне предстояло лечиться целых семь дней. Палата была довольно таки большая и в ней уже находились четверо больных. Пока медсестра ходила за постельным бельем, я представился всем и начал раскладывать свои вещи в старую и обтрепанную тумбочку.

И так. Палата номер три была полностью укомплектована. Моя кровать стояла прямо справа от двери, затем, располагалась кровать Сергея Афанасьевича. Ему было за пятьдесят. Он был высокого роста, с большими длинными усами, которые забавно смотрелись с его густо сросшимися бровями. Человеком он был не разговорчивым, который при первом же взгляде давал знать о своей серьезности и избирательности к другим. В нем ощущалась некая гордость, но гордость эта была не фальшивой и напыщенной, а скорее подобающая офицеру, ведь он являлся полковником в отставке, который лечился от боли в ноге.

Затем, шла кровать Иваныча, которая стояла прямо под окном. Все люди и весь медицинский персонал, которые были знакомы с ним (с мало до велико) обращались к нему, как к своему сверстнику – Иваныч, хотя старику было уже за шестьдесят. Все заключалось в том, что он был веселым и озорным старичком, который при каждой возможности старался кокетничать с медсестрами.

В левом углу палаты находилась кровать худощавого Олега Викторовича. Знаете, кого он мне напоминал - Вицина, персонажа из кинофильмов режиссера Гайдая про приключения Шурика. Он был чересчур равнодушным человеком. Все происходящее вокруг для него было столь равнодушным, что порой он не обращал внимания, когда к нему обращались. Может, все заключалось в том, что его любимым автором являлся Достоевский, которого он перечитывал раз за разом.

Последняя кровать, которая располагалась прямо напротив моей, принадлежала Александру Семеновичу. Что же мне рассказать о нем? Трудно описать человека у которого паралич всего тела. Вся причина кроется в том, что он не мог произнести и слова. Питался он через трубку, которую ему ввели в его желудок. Отличительная и самая запоминающаяся черта этого человека, был вечный храп. Он всегда храпел, и это не только когда он спал, а даже, когда бодрствовал. Наверно причиной тому была трубка, введенная ему в желудок, но как оказалось после, все заключалось в нарушении дыхательных путей. Он был здоровым стариком с ростом около 180 см. Его седые волосы и брови всегда стояли дымом.

Меня всегда заносило в сторону. В ту сторону, где всё являлось ново для меня: новые люди, новые места, новые обстоятельства, новые знакомства, новые внутренние миры. Я помню, как 18 летний паренек смотрел на этот мир с большущими, любопытными глазами, которые пытались уловить все ее оттенки, будь они светлыми или же серыми, как осенний будничный день. Меня привлекало всё. Я был неудержим, скорее все мое внутреннее рвение яростно стремилось впитать в себя что-то необыденное, что-то редкое и сказочно-мифическое. Я был словно губка, которая впитывала в себя всю вселенную и старалась удержать минорные ноты новизны. Меня всегда привлекали люди. Их отношение, их особая подача, их внутренний стержень, их непоколебимые по жизни принципы, порой их до боли наивные мечты и приоритеты, которыми они руководствовались на протяжении всей своей жизни. Не хочу обрисовывать, и тем более воздвигать на пьедестал того 18 летнего паренька, но мне всегда казалось, что он был на чуточку впереди своих сверстников. Он был умней их, и это ни потому, что сверстники были глупыми, а потому, что он был умней. Я только сейчас понимаю, что им двигало. У него был один мотив – познавать других, таких же людей, как и он сам.

День первый.

День первый медленно шел к своему логическому завершению. За окнами темнело и только высокие фонари освещали детскую площадку, которая была видна с окон нашего коридора. Чуть позже, ближе к семи вечера, мы прошли в столовую, где все наше терапевтическое отделение довольствовалась гречневой кашей, которую, я обожал. После ужина, мы все четверо вернулись в палату, где Александр Семенович всё еще сильно храпел. В один короткий миг, я понял, что в следующие шесть дней мне предстоит чем-то унять себя, ведь в этой больнице мне было жутко скучно и одиноко.

День второй.

Второй день моего пребывания был схож с первым, не считая того, что во второй день начались процедуры в виде: капельниц, пилюль, электрофореза и ингаляции. Ничего не менялось, Сергей Афанасьевич также молчал, Иваныч по-прежнему подшучивал с мед персоналом, Олег Викторович, не отрываясь читал Достоевского, а я в свою очередь, лежал на своей кровати и рассматривал трещины на потолке. И да, оставался еще неизменным и вечно громким - храп Александра Семеновича. Обыденность и серость больничной обстановки уже крепко впились в мое подсознание.

День третий.

День третий, который поначалу не предвещал ничего интересного, в итоге проявил свою изюминку. Ею являлась красивая, молодая девушка, которая также как и я, лечилась в этой больнице. Я встретил ее, когда выходил из процедурной, где получал прописанную мне ингаляцию. Она была спортивного телосложения с длинными русыми волосами, которые доходили до ее талии. Ее очаровательная улыбка, в буквальном смысле перевернула все мое нутро. Она была безумно красива и нежна, и впервые увидев ее, я вспомнил одну песню (James Blunt – You are beautiful). И вправду, ее красота заставляла меня неметь, чувствовать себя неловко, ощущать неимоверно быстрое биение сердца. Так ничего и ни сказав ей при нашей мимолетной встрече, я отправился в свою палату, где всё оставалось таким же неизменным, как и прежде. После ужина, меня навестили мои однокурсники. Я впервые понял, как важно поддержать того, кто болен и одинок. Практически вся группа была в сборе. Ребята и девчата накупили мне фруктов, сока и различной еды, но самое важное было то, что принес мне Андрей. Этот парень, чертовски сообразителен и проницателен. Он всегда знает, что нужно человеку в той или иной ситуации. Так как мне было нечем себя унять, он догадался и принес с собою шахматы, кроссворды и книгу Тургенева («Записки охотника»). После того, как я провел своих однокурсников, я вернулся в палату, где слышен был только один звук – храп Александра Семеновича. Всем было скучно, и потому, я решил хоть как-то разрядить эту скучную обстановку моей палаты.

- Я вижу, тебе принесли шахматы – проговорил Сергей Афанасьевич (полковник).

- Да, вот ребята захватили. Правда, я не очень хорошо в них играю.

- А что за книга? – спросил меня Олег Викторович (Вицин).

Я посмотрел на обложку книги и ответил:

- Тургенев, Записки охотника.

- Хорошая книга, как раз таки для тебя. Помнится, я прочел ее в один присест – сказал Вицин, не отводя своего взгляда от книги, которую он читал.

- Ого, да это же кроссворды! – выкрикнул Иваныч. – Там, на последних страницах всегда имеются пару свежих анекдотов, можно? – спросил он.

- Да, конечно – сказал я, протянув газету.

- Ну что рядовой, двигай свою тумбу на середину. Будем играть в шахматы – заявил полковник.

- С удовольствием – ответил я.

Мы принялись играть с полковником в шахматы, в то время как Иваныч читал нам всем свежие анекдоты. Не прошло и двух минут, как я получил шах и мат. В это время Олег Викторович наблюдал за нашей игрой, если её можно назвать игрою. Он предложил полковнику сыграть в партию.

- Столица Таджикистана? Семь букв, последняя – Е. – спросил Иваныч.

- Душанбе! – ответил полковник – Кстати, Мурад. Откуда ты родом?

- Я из Туркмении, города Ашхабад. Знаете такую страну? – спросил я улыбнувшись.

- Конечно, знаю. Я служил в Душанбе, вместе со многими твоими земляками – ответил полковник, делая ход конём.

- Я слышал, что джигиты в средней Азии воруют невест, если родители невесты не согласны на свадьбу – заинтересованно заявил Олег Викторович.

- Да, так и было, но сейчас это уже позади. Хотя порою, некоторые всё еще воруют – ответил я улыбнувшись.

- Многоженство у вас принято? – спросил Иваныч, напивая песню (Если б я был Султан, то имел трех жен…).

- Нет, у нас это не принято. Одна вера, одна любовь – добавил я в конце.

- Языческий бог загробного мира древнего Египта, шесть букв, первая – О, последняя - С – спросил Иваныч.

- Осирис – ответил я.

- Верно, всё подходит – с некой радостью на лице Иваныч вписывал буквы.

В это время Александр Семенович неподвижно смотрел, как мы были увлечены игрою в шахматы и разгадыванием кроссворда. Дверь нашей палаты была приоткрыта и в коридоре у окна стояла та очаровательная девушка. Она любовалась, как за окном медленно падает январский снег. Мой взор и все мое внимание было устремлено на нее. Я не мог с этим бороться, я не мог контролировать себя. Я сидел около тумбы и смотрел на эту девушку. Мне было интересно, о чем же она думала.

- Шах и мат – сказал Вицин.

- Требую реванша! – выкрикнул полковник. - Это всё Иваныч виноват со своими вопросами! – возмущенно заявил полковник.

- Да, да! Ты скажи еще, что Александр Семенович виноват – усмехаясь, сказал Вицин.

Я всё также любовался этой красивой девушкой, но когда я отвел свой взгляд в сторону, то заметил, что Александр Семенович наблюдал за тем, как я безудержно смотрел на нее. Я посмотрел на его лицо и увидел улыбку, которая говорила (Что Мурад, понравилась?). Мне было не ловко, и я лишь улыбнулся ему в ответ. Его седые брови взымались то вверх, то вниз. Я понимал, что он этим намеревался мне сказать: «Ну, что сидишь, иди к ней. Познакомься».

- Как-нибудь в следующий раз – улыбнувшись, сказал я Семеновичу.

Время уже было позднее, и к нам в палату вошла медсестра, которая принесла нам прописанные лекарства.

День четвертый.

Встал в шестом часу утра, ведь храп Семеновича попросту не давал мне покоя. Целую ночь, мои мысли были укутаны его храпом. Я даже считал овец про себя, и кажется, я сбился на 495 овце. Всему виной храп или же моя слабая нервная система, не знаю. Умывшись, я прошел в коридор, где не было ни единой души. А за окном то так красиво – подумал я про себя. Кроны деревьев были волшебно окутаны снегом, и только первые лучи солнца тихонько и бережно дотрагивались до кончиков этих высоких елей. Сегодня выписывали полковника и Иваныча. Признаться честно, я был не в восторге от этого. Нет, это конечно хорошо, что лечение пошло им на пользу, но после их ухода в палате однозначно будет серо и скучно.

Завтрак, прописанные терапии, капельницы, едкий запах хлора, мрачная атмосфера коридоров - ничего не менялось. Везде присутствовала нескончаемая статика. После обеда нас покинули Иваныч и Сергей Афанасьевич. Палата на половину опустела, и уже было не услышать веселых анекдотов от Иваныча и военных историй от грозного полковника. Я вошел в палату, где звучал обыденный в три такта храп Семеновича. Я увидел сконцентрированную на книги физиономию Олега Викторовича и спросил:

- Олег Викторович, что вы читаете?

- Братьев Карамазовых. – ответил он.

И вот весь разговор. До самого ужина, я не отрываясь читал Тургенева. И вправду, книга оказалось весьма интересной. Ближе к ужину в палату вошла заведующая отделением и поинтересовалась нашим здоровьем.

- Олег Викторович – обратилась она. - Пришли ваши анализы. Завтра утром я вас выписываю. – сказала заведующая.

Олег Викторович лишь покачал своей головою и принялся читать дальше. Вот и всё. – подумал я про себя. Нас останется двое, я и Александр Семенович, хотя нет – трое. Как вы думаете, кто же третий? Вы угадали – это храп. После ужина, я принялся вновь за чтение книги. Читая книгу, я заметил неустанный взгляд Александра Семеновича.

- Вы что-то хотели, Александр Семенович? – спросил я.

Он смотрел на меня своими выпуклыми глазами и пытался ими что-то мне объяснить. Он смотрел на меня, затем на книгу, вновь на меня и вновь на книгу.

- Тоже хотите почитать?

Я долго не мог понять, чего же хотел этот старик. Он отводил свой взгляд из стороны в сторону.

- А…вы хотите, чтобы я читал ее вслух?

Он начал часто моргать своими глазами, и я понял, что этим жестами, он говорил мне – Да!

- Хорошо, читаю вслух.

Пока я читал вслух Тургенева, к окну коридора подошла, та красивая девушка с длинными русыми волосами. Она стояла спиною к нашей палате и не обращала внимания на то, как я громко читал. Минутой позже я посмотрел на Семеновича, который своим взглядом говорил мне – Пойди к ней, познакомься.

- Хорошо – сказал я, улыбнувшись. – Продолжу свое чтение позже.

Я долго думал, как подойти и с чего начать разговор. То ли стеснялся, то ли жутко волновался, но я никак не мог сделать свой первый шаг. Наверное, всё заключалось в ее красоте, которая усыпляла мой разум. Мне сразу же на ум пришла одна песня (Потому что нельзя быть на свете красивой такой). И вправду, нельзя! Я всё также сидел на своей кровати и думал, что же мне сказать. А вдруг я буду не интересен ей. Мои юные тревоги и волнения съедали меня изнутри. Они попросту не давали проявить мою инициативу. Девушка, в свою очередь стояла у окна и что-то рисовала на стекле, который был покрыт паром от ее дыхания. Всё Мурад, пора действовать! Встал и пошел! Чего сложного? Подходишь к ней и говоришь – Привет. Ничего сложного, а теперь встал и пошел. Я вышел из палаты и медленными шагами направился в сторону этой девушки, но вдруг, когда мне оставалось всего пару шагов, раздался телефонный звонок. Я замер на месте, и не знал, что делать дальше. Слава Богу, зазвенел ее телефон – подумал я про себя. Она ответила на звонок. Не заметив того, как я подкрадывался к ней сзади, она прошла в сторону женской палаты. Пронесло, однозначно пронесло – подумал я. Я подошел к окну, где она рисовала, но я не смог разобрать надпись, которая была на иностранном языке. В один короткий миг меня посетила хорошая идея. Я стер всё с поверхности стекла, затем выдохнул на него и написал – Привет. Я надеялся, что она прочтет и ответит на эту запись. Время было половина девятого вечера, а девушка за два часа моего ожидания, так и не подошла к этому окну. Прождав еще полчаса, я не заметил, как уснул от усталости и изнеможения нагнетавшей меня атмосферы.

День пятый.

Скверное утро. Скверное ни потому, что я не спал, напротив. Я даже от этой усталости не заметил, как громко храпел Александр Семенович. Всё с точностью да наоборот. Всё дело в моем бодром состоянии. Кашель уже практически ушел, а температура исчезла еще на третьем дне моего пребывания. Я как никогда свеж, бодр, энергичен, но мне некуда всё это девать.

После того, как я встал со своей постели, я выбежал в коридор, чтобы посмотреть, увидела ли и оставила ли она мне ответное сообщение. Я подошел к окну, выдохнул теплый порыв воздуха и увидел, что ничего нет, и моей надписи тоже.

- Что вы там делаете? – раздался крик в конце коридора. Это была уборщица, которая поутру протирала полы. – Я только что протерла эти окна. Молодой человек, не трогайте руками.

Великолепно – проговорил я про себя. Как там говорится? Всё что не делается, всё к лучшему? Наверно так и есть, и вообще нужно направить свои мысли в иное русло.

Пока я проходил назначенные мне процедуры, нашу палату успел покинуть Олег Викторович. Было заметно, что почти вся больница опустела. В некогда живых коридорах уже было не увидеть бегающих детей, ковыляющих стариков, сплетничающих пожилых женщин. Что-то внутри мне подсказывало, что пора выбираться из этой трясины.

Близилось время обеда, и если честно, то мне не очень-таки хотелось кушать. Я вошел в почти опустевшую палату, где неподвижно лежал Александр Семенович. Достав с тумбы книгу Тургенева, я принялся дочитывать последние рассказы охотника. Буквально через минуты три, в палату вошла медсестра и сказала:

- Так Бердыев, встали и пошли обедать.

- Спасибо, но мне не хочется.

- Я у вас не спрашиваю, хотите вы этого или нет. Давайте, встаем и бегом в столовую. Там сегодня вкусные щи и макароны с котлетами.

Я положил книгу на тумбу и обратился к Александру Семеновичу:

- Я быстро пообедаю, затем дочитаю. Вам наверняка интересно, чем в итоге все оборачивается.

Все больные, которые еще оставались в этой больнице уже пообедали. И только я в огромной, пустой и серой столовой «наворачивал» щи. Отведав порцию щей, я принялся за макароны, но как только я проткнул вилкой одну макаронину, из-за моей спины раздался нежный голос:

- Привет, могу я вам составить компанию? – спросила та красивая девушка, к которой я так и не отважился подойти первым. Она была бесконечна мила, а ее лучезарная улыбка заставила с трудом прожевать макаронину.

- Да, конечно. Присаживайтесь.

- Я полагаю, что щи приготовлены изысканно, раз вы не оставили и следа на своей тарелке.

- Вы правы, они бесподобны.

- И давно вы тут? – спросила она.

- Это мой пятый день пребывания в этой скучной и серой больнице.

- Согласна с вами! Больница ни самая хорошая, но здесь и вправду восхитительные щи - улыбнувшись, сказала она. – Кстати, меня зовут Анастасия. Можете просто – Настя.

- Очень приятно. Мурад, Бердыев Мурад Курбанович – сказал я, допивая свой компот.

- А официозность вам к лицу – улыбнулась она.

- Мои друзья называют меня Муриком, но я все-таки предпочитаю, чтобы ко мне обращались - Мурад.

- Мурик? Забавно звучит. А может Мурка?

- Нет, Мурка звучит как-то по-кошачьи – рассмеялся я.

- Хорошо. Буду обращаться к вам по имени отчеству. А звучит-то как – Мурад Курбанович – задумчиво сказала она.

На удивление, вкусно и плотно пообедав, мы вышли из столовой и прошли в конец коридора, где находилась женская палата.

- Мурад Курбанович – обратилась Настя. – Может, через 15 минут мы встретимся у скамьи, где вы мне расскажите немного больше о себе.

- С удовольствием – ответил я.

В хорошем пребывании души и тела, я направился в свою в палату, где ожидал меня Александр Семенович. Он посмотрел на меня пристальным взглядом и в его глазах я прочел что-то вроде – Молодец! Все-таки познакомился! Мне лишь оставалось улыбнуться и сказать ему, что вернусь не скоро.

- Дочитаю рассказ чуть позже – сказал я Семеновичу, который проморгал мне в ответ.

Выйдя из палаты, я прошел в другой конец коридора, где под огромным окном располагалась скамья. Прождав чуть более двадцати минут, я заметил, как из другого конца коридора шла Настя. Общение проходило весьма банально и непринуждённо. Ведь о чем серьезном, могли говорить тогда те двое подростков. Как оказалось, Настя училась в Латвии, на 2 курсе юридического факультета. А домой, в Горки, приехала на зимние каникулы. На мгновение я почувствовал себя уверенным молодым юношей. Ведь оказалось не так уж сложным подойти к понравившейся девушке и сказать – Привет. Оказывается, здесь не нежны огромные усилия, как мне чудилось прежде. Она рассказывала мне про Ригу, про Юрмалу куда ездила со своими подругами, чтобы посмотреть КВН. Рассказывала о своих путешествиях по Европе. Говорила, что мир очень велик и необъятен. Пока она рассказывала, я улавливал приятный запах ее духов, которыми она надушилась пяти минутами ранее. На миг я осознал, что она надушилась для меня. Вот оказываются, какие они (девушки). Наверняка, после нашего разговора она вернется в свою палату, чтобы увидеть себя в зеркале, с вопросами, какую же я ее увидел. Забавно, и в то же время приятно. Каждую секунду я наслаждался ее нежным, как весенний ветер голосом. Ее волосами, которые она все время подправляла. Я лишь слушал и кивал своею головой в знак согласия и солидарности. Мне не хотелось прерывать ее. Ведь она с глубокой искренностью и проницательностью рассказывала мне о своих приключениях.

- Мурад Курбанович, что вы молчите? Расскажите о себе, а то всё я до я – улыбнулась она.

На самом деле, мне было нечего рассказать. После ее интересных рассказов, мои истории показались бы жалкими и неинтересными. И поэтому, я стал рассказывать о себе и о том, откуда я был родом. Я рассказывал о нашей невыносимой жаре, о нашем беломраморном городе, где расплескивались сотни фонтанов. Местами, я показывал фотографии, которые были на моем мобильном телефоне.

- Это твои друзья? – спросила Настя.

- Да, они и есть. Слева - это Назар, после него иду я. Затем, посередине – Лейла. Тот, который кучерявый - это Ахмед. И самый крайний - это Мекан.

- Созваниваешься с ними?

- Разумеется. Созваниваемся и переписываемся.

- Наверно, скучаешь без них. Хочется обратно на родину?

- Конечно скучаю, но домой полечу только летом.

- Я тоже скучала по началу, но потом привыкаешь, как нестранно. Однажды в детстве, мои родители улетели на целый месяц. Они оставили меня у моей бабушки. Мне было невыносимо скучно и одиноко. – сказала Настя, подойдя к окну. – Видишь, вон тот высокий холм? – спросила она.

- Да, вижу.

- За ним находится озеро. В детстве, когда мне было грустно и одиноко, я ходила к его берегу и бросала камни, загадывая при этом одно желание. А зимой, когда озеро заледеневало, я становилась прямо посередине и представляла, как хожу по воде, где на дне томились мои брошенные камни. Получалось, что я навещала свои летние мечты и желания. Наверно глупо, не так ли? – спросила она.

- Нет, наоборот мило и интересно.

Мы общались до самого ужина, но как оказалось, это был ее последний день пребывания в больнице.

- Настя – обратилась к ней медсестра. – Пожалуйста, пройди в палату.

Она улыбнулась и сказала мне:

- Еще увидимся Мурад Курбанович – и прошла в свою палату.

Было время ужина, но мне ни чуточку не хотелось кушать. Я прошел в свою палату, где застал уснувшего и храпевшего в три такта Александра Семеновича. Я приляг на свою кровать и задумчиво всматривался в потолок. Не помню, о чем тогда я думал. Быть может, был рад знакомству с Настей, не знаю. С этими мыслями, я проспал время ужина, где мог бы в последний раз увидеть Настю. Все с кем я знакомился в этой сырой больнице, скоротечно покидали ее. Ну, ничего – проговорил я про себя и лег спать дальше.

День шестой.

Человек существо разумное. Разум, только эта черта разделяет их от животных и растений. Всё что имеет начало – имеет свой конец. Пожалуй, тогда именно эту цитату восемнадцатилетний паренек внёс в свою жизненную тетрадку. Хотя начало и конец понятие субъективное, но все же они ясно дают понять, что есть конец всему, главное чтобы оно имело начало. Порою самое главное в твоей жизни становится бессмысленным и никчемным. Все твои желания и помыслы в один короткий миг привстают ложными и пустыми. Ты больше не находишь в них былого азарта, не говоря уже о былом детском порыве. Стоит пролиться ливню, и он покажет тебе всю грязь, таившуюся меж трещин твоей жизненной дороги. Эта грязь и есть правда, она и есть горечь и только тебе решать, смириться и дальше ступать по этой дороге или же сойти с нее. Но вопрос заключается в другом – уверен ли ты, что выбранная (другая) дорога без трещин и грязи?

Встал я в девятом часу утра. Всё было на своих местах. Везде присутствовала обыденная статика, за исключением одного – пропал храп. Во мне играли смешанные чувства, то ли радость, то ли боязнь чего-то нового. Еле встав со своей кровати, я подошел к кровати Александра Семеновича, который лежал спокойно и неподвижно. Я подошел еще чуть ближе, чтобы взглянуть всё ли хорошо с ним, но вдруг, понял – что он умер. Он не дышал, не двигался, не открывал своих глаз. Он не двигал свои седые брови. На один короткий миг я замер. Я не знал, что делать. Не знал, как реагировать на всё произошедшее.

Я помню лишь, как выбежал в коридор и начал звать на помощь. Я надеялся на то, что еще не все потеряно, но, увы, всему есть конец. Пока санитары вместе с медсестрами перекладывали тело Александра Семеновича на носилки, я стоял в другом конце коридора. Не помню, о чем думал тогда, но знал, что мне пора выписываться с этой больницы. Прошел час и ко мне подошла медсестра:

- Если хочешь, ты можешь пройти в свою палату. Не бойся, такое иногда случается – проговорила она с шепотом.

Я и не боялся. На самом деле тут было нечего бояться. Мне попросту не хотелось ни с кем разговаривать. Я прошел в кабинет заведующего отделения, где дожидался ее целый час, пока она обходила больных.

- Пожалуйста, выпишите меня.

- Хорошо – сказала она, опустив свои ярко накрашенные ресницы.

С унылым и падшим до плинтуса настроением я вышел из ее кабинета, и направился в свою палату, где начал собирать вещи. Четыре пустые кровати полностью омрачали и без того до боли тошную и серую палату. Одевшись потеплее, и накинув рюкзак на плечо, я прошел в процедурную, где поблагодарил всех за оказанные мне услуги. Я в последний раз ступил на скрипучий пол этого скучного коридора. Дойдя до середины коридора, я остановился, чтобы в последний раз посмотреть в окно, где внизу на игровой площадке дети лепили снеговика. Застыв на месте, я от уныния тяжело выдохнул и увидел на стекле надпись:

- Пока!

И все же она прочла – подумал я про себя. Мне было до того тошно и грустно, что не хотелось возвращаться в общежитие. Я бы просто не вынес атмосферу четырех стен.

Я шел по белоснежным сугробам январского утра, размышляя о ценности человеческой жизни. Как оказалось, жизнь, не спрашивая тебя, забирает твоих близких, знакомых, друзей. В большинстве случаев она делает это молча, и именно в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Забавно, сначала она подбрасывает их, затем ничего не сказав забирает, будто все так и должно быть. Наверное, в данной ситуации самое сложное это сначала принять и затем смириться с этим. В глубине души ты понимаешь, что нужно было ценить человека, радоваться каждой прожитой минуте рядом с ним. Ведь порой они исчезают, что даже не успеваешь проститься с ними. И только сейчас осознаешь, что всегда нужно говорить (именно сейчас, именно в этом месте) то, что не отважился прежде. Нужно действовать, а самое главное быть всегда рядом - на расстоянии вытянутой руки. Кто знает, возможно, завтра этого человека не станет.

Медленными шагами я шел вдоль главной дороги, которая прямиком вела в мое общежитие. Ни капли смирения, но жизнь должна продолжиться в своей обычной манере. Я вспомнил Настю, вернее то, что она говорила мне. Свернув направо от кинотеатра, я направился к заледеневшему озеру, где простоял около двух часов. Я встал прямо посередине озера и начал засматриваться вдаль, где от высокой трубы местной котельной к небу струился завораживающий седой пар.

Не помню, о чем тогда думал тот восемнадцатилетний паренек. Помню лишь, как он названивал себе на родину, чтобы услышать голоса своих близких и родных. Ему хотелось удостовериться и успокоиться, что все живы и здоровы.

В один короткий миг тебя бросает в дрожь от твоих прежних мыслей и негодований. Я и представить не мог, что стану скучать по некогда раздражавшему меня храпу.

Я не стал загадывать желание, да и что тут загадывать? Я лишь пообещал одно - не дочитывать концовку Тургенева, Записки охотника. Пообещал, что в следующей жизни прочтем ее вместе, с Семеновичем.