Глава двадцать третья. Женщина лет пятидесяти, с простым круглым лицом, растерянная и бледная, шевелила губами на экране, а Миша в это время лихорадочно искал пульт от телевизора

Ключ

Женщина лет пятидесяти, с простым круглым лицом, растерянная и бледная, шевелила губами на экране, а Миша в это время лихорадочно искал пульт от телевизора. Потому что в руках женщина держала фотографию Сэма в школьном костюме, с лентой «Выпускник» через плечо. Она говорила и вытирала слезы, а пульт лежал под рукой спящей Леры, и когда Миша его нашел – изображение женщины пропало…

Зато на все поле экрана открылась фотография Сэма, и внизу побежали титры: «Пропал человек. Сторожев Егор Дмитриевич, 1992 года рождения, место проживания – Малоярославец Калужской области, шестого июня 2010 года ушел из дома и не вернулся…»

Дико визжал ветер в щелях оконных рам. Миша обмотал лицо шарфом, крепко запер дверь и вышел на улицу – туда, где падали от ветра деревья и рекламные щиты, где висели над городом, как дирижабли, сотни тысяч пластиковых пакетов.

* * *

– Егор! – закричала я. – Егор!

…Мальчик катился на велосипеде через лес. Переднее колесо налетело на корень. Мальчик перелетел через руль и приземлился на гору прошлогодней хвои.

Беги, Егор, они пришли за тобой.

Лучи вечернего солнца простреливали лес наискосок. Пятна света дрожали на красных сосновых стволах. Мальчик сел, потирая колено, вытряхивая сосновые иголки из волос. В это время старые листья, хвоя, чешуйки сухой коры вдруг сами собой поползли вдоль тропинки, будто спасаясь от неведомой жути.

Конечно, это был просто ветер.

Он обернулся, почуяв взгляд. Ничего не увидел, кроме стволов, листьев, солнечных пятен. Но страх уже вошел в лес и с каждой секундой становился ближе.

Егор вскочил и подхватил велосипед. Переднее колесо сильно погнулось, выдав «восьмерку». Тогда Егор бросил велосипед и бросился бежать по тропинке.

Беги, Егор.

Он понимал, что видит кошмар, и на бегу пытался проснуться. Впереди показался просвет – бензоколонка на выезде из леса, там люди, музыка из радиоприемника, громкие разговоры, смех…

«Велосипед нашли в лесу. Волонтеры обшарили все: овраги, стройки, дачные участки поблизости. Перетряхнули больницы… и морги. На каждом столбе висел его портрет. И ничего. Уже почти четыре года прошло…»

– Егор! – кричала я.

Он повернул голову.

Все его лицо изменилось, исказился рот, будто накануне апоплексического удара. Он зашатался; в его глазах насмерть сцепились двое – колдун, повелевающий древними силами, и мальчик, у которого насильно отняли память, волю, судьбу. Губы еще шевелились: «Снимаю печать и открываю запертое… Повинуется всякий, кого коснусь и кого призову…»

Он зубами захватил нижнюю губу. Прикусил. Сплюнул под ноги красный комочек слюны. Глаза казались совсем безумными.

– Повинуется всякий… – прохрипел, тяжело дыша, и сразу, без перехода, звонко выкрикнул: – а вот хрен тебе, ублюдок! Пошел ты!

Затряслись и замигали аварийные лампы. Сэм зашатался и упал на колени, ладонью зажимая себе рот. Я бросилась к нему и крепко прижала к себе.

– Как же так? – спросил он очень жалобно, как ребенок.

Дрожали стены. Нарастал ближний гул и далекий свист.

Где-то в Лондоне, в своей бесконечной квартире, метался колдун и крошил молотком пластиковую куклу. Но его власть над Егором закончилась, и мой мальчик только рефлекторно вздрагивал от этих ударов, а я сколько угодно могла обнимать, плакать, гладить растрепанные волосы и небритую щеку и больше ничего не бояться. Вообще ничего.

– Даша!

Пипл и Гриша подняли с пола Инструктора. Он пришел в себя, глаза лихорадочно блестели:

– Уходите быстро, равновесие нарушено, разгерметизация заканчивается, сейчас здесь будет много Теней. Я их встречу… насколько меня хватит… Гриша, рамку!

– Не могу, – Гриша развел руками. Пипл закашлялся, прижимая ладонь ко рту: его мучил новый приступ рвоты.

– Почему?! – кричала Лиза. – Мы же его остановили! Он не успел открыть, мы победили! Почему все продолжается?!

Миша стоял в стороне, как будто происходящее его не касалось.

Не выпуская руки Егора, я оглянулась на портал.

Он расползался, как клякса. Он делался больше и шире, и потустороннее липкое тесто готово было хлынуть – и затопить подземелье, сожрать Главное здание, накрыть город, растечься по миру…

– Папа?

* * *

Помню, как отвратительно трещало стекло и зависали, разлетаясь, осколки. Я летела спиной вперед, страшно долго летела. А потом погрузилась в темноту и лед.

«Это закрытый кластер твоей памяти! Ты забудешь сказанное и вспомнишь, когда придет время!»

Луч света резко высветил его лицо – нависшее надо мной лицо моего отца.

«Зло много лет искало тебя, но не могло найти, потому что я тебя спрятал. Зло хотело убить тебя, но я тебя сберег. Ты ключ. Сделай, что должно».

Осколки собрались воедино, сложились части головоломки. Ничего случайного. Все, что я узнала на протяжении жизни и особенно в последние несколько дней, – все имело значение.

«Эта вещь по сути своей – ключ».

«Ты ключ. Не амулет, не заклинание, – ты».

«Сделай, что должно».

Лиза и Гриша спорили, кто останется прикрывать, и готовы были броситься друг на друга с кулаками. Пипл зажимал нос рукой. Миша стоял, сцепив пальцы, смотрел, как Егор меня обнимает. И мне вдруг стало весело – легко и спокойно на душе, потому что человек, осознавший предназначение, счастлив в своей гармонии.

– Я знаю, как это закончить.

Я говорила тихо, но так уверенно и внятно, что меня расслышали сквозь гул, крики и грохот. И посмотрели на меня с каким-то новым выражением, все, даже Инструктор.

– Портал открывается. Но его еще можно запереть. Ключом.

Я запнулась и поняла, что дальше объяснять ничего не буду. Во-первых, нет времени. А во-вторых…

– Что ты задумала? – быстро спросил Инструктор. И сразу, без предисловия: – Пипл, Гриша, Лиза, держите ее! Она…

Я выпустила руку Егора – это было самое сложное. До портала было всего десять шагов, но мне показалось – целая взлетная полоса. Я бегу по ней, как самолет, который готовится взлететь в последний раз. Разгоняюсь… набираю воздух… Ускользаю от своего страха, который летит за мной, хочет догнать, накрыть…

И в последние секунды страх меня настигает. Я осознаю, что делаю, изо всех сил пытаюсь затормозить, потому что я не заслужила такой жуткой судьбы. Почему именно я, в чем я провинилась? Почему это случилось со мной?!

Но законы инерции неодолимы даже для самого страшного страха. Я разогналась – и не могла затормозить, и я влетела в портал, туда, куда улетали Тени, в бездну, в чужую темноту и холод, в липкие дрожжевые объятия.

* * *

…Все болит, все черно, и нет впереди ничего, кроме смерти. Я падаю вниз, бьюсь о воду, я тону, со дна поднимаются мне навстречу бетонные развалины прежнего моста… Нет, это развалины погибшего мира. Вокруг плавают, как утопленники, тела без лиц, я вижу сквозь мутную воду – на каждом арматурном обломке, на каждом железном штыре насажен пупс беби-борн, голый и без лица.

Я погружаюсь в темноту и лед. Я погружаюсь в депрессию и безумие.

– Ты забудешь, что я тебе сказал, – звучит в ушах голос моего отца. – Но когда надо будет – вспомнишь. Мне запрещено находиться в вашей вселенной. Я нарушил запрет один раз – ради твоей матери и ради тебя. Дарья! Ты – подарок этому миру…

Я вижу: на ладони отца лежит амулет, серебряная фигурка.

– Я могу помочь тебе, – говорит отец, – только на грани жизни и смерти. Иди на свет!

Амулет смывает течением – и он медленно погружается, тонет, уходит в глубину. Мне бы рваться наверх, но я ныряю за его теплым свечением, так глубоко, что закладывает уши, вода наваливается все тяжелее, я тянусь рукой – и не могу схватить…

А потом хватаю. Тонкая цепочка зажата у меня между пальцами. Серебряный глаз смотрит удивленно и весело и вдруг подмигивает…

И появляется солнце.

* * *

Нащупав ногами илистое дно, я выбралась на берег – мокрая, в облипшей одежде – и свалилась на жесткую траву у моста. Руки были перепачканы травой и глиной. Из правого кулака свисала цепочка. Я долго не решалась разжать ладонь – вдруг там ничего нет и я снова провалюсь в кошмары?

Но он был здесь. Перепачканный тиной, но от этого не менее светлый, веселый серебряный глаз – амулет.

– Папа, спасибо…

Я приподнялась на локтях. Села и огляделась. След взбаламученной тины отмечал мою дорогу из реки. Поверхность казалась спокойной, только водовороты вертелись, как черные грампластинки, утягивали на дно щепки и мелкий плавучий мусор.

Это было то самое место – и за десять прошедших лет оно совершенно не изменилось. Все так же покачивался камыш на противоположном берегу, все так же скользили у берега водомерки…

– Папа?

Никого не было рядом, ни одной живой души – до того момента, как у въезда на мост остановились белые «Жигули» и мужичок в рабочей спецовке поглядел на меня сверху со страхом:

– Эй, ты как? Подвезти, может, помочь?

Я замотала головой и рассмеялась. Он решил, наверное, что я сумасшедшая.

* * *

Мой телефон утонул, денег не было, между мной и Москвой лежали тысячи километров. Бегом, высыхая и согреваясь на ходу, я добралась до поселка и почти сразу отыскала почту.

– Мне позвонить, пожалуйста!

Тетушка за стойкой поглядела на меня, как на привидение. Больше на почте никого не было – пахло сургучом, клеем и резиной, потому что кроме конвертов и открыток здесь продавались калоши, пластиковые лейки и другие предметы первой необходимости.

– Мне надо позвонить в Москву! У вас есть междугородняя связь?

– Первая кабинка, – сказала тетушка. Здешним кабинкам было не меньше полувека – деревянные, потемневшие от времени, с огромными железными таксофонами внутри.

Я закрыла за собой скрипучую дверь и на память набрала последовательность цифр. И пошел вызов; ниточка протянулась по зарытым в землю кабелям и сквозь околоземное пространство, от спутника к спутнику на орбите, протянулась к городу, о котором я не знала точно, жив он или уже нет…

– Алло? – закричал знакомый голос, кажется, совсем рядом. – Кто это? Кто звонит?!

– Я люблю тебя, Егор, – сказала я в тяжелую старинную трубку.

Почтальонша, конечно, подслушивала под дверью. Появление насквозь вымокшей девушки, желающей позвонить в Москву, обещало незабываемое реалити-шоу. «Я люблю тебя, Егор», – услышала почтальонша и, будучи человеком добросердечным и сентиментальным, с трепещущим сердцем приготовилась слушать дальше.

Но в будке стояла тишина. Никто больше не признавался в любви, не всхлипывал и даже не дышал. Встревожившись, почтальонша просунула нос в приоткрытую дверь…

Трубка висела на проводе, еле слышно попискивая гудками, а на темной деревянной стене таял рисунок, нанесенный серебристой краской из баллончика. Почтальонша хотела возмутиться, но рисунок тут же исчез, не оставив по себе даже следа.

* * *

В подземелье холодало с каждой секундой, но это был обыкновенный мороз, чистый. Это был холод зимы и снега, Нового года, лыжни и катка. Грязные потеки на стенах сменялись праздничными зимними блестками. Там, где был портал, сияла инеем нетронутая гладкая стена.

Егор целовал меня и пытался согреть дыханием:

– Тебе нельзя… мокрая одежда… пневмония…

Инструктор молча бросил нам ватники – и Егору, и мне. Пипл стоял, запрокинув голову, глубоко дыша, с лицом отрешенно-счастливым. Лиза замерла, уткнувшись в Гришино плечо. Слова потеряли смысл – минут на пятнадцать как минимум.

Леша сидел на стуле Инструктора, разглядывая ладони. Зрение возвращалось к нему постепенно, и он казался гораздо более растерянным, чем раньше, во время смертельной опасности.

Хранители поднимались с пола, подслеповато оглядывались, опираясь друг на друга, брели к своим местам. Инструктор, хлопоча, подкладывал под развалившийся стол кирпичи вместо ножек, пробовал, надежны ли древние табуреты, торопливо собирал костяшки домино. Многие были испорчены, оплавлены, некоторые раскололись пополам.

– Сойдет, – сказал Дядя Толя, разглядывая расколотую костяшку. – Мы люди бывалые, что нам… Сойдет!

Инструктор поменял лампочку, свисающую с витого шнура над столом, и хранители неторопливо разложили на столе костяшки.

– Я вам другие принесу, – вырвалось у меня. – Я принесу вам новое домино, гораздо лучше этого!

Они повернули головы совершенно синхронно, как один человек, и посмотрели с недоверием.

– А хотите, я принесу вам… «Монополию»? Или другую настольную игру? – сама не знаю, кто меня тянул за язык, просто хотелось сделать трем этим существам что-нибудь приятное. – Игр сейчас много… Хотите «Каркассон»? «Зельеварение» или «Мафию»?

Все трое одновременно улыбнулись. Улыбки были разные: Серго улыбался застенчиво, Иван Иванович – сдержанно, Дядя Толя – широко и искренне.

– Спасибо, деточка, – сказал Дядя Толя. – Нам так привычнее. А ты все равно приноси, приноси, когда будет время. Посмотрим, что у вас за монополия с мафией нынче…

И, одновременно кивнув, все трое вернулись к игре.

* * *

– Ты изменила будущее, – сказал Леша.

Рядом стоял Инструктор и глядел очень внимательно.

– Никто изнутри системы не способен менять будущее, – сказал Леша твердо. – Я видел, как развалился университет, как рухнул купол, как погибли десятки тысяч людей! Миллионы! Я видел, как город был стерт с лица земли и Тени захватили все. Я видел правду, я всегда так вижу. А ты… не из нашего мира, Даша.

Я вопросительно глянула на Инструктора.

– Что он еще сказал? – спросил тот вполголоса, и я почему-то сразу догадалась, кого он имеет в виду.

– Отец? Он сказал… «Ты подарок этому миру».

Инструктор чуть усмехнулся. Кивнул, хлопнул меня по плечу и зашагал к столу, где играли хранители.

– И что это значит? – спросила я у Леши.

– Ты подкидыш. По отцу – не человек. Или человек из другой… системы координат.

– Круто, – сказала я. – Но… вы же все равно будете со мной дружить, правда?

И Леша обнял меня так крепко, что удостоился ревнивого взгляда от Егора.

* * *

В темном коридоре подземелья я догнала Мишу. Он по-прежнему держался так, будто происходящее его не касается.

– Спасибо, – сказала я. – Ты спас весь мир.

Он кивнул, как будто я поблагодарила его за чашечку кофе.

– Как ты узнал про Сэма… то есть про Егора?

В двух словах он рассказал мне о том, что случилось, пока мы с Гришей сидели в подземной тюрьме, и закончил так:

– Ничего случайного не бывает. Я узнал то, что должен был узнать, в нужное время.

– Но ты сам принял решение.

– У меня не было выбора.

– Был. Ты мог бы спокойно сидеть дома…

Закурлыкал Мишин телефон. Он сразу же ответил на вызов:

– Лера? Как ты себя чувствуешь? Ну, не обижайся, я вышел ненадолго… да не бросил, сейчас вернусь! Хорошо, куплю… хорошо, принесу… Да, очень быстро…

Он виновато улыбнулся, встретившись со мной взглядом:

– Ты ведь тоже могла не спасать Леру. Бросила бы в портал… или как вы эту штуку называете. Но ты ее спасла…

Еще секунда – и я бы ляпнула: «Ты же не будешь меня за это ругать?» Я бы язык себе отгрызла после такого! Хорошо, что со временем у меня все лучше получается ловить глупости прежде, чем они слетают с языка.

– Я останусь с ней, – сказал Миша.

«Но ты же ее не любишь», – молча подумала я.

– Я за нее отвечаю, – сказал он очень серьезно. – Не могу сейчас бросить. После всего, что было. Может, чуть позже, потом…

Я была многим ему обязана и как честный товарищ должна была в этот момент сказать: Миша, не будет никаких «потом», не обманывайся! Не делай несчастным себя и не мучай ее! Но честный товарищ во мне съежился, как озябший мышонок, и я малодушно смолчала.

* * *

Ярко-синяя «Шкода» Лизы, со слегка оцарапанным боком, катила по грунтовой дороге в Калужской области.

Женщина убирала в палисаднике: сгребала сухую траву легкими граблями, разрыхляла клумбу. Низкий забор, давно не крашенный, покосился, маленький дом давно требовал ремонта, колеи в желтой глине заросли сорняками. Маленькие желтые астры, почти задушенные пыреем, проглядывали в щели забора. Женщина, не поднимая головы, механически водила граблями, не обращая внимания на синюю машину, которая тем временем подъехала совсем близко.

Машина остановилась. Женщина глянула мельком и продолжила свою работу. За последние несколько лет она резко постарела, похудела, на подбородке появились складки, глаза под цветастым рабочим платком смотрели только вниз.

Глядя на нее из окна машины, Егор не двигался с места. Его руки лежали на коленях, и пальцы судорожно вцепились в плотную джинсовую ткань.

– Ну иди, – сказала Лиза.

Егор глубоко вдохнул. Распахнул дверцу машины. Я сидела на заднем сиденье, между Пиплом и Гришей, и видела все через ветровое стекло – до последней крохотной детали.

Егор зашагал по дороге к дому – сперва медленно, потом все ускоряя шаг. Женщина равнодушно скользнула по нему взглядом. Склонилась. Медленно выпрямилась. Поглядела еще раз, нервным движением убрала выбившиеся из-под платка волосы…

Он уже бежал. Женщина выронила грабли, шагнула к калитке:

– Егор?!

Он несся изо всех сил. Он так не бегал, наверное, никогда в жизни.

– Егор!

Калитка хлопнула о забор и закачалась на одной петле. Женщина повисла на руках своего сына, обхватила за широкие плечи, обняла, как делала сотни раз во сне – чтобы потом проснуться и осознать неизбежное…

Только на этот раз сон был явью.

Эпилог

– Ты не поверишь, – сказала мама и разрыдалась.

Я торопилась на презентацию Лешиной книги, металась и опаздывала, но, услышав ее плач в телефонной трубке, замерла на месте:

– Что случилось?!

– Мне прислали… официальное уведомление. Он действительно работал в лаборатории спецслужбы, погиб при исполнении… Мне ничего не сообщили, у них секретность, и мы ведь не были расписаны официально…

Она плакала навзрыд, но в ее слезах звучало куда больше просветления, чем горя.

– Твой отец! Он нас не бросал! Понимаешь?! Ты была права…

– Мама, – сказала я, – мне приехать?

– Приезжай на выходные…

– Обязательно!

Я долго стояла, глядя в окно, стиснув пальцы на амулете. «Мне запрещено находиться в вашей вселенной. Я нарушил запрет один раз – ради твоей матери и ради тебя. Дарья! Ты – подарок этому миру…» Я повторяла эти слова так часто, что они стерлись и перестали казаться дикими. Часть ли это моего бреда? Но тогда и амулет, и колдун, и все, что случилось с Егором, – тоже часть бреда, а это значит…

Грянул телефон.

– Дарья! – рявкнула Лиза в трубку. – Тут полный магазин народа, Леша не хочет начинать без тебя, ты сдурела?!

– Иду! Скажи ему, я иду, пусть только начинает, я уже лечу…

Я выскочила из общаги, как скипидаром намазанная. Настя и Павлик целовались у крыльца, не обращая внимания ни на кого. На следующую пятницу у них была назначена свадьба.

К счастью, мне удалось догнать отъезжающую маршрутку. Лишь бы пробки не было – тогда я не так сильно опоздаю…

Блестели на солнце заново вставленные окна. Пестрели рекламные щиты. Там, где еще недавно лежали поваленные деревья, росли теперь новые саженцы и зеленела трава. Город восстал, как феникс, из бетонной пыли и смятых железных обломков.

У входа в книжный стояли люди, я заметила в руках у них знакомые книги с отвратительным зомби на обложке. Егор уже ждал меня и замахал руками, как впередсмотрящий. С трудом я протиснулась внутрь, глотнула кондиционированного прохладного воздуха и увидела Лешу, восседающего за столом перед микрофоном:

– Что касается метаболизма зомби, то тут разные исследователи придерживаются весьма оригинальных концепций…

Он увидел меня в толпе и явно обрадовался. А уже через несколько минут к столу его выстроилась очередь – с книгами на подпись.

– Подпиши для Павла и Насти, – попросила я. – «В радостный день свадьбы, на счастье».

Леша скользнул взглядом по обложке, на которой голый зомби мужского пола имел виды на чуть менее голую живую брюнетку.

– Ты уверена? – спросил по обыкновению кротко.

Я кивнула.

Пипл подписал пять книжек – для племянников. Лиза и Гриша подписали себе по экземпляру, и еще четыре Леша отложил для Инструктора и хранителей.

– А они читать не будут, – сказала Лиза.

– Инструктор им вслух прочитает, – заверил Гриша.

– Тогда они разбегутся, – очень тихо предположил Пипл.

– Блин, у меня рука уже онемела, – Леша окинул взглядом очередь, которая укорачивалась очень медленно.

– Радуйся, автор! – Гриша хлопнул его по плечу, и Леша снова взялся за работу. Лиза, Гриша и Пипл стояли рядом, причастные к его успеху, сияющие и гордые.

Я отвела Егора в сторонку и рассказала о том, что сообщила мне по телефону мама.

– И что это значит? – Егор похудел в последние недели, устал и выглядел потерянным.

– Что угодно, кроме правды. Мой отец не погиб, – я коснулась рукой амулета.

– А как насчет…

– Никак. Новостей нет.

Егор понурился.

За последний месяц Леша взломал систему Скотленд-Ярда, покопался в закромах Британской секретной службы, получил доступ к списку владельцев недвижимости в Лондоне и проник во множество тайных и полузакрытых информационных баз. В процессе он нарыл столько коммерческих тайн и юридических секретов, что мог бы на продаже заработать миллионы, – но не нашел ни единого упоминания о бизнесмене Александре Волкове.

Но кто похитил подростка Егора Сторожева, кто изменил его память и подсадил фальшивую личность, кто сделал живого хорошего человека послушной куклой, сломал ему жизнь и чуть не убил? С кем я говорила в роскошных апартаментах? Кто врал мне про моего отца… Явно врал, я ведь не поверила ни одному слову.

От автографов Леша перешел к позированию. Благодарные читатели – в основном девушки и мальчишки – радостно снимались вместе с ним на фоне плаката с обложкой.

– Забудь о нем, Егор, – сказала я. – Ты победил.

Он кивнул, но глаза оставались грустными. Тогда я обняла его за плечи…

Гриша по-хулигански заснял нас в этот момент и потом скинул фотку на «Фейсбук».

* * *

Что я знаю о колдуне, кроме того, что он сам мне рассказал?

Ничего.

Я слишком мало знаю, и некому подсказать.

Кто на самом деле мой отец? Откуда пришел и куда подевался? И почему я так важна, почему я – «подарок»?

Иногда, просыпаясь ночью, я подолгу смотрю в темноту. Мне мерещится чужой взгляд, невидимый и пристальный. Но Егор начинает ворочаться во сне, крепче обнимает меня – и я чувствую себя защищенной.