Мышление и речь

Мышление и речь – одна из сложнейших проблем не только психологии речи, но и психического развития в целом, и прежде всего – сознания и мышления в процессе онтогенеза и филогенеза. И поэтому огромное значение приобретают не только более полное изучение и повышенное внимание к наследию ее познания, но и более активные и решительные поиски нового, конструирование новых позиций.

Огромную роль в развитии отечественной психологии речи сыграл Л.С. Выготский. Уже более полувека прошло со времени первого издания его фундаментальною труда «Мышление и речь», однако в разработке обозначенной в названии книги проблемы современная российская наука продолжает двигаться в основном направлении, заданном выдающимся ученым.

Сам Выготский считал свою работу лишь первым шагом, предварительным обобщением десятилетней работы – своей и своих единомышленников – в исследовании вопросов речевого мышления. «Мы, – писал он в предисловии, – отлично сознаем все неизбежное несовершенство того первого шага в новом направлении, которое мы пытались сделать в настоящей работе, но видим оправдание его в том, что он, по нашему убеждению, продвигает нас вперед в исследовании мышления и речи по сравнению с тем состоянием этой проблемы, которое сложилось в психологии к моменту начала работы». Скромность не позволила исследователю оценить сделанное им по достоинству. А сделано было главное – была создана научная модель формирования и понимания речевого высказывания.

«Речевое мышление предстало нам как сложное динамическое целое, в котором отношение между мыслью и словом обнаружилось как движение через целый ряд внутренних планов, как переход от одного плана к другому. Мы вели наш анализ от самого внешнего к самому внутреннему. В живой драме речевого мышления движение идет обратным путем – от мотива, порождающего какую-то мысль, к опосредствованию ее во внутреннем слове, затем – в значениях внешних слов и, наконец, в слова». В приведенной цитате Выготским сжато сформулирована концепция, которая в течение нескольких десятилетий активно разрабатывалась и нахо-. дила отражения в многочисленных статьях, монографиях и учебниках, написанных его учениками и последователями. Эта концепция легла в основу теории речевой деятельности – молодой, интенсивно развивающейся ныне отрасли знаний. В психолингвистике возникла «школа Выготского», которая в первые два десятилетия своего существования почти полностью определяла существо и направление становления этой науки. Но наука не стоит на месте. Идет накопление фактов и знаний.

Известна необыкновенная интенсивность научного творчества Л.С. Выготского. За десять лет работы он сумел создать фундаментальные концепции практически всех основных разделов психологии. Ученый спешил оформить стремительно возникающие в его сознании идеи в слова. Большинство из них он облекал в четкие дефиниции, многие – выражал в метафорической образной форме. Некоторые мысли он успел лишь наметить, предполагая развить их в будущих своих трудах. Смерть застигла исследователя в полете. Не успел он многое и в проблеме «мышление и речь», о чем говорил сам. И несмотря на то, что многие из цитат и положений его, ставшего знаменитым, труда переходили из работы в работу его последователей и учеников, став христоматийным явлением, развитие знаний в сфере психологии выявляло неточности и некоторые противоречия, часто не замечаемые под давлением авторитета. И заложенная как особая в психологии проблема – «мышление и речь» – продолжала не только оставаться в числе наиболее актуальных, но и требовала дальнейших разработок, уточнений в ее решениях, снятия противоречий, выхода в новые пространства.

Бурное развитие теории речевой деятельности привело к появлению в пространстве отечественной психолингвистики другой школы, которая образовалась из небольшого поначалу числа учеников другого талантливого нашего психолога – Николая Ивановича Жинкина. «Школа Жинкина» развивалась не в оппозиции к направлению, заданному «школой Выготского». Однако труды ученых, в нее вошедших (и прежде всего работы самого Жинкина), открыли научные пространства, до которых не успел добраться «Моцарт психологии».

Результаты исследований «школы Жинкина» – И.Н. Горелова, И.А. Зимней, А.И. Новикова, Е.И. Исениной, Б.В. Якушина и др. – не просто дополнили наши представления о процессах порождения и понимания речи, но и существенно видоизменили модель, созданную Л.С. Выготским. На фоне новых данных, введенных в современную теорию речевой деятельности, некоторые цитаты из книги «Мышление и речь», ставшие привычным аксессуаром работ психологов и лингвистов, выглядят неточными и противоречивыми. Между тем сам Выготский в этом нисколько не повинен. Как мы попытаемся показать в ходе последующих рассуждений, именно в его работах исследователя содержатся зерна будущей концепции Жинкина.

Прежде всего, обратимся к формулировке, четырежды повторенной на страницах «Мышления и речи» и повторяющейся в многочисленных работах исследователей школы Выготского: «Мысль не выражается в слове, но совершается в слове». Приведенное высказывание по своему содержанию противоречит другим положениям книги. И в самом деле, если «внешняя речь есть превращение мысли в слова», то почему в речевой деятельности «мысль совершается в слове»? Еще очевиднее это противоречие проступает в трудах учеников Выготского. Так, А. Р. Лурия, приведя интересующую нас цитату, абзацем ниже пишет: «То, что человек хочет сформулировать в своем высказывании, ему самому уже известно. Вопрос заключается только в том, как сформулировать это высказывание, как превратить первичный субъективный смысл в развернутую и понятную для всех систему речевых значений». Еще раньше другой видный отечественный психолог С.Л. Рубинштейн пытался снять указанное противоречие осторожным уточнением: «(...) в речи мы формулируем мысль, но, формулируя ее, мы сплошь и рядом ее формируем».

Так формируем или формулируем? Это, как говорится, две разные вещи. Не снятое по сю пору противоречие просачивается на страницы современных авторитетнейших монографий. К примеру, Е.С. Кубрякова, давая обширный обзор точек зрения по проблемам порождения речи, заявляет:

«Готовой» мысли до ее вербализации не существует». Иными словами, мысли готовой не существует до начала вербализации, и говорящий не знает, о чем он будет говорить до тех пор, пока не заговорит. Здравый смысл протестует против такого утверждения.

Внимательное чтение книги Л.С. Выготского позволяет увидеть в ней суждение, противоречащее приведенному выше утверждению. «Мысль, – пишет ученый, – имеет свое особое строение и течение, переход от которого к строению и течению речи представляет большие трудности». А несколько раньше читаем: «Единицы мысли и единицы речи не совпадают».

Выготский считал, что мысль имеет свою грамматику, отличную от грамматики слов. Движение во внутренней речи от мысли к слову представлялось ему как «превращение грамматики мысли в грамматику слов». В книге есть образное и глубоко содержательное изображение процесса перехода мысли в слова: «Мысль можно было бы сравнить с нависшим облаком, которое проливается дождем слов». Продолжим рассуждения ученого. Да, действительно, мысль присутствует в сознании говорящего человека до того, как начнется процесс вербализации. И воплощается она в особом знаковом материале, отличном от словесного языка. Что же это за особый язык мысли?

Ответ на этот вопрос Л.С. Выготский дать не успел. Его дал Н.И. Жин-кин^ выдвинувший гипотезу о невербальном языке интеллекта – универсально-предметного кода (УПК). «Мышление, – писал исследователь, – не на каком-то национальном языке, а на особом языке, вырабатываемом каждым мыслящим человеком».

УПК – это как раз та форма существования мысли, о которой писал Выготский. Это та туча, которая проливается дождем слов. Это особый язык, который, по словам Жинкина, «может быть охарактеризован некоторыми общими чертами. Во-первых, это код непроизносимый, в нем отсутствуют материальные признаки слов натурального языка. Здесь нет последовательности знаков, а есть изображения, которые могут образовать цепь или какую-то группировку. Этот код отличается от всех других тем, что обозначаемое других языков в этом новом коде является вместе с тем и знаком. (...) Такой предметный код представляет собой универсальный язык, с которого возможны переводы на все другие языки».

Моделирование процесса порождения и понимания речи не может обойтись без представления об универсально-предметном коде. Именно в УПК происходит первичная запись смысла будущего высказывания. Дальнейшее формирование дискурса во внутренней речи, по Жинкину, протекает в виде перекодирования содержания с языка предметно-схемного на язык вербальный. И вот тут-то и происходит то, о чем так нарочито неточно и так образно писал Л.С. Выготский: мысль совершается, воплощается в слове. Но в слове происходит второе рождение мысли, однажды уже рожденной в ином знаковом воплощении – в знаках УПК. В слове мысль пере-воплощается.

Итак, совершившись в индивидуальном образном коде, мысль еще не обрела прав гражданства: она существует лишь для самого говорящего в виде «личностного смысла» (А.Н. Леонтьев). Чтобы стать фактом коммуникации, ей предстоит абстрагироваться от хозяина и объективироваться, стать чужим смыслом, т.е. значением. И это преобразование, перекодирование с одного языка на другой, Л.С. Выготский» как всегда, образно описал в своей книге: «(...) мысль и слово оказываются с самого начала вовсе не скроенными по одному образцу. В известном смысле можно сказать, что между ними существует скорее противоречие, чем согласованность. Речь по своему строению не представляет собой простого зеркального отражения строения мысли. Поэтому она не может надеваться на мысль как готовое платье. (...) Мысль, превращаясь в речь, перестраивается и видоизменяется».

В приведенной цитате есть предчувствие открытий отечественной психолингвистики, и прежде всего – концепции наиболее видного представителя школы Жинкина – И.Н. Горелова. На основе серии оригинальных экспериментов (описание которых читатель может найти в многочисленных книгах и статьях ученого). Горелов доказал факт существования в сознании языковой личности особого невербального базиса речи. Этот базис соотносим с тем, что Н.И. Жинкин назвал универсально-предметным кодом. Отличие состоит в том, что, по мнению Горелова, язык интеллекта имеет не столько образный, сколько жестово-изобразительный характер. Знаковый материал этого кода есть не что иное, как нейрофизиологические следы репрезентативно-двигательных коммуникативных способов передачи информации (жестового, мимического, интонационно-звукового и т.д.). В процессе же формирования высказывания «вербальная часть сообщения накладывается на предварительно выраженную невербальную систему коммуникации».

Концепция Жинкина-Горелова позволяет переосмыслить и представления, сложившиеся в школе Выготского, о формировании внутренней речи в онтогенезе. Речь идет о ставшем хрестоматийным учении об интериоризации эгоцентрической речи дошкольника. Как известно, основные положения о характере развития внутренней речи у человека ученый изложил в ходе критического анализа концепции Ж. Пиаже. Суть теории Выготского состоит в том, что эгоцентрическая речь маленького ребенка не исчезает, а превращается в речь внутреннюю. Схема становления внутренней речи выглядит так: «социальная речь – эгоцентрическая речь – внутренняя речь». Начальный этап появления внутренней речи следует отнести к 6–7-летнему возрасту, завершение ее формирования – к подростковому. Именно механизм внутренней речи должен, по мысли Л.С. Выготского, стать предпосылкой порождения и понимания внешней речи, «превращения мысли в слова» и «испарения речи в мысль».

Но если это так, то возникает вопрос: как можно объяснить общеизвестный факт того, что пассивная речь детей опережает по своему развитию их активную речь, т.е. дошкольники раньше начинают понимать речь, нежели сами ее продуцировать? Как происходит процесс понимания, если внутренняя речь у детей еще не только не сформирована, но отсутствует даже речь эгоцентрическая?

Противоречие исчезает если взглянуть на проблему с точки зрения теоретических положений концепции Жинкина-Горелова. Дело в том, что невербальный базис, о котором уже шла речь, эта первичная форма существования мысли появляется в языковом сознании ребенка задолго до овладения им языком как лексико-грамматической системой. Его возникновение также связано с интериоризацией, однако интериоризацией не словесной, а паралингвистической системы коммуникативных средств, при помощи которых ребенок первые два года главным образом объясняется с окружающими его людьми.

Хорошая иллюстрация приведенного утверждения – данные по развитию языковой личности слепоглухонемого ребенка. «Чрезвычайно важных в обучении слепоглухонемого ребенка, – писал в своем труде, обобщающее многолетний опыт работы, А.И.Мещеряков, – является овладение им средствами общения. Первыми специальными средствами общения для неге являются жесты. Жестами ребенок обозначает предметы, их функции, дей ствия, элементы поведения. (...) Следующий (за жестами) этап усвоенщ средств общения – формирование у ребенка словесной речи. Словесна» речь в дактильной форме является надстройкой над жестовой речью (выделено мной. – К.С.), возникает внутри нее как ее вариант, а в дальнейшее развивается в самостоятельную и доминирующую форму речи».

Данные, полностью подтверждающие справедливость теории Жинкина-Горелова, содержатся в работах известного специалиста по детской речи Е.И. Исениной. Обширный материал наблюдений за первыми коммуникациями младенцев позволил исследователю создать типологию первых невербальных знаковых проявлений человека – протознаков. Система протознаков образует протоязык, которым ребенок пользуется в своем общении с взрослыми первые два года жизни. С появлением словесного языка протоязык не исчезает, а интериоризуется, создавая основу для формирования функционального базиса речи, особого языка интеллекта – универсально-предметного кода.

Открытия, сделанные учеными школы Жинкина в области речевого онтогенеза, опять-таки аукаются с мыслями, которые Л.С. Выготский высказал в 30-е годы. Во-первых, «мышление и речь имеют различные генетические корни», во-вторых, «относительно сложный и богатый социальный контакт ребенка приводит к чрезвычайно раннему развитию «средств связи». Смех, лепет, показывание, жесты в первые месяцы жизни ребенка выступают в роли средств социального контакта в-третьих, «в развитии речи ребенка мы с несомненностью можем констатировать «доинтеллектуальную стадию», так же как и в развитии мышления – «доречевую стадию».

Настоящая короткая публикация не может и не ставит задач рассмотрения всех аспектов проблемы «язык и мышление» в свете достижений разных школ психологии речи и психолингвистики. Размышления, предлагаемые на суд читателя, продиктованы соображениями иного характера. Это призыв к более активному и творческому освоению накопленного в отечественной психологии, более пытливому и по научному критическому взгляду на основные позиции в свете новых достижений. И один из путей преодоления определенного застоя, возникшего сейчас в отечественной психолингвистике, – это обращение к первоисточникам, к работам классиков – Л.С. Выготского, А.Р. Лурия, А.Н. Леонтьева, Н.И. Жинкина и многих других, – к прочтению их свежим, взглядом, лишенным шор, в контексте новых задачи возможностей.