Конец первой книги. 16 страница

***

Когда папа с Китти ложатся спать, мы с Марго в гостиной заворачиваем подарки. Посреди дела Марго решает, что мы должны устроить концерт на следующий день после Рождества. Я надеялась, что она позабудет о своей грандиозной идее с концертом, но у Марго память всегда была убийственной.

– Будет построждественская, предновогодняя вечеринка, – говорит она, завязывая бант на одном из подарков от папы для Китти.

– Мы организуем все в последнюю минуту, – заявляю я, осторожно отрезая лист оберточной бумаги с лошадками-качалками. Я суперосторожна, потому что хочу сохранить полоску для фоновой страницы альбома Марго, который почти готов. – Никто не придет.

– Нет, придет! Мы так давно его не устраивали. А ведь раньше к нам приходила куча людей. – Марго встает, достает мамины старые поваренные книги и раскладывает их на журнальном столике. – Не будь Гринчем. Думаю, это должно стать традицией, которую мы вернем ради Китти.

Я отрезаю полоску толстой зеленой ленты. Может, эта вечеринка поможет мне отвлечься.

– Найди средиземноморское блюдо из курицы, которое готовила мама. С медово-йогуртовым соусом.

– Да! А помнишь подливку из икры? Люди обожают подливку из икры. Мы и ее должны приготовить. Сделаем сырные палочки или сырные шарики?

– Сырные шарики, – отвечаю я. Марго так возбуждена, что даже в моем нынешнем состоянии жалости к себе, я не могу не проникнуться.

Она приносит из кухни ручку и бумагу и начинает записывать.

– Итак, мы сделаем блюдо из курицы, икру, сырные шарики, пунш… Можем испечь печенье или пирожные. И пригласим всех соседей. Джоша с родителями, Шаховых, мисс Ротшильд. Кого из своих друзей ты хочешь позвать? Крис?

Я качаю головой.

– Крис уезжает к родственникам в Бока-Ратон.

– А что насчет Питера? Он мог бы взять с собою маму и… Разве у него нет младшего брата? – Я вижу, что она старается.

– Давай обойдемся без Питера, – предлагаю я.

Морщит лоб и отрывает взгляд от своего списка.

– Что-то случилось во время лыжной поездки?

– Нет. Ничего не случилось, – отвечаю я слишком быстро.

– Тогда почему нет? Я хочу узнать его получше, Лара Джин.

– Думаю, он тоже может уехать за город. – Вижу, что Марго мне не верит, но больше она на меня не давит.

В тот же вечер Марго рассылает приглашения и сразу получает пять положительных ответов. В разделе для комментариев тетушка Ди (не настоящая тетя, а одна из маминых лучших подружек) пишет: «Марго, не могу дождаться, чтобы услышать ваше с папой исполнение «Милая, снаружи холодно»!». Еще одна концертная традиция – Марго с папой поют «Милая, снаружи холодно», а мне всегда поручают петь «Малыш Санта». Я привыкла это делать лежа наверху фортепьяно в маминых шпильках и лисьем боа бабушки. Но не в этом году. Ни за что.

Когда на следующий день Марго пытается уговорить меня пойти вместе с ней и Китти отнести соседям корзиночки с печеньем, я отказываюсь, ссылаясь на усталость. Я поднимаюсь к себе в комнату, чтобы внести заключительные штрихи в альбом Марго, и слушаю только медленные песни из «Грязных танцев». Постоянно проверяю телефон на случай, если Питер напишет снова. Он этого не делает, зато делает Джош:

«Я слышал, что произошло. Ты в порядке?»

Итак, Джош знает. А ведь он даже не в нашем классе. Неужели уже вся школа в курсе?

Я пишу в ответ:

«Это неправда»

Он отвечает:

«Тебе не нужно мне об этом говорить. Я ни на мгновение не поверил»

Из-за его слов я ощущаю себя на грани слез.

С тех пор, как Марго вернулась домой, они встречались всего один раз, но не отправились в ту поездку в округ Колумбия, о которой упоминал Джош. Наверное, будет даже лучше, если я выну страницу Джоша-и-Марго из скрапбука.

Я засиживаюсь допоздна на случай, если Питер снова напишет. Думая про себя, что если Питер отправит сообщение или позвонит мне сегодня, то даст знать, что тоже думает обо мне, значит, возможно, я смогу его простить. Но он не звонит и не пишет.

Около трех часов ночи я выбрасываю все его записки. Удаляю его фотографию из телефона; удаляю его номер. Мне кажется, что если я просто удалю все напоминания о нем, то смогу выбросить из своей головы, словно всего этого никогда и не было, и моему сердцу не будет так больно.

Рождественским утром Китти будет всех ни свет ни заря. Это ее традиция. Папа, как обычно, делает вафли. Мы едим вафли только на Рождество, поскольку для одного блюда слишком уж много хлопот. Нужно доставать тяжелую вафельницу, а затем долго чистить ее и убирать обратно на верхнюю полку шкафа, где мы ее храним. И к тому же это придает вафлям особенную значимость.

Мы по очереди разворачиваем подарки, чтобы продлить весь процесс. Я дарю Марго шарф и альбом, который ей безумно нравится. Она тщательно рассматривает каждую страницу, восхищаясь моей работой и отмечая выбор шрифтов и вырезок.

– Это идеальный подарок, – прижимая его к груди, произносит она, и я чувствую, как все напряжение и ссоры между нами испаряются в небытие. Марго дарит мне бледно-розовый кашемировый свитер из Шотландии. Я тут же примеряю его поверх ночной рубашки. Он такой мягкий и роскошный.

Китти же Марго дарит художественный набор из масляной пастели, акварельных красок и специальных маркеров. Китти визжит как поросенок. В ответ Китти дарит ей носки с обезьянками. Я дарю Китти новую корзинку для велосипеда и муравьиную ферму, которую она просила несколько месяцев назад, а Китти вручает мне книгу по вязанию.

– Так что ты сможешь вязать лучше, – говорит она.

Мы втроем купили для папы плотный скандинавский свитер, в котором он выглядит как зимний рыбак. А еще свитер оказывается ему немного великоват, но папа настаивает, что ему он так больше нравится. Папа дарит Марго новый навороченный электронный ридер, Китти – именной велосипедный шлем (Кэтрин, не Китти), а мне – подарочный сертификат в «Линден& Вайт».

– Я хотел купить тебе то ожерелье с медальоном, на которое ты всегда смотришь, но его не было, – произносит папа. – Но, уверен, ты найдешь там себе еще что-нибудь, что тебе так же сильно понравится. – Я вскакиваю на ноги и, чувствуя подступающие к глазам слезы, обнимаю его.

Санта, он же папа, приносит глупые подарки типа мешков с углями, водных пистолетов заряженных исчезающими чернилами и практичные типа спортивных носков, чернил для принтера и моих любимых ручек. Полагаю, Санта тоже отоваривается в «Костко».

Когда мы заканчиваем открывать подарки, не обнаружив щенка, Китти выглядит разочарованной, но ни слова не говорит. Я обнимаю ее и шепчу:

– Не забывай, что в следующем месяце у тебя день рождения. – На что она кивает.

Папа идет проверять нагрелась ли вафельница, и тут раздается звонок в дверь.

– Китти, не могла бы ты проверить? – кричит он из кухни.

Китти идет к двери, а спустя несколько секунд раздается пронзительный крик. Мы с Марго вскакиваем и бежим к двери. Прямо там, на коврике, стоит корзинка со щенком кремового цвета, перевязанного на шее ленточкой. Мы все начинаем прыгать и радостно кричать.

Китти сгребает щенка в объятия и бежит с ним в гостиную, где, улыбаясь, стоит папа.

– Папочка, Папочка, Папочка! – визжит она. – Спасибо, спасибо, спасибо!

Согласно словам папы, он взял щенка из приюта для животных две ночи назад, и наша соседка мисс Ротшильд прятала его в своем доме. Кстати, это мальчик. И поняли мы это очень быстро. После того, как он описал весь пол кухни. Щенок – помесь пшеничного терьера, на что Китти заявляет, что эта порода гораздо лучше, чем акита или немецкая овчарка.

– Я всегда хотела собаку с челкой, – говорю я, прижимая щенка к щеке.

– Как мы его назовем? – спрашивает Марго, и мы все смотрим на Китти, которая задумчиво пожевывает нижнюю губу.

– Не знаю, – отвечает она.

– Как насчет Сэнди? – предлагаю я.

– Банально, – ухмыляется Китти.

И я предлагаю еще:

– А что насчет Франсуа? Мы можем сокращено звать его Фрэнки.

– Нет, спасибо, – отвечает Китти и, склонив голову, добавляет: – Что насчет Джейми?

– Джейми, – повторяет папа. – Мне нравится.

Марго кивает.

– Хорошо звучит.

– А полное имя? – интересуюсь я, опуская щенка на пол.

Китти быстро отвечает:

– Джейми Фокс-Пикл, но так мы будем звать его только тогда, когда он нашкодит. – Она хлопает в ладоши и воркует: – Сюда, Джейми! – И он несется к ней, виляя хвостом как сумасшедший.

Никогда не видела ее такой счастливой или такой терпеливой. Она проводит все Рождество, пытаясь обучить его трюкам и выводя на улицу пописать. Ее глаза не прекращают светиться ни на мгновение. Это заставляет меня захотеть вновь стать маленькой, чтобы все могло быть решено рождественским щенком.

Я проверяю телефон всего лишь раз, чтобы посмотреть звонил ли Питер. Но он не звонил.

Утром в день вечеринки я спускаюсь после десяти, в то время как вся семья вкалывает уже в течение нескольких часов. Марго шеф-повар, а папа ее су-шеф. Он крошит репчатый лук, сельдерей и моет кастрюли. Нам же с Китти она говорит:

– Лара Джин, мне нужно, чтобы ты привела в порядок ванную комнату внизу, помыла и убрала там все. Китти, за тобой оформление.

– А мы можем, по крайней мере, сначала позавтракать? – спрашиваю я.

– Да, но поторапливайтесь. – Она возвращается к замешиванию теста для печенья.

Я шепчу Китти:

– Я даже не хотела этой вечеринки, а теперь она заставляет меня чистить туалет. Почему тебе достается хорошая работа?

– Потому что я самая маленькая, – отвечает Китти, взбираясь на табурет у барной стойки.

Марго разворачивается и говорит:

– Знаешь, туалет в любом случае нуждается в чистке! Кроме того, это будет стоить того. Мы так давно не устраивали концерт. – Она засовывает печенье в духовку. – Папочка, мне понадобится, чтобы ты в ближайшее время сбегал в магазин. У нас заканчивается сметана и нам нужна большая упаковка льда.

– Есть, Капитан, – отвечает папа.

Марго не заставила работать лишь Джейми Фокс-Пикла, который дремлет под елкой.

***

Я надеваю белую рубашку с бабочкой в красно-зеленую клетку и клетчатую юбку. В одном из модных блогов я прочла, что вся фишка заключается в смешивании клеток. Иду в комнату Китти, чтобы умолять ее заплести мне волосы в «корону». Она кривит губы и говорит:

– Это не очень сексуально.

Я хмурюсь.

– Прости? Я не пытаюсь выглядеть сексуальной! Я стараюсь выглядеть празднично.

– Ну… ты похожа на шотландскую официантку или, может, на бармена из Бруклина.

– Что ты знаешь о бруклинских барменах, Кэтрин? – спрашиваю я.

Она бросает на меня испепеляющий взгляд.

– Много! Я смотрю Эйч-Би-Оу.

Хм. Возможно, нам придется поставить родительский контроль на телевизоре.

Китти направляется к моему шкафу и достает красное вязаное платье с открытыми плечами и шуршащей юбкой.

– Надень это. Оно празднично-рождественское, но менее похожее на костюм эльфа.

– Хорошо, но я приколю к нему брошку в форме конфеты-трости.

– Хорошо, ты можешь нацепить брошку. Но оставь волосы распущенными. Никакой косы. – Я одариваю ее своей самой лучшей жалобной физиономией с надутыми губками, но Китти качает головой. – Я завью концы, чтобы придать немного формы, но никаких косичек.

Я включаю плойку в розетку и сажусь на пол с Джейми на коленях. Китти усаживается на кровать и разделяет пряди волос. Она закручивает их как настоящий профи.

– Джош согласился прийти? – спрашивает она.

– Не уверена, – отвечаю я.

– А что насчет Питера?

– Он не придет, – произношу я.

– Почему нет?

– Он просто не может.

***

Марго за пианино играет «Голубое Рождество», а наш старый учитель по музыке мистер Чой сидит рядом с нею, подпевая. В другом углу комнаты папа демонстрирует новый кактус Шаховым с соседней улицы, а Китти с Джошем и несколькими другими детьми пытаются научить Джейми сидеть. Я потягиваю клюквенно-имбирный пунш и разговариваю с тетушкой Ди о ее разводе, когда входит Питер Кавински в зеленом свитере поверх рубашки на пуговицах, неся рождественскую жестяную банку. Я едва не давлюсь пуншем.

Китти замечает его одновременно со мной.

– Ты пришел! – кричит она и несется прямо в его объятия. Он ставит на пол банку печенья и поднимает ее, подбрасывая в воздух, а когда отпускает, она берет его за руку и подводит к столу, где я переставляю тарелки с печеньем.

– Посмотри, что принес Питер, – произносит она, толкая его вперед.

Он вручает мне коробку печенья.

– Вот. Мама сделала печенье с изюмом.

– Что ты здесь делаешь? – осуждающе шепчу я.

– Меня пригласил ребенок, – кивает он в сторону Китти, которая уже убежала обратно к щенку. Джош встает, глядя на нас с неодобрением.

– Нам надо поговорить.

Значит, теперь он хочет поговорить. Что ж, слишком поздно.

– Нам не о чем разговаривать.

Питер берет меня за локоть, и я пытаюсь стряхнуть его руку, но он не отпускает, ведя меня в кухню.

– Я хочу, чтобы ты придумал предлог для Китти и ушел, – говорю я. – И можешь забрать с собой свое печенье.

– Сначала скажи, почему ты так на меня зла.

– Потому что! – выпаливаю я. – Все говорят о том, как мы занимались сексом в джакузи, и теперь в их глазах я шлюха, а тебе это до лампочки!

– Я сказал ребятам, что мы этого не делали!

– Правда? Ты рассказал им, что мы всего лишь целовались? – Питер колеблется, и я продолжаю: – Или же ты сказал: «Парни, мы не занимались сексом в джакузи», при этом делая сексуальные намеки.

Питер сердито взирает на меня.

– Кави, поверь мне хоть немного.

– Кавински, ты такой подонок.

Я разворачиваюсь и вижу Джоша, стоящего в дверях и сердито взирающего на Питера.

– Из-за тебя люди болтают такие гадости о Ларе Джин. – Джош качает головой в отвращении. – Она бы никогда такого не сделала.

– Говори тише, – шепчу я, осматриваясь вокруг. Этого не происходит прямо сейчас. На вечеринке со всеми, кого я знаю, находящимися в соседней комнате.

У Питера на щеках играют желваки.

– Это приватный разговор, Джош, между мной и моей девушкой. Почему бы тебе не пойти поиграть в «Ворлд оф Варкрафт» или типа того. Или, может быть, посмотреть «Властелин Колец».

– Да пошел ты, Кавински, – отвечает Джош. Я ахаю. Мне же Джош говорит: – Лара Джин, вот от этого я и пытался тебя защитить. Он недостаточно хорош для тебя. Он лишь утащит тебя на дно.

Возле меня Питер напрягается.

– Очнись! Ты ей больше не нравишься. Все кончено. Двигайся дальше.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – произносит Джош.

– Ну конечно, чувак. Она рассказала мне, что ты пытался ее поцеловать. Попробуешь снова, и я надеру тебе задницу.

Джош испускает короткий смешок.

– Валяй.

В моей груди поднимается паника, когда Питер целенаправленно идет к Джошу. Я тяну Питера за руку.

– Прекрати!

И вот тогда я вижу ее. Марго, стоящую в нескольких футах позади Джоша и держащую руку у рта. Музыка замолкла, мир прекратил вращаться, потому что Марго все слышала.

– Это ведь неправда? Пожалуйста, скажите мне, что это неправда.

Я открываю и закрываю рот. Мне не нужно ничего говорить, потому что она и так уже все знает. Марго знает меня слишком хорошо.

– Как ты мог? – спрашивает она дрожащим голосом. При виде боли в ее глазах мне хочется умереть. Я никогда прежде не видела такого взгляда.

– Марго, – начинает Джош, но она качает головой и отступает.

– Убирайся, – произносит она, и ее голос срывается. Затем она смотрит на меня. – Ты моя сестра. Человек, которому я доверяю больше всех на свете.

– Гоу-гоу, подожди… – Но она уже ушла. Я слышу, как она бежит по лестнице. Слышу, как закрывается ее дверь. И тогда начинаю рыдать.

– Мне очень жаль, – говорит мне Джош, уныло добавляя: – Это моя вина. – И уходит через заднюю дверь.

Питер пытается меня обнять, но я его останавливаю.

– Можешь просто… можешь просто уйти?

Боль и удивление появляются на его лице.

– Конечно, я могу уйти, – отвечает он и выходит из кухни.

Я отправляюсь в ванную рядом с кухней, сажусь на унитаз и плачу. Кто-то стучится, я перестаю плакать и отзываюсь:

– Минуточку.

Миссис Шах радостно лепечет:

– Извини, дорогая! – И я слышу, как она, цокая каблуками, удаляется.

Затем я поднимаюсь и остужаю холодной водой свое лицо. Глаза все еще красные и опухшие. Я смачиваю полотенце водой и промокаю им лицо. Так иногда делала мама, когда я болела. Она клала ледяное полотенце мне на лоб и, когда оно нагревалось от моего жара, заменяла его свежим. Хотелось бы, чтобы мама была здесь.

***

Когда я возвращаюсь на вечеринку, мистер Чой сидит за пианино, играя «Устройте себе веселое Рождество», а мисс Ротшильд зажимает папу в угол на диване. Она опрокидывает бокал шампанского, и у него на лице появляется слегка испуганное выражение. Как только он меня замечает, то соскакивает с дивана и подходит.

– Слава Богу, – произносит он. – Где Гоу-гоу? Мы еще не все спели.

– Она не очень хорошо себя чувствует, – отвечаю я.

– Хм. Пойду посмотрю, как она там.

– Думаю, она просто хочет побыть одна.

Папа морщит лоб.

– Неужели они с Джошем поссорились? Я только что видел, как он ушел.

Я сглатываю.

– Может быть. Пойду поговорю с ней.

Он похлопывает меня по плечу.

– Ты хорошая сестра, родная.

Я выдавливаю улыбку.

– Спасибо, папочка.

Я поднимаюсь по лестнице. Дверь Марго заперта. Я стою около нее и спрашиваю:

– Можно войти?

Нет ответа.

– Пожалуйста, Марго. Пожалуйста, просто дай мне все объяснить…

По-прежнему ничего.

– Извини. Марго, мне так жаль. Пожалуйста, поговори со мной.

Я сажусь возле двери и начинаю плакать. Моя старшая сестра знает, как сделать мне больнее.

Ее молчание, быть отвергнутой ею – самое страшное наказание, которое она могла бы придумать.

До того, как умерла мама, мы с Марго были врагами. Мы постоянно дрались, в основном из-за того, что я всегда портила что-нибудь из ее вещей. То какую-нибудь игру, то какую-нибудь игрушку.

У Марго была любимая кукла по имени Рошель. У Рошель были шелковистые каштановые волосы, и она, как и Марго, носила очки. Мама с папой подарили эту игрушку на ее седьмой день рождения.

Рошель была единственной куклой Марго. Она ее обожала. Помню, как я умоляла Марго дать мне подержать ее хотя бы секундочку, но Марго всегда отказывала. Однажды я простудилась и не пошла в школу. Я пробралась в комнату Марго, взяла Рошель и играла с ней весь день, притворяясь, что мы с Рошель лучшие подружки. Я вбила себе в голову, что ее лицо было каким-то невзрачным и что она будет смотреться лучше с помадой на губах. А сделав Рошель красивее, оказала бы Марго услугу. Я достала из ящика в ванной одну из маминых помад и накрасила ей губы. И сразу же поняла, что это было ошибкой. Я нанесла ее, выйдя за контур губ, поэтому она выглядела по-клоунски, а не изыскано. Тогда я попробовала смыть помаду зубной пастой, но кукла стала выглядеть так, словно у нее было заболевание рта. Я спряталась под одеялом до возвращения Марго. Когда она увидела, в каком состоянии была Рошель, я услышала ее крик.

После смерти мамы нам всем пришлось перестроить себя. Теперь у всех были новые роли. Мы с Марго больше не дрались, поскольку обе понимали, что мы должны заботиться о Китти. «Приглядывайте за сестрой» – всегда говорила нам мама. Когда она была жива, мы делали это с неохотой. После того, как ее не стало, мы занялись этим по собственному желанию.

***

Прошли дни, но ничего не изменилось. Марго смотрит сквозь меня, говорит со мной только тогда, когда необходимо. Китти обеспокоенно за нами наблюдает. Папа в недоумении. Он интересуется, что с нами происходит, но не принуждает меня к ответу.

Теперь между нами стена, и я чувствую, как Марго отдаляется от меня все дальше и дальше. Сестры должны ссориться и мириться, они ведь сестры, а сестры всегда найдут путь обратно друг к другу. Однако меня пугает, что, возможно, мы не найдем.

За моим окном снег валит хлопьями, похожими на вату, и двор начинает напоминать хлопковое поле. Надеюсь, снег будет идти весь день и всю ночь. Пусть начнется пурга.

Раздается стук в дверь.

Я отрываю голову от подушки.

– Входите.

Заходит папа и садится за стол.

– Итак, – произносит он, почесывая подбородок, как всегда делает, когда чувствует себя некомфортно. – Нам нужно поговорить.

У меня все внутри обрывается. Я сажусь и обхватываю руками колени.

– Марго рассказала тебе?

Папа откашливается.

– Рассказала. – Я не могу даже смотреть на него. – Неловко. Мне никогда не приходилось делать этого с Марго, так что… – Он снова откашливается. – Можно подумать, мне будет легче это обсуждать, так как я специалист в данной области, но… В общем, я считаю, ты слишком молода, чтобы заниматься сексом, Лара Джин. Не думаю, что ты уже готова. – Он говорит так, словно вот-вот заплачет. – Он… Питер каким-нибудь образом принуждал тебя?

Я чувствую, как вся кровь бросается мне в лицо.

– Папочка, у нас не было секса!

Папа кивает, но не думаю, что он мне верит.

– Я твой папа, поэтому, конечно, я бы предпочел, чтобы ты подождала, пока тебе не исполнится пятьдесят, но… – Он вновь откашливается. – Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Поэтому назначу встречу с доктором Худец на понедельник.

Я начинаю плакать.

– Мне не нужно записываться на прием, потому что я ничем не занимаюсь! У меня не было секса! Ни в джакузи, ни в любом другом месте. Кто-то все выдумал! Ты должен мне поверить!

У папы страдальческое выражение лица.

– Лара Джин, знаю, нелегко разговаривать об этом с папой, а не мамой. Хотелось бы мне, чтобы мама была здесь, она смогла бы помочь справиться нам со всем этим.

– Мне бы тоже хотелось, чтобы она была здесь, потому что она бы мне поверила! – Слезы бегут по щекам. Ужасно, когда посторонние думают обо мне самое худшее, но я никогда не думала, что моя сестра и папа в это поверят…

– Прости. – Папа обнимает меня. – Извини. Я тебе верю. Если ты говоришь, что не занималась сексом, значит, так и есть. Мне просто не хочется, чтобы ты слишком быстро повзрослела. Для меня ты все такая же малышка, как и Китти. Моя маленькая девочка, Лара Джин.

Я обмякаю, прислонившись к нему. Нет места надежнее, чем папины объятия.

– Все кувырком. Ты мне больше не доверяешь. Мы с Питером расстались. А Марго меня ненавидит.

– Я тебе верю. Конечно, я тебе доверяю. И, конечно же, вы с Марго помиритесь, как и всегда. Она просто переживала за тебя, поэтому и пришла ко мне. – Нет, не переживала. Она сделала это назло. Из-за нее даже папа на секунду подумал обо мне такое.

Папа поднимает мой подбородок и вытирает слезы.

– Должно быть, тебе действительно нравится Питер, да?

– Нет, – всхлипываю я. – Может быть. Не знаю.

Он убирает волосы мне за уши.

– Все будет хорошо.

***

Существует особый вид боя, который можно вести только с сестрой. Ты говоришь то, что не сможешь взять обратно. Высказываешь абсолютно все, поскольку просто не можешь сдержаться, так как настолько зол, что слова бесконтрольно срываются с языка и искрятся в глазах. Ты так зол, что не можешь мыслить ясно. И лишь кровь застилает глаза.

Как только папа уходит, и я слышу, как он идет в свою комнату, чтобы приготовиться ко сну, я без стука врываюсь в комнату Марго, которая сидит за столом за своим ноутбуком. Она удивленно смотрит на меня.

Утирая глаза, я говорю:

– Ты можешь злиться на меня сколько хочешь, но ты не имела права идти к папе за моей спиной.

Натянутым, как струны пианино голосом, она произносит:

– Я сделала это не в отместку. А потому что ты явно понятия не имеешь, что делаешь. И если ты не будешь осторожна, то в конечном итоге пополнишь печальную подростковую статистику, – холодно, словно разговаривает с посторонним, Марго продолжает, – ты изменилась, Лара Джин. Честно говоря, я даже больше не знаю, кто ты.

– Да, ты определенно меня больше не знаешь, раз хоть на мгновение подумала, что я буду заниматься сексом во время школьной поездки! В джакузи, на виду у всех, кто мог бы случайно пройти мимо?! Должно быть, ты меня совсем не знаешь! – А затем я выкладываю припасенную для нее карту. – Только то, что у тебя был секс с Джошем, еще не значит, что я буду заниматься сексом с Питером.

Марго втягивает воздух.

– Говори тише.

Я счастлива, что тоже смогла ее ранить. Я кричу:

– Теперь, когда папа уже разочарован во мне, он не может быть разочарован так же и в тебе, верно?

Я разворачиваюсь кругом, чтобы вернуться к себе в комнату, и Марго следует за мной по пятам.

– Вернись! – кричит она.

– Нет! – Я пытаюсь закрыть дверь перед ее носом, но она успевает вклиниться ногой. – Убирайся!

Я наваливаюсь спиной на дверь, но Марго сильнее меня. Она проталкивается внутрь и запирает за собой дверь.

Она направляется ко мне, а я отступаю. В ее взгляде появляется опасный огонек. Теперь она праведная. Я начинаю сжиматься, съеживаться.

– Лара Джин, откуда ты знаешь, что у меня с Джошем был секс? Он сам тебе рассказал, пока вы двое встречались за моей спиной?

– Мы никогда не встречались за твоей спиной! Это было совсем не так.

– Тогда как это было? – требует знать она.

Рыдание вырывается из моего горла.

– Мне он первой понравился. Он нравился мне в то лето, перед девятым классом. Я думала… думала, что я тоже ему нравлюсь. Но в один прекрасный день ты заявила, что вы встречаетесь, так что я… я просто проглотила это. И написала ему прощальное письмо.

Лицо Марго искажается в усмешке.

– И ты всерьез полагаешь, что я тебя сейчас пожалею?

– Нет. Я просто пытаюсь объяснить, что произошло. Он мне разонравился, клянусь. Я никогда не думала о нем вновь в этом плане. Но потом, после того как ты уехала, я поняла, что глубоко внутри у меня все еще остались к нему чувства. А когда мое письмо было отправлено, и Джош узнал, то я начала притворяться, что встречаюсь с Питером…

Она покачивает головой.

– Просто прекрати. Я не хочу это слышать. Я даже не знаю, о чем ты сейчас говоришь.

– Мы с Джошем поцеловались только раз. Один раз. И это было огромной ошибкой, я даже не хотела этого делать. Нисколько. Он любит тебя. Не меня.

– Как я теперь могу верить в то, что ты говоришь?

– Ты должна, потому что это правда. – Дрожа, я продолжаю: – Ты понятия не имеешь, какой властью обладаешь надо мной. Сколько значит для меня твое мнение. Как сильно я на тебя ровняюсь.

Лицо Марго сморщивается, и она сдерживает слезы.

– Знаешь, что мама всегда мне говорила? – Она поднимает выше подбородок. – «Позаботься о своих сестрах». Что я и делала. Я всегда старалась ставить тебя и Китти на первое место. Ты хоть представляешь, как было тяжело находиться так далеко от вас, ребята? Как было одиноко? У меня было лишь одно желание – вернуться домой, но я не могла, потому что должна быть сильной. Должна быть… – она с трудом хватает воздух ртом, – хорошим примером. Я не могу быть слабой. Я должна показать вам, девочки, как быть храброй. Потому что… потому что мамы здесь нет, чтобы сделать это.

Слезы омывают мои щеки.

– Знаю. Тебе не нужно мне это говорить, Гоу-гоу. Я знаю, как много ты для нас сделала.

– Но потом я уехала, и… похоже, вы больше не нуждаетесь во мне так сильно, как я думала. – Ее голос срывается. – Вы прекрасно обходитесь и без меня.

– Только потому, что ты меня всему научила! – выкрикиваю я.

Лицо Марго смягчается.

– Прости, – плачу я. – Мне очень жаль.

– Ты мне нужна, Лара Джин.

Она делает шаг мне на встречу, и я отвечаю там же. Рыдая, мы падаем в объятия друг друга. Облегчение, которое я испытываю, неизмеримо. Мы сестры, и нет ничего, что она или я могли бы сказать или сделать, чтобы это изменить.

Папа стучится в дверь.

–Девочки? У вас все в порядке?

Мы смотрим друг на друга и одновременно произносим:

– Все хорошо, папочка.

Канун Нового года.

Новый год всегда был для нас семейным праздником. Вечером мы делаем попкорн и пьем игристый сидр, а в полночь выходим во двор и зажигаем бенгальские огни.

Несколько друзей Марго из старшей школы устраивают вечеринку в коттедже в горах. Однако она заявила, что не собирается ехать и лучше останется с нами, но мы с Китти заставили ее. Надеюсь, Джош тоже поедет, и они поговорят. И кто знает, что произойдет дальше. В конце концов, это же канун Нового года. Ночь для новых начинаний.

Мы отправили папу на вечеринку, устраиваемую кем-то из больницы. Китти выгладила ему рубашку, я подобрала галстук, и мы выпроводили его за дверь. Думаю, бабушка права – не хорошо быть одному.

– Почему ты до сих пор грустишь? – спрашивает меня Китти, когда я насыпаю для нас попкорн в миску. Мы на кухне. Она сидит на табурете у барной стойки и болтает ногами. Щенок свернулся клубочком под ее стулом, смотря на Китти с полными надеждой глазами. – Вы с Марго помирились. Чего горевать-то?