Олег Скрипченко

Между...

Я посвятил повесть «Между…» моему другу Эду, ушедшему из жизни так рано. Всё, что я хотел высказать за время с ним и без него, я выкрикнул, выплескал, выплакал здесь, в книге, которую Вы, дорогой Читатель, держите в руках. Предостерегая Вас от
заблуждений, хочу попросить: не сравнивайте меня с моим героем Лео. Мы разные люди. Дальше нам идти порознь...

С уважением, автор.

Все авторские права на данное произведение защищены в Российском Авторском Обществе: СВИДЕТЕЛЬСТВО № 9599 от 03. 02. 2006 года.

Олег Скрипченко
М Е Ж Д У...

«Между мною и тобой, между небом и землёй, между нами...»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Поезд Москва - Петербург, сентябрь 2005 года.

Я включаю ночник в купе, принимаю сидячее положение, тру ладонями лицо и смотрю в окно. В тёмном стекле я вижу своё слегка вытянутое отражение. В его размытых очертаниях мелькают огни дачных посёлков, железнодорожных станций, пролетающих мимо электричек. Отражение то пропадает, то возвращается. Становясь более чётким, оно словно пробуждается вместе со мной. Мысли... мысли... Их так много, они, как из старого блокнота листки, разлетаются во все стороны, а я их собираю и складываю в стопку, собираю и складываю...
В моё полностью проснувшееся сознание врывается голос Яны, наш вчерашний телефонный разговор. Слова начинают звучать громче, радость моя сменяется грустью,
а отражение из-за наступившего утра теряет чёткость и исчезает вовсе.

- Эд умер.
- Как? Что ты такое говоришь? Этого не может быть!
- Да, Лео, после операции. Он не проснулся, был в коме, а теперь всё...
- Господи! Боже мой... Яна... Яночка...

Она плакала, и я пытался как-то успокоить её, хотя понимал, что это бесполезно. К моему горлу уже подступал тот самый комок, и я плакал вместе с ней.
Яна будто ждала моих слёз. Ей сразу стало легче. Всхлипы исчезли, голос приобрёл дикторскую чёткость... А я поймал себя на мысли: всё, что со мной происходит - это кино.
Она продолжала говорить, о чём-то спрашивать. Я отвечал, но думал уже о своём.
Неужели отрезок нашей дружбы длиною в десять лет был дан мне для того, чтобы я вот так сел и написал об этом человеке? Эд... Такой свой... Он умер... Как же несправедливо!

- Ты меня слышишь? Лео!?
- Да, я здесь...
- А я ведь чувствовала: что-то не то, он мне даже приснился в Ялте. И сон был такой странный. Будто пришла в палату утром, за пару часов до операции, в клинике шумно, все бегают, суета страшная. Долго искала дверь, попадала всё не туда, нашла, захожу - сразу такая тишина и мы. Я спрашиваю его: «Что тебе снилось сегодня ночью?» А он отвечает: «Мне снилось, что я женщина и что меня любит мой мужчина». Представляешь?!

Я выхожу из купе покурить и умыться, и на обратном пути беру стакан горячего чая. На столе лежат тетрадь и ручка. Всю ночь я сочинял, чтобы хоть как-то отвлечься.
- Кажется, стихотворение получилось.
Говорят, это первый признак шизофрении - разговаривать вслух со своим отражением в зеркале. Ну и ладно. Я даже очень ничего... Мешков под глазами, синяков и прыщей нет. Мне необходимо выглядеть свежим, выспавшимся, ведь я еду из Москвы. Это Питер сонный и неторопливый - Москва не такая.
В голове опять возникает диалог. Наши голоса звучат, как старая виниловая пластинка.

- Алло, это я.
- А! Вечный студент! Ну, как ты? Тебе ещё не надоела столичная суета?
- Эд, я скучаю.
- Ну, так в чём дело!? Приезжай, давай, места у меня много. Когда ждать?
- Я не знаю. Надо планировать.
- Не надо планировать. На вокзал и вперёд!
- Да, пожалуй, ты прав. Как ты?
- Отлично. Я стал моделью, и даже очень неплохой!
- Да-а-а?! Поздравляю.
- У меня показ за показом, и ещё кое-что… ты просто обалдеешь, но это не по телефону. Это секрет.
- Даже для меня?
- Нет, ты не так понял. Для тебя это будет сюрпризом. Эффект неожиданности. Ты любишь сюрпризы?
- Смотря какие.
- Хорошие, Лео.

На перроне меня никто не встречает. Сентябрьское солнце заставляет надеть тёмные очки. Правда, и без него я сделал бы то же самое - начало нового дня всегда слепит.
Я направляюсь, сливаясь с толпой, к зданию вокзала и по пути ещё надеюсь встретить Яну. Её нет. Она стоит сейчас в пробке. Набирая номер Кислого, Яна медленно продвигается в колонне машин.

Сегодня Кислый, как ни странно, ночевал дома. В столовой его огромной квартиры
всегда работает кофеварка: запах кофе - неотъемлемая деталь. Кислый любит всё, что бодрит. Кто он такой, этой Кислый? Да никто, наш общий знакомый. Назвать его другом нельзя, недругом тоже, приятель он и есть приятель, мы знаем его очень давно... есть и есть - что ещё...

- Лола, тебе хорошо?
- Да...
- А так?
- Да-а-а... ай!.. м!.. мх!..

Лола - новая девушка Кислого. Я не знаю её - я просто представляю, какой она может
быть. Они познакомились в клубе, и Кислый пригласил Лолу к себе. Та с удовольствием села в его спортивную машину, а, придя в гости, сразу полезла в джакузи. В такую машину и такое джакузи села бы любая девушка.

- Телефо-он!.. Э-эй!.. Кислый!..
- Да... слышу... сейчас... блин!.. где мои трусы?!.. вот!..
Надевая задом наперёд семейники, Кислый бежит к барной стойке. Там он находит вибрирующий в танце мобильник.
- Алло...
- Кислый, привет, это Яна. Ты собираешься?
- Да.
- Не опоздаешь?
- Я буду вовремя. Не ложился я, боялся проспать.
- Ты не был в клубе?
- Что? Нет. Я дома.
- Жду тебя.
- Да, конечно... Я буду не один, с Лолой.
- С кем? Я не слышу!?
- Ты её не знаешь, она хорошая, Ло-ла!
- Ты в своём репертуаре, Кислый. Только не опаздывай, я жду тебя, с Лолой или ещё
с кем, неважно...
- Не волнуйся, я уже в трусах и пью кофе.
- Хорошо, я еду на вокзал. Лео приезжает...

Кислый наливает две чашки горячего кофе. Он наблюдает, как Лола приводит себя в порядок у зеркальной стены прихожей. Зализывая вперёд мальчишескую чёлку, она довольно улыбается. Кому - непонятно. Может, самой себе? Или своему новому парню? А, может быть, ей понравился утренний секс в ванной. Ей двадцать два, и она счастлива, что всё вот так.
- Ло, выпей кофе. Если хочешь, сообрази бутерброд, посмотри что-нибудь в холодильнике. И мне тоже сделай, пожалуйста.
- Может, я не поеду с тобой? Я его совсем не знаю... не знала.
- Вот и узнаешь.

Скользя по паркету, Кислый скрывается в спальне. Он быстро надевает свои потрёпанные джинсы, футболку и носки. Лола идёт в столовую, открывает холодильник:
- Негусто... Из чего бутерброд-то делать?
- Там была колбаса?! - кричит из спальни Кислый. - Внизу посмотри!
- А я что делаю?
Лола наклоняется, выпячивая свой крепкий зад:
- Нет никакой колбасы!
Переминаясь с ноги на ногу, она шарит белой ручкой по полкам, передвигая какие-то баночки с иностранными названиями.
- Как это нет? - пристраивается сзади Кислый. - Вот же она.
Он прижимает Лолу к себе, и та, как кошка, прогибается ещё больше.

В кабине лифта Кислый широко улыбается и показывает Лоле ослепительно белые зубы. Кислый не влюбляется в таких девочек, как Лола, - он просто их трахает, ему двадцать пять.
- Чёрт! Я у тебя забыла очки.
- Мои возьмешь, - скалясь в зеркало ещё больше, прошепелявил Кислый.
- Я что, кислотница? Такие я не одену!
Кабина притормозила и мягко открылась. Повернувшись лицом к выходу, Кислый сделал шаг прямо на ожидающую лифт дамочку. Увидев его невообразимый «чиз», женщина дёрнулась и попятилась назад.
Они направились к машине.
- В бардачке выберешь себе «глаза», какие хочешь, - спокойно продолжил Кислый.
- Мне нужны очки, в которых ничего не будет видно, - не подумав, ляпнула Лола.
- Дура, это мой друг!
Кислый остановился и зло посмотрел на неё. Подойдя к машине, он резко открыл дверь.
- Садись, Ло-ла.
- Чего ты?
- Са-дись!
Лола обиженно села вперёд, красный Форд пулей вылетел из подземного гаража.

В бистро я успеваю съесть салат и выпить крепкий кофе. Мой телефон нервно звонит,
но я не отвечаю, потому что вижу Яну: она спешит к памятнику в центре зала, ищет меня глазами. Я иду к ней навстречу.
- Здравствуй, подруга.
- Привет, дорогой.
Яна берёт меня под руку, мы выходим на улицу.
- Ты не поверишь - я написал песню и посвятил её нам... Эду, тебе, мне... Её уже гоняют по радио.
- Наверное, грустная? - невесело улыбнулась Яна.
- Нет. Песня получилась такая позитивная. Потом спою - ты поймёшь...
- Знаешь, я не говорила тебе: он очень хотел, и последнее время особенно, видеть тебя. Он даже порывался лететь в Москву и всё время ныл: «Обо мне бы хоть написал, а ещё писатель называется...» Это он так, любя.
- Я это сделаю, Яна.
- Неужели?!
- Да...
- Это будет роман?
- Пока только песня, но, когда она звучит, я представляю Эда в больнице, в день операции.
- К сожалению, меня не было с ним в тот день, - тихо ответила она.
Я обнял её и быстро сменил тему:
- Во сколько нам нужно быть на Крестовском?
- Все подъедут к одиннадцати, а там - медленным шагом минут пять.
Я смотрю на часы Московского вокзала: девять.
- А сейчас куда мы?
- Цветы надо купить.
- Какие?
- Розы его любимые, ещё гладиолусы.
- Может, на Кузнечный?
- А там их продают?
- Раньше продавали, сейчас не знаю, но думаю да.
От вокзала этот рынок не так далеко, можно было и пройтись. Но мы ехали на знакомом мне авто, и я молчал, глядя в окно.
Добрались. Яна ушла к цветочницам, а я остался сидеть в машине. Смотрел на мою любимую площадь, на собор Владимирской Божьей Матери, его купола и колокольню. От солнца и золота слепило глаза. Здесь, на улице Достоевского, шесть лет назад я снимал квартиру.

У меня любовь была
Вырастали два крыла
Улетела - не допела
Одним словом, умерла

Пару снимков петербургских
И картинок акварель
Где искать тебя теперь?..

Питер, зима 1999 года.

Закончив читать, я тяжело задышал в телефонную трубку. Когда я пытаюсь декламировать свои, так сказать, нетленки, дыхание сбивается, точнее, я вообще перестаю дышать.
- Ну, как тебе? Только честно.
- Грустно, Лео. Может, есть что повеселее?
Повисла пауза.
Стихотворение на Эда не произвело никакого впечатления. Это позднее оно будет любимо им, любимо, как и остальные мои стихи. А сейчас он был настроен совершенно на другую волну - ему хотелось праздника.
- Повеселее, говоришь? Есть. Знаешь, где я снял квартиру?!
- Где?!
- На улице Достоевского, напротив бани.
- Да ты что! Вот это да-а-а! Я еду...
- Куда?
- К тебе, конечно!

Я раздвигаю шторы, показывая примчавшемуся ко мне Эду вид из окна.
- Смотри... дверь... видишь?! Это баня.
- Да-а... повезло же тебе, что я ещё могу сказать. Здо-ро-во!
Эд носится по квартире и радуется как ребёнок. Запрыгнув на чёрный стул, он громко,
с выражением импровизирует. Я смотрю то на него, то на этот старый стул, который
вот-вот сломается, и тогда Эд грохнется на пол.
- До свиданья, грусть и лишний вес, и похмелье тоже до свиданья! Здравствуй, банно-прачечный процесс, здравствуй, историческая баня!
- Ещё один рифмоплёт!
- Да, я такой! Весь в тебя. Пойдём, что ли, попаримся, с вениками, с тазиками?
- Сейча-ас? А смысл?
- А почему нет? Сейчас, и без смысла.
- У меня вон ванная есть. Милости прошу.
- Не хочу ванную, - сказал Эд и встал в позу. - Так я не понял: ты со мной или против меня?
- Я не против. Если ты хочешь... Значит, лишний вес? Или загрустил?
Эд смотрит в окно на дверь и вывеску над ней: «Ямские бани».
- Да завидую я тебе! Пойдём на разведку, место-то зна-ме-ни-то-е!
- Чем же оно знаменито?
- Говорят, пятница тут была «голубой» аж со времён Фёдора Михайловича! Хаживал ли он туда, на третий этаж, история умалчивает... А чего я примчался сюда?!
Я застываю и смотрю на него с открытым ртом.
- Не думай, - смеётся он, - я не гей.
- А я и не думаю, - заикаюсь я. - Не боишься там встретить своих поклонников?
- Кого? - удивляется он. - Поклонников? У меня их нет. Идём, заодно и поищем! А если не найдём - помоемся хотя бы для приличия и выпьем пива.
Эд спрыгивает. Стул разлетается на части.
- Блин! Так я и знал!
- Большой поэт сломал ваш чёрный табурет? Извини...
- Давайте, рифмуйте, ломайте всё, крушите...
- Склеим.
- Чем?! - Я собираю обломки.
- Нечем? - помогает мне он. - Значит, купим.
- Ладно, не надо, я сам... Ну, так что, куда мы?
- В баню! - настаивает Эд.
- Хорошо, - отвечаю я. - У меня час времени. Потом я бегу на репетицию с Ленкой - она нашла нового хореографа.

Мы заходим в баню. Нас встречает запах влажного дерева, веников и почему-то горелого масла. Я начинаю капризничать и морщу лицо.
- А масло-то здесь при чём? Фу-у-у!
- Возьми два билета. Я в буфет. Ты какое пиво будешь?
- Любое... Вот это вонь!
Я наклоняю голову к маленькому окошку и кладу деньги в пожелтевшую общепитовскую тарелку.
- Дайте два билета на третий.
Ярко накрашенные губы в ответ на мою просьбу кусают чебурек.
- Если в общее, то вам придётся подождать - там у нас очередь. Ждать будете?
- Будем, а зачем мы пришли?
- А я почём знаю, зачем вы сюда ходите?!
Кассирша заставляет меня покраснеть и отвести взгляд. Не прерывая своей трапезы, она цепляет окольцованными пальцами деньги, отрывает два билета и суёт их мне.
- Хамка, - тихо говорю я.
- Вы что-то сказали?
- Да нет... ничего...
- Тогда не стойте тут, вам туда, а у меня перерыв.
Окно кассы плотно закрывается, и я вижу Эда. Он подходит ко мне с двумя бутылками пива и точно таким же, как у хамки чебуреком.
- Ну что, взял билеты?
- Да, пошли.
- Чебурек хочешь?
- Фу-у-у...
- Очень даже ничего...
- Вот и ешь...
Получив два засаленных билета, мы поднимаемся на третий этаж по широкой, с большими пролётами лестнице. Я не смотрю на бесконечные горшки с цветами и не читаю сопровождающие нас банные лозунги - я думаю о хамстве кассирши...

Возможно, этот день был таким или немного другим - сейчас это не имеет никакого значения. В квартире моей была ванная с газовой колонкой, и наши редкие посещения «знаменитой» бани сводились лишь к одному - посидеть в парилке и выгнать из себя выпитый за ночь алкоголь. Приключений там никто не искал.

Питер, сентябрь 2005 года.

Открыв дверь машины, Яна отдаёт мне оба букета:
- Твои гладиолусы, мои розы.
- Ян... - говорю я.
- Что?
- Ты помнишь, тут была моя съёмная квартира? На Достоевского.
Я осторожно кладу цветы на колени. Яна садится за руль, и мы едем.
- Конечно, помню. И квартиру, и ваши бани. Я же всегда мечтала попариться вместе с вами. Правда, вы мне говорили: «Полом не вышла».
- Как это? - улыбаюсь я.
- Так это! Не вышла, не вышла... ваши слова.
Я начинаю смеяться.
- Что, не так? Ошиблась? Не то сказала?
- Не-ет! Надо же, ты всё помнишь.
- Такое забудешь...
- Ты ревновала?
- Глупостей не говори... Я обижалась. Я всегда хотела быть с вами. Всегда и везде.
Мы оба смеёмся и поворачиваем на красный сигнал светофора. Слава Богу, что нет гаишников, и что утренняя пробка рассосалась.

Едем по Невскому. Сегодня он мне кажется более ярким - не таким, как шесть лет назад. Да, Невский пестрит. Он похож на разодетого клоуна, ожидающего с минуты на минуту своего звёздного выхода. Обгоняя медленных туристов, местные жители, как всегда, рвутся вперёд. Они задают нужный проспекту ритм, разрезая собой толпу зевак. Уже не так часто приезжая в мой город, я стал замечать довольно странную особенность: я узнаю эти лица, словно видел их раньше. Конечно, видел. Я всегда любил пеший Питер. Центр города весь можно пройти пешком - Москву не пройдёшь... Может быть, поэтому, находясь в том «тогда», я запоминал их. Скорее всего, так оно и было... Люблю я петербуржцев!
А вот и Дом актёра. Когда-то во дворе этого жёлтого здания было летнее кафе. В нём я часто сиживал, слушая одну начинающую певицу. Со временем это переросло в крепкую дружбу, и певица стала мне совсем родной. Я хорошо помню не только её, но и квартиру, в которой она жила. Не квартира, а театральный музей...
Дорогая старинная мебель, бархатные шторы, вышитая скатерть на круглом столе - чего там только не было. В отражении большого антикварного зеркала портреты друзей и кинодив, вешалки с костюмами, экстравагантные шляпы, вазы с цветами, статуэтки, карнавальные маски - и Гулино лицо. Я ухожу в эти воспоминания с такой лёгкостью, будто бы всё было вчера. И мне не надо придумывать, чем она занимается сейчас, когда мы с Яной едем по Невскому проспекту. Я всё уже давно знаю.
Помню, как мы собирались на какую-то вечеринку, собирались стихийно и в разных местах. По её просьбе я купил охапку белых хризантем и примчался к ней. Уже при полном параде закрывая входную дверь своей квартиры, Гуля из-за этого букета долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Она изловчилась и зажала цветы между ног. Когда на лестничной клетке появился сосед и увидел Гулин цветущий зад, от выражения его лица я чуть не помер. Приступ моего смеха был долгим и мучительным. Господи, какая же она смешная, эта девушка по прозвищу Сказка!

Минуту назад Гуля закончила свои последние косметические приготовления - выдёрнула щипчиками на лице волосинку.
- М-м-м... Как больно... м-м-м...
Бросив щипчики на гримёрный столик, она открыла блестящую коробочку и о чём-то задумалась. Потом опустила кисть в порошок телесного цвета и стала обильно пудриться.
- А-а-птчхи! Точно.
Пудра летала по комнате, и Сказка чихала...
- Птчхи!.. птхчи... точно...
Она думала об Эде и о том, что у них могло бы сложиться.
Гуля вышла на улицу. В руках она несла букет цветов и сумку, из которой торчала железная фляжка со шнапсом.
- Ничего не забыла? - спросил водитель.
Усевшись в салон, она достала фляжку, открыла её и сделала хороший глоток.
- Дорогой, ты же знаешь, всё самое необходимое всегда со мной. Трогай, опаздываем уже...

Мы с Яной проезжаем мимо Манежа, и он встречает нас огромной афишей прошедшей в городе Недели высокой моды. На афише - лицо Эда. Часть центрального шва немного разошлась, и лицо разделилось на две половинки. Оно стало похоже на разбитое сердце. Бело-перламутровый тон кожи, яркие алые губы, еле уловимая улыбка, маска, усыпанная стразами, огромный парик немыслимых расцветок.
- Ещё не сняли, видишь, висит.
- Автокран стоит, - отвечаю я, - значит, скоро снимут.
Тяжело смотреть на всё это. Узнал бы его под любыми масками.
Яна тормозит. Закуривает. В салоне становится дымно.
- У меня такое ощущение, что это сон, - задумчиво произносит она. - Мать, как увидела его в новом образе, чуть с ума не сошла. Её увезли на скорой прямо из морга.
- Да ты что!
- М-да...
- Старая у него мать?
- Ей около шестидесяти... Она из советского времени, бывшая коммунистка. Представляешь, что она испытала?
Я тут же представил себе эту сцену: мать-коммунистка, отчим-подкаблучник, врач морга и тело сына-транссексуала.
- Ты что-то сказал, Лео? Ты разговариваешь сам с собой?
- Что? Да, довольно часто. Я вижу, говорю, как это всё можно снять.
- Что снять? Афишу? Её снимут и без нашего участия.
- Сцену в морге.
- Ты шутишь?
- Почему? Нет. Хочешь, расскажу?
- Давай.

ИНТЕРЬЕР. МОРГ. УТРО.
Три пары ног идут по кафельному полу. Врач, мать и её муж подходят к большому холодильнику. Врач открывает одну из камер, вытягивает каталку, расстёгивает молнию мешка. Зритель тела не видит. Мать смотрит на сына. Муж стоит за её спиной.

МАТЬ (кричит)
А-а-а-а! Кто это!!! Не-е-е-ет!!! А-а-а!

Падает в обморок. Муж подхватывает её. Тащит на кушетку. С ноги матери слетает туфля. Врач быстро закрывает холодильную камеру, поднимает туфлю и бежит за нашатырём. Муж усаживает мать на кушетку. Та неожиданно приходит в себя.

МАТЬ (продолжает кричать)
Это не мой сын!.. Нет!.. Не-е-е-ет!!!

Врач спешит к матери с флакончиком нашатырного спирта. Отголоски её крика переходят в следующую сцену.

- Ну ты даёшь! Всё было почти так, как ты рассказал...
- И ты всё это видела?
- Да, я вызывала ей скорую. А какая сцена следующая?
- Наша с тобой.
- Где?
- В машине, здесь и сейчас.
- Как всё странно, - отвечает она. - Получается, мы уже играем?
- Все играют, Яна. Тебе не кажется?
- За эти несколько дней я очень устала, Лео. Мне уже ничего не кажется. Вчера отчим его позвонил, вечером, спрашивал, чем может помочь, интересовался, что и где... подозрительно как-то... После этого странного звонка боюсь, что и они будут там сегодня. Не случилось бы чего...
- А ты как думала? - отвечаю я. - Конечно, будут. Они же родители.
- Его мать считает меня виноватой.
- В чём?
- Не знаю, Лео. Я этот миф не придумывала. Я, правда, любила его как человека, как друга. Для матери, конечно, я была его девушкой, невестой - он ей говорил именно так, отмазывался от допросов, и она в это верила на все сто.
- Ну, понятно, разумеется...
- Пусть его мать считает меня кем угодно, обвиняет и прочее - мне всё равно. Я никому ничего не должна доказывать. Она с нами не жила. Я виню себя. Да. Но только за то, что поехала, дура, отдохнуть, когда он ложился под нож. Никогда не найду этому оправдания, никогда!
- Прошу тебя, успокойся.
Яна плачет, и с её ресниц стекает тушь.
- Тебе не в чем себя винить. Всё случилось так, как случилось... Нам надо ехать.
- Да...
Она затушила сигарету, завела машину, и мы поехали дальше.

Я стал смотреть на Яну совершенно по-другому. Мне казалось, что она постарела. Был даже момент, когда я не узнал её лица. Девятая линия Васильевского острова тоже изменилась, правда, с точностью до наоборот - улица помолодела. Здесь я жил, но недолго - меня не устраивали мосты. Я любил центр. Любил находиться в центре.

- Я же верила, что он не один, - продолжила она, - все же вокруг него были, но никого в итоге! Ни меня, ни Сан Санны... И никто не знал настоящей правды: что с ним, где он и как. Почти месяц лживой реабилитации! Убила бы гада-врача! Но он, говорят, свалил за границу, пидор.
- Бесполезно всё это, Яна. Какой спрос с врачей?! Эд обязательно подписывал какие-то специальные бумаги - «претензий не имею» и прочее... Это делают перед любыми операциями, ты же знаешь.
- Да, знаю. И Сан Санна была уверена, что Эд якобы в Швейцарии и прилетит к показу.
- Понятно, почему вы расслабились, - сказал я. - Эд улетел, и все ждут его возвращения.
- А кто мог подумать, что врач с подобной репутацией способен на такой обман?
Возникла пауза, и мы посмотрели друг на друга.
- Кто такая Сан Санна? - спросил я. - Откуда она взялась?
- Познакомились они в клубе. Она подошла к нему после выступления, предложила свои услуги, и он согласился.
- Что именно? Операцию?
- Нет. Об операции тогда речи не шло. Это уже потом всё было, позже. Она предложила ему подиум. Карьеру модели. Эд был счастлив. Он сразу купил квартиру, эту машину, стал «звездить» и капризничать. Мы часто с ним ругались.
- Почему?
- Может быть, я ревновала его к новой работе...
- Да ну, ты что? - Круто же...
- Да, круче некуда...
- Он мне ни разу не говорил о том, что в его жизни появилась такая женщина.
- Всё произошло за этот год, - продолжила Яна. - Очень быстро, даже слишком…
- Сан Санна... это что-то такое, железобетонное?
- Да, она сильная.
- Красивая?
- Есть такое. Мне кажется, что она и подошла тогда к Эду только из-за того, что увидела в нём себя.
- Это как?
- Помнишь его номер в чёрном парике?
- Конечно...
- А мейк-ап, помнишь?
- Не очень...
- Одно лицо.
- С ней?
- Да.
- Надо же... А она будет сегодня?
- Нет. Говорят, её уже нет в городе, как и врача.

Крестовский остров.

Кислый остановил машину и направился к уличной торговке, чтобы купить букет цветов.
- Можно я с тобой?
- Нет, сиди тут. Я сейчас.
Лола сделала обиженное лицо, достала сигарету и закурила.
У подземного перехода женщина торговала полевыми цветами. Кислый подошёл к ней и заглянул в корзину.
- Девушке понравится, - сказала женщина.
- Эта девушка любит розы. Но сегодня я хочу подарить ей незабудки.
- Пожалуйста, пожалуйста. Вот они, незабудки, пятьдесят рублей… выбирайте!
Она стала суетливо показывать Кислому сразу несколько букетов, на выбор.
- Можно этот? Вот, возьмите деньги, сдачи не надо.
Кислый пошёл к машине под протяжное «спасибо» продавщицы. Женщина стала махать над корзиной заработанной сотней и при этом что-то нашёптывать - видимо, какую-то молитву. Этим утром Кислый был первым её покупателем.

На Крестовском острове деревья завораживают. Они очень высокие и очень старые. Ещё их много. Если приехать сюда в солнечную погоду - такую как сегодня - сразу накатят воспоминания. Хочется дышать полной грудью, смотреть на залив, мечтать, сочинять, совершать разные глупости... На Крестовском осень особенно яркая. Это отличное место для художников-пейзажистов. Они здесь как грибы в лесу. Всё что-то пишут и пишут...

Из открытого красного Форда, стоящего у летнего кафе, звучала музыка. Лола, Кислый, Гуля и Жак сидели за столиком и о чём-то разговаривали. На белых пластмассовых стульях лежали цветы. Впечатление создавалось такое, будто все они собрались, чтобы идти на вечеринку в клуб.
- Пра-авда! - продолжала шутить Гуля. - Мы познакомились на рынке! Я искала себе стринги, а он покупал трусы! Я просто помогла ему их выбрать...
- Учись, Лола, как мужиков снимать надо! - смеялся Кислый.
Лола сделала вид, что не услышала этого странного замечания в свой адрес. Перед ней стояла другая задача - понравиться Гуле. Лола знала: если Гулю внимательно слушать и ещё при этом поддакивать, «дружеское соитие» произойдёт очень быстро. Все эти инструкции она получила от Кислого по дороге сюда.

- Сказка не из тех, кто вот так быстро подпускает к себе, - говорил ей Кислый.
- И что мне делать? - интересовалась Лола.
- Она не любит ничего нового - она всегда довольствуется старым. Хранит это старое бережно и ревностно.
- И что мне делать, Кислый?
- Но у неё, как и у всякой женщины, есть слабые места. И я знаю какие!
- Ну-у? Колись, давай! Что мне делать?!

В кафе Лола внимательно слушала Сказку и часто кивала головой. Гуле это нравилось,
и её несло. Она была счастлива своим утренним сольным концертом.
- А что такого?! Вижу - мужчина, с виду одинокий… не могу же я мимо пройти. Когда мужчины сами выбирают себе трусы, это говорит о том, что они одиноки. Это холостые мужчины. Проверено, сто процентов! Вот ты, Жак, трусы сам себе покупаешь?
- Нет, - ответил неуверенно Жак.
- Ему трусы покупает его друг, - неожиданно вставил Кислый.
- У меня нет такого друга, - обиделся Жак. - Я сам шью трусы. Моя коллекция мужского нижнего белья куда лучше вашего китайского ширпотреба.
- Вот это новость! Ты шьёшь трусы?! И я этого не знала!? Хм...
- Ты, Гуля, не знала этого только потому, что Жак для тебя - это так, часть твоей свиты.
- Ой, неужели ты мне грубишь? Тебе бы надо грубить Кислому.
- Я тебе говорю, чем я занимаюсь.
- Я знала, что ты строчишь. Я не знала, что именно! Вот теперь знаю.
- Я не строчу - я придумываю. Я модельер, Гуля.
- А я модель! Будем знакомы. Не обижайся на меня.
- На тебя обижаться бесполезно. Ты как соседнее государство: кому хочется войны с ним?
Гуля довольно улыбнулась. Слова Жака прозвучали как комплимент.
- Так на чём я остановилась? – продолжила она.
- На трусах, - тихо сказала Лола.

Припарковав машину, Яна посмотрела в зеркало, вытерла потёкшую тушь, бросила пачку сигарет в пухлую сумку.
- Теперь ты знаешь всё, - сказала она.
- Да-а, - протянул я. - А ведь шоу состоялось?! И все поверили.
- Ты знаешь, мне кажется, что оно продолжается и никогда не кончится, это шоу. Ты сегодня же в Москву?
- Да, вечерним, я взял обратный билет сразу.
- Понятно... Ну что, пошли?
Я беру цветы. Мы выходим из машины и идём в кафе.

Болтая без остановки, Гуля крутила головой, стараясь лишний раз обратить на себя внимание других посетителей кафе. Она не могла иначе. Всегда быть в центре - обычное дело для неё. А эти рассказы о любовных похождениях! Их можно издавать отдельными книгами.
- Потом мы поехали ко мне домой примерять обновки, - тараторила Гуля.
И тут она выдала фразу, от которой все схватились за животы:
- Выпили водочки - и трусы как рукой сняло!

Кислый, Жак и Лола нас давно заметили, и нам оставалось только прервать выступление артистки и поздороваться. Но мы продолжали стоять за спиной и ещё какое-то время наблюдать за ней.
- Если она не выйдет из образа, придётся положить ей руки на плечи, - тихо сказал я.
- Ты её напугаешь, - ответила Яна.
- Что такое, кто там?! - Гуля обернулась и увидела нас: - Лео! - крикнула она и встала из-за стола.
Я сразу здороваюсь со всеми, кого знаю. Не знаю я только Лолу, и Кислый нас знакомит.
- Это моя подруга, - говорит он.
- Новая, - тут же вставляет Гуля, думая про себя: «И не последняя».
- Очень приятно, Лола, - улыбаюсь я.
Она тоже отвечает мне улыбкой и почему-то краснеет.
Ревность закипает в Гулиных глазах. Я начинаю чувствовать какой-то подвох.
- Муза меня зовут, - громко говорит Гуля, приближаясь ко мне, - твоя Муза!
Она крепко обнимает меня.
- Да ты что? - шутя отвечаю я. - А меня зовут Лео.
- Да неужели, - подыгрывает Гуля. - А у тебя, мой мальчик, какой размер трусов?
Буквально на секунду я теряюсь.
- Ты что, забыла? - Сорок восьмой.
- Точно! - вспоминает она и хитро смотрит на Лолу.
Лола отводит взгляд и с надеждой утопающего смотрит на Кислого. Тот ржёт. Яна, ничего не понимая, сразу начинает допрос:
- Вы что, пьёте!?
- Шнапс. И пью только я, - отвечает ей Гуля. - У меня водитель, а мальчики - они за рулём.
Жак кивает головой.
- А такое ощущение, что пьёте, - продолжает допрос Яна.
- Пью - только - я, - повторяет Гуля и тянет меня за руку, за собой.
Яна садится за стол. Она здоровается с Лолой кивком головы.
- Может, чаю? - спрашивает её Лола.
- Я не против, - отвечает Яна.
- Какой ты любишь?
- Всё равно, только без сахара.
Лола уже спешит под навес, к бару. Теперь ей необходимо подружиться с Яной. И первый шаг - принести Яне чашку горячего чая. Лола совсем не дура. Она помнит и выполняет инструкции Кислого. Только Яна - совсем не Гуля. Заслужить её любовь просто.
Яна посмотрела на часы:
- У нас есть ещё минут десять.
- Они что, давно не виделись - Гуля и Лео? - спросил её Кислый, внимательно наблюдая за парочкой, воркующей в стороне.
- Около года, - ответила Яна.
На столик опустился стакан с чаем.
- Спасибо, Лола.
- На здоровье, Яна.

Гуле показалось, что за ней следит Кислый, будто он читает по губам её разговор с Лео. Она демонстративно повернулась к столику спиной:
- Я скучала по тебе...
- Взаимно, Гулёнок...
- Ты к нам за вдохновением?
- И за этим тоже. Как бы оно не оставило меня сегодня.
- Не оставит, не переживай. Наоборот. Так даст по голове - готовь бумагу и перо...
- Ушёл из жизни наш Пьеро…
- Не волнуйся, у него там праздник.
- Надеюсь...
- Ты когда обратно?
- Вечером.
- Жаль. Я так хотела спеть тебе наши песни.
- На ушко, перед сном?
- Оставайся, Лео, я спою-ю...
И она снова прижалась ко мне.
- «Самая красивая, ты мне говорил...», - пропел я.
- Дура-а-ак, - улыбнулась Гуля.
- Я дурак?! Нажралась тогда, в день прослушивания, а я, видите ли, дурак. Сама такая.
- Это было моё первое публичное выступление, между прочим...
- Хорошо, что не последнее. Не могу остаться, правда. Столько дел в Москве.
- К чёрту дела, Лео, - ответила она серьёзно. - Теперь мы твоё главное дело, понимаешь?!
- Это как?
- Это уже ты подумай, как...
- Ты подшофе?
- Пф-ф... Это моё привычное состояние! Ты меня забыл, что ли? - Я всегда такая.
- Гуля, я сегодня слишком далеко. А ты не забыла, зачем мы здесь собрались?
- Отнесись к этому философски, Лео. Рано или поздно все мы будем там. Единственное, чего бы мне не хотелось, так это забвения. Хочется оставить после себя что-то хорошее... Вот ты - писал мне песни, так?
- Ну...
- А я их пою.
- Замечательно.
- Это память? Память. Хорошая память? Хорошая...
- Тебе мало славы?
- Пф-ф... Меня каждая собака знает. Причём тут слава, Лео?
- Не лукавь, Гуля. Хочешь ведь, а?
- Ну-у-у... Лучше деньгами. Цветов не надо… Я мысль потеряла. Хотела сказать что-то очень умное.
- Ты хотела оставить миру хорошее, вечное...
- Да! Пожалуйста, Лео, напиши обо мне что-нибудь. Неужели я не заслуживаю хотя бы нескольких строчек?
- Что с вами со всеми происходит? Откуда ты взяла, что я собираюсь что-то писать? Не понимаю...
- У тебя в глазах. Оттуда и взяла.
- М-да? Придётся снова надеть очки.
- Бесполезно. Ну-у! Ты не сказал мне! Напишешь?
- Гуля, ты такой яркий персонаж, что, если я начну писать, ты затмишь всех.
- Ой, ладно, - расцвела она.
- Что «ладно»? Так оно и будет. Получится не драма наших дней, а комедия.
- Если ты про эту историю, то вот что я тебе скажу: ему бы не понравились наши скорбные лица. Уверяю тебя. Я хорошо помню, как он однажды сказал мне про свои похороны: «Будешь ныть, - говорит, - встану из гроба и плюну в лицо! Ясно?!» Я не знаю, почему он так говорил, но я это запомнила. Ему там сейчас хо-ро-шо!
- А я не собираюсь распускать слюни. Я, знаешь ли, уже в материале.
- Я и не сомневалась...
- А что тогда издалека, огородами всякими, сказала бы прямо, если всё знаешь...
- Я ничего не знаю, Лео. Натура я творческая, и во всём вижу...
- Деньги?
- И это тоже. Ты умный парень. Москва, надеюсь, тебя научила?
- Не думаю. В этой истории нет коммерческого успеха. Время не то, страна не та. Не готова ещё.
- Готова. И время - то!
- Твои слова да Богу в уши.
- Вот и поговорили, - полезла она за сигаретой. - Я тебя очень люблю. Ты пиши правду. Вот что важно: правда. И про меня не забудь.
Гуля закурила.
- Куда мы без тебя! - пошутил я. - Ты у нас одна такая, толстая.
- Я не толстая, я - Сказка, а её всегда должно быть много. Мне все так и говорят: «Гуля, тебя много!»
- Как я их понимаю! - засмеялся я. - Ну что, сказочница, идём, нас зовут.

Мы шли с цветами вдоль длинного каменного забора больничного городка. Видели, как охранник открывает большие ворота, как из ворот выезжает автобус и как этот автобус приближается к нам. С его появлением мне почему-то сразу стало не по себе.
В салоне сидели родители Эда и ещё какие-то люди. Заметив Яну, мать резко закрыла шторку окна, водитель прибавил скорость, и автобус скрылся за поворотом.
Яна стояла в полной растерянности. Мы смотрели на неё, и никто ничего не понимал.
Неожиданно она закричала:
- Они забрали его! Надо срочно за ними, поехали, быстрее!
Её крик вывел меня из задумчивости и вернул в реальность.

Мы бежали обратно к машинам. Из наших букетов отрывались и падали на асфальт лепестки цветов. В этот момент я думал о матери Эда. Я никогда не видел её раньше, Эд ничего не рассказывал мне о ней.
- Куда его повезли? Ничего не понимаю. Я всё сделала правильно! Что происходит? - продолжала кричать Яна.

И вот оно начинается - самое что ни на есть настоящее кино. С погоней, машинами, извилистой дорогой...
Никто толком не знал, куда поехал этот автобус. Но мы почему-то выбрали трассу вдоль курортной зоны, и наши машины неслись по ней.
Осень, пустынные пляжи, одинокие сосны, серые волны финского залива. Поднимаясь в небо и накатывая одна на другую, они будто соревнуются между собой, и, достигнув берега, с шумом разбиваются, исчезая навсегда.
Яна крутила баранку, а я смотрел в окно и уже представлял, как машина с киношниками едет следом за нами. А если снимать с вертолёта? Здорово! Я уже слышал и музыку, но пока ещё не думал о композиторе. Думал я о героях. Всё происходящее с ними казалось мне более чем забавным.
Машина Кислого шла параллельно нашей. Когда на горизонте появлялась какая-нибудь одинокая встречная, Кислый вставал в общий ряд, и Гуля очень нервничала. Почему? - Её машине в очередной раз приходилось отступать, давая Кислому место, а Гуля страшно не любила беспорядков на дороге. Это была самая настоящая погоня. Но автобуса, который мы догоняли, не было видно.
Яна остановила машину так резко, что я чуть не поцеловал лобовое стекло. Находясь уже где-то далеко, на съёмочной площадке, я расслабился, и если бы не ремень, «поцелуй» этот был бы очень жарким.
- Лео, извини, - сказала она, - извини, что не предупредила.
- Да ничего, - попытался ответить я.
- Всё, - выдохнула она.
- Что значит «всё»? Что-то случилось?
- Ничего не случилось - я больше не могу, ничего не могу...
Она вышла из машины. Я тоже вышел. Рядом тормозили машины друзей. Кислый что-то кричал Гуле, и та грозила ему кулаком, а потом крутила пальцем у виска. Жак наблюдал за их дорожной разборкой, и ему было смешно.
- Ты чего, Ян?
- Всё нормально, Лео...
Я подошёл к ней, взял за руку и прижал к себе. Может, от ветра или от горя, а скорее, и от того и от другого - она плакала. Холодный ветер лепил к телу одежду и трепал волосы.
- Понимаю, - сказал я, - это бессмысленная погоня. - Но давай посоветуемся со всеми, подумаем, что и как... Должен же быть какой-то выход.
- Где?.. Какой выход?..
Мы стояли посреди дороги, прямо на разделительной полосе. На эту белую линию подтягивались и все остальные. Гуля шла, кутаясь в какую-то шаль, Кислый прижимал к себе Лолу, Жак плёлся следом и зачем-то тащил с собой букет. Подойдя к нам, Гуля достала из сумки свою знаменитую флягу.
- Я, пожалуй, выпью, или просто слягу от такой погони!
Она сделала глоток, встала в позу и продолжила ругаться:
- Кислый!?
- Что?
Гуля повернулась к нему лицом.
- Ну? - повторился он.
- Почему ты всю дорогу заставлял меня дрожать!? Я уже побывала однажды на том свете, и мне этого хватило. Год на костылях ходила. Ты на дороге, а не в клубе!
- Ой-ой-ой, - пропел Кислый. - Ладно тебе. Выпей лучше ещё...
- Не «ладно». Выпью! Я жить хочу.
- Живи, кто тебе мешает?
- Твоя машина мешает.
- Всё. Я больше не буду, Гуля.
Ему совсем не хотелось ругаться.
- Ловлю на слове.
Она выдержала паузу и презрительно добавила:
- Тоже мне, Шумахер.

Какое-то время все молчали, пытались понять, вспомнить, зачем здесь находятся.
- Мы найдём его, обязательно, слышишь?
Я прижимал Яну к себе и старался успокоить.
- Да, - отвечала она, вытирая слёзы, - конечно, найдём, поехали... поехали...
- Куда поехали!? - возмутилась Гуля. - Я толстая больная женщина, и мне нельзя нервничать! Чтобы ехать, нужно знать куда! Или я не права? На вот лучше, выпей, это тебе поможет, - она протянула Яне свою нескончаемую фляжку. - Успокойся немного. Пусть Лео сядет за руль.
Неожиданно зазвонил чей-то мобильный, и все стали шарить по карманам.
- Это мой, - сказала Яна. - Алло...
- Яна?!
- Да...
- Это отчим Эда. Только не говори потом матери, что это я рассказал тебе - где...
- Где?! Ладно я - но люди, дорогие ему, собрались тут. Где он!?
Мы так напряглись, слушая голос звонящего, что перестали замечать холодный ветер с залива, машины на дороге, и то, что мы стоим на разделительной полосе.
- Рядом с нашим загородным домом, - продолжал голос, - там, где его бабушка. Я везу мать в больницу, ей совсем худо, прости...
И голос так же неожиданно пропал, как и появился. Связь прервалась.
- Ребята, - закричала Яна, - поехали! Я, кажется, знаю, где это.

Зеленогорск.

Сторож кладбища показывал нам дорогу. Он был пьян и любопытен. Его крайне интересовало, почему мать кричала, что родила сына, а хоронит дочь.
Смотрел он почему-то на меня.
- Да не обращайте внимания, - отвечал я, - она помешалась совсем.
Увидев место захоронения, Яна выпрямилась и замедлила шаг.
- Спасибо Вам большое, - сказала она. - Можно мы тут сами немного побудем? Простимся с другом...
- О чём речь, - продолжал пьяный сторож, - с другом? Пожалуйста... о чём речь... пожалуйста...
Он показал на могилу пальцем и пошёл в обратную сторону.

Мы стояли вокруг свежего холмика, на котором не было ни фотографии, ни фамилии, ни дат. И я не мог поверить, что всё это наяву.
- Если бы не сторож, мы не нашли бы его, - растягивая слова, сказала Яна. - Вот ты где, Эд. Прости меня. Не думала я, что всё вот так получится. Прости меня, слышишь?..
Она заплакала, по её щекам покатились слёзы.
- Я тебе тут принесла кое-что, - с трудом произнесла она и открыла пухлую сумку.
Очень красивое длинное платье опустилось на землю, следом легли наши цветы. Среди роз, гладиолусов, хризантем и двух гвоздик Жака выделялся букет незабудок. Я посмотрел на Кислого. Он рыдал.
Яна наклонилась и поправила на платье огромный кружевной подол. Разноцветные стразы заиграли на солнце своими гранями.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Я уезжал из этого города как будто навсегда. Казалось, ничто теперь не помешает мне забыть его, ничто не будет держать, как раньше, и звать обратно, пусть даже на пару часов.
Плакать было не стыдно - в купе, кроме меня, никого не было. Я смотрел в окно, пил водку и прокручивал в голове, как киноплёнку, произошедшие со мною события. Оставалось только одно: отбросить все эмоции и начать эту историю сначала. Но уже на бумаге...

Питер, апрель 2005 года.

Вешалка гримёрки напоминала новогоднюю ёлку. Казалось, дотронься - и она рухнет от тяжести висящей одежды. По всему полу были разбросаны детали каких-то костюмов и женская обувь большого размера. Гримёрный столик был завален косметикой, там же стояло и несколько бутылок шампанского, на которых висели парики.
Приклеив на платье последний страз, Яна поднялась с колен.
- Кажется, всё, - выдохнула она. - И пришивать не надо. А ну повернись!
Эд покружился и застыл, словно звезда с журнальной обложки.
- Здорово, мне нравится, - улыбнулась Яна. - Камни играют, как слёзы поклонников.
- Это не слёзы, - ответил Эд, - это моя звёздность!
Яна засмеялась:
- Да, несомненно, она самая. Давай поторопись на сцену, скоро финал.
Эд состроил гримасу, выпил рюмку водки и торжественно пошёл к выходу. Подол платья скользил, едва касаясь пола. От дневных ламп грим-уборной стразы играли, как настоящие бриллианты.
Воткнув иголку в катушку ниток, Яна наконец посмотрела на себя в зеркало:
- Как я устала от этой ночной жизни, кто бы только знал...
Она поправила причёску, взяла сумочку и вышла за Эдом. Спустившись по винтовой лестнице, сразу попала за кулисы. На сцене, под прицелом софитов, артисты шли на поклон.
- Искупайте звёзд в овациях! - кричал слащавый ведущий.
И публика купала, как могла.

Помещение клуба «Кабаре» было выполнено в европейском, если точнее, немецком стиле. Главными достоинствами этого заведения были сцена, оббитая чёрным бархатом, вишнёвый занавес и настоящий театральный свет. Артисты любили и боготворили эту сцену. Стоять здесь, в лучах софитов, само по себе было наслаждением. Начинает казаться, что исчезают всякие границы, и ты, находясь в этой магической комнате, будто зависаешь в воздухе. Только ты - никого и ничего больше. За твоей спиной бесконечное пространство, а впереди - зритель. Твой зритель. И он ждёт от тебя чуда.
Яна шла в бар через круглое танцевальное поле. Зал восторженно ревел, и травести артисты не переставали кланяться. У стойки Яна присела на барный стул и заказала Герману чай.
- Сегодня аншлаг какой-то, яблоку негде упасть, - улыбнулся ей Герман.
- Не говори, - ответила Яна. - Сейчас закроют занавес, и у тебя будет то же самое.
- Да тут всегда аншлаг. Мимо бара никто не проходит. Лимон, сахар будешь?
- Нет...
- Тогда, вот твой чай.
Яна открыла сумочку.
- Денег не надо, не возьму, - быстро ответил Герман.
- Мы тебя не разорим, случайно?
- Я тебя умоляю. За что их брать, за воду?
- И водка тоже вода? - улыбнулась Яна.
- Это мои личные запасы. Налить ещё?
- Нет, не надо. Я брала для Эда.
Яна поднесла чашку к губам. Тут её окликнул знакомый женский голос:
- Яночка!
На соседнем стуле сидела Сан Санна.
- Господи, - сказала Яна, - совсем слепая стала. Привет, дорогая.
- Да я только что пришла. Смотрю - ты не ты?
Сан Санна чуть подалась вперёд, и подруги поцеловались. По здешним обычаям - в воздух, три раза.

После спектакля в баре стало шумно. Все спешили за горячительным, и очередь к Герману быстро росла. Народ уже толпился у стойки и вёл себя, словно массовка на съёмочной площадке. Каждый хотел выделиться, запомниться невидимому режиссёру. Тут были и случайные гости, глазеющие по сторонам, и местные «звёзды», и проститутки. Все говорили громко, выглядели ярко, преувеличенно жестикулировали. Были тут и женщины похожие на мужчин, и мужчины похожие на женщин. Толпа обсуждала всё подряд: косметику, костюмы артистов, политику государства и личную жизнь.

Сан Санна получила Мартини, закурила и вернулась к разговору с Яной:
- Эд сегодня в ударе! Платье, причёска, номер - всё просто великолепно! Мой заграничный друг отметил это «чудо природы».
- Наша «королева» хорошо припудрила свой носик, - пошутила Яна, - вот и работает, как в последний раз. А что за друг сегодня с тобой загранич-ч-ный?
- Врач-ч-ч, - ответила Сан Санна и улыбнулась.
- Не нарколог, случайно? - продолжала шутить Яна. - А то самое время!
- Хирург, Яночка! Пластический хирург!
Сан Санна сказала это очень торжественно. Так говорят в загсе или при открытии какого-нибудь памятника.
- Да ты что! - так же торжественно отреагировала Яна.
- Да! С кучей титулов и всяческих побед! Дана Интернэшнл - работа их клиники. Вчера только прилетел из Израиля по приглашению одного медицинского центра. Эд не рассказывал тебе про врача?
- Что... врача?.. м-м-м...
Яна попыталась вспомнить.
- Так он еврей? – спросила она.
- Конечно, - ответила Сан Санна. - А кто сейчас не еврей?
- Я, девочки! Я не еврей!
Дамы обернулись. За ними стоял Эд. На лице были видны следы не снятой до конца косметики, он курил и широко улыбался.
- Я! - повторил он так же торжественно.
- А вот и мы, артисты больших и малых, - сказала Яна, посмотрев на него. - Ну ладно, вы тут пообщайтесь, а я пойду заберу фонограммы и получу бабки.
Яна встала и пошла к выходу. Эд занял её место.
- Рад видеть тебя, - сказал он и поцеловал Сан Санну - не в воздух, а по-настоящему.
Сан Санна попыталась дёрнуться назад, но было уже поздно. Эд по-мужски прижал её к себе.
- Осторожней, косметика. Какой ты горячий!
- Ты хотела сказать, потный? Да, я такой. Работал потому что. К тому же тут очень жарко.
- Выпей тогда воды и остынь, - сказала она, вырвавшись на свободу.
- Не хочу, спасибо. Какими судьбами?
- А как ты думаешь?
Сан Санна быстро открыла сумочку и достала зеркальце.
- Я не экстрасенс, - ответил Эд, - читать по глазам не умею.
- Тогда подходи к телефону, когда я звоню.
Она припудрилась и убрала зеркальце обратно.
- Я был на сцене, - сказал Эд.
- Поэтому я здесь, - ответила Сан Санна.
- А теперь подробнее, я ничего не понимаю. Не томи, выкладывай.
Сан Санна хитро улыбнулась, выдержала паузу и продолжила:
- Сегодня со мной в клубе долгожданный для нас человек. Ну, ты помнишь наш давний разговор? Он вернулся в Россию, чему я, собственно, очень рада! Хочу тебя, наконец, познакомить с ним.
- С кем? - спокойно спросил Эд.
- С врачом!
Эд удивлённо посмотрел на Сан Санну:
- Что за врач?
- Хирург, - отрезала Сан Санна, - пластический хирург. - Ты что, забыл?
- Ой! - вспомнил Эд. - Сиськи, что ли, приехали?
Сан Санна коснулась ладонью лица Эда - так касаются лиц косметологи.
- Послушай, если ты понравишься этому старому еврею - а в образе ты уже... и я это видела: ты сегодня был ве-ли-ко-ле-пен! - то приобретёшь не только сиськи, но и новое место работы. Пора уже заканчивать с пародиями на всяких певичек. Как ты считаешь?
Эд на секунду задумался.
- Бедная мама, - ответил он. - Она этого не поймёт. «Не поймёт» мягко сказано - она сойдёт с ума.
- И не только твоя мать, - добавила Сан Санна. - С ума сойдут все. От зависти. Кому-то же надо быть первым!
Она закурила и тут же стала тушить сигарету. Нервничала.
- И это буду я... - тихо произнёс Эд.
- Это будем мы, - быстро поправила она.
И, вдруг повеселев, продолжила:
- Давай, значит, так. Он сейчас немного устал, да и я тоже. Мы едем в гостиницу. Завтра жду тебя на обед в «Астории». Жду в образе. Будь на высоте, не опаздывай, и прошу - без наркоты.
- Обижаешь, сестра, - ответил Эд. - Пыхну дома. Клянусь!
Сан Санна улыбнулась и вышла из бара.

Эд какое-то время сидел за стойкой и смотрел в потолок. Наконец он выпрямил спину и потянулся, как делают ангелы, разводя свои крылья.
- Герман, - обратился он к бармену, - налей мне водочки, у меня завтра очень сложный экзамен по актёрскому мастерству, и я уже волнуюсь.
- Кастинг?
- Что-то вроде того...
Герман улыбнулся. На стойке появилась рюмка с водкой.
- Спасибо, - сказал Эд.
- На здоровье, - ответил бармен и занялся своим делом.
Герман был «правильным». Он не пил, не курил и, кажется, любил женщин.
Эд уставился на тату на его шее. Это был разноцветный паук, раскинувший свои щупальца.
- Спасибо, - пропел на ухо Эду зычный женский голос. - Ваша водка уже закипала. Ты не в обиде, надеюсь?
Гуля стояла с открытым ртом и махала веером себе в лицо. Рюмка на барной стойке была пуста.
- Какая крепкая, - хитро улыбнулась она. - Что за водочка? «Абсолют»?
- «Халява», - подколол её Эд. - Какими ветрами!?
- Северными, какими ещё... Там, где льды Антарктиды.
- Ну, рассказывай, чего припёрлась, Снегурочка.
- На тебя посмотреть. Ты когда себе сделаешь нос, а? Что это за кривой башмак? При таком образе на сцене - и такой шнобель! Жуть!
- Гуля! Не порть мне праздник! Нос, нос... дался он тебе. Давай лучше выпьем за мою настоящую мечту.
- Напомни, у тебя их столько-о...
- Здрасьте … за сиськи!
- Не буду я пить за твои сиськи. Выпьем-ка лучше за твой нос - пусть он станет когда-нибудь прямым и красивым!
- Хрен с тобой, давай за нос, будь он неладен.
Гуля посмотрела на Германа. Тот давно наблюдал за их дружеской перепалкой.
- Зайка, - обратилась она к бармену, - Сказка гуляет - ей всё как обычно, на столик у сцены.
Герман нежно улыбнулся, и Гулины «льды» начали таять.
- Герман, а ты действительно любишь женщин?
Сказка облокотилась на стойку и посмотрела на него испепеляющим взглядом.
- Да, - рявкнул Эд, - но не таких, как ты. Ты слишком хороша для него.
- Почему-у-у, - томно протянула она, продолжая гипнотизировать Германа. - Я самая обыкновенная, как все нормальные женщины.
Эд откровенно заржал.
- Ну, хватит уже заигрывать, «нормальная женщина», он при исполнении служебных обязанностей.
- Одно другому не мешает, - ответила Гуля, - правда, Герман?
Бармен не переставал улыбаться. Он поднял поднос, вышел из-за стойки и направился в зал.
- Пойдём, дорогой, примем анестезию, - Гуля потащила Эда за собой.
- Ты сумасшедшая баба, - ответил Эд. - Тебе надо лечиться.

Они шли к своему столику вслед за Германом. Поставив на стол Гулин заказ, бармен сразу исчез. Эд сел и закурил. Гуля запустила в ведёрко со льдом пальцы и бросила по несколько кубиков в оба стакана.
- Наливай, - весело сказала она. - Выпьем за твою мечту.

Пила Гуля много. И чем больше были дозы, тем лучше она выглядела и даже соображала. Пьяная или трезвая, она всегда была весела и энергична. Не прошло и получаса, как бутылка опустела. Гуля смотрела на танцующий в зале народ, курила и находилась в какой-то странной задумчивости.
Обижать никто никого не думал. Двое вспоминали ярчайшие дни, проведённые вместе, старых друзей и просто знакомых. Кому-то реально «мыли кости», о ком-то сожалели, собой - только гордились. Дальше перешли на личное. И на откровениях Эда водка закончилась.
Гуля запомнила, на чём оборвалась их беседа и собиралась продолжить её, как только Эд вернется. Да и выпить ещё не мешало бы.
- Где его только черти носят?! - злилась она, выпуская дым.
В ведёрке лёд превращался в воду. Пепельница была полна... Гуля курила и думала о Яне.

- Привет, Сказочка! А где наш друг?
У столика стояла Яна, в её руках был конверт.
- Ой! - воскликнула Гуля. - Легка на помине. Он в баре, присаживайся. Только без поцелуев - я в блёстках.
- Брось, - улыбнулась Яна. - Я от них уже отмыться не могу.
Она наклонилась, и девочки расцеловались.
- Мне всегда нравилась твоя фамилия, - непонятно для чего сказала Гуля. - Она такая необычная, такая «трудовая». Наверное, твои прадеды были сапожниками?
И Гуля хихикнула.
- Хочешь, подарю? - сухо ответила Яна. - Будешь Гулей Набойкиной.
- Зачем? - сделала удивлённое лицо Гуля. - Оставь её себе.
- Не люблю я эту фамилию. Выйду замуж - обязательно сменю.
- Ты собираешься замуж?
- А ты нет? - Яна села за стол.
- Ну, разве что за «кошелёк», - прищурившись, сказала Гуля.
Она манерно затянулась, внимательно посмотрела на Яну и добавила:
- Может быть, я дура? Мне всегда казалось, что вы с Эдом созданы друг для друга.
Яна засмеялась:
- Он что, уже и тебе доложил?
- Я тоже его подруга, - с упрёком ответила Гуля, и слегка надула щёки.
- Знаю, - сказала Яна. - Я совсем не плохо отношусь к тебе.
Сказка выдохнула, и на лбу появились морщины:
- Не плохо, говоришь?
Яна промолчала. Она достала сигарету и закурила. Ей не хотелось втягиваться в подобные разговоры и что-то выяснять. Она стала смотреть по сторонам и уже мечтала поскорее уйти.
- Ты его любишь? - выдавила из себя Гуля.
- Кого, - вяло отозвалась Яна.
- Эда.
- А как ты думаешь? Я нахожусь рядом с ним столько лет.
Она продолжала курить и смотреть куда угодно, только не на эту скандалистку.
- «Находиться» - ещё не любить! - огрызнулась Гуля.
Яна затушила сигарету и посмотрела ей в глаза:
- Десять лет - это большой срок. А если между нами, и если ты умеешь держать язык за зубами, то я тебе скажу…
Гуля открыла рот и уже хотела выдать что-то резкое, но Яна продолжила:
- Эд не тот случай. Платонической любви мне не достаточно. Я - женщина. Надеюсь, теперь тебе понятно? И давай отложим этот разговор. Он идёт сюда.
- Отложим до лучших времён? - спросила Гуля.
- Если они наступят, - отрезала Яна.
Подруги давно попали в поле зрения Эда. Он пробирался между столиками, глядя на них.
- Быть женой Платона - не худший вариант, поверь мне, - закончила скороговоркой Гуля и зло улыбнулась.
К столику подошёл Эд.
- А я тебя ищу, - сказал он и поставил на стол графин с водкой. - Выпьешь с нами?
- Выпью, - машинально ответила Яна, но потом опомнилась. - А кто тебя тогда повезёт? Подожди, и тут неувязочка... Можно тебя на секунду? Гуля, извини...
- Пожалуйста, пожалуйста, - прошипела Гуля.
Яна взяла Эда за руку, и они отошли в сторону.
Настроение у Гули было испорчено. Она схватила графин, налила рюмку водки и выпила. Ей не нравились такие отношения между мужчиной и женщиной.

Разговор Яны с Эдом был коротким. Яна попросила ключи от машины: она куда-то спешила.
- Я приеду утром, - произнесла она и протянула Эду конверт с деньгами. - Вот, возьми.
- Значит, ты к нему? - неуверенно переспросил Эд.
Он взял конверт и сунул его в карман.
- Да, а что тут такого? Я - женщина, и я хочу. Ты что, против?
- Боже упаси! Пожалуйста. Все мы немного женщины. Езжай...
Эд нервничал, и это заметила Гуля. Она поймала на себе его блуждающий и немного растерянный взгляд.
- Только не пропадай, хорошо? - с грустью добавил Эд.
Яну насторожила интонация, с которой прозвучали эти слова. Она обернулась и посмотрела на Гулю. Та хитро улыбалась.
- Зачем ты ей всё рассказываешь? - тихо спросила Яна.
- А что, нельзя? - так же тихо ответил Эд.
- Это наши с тобой отношения. Наши, и больше ничьи.
- Не-е-ет, - ответил Эд, - ты не права. Я - лицо публичное. Друзья обо мне должны знать всё.
Он искусственно рассмеялся, но потом стал серьёзным:
- Значит, у тебя действительно с ним роман?
- Такой же, как с тобой, - ответила Яна. - Могу я просто от души потрахаться, наконец?!
Повисла напряжённая пауза. Они смотрели друг другу в глаза, и оба ехидно улыбались. Эд первым не выдержал взгляда. Он повернулся к Гуле и громко крикнул:
- Ты меня подкинешь домой?!
- Подкину и не поймаю! - ответила Гуля. - Доставлю по адресу. А лучше оставлю у себя.
Последние слова прозвучали для Яны.
- Не переживай, - продолжила Гуля. - У меня чудный водитель. Долго я буду тут одна сидеть? Возвращайся ко мне, я - тебя - люблю.
Гуля завелась. Её было не остановить. Она стала бросаться довольно колкими фразами, и Яна не выдержала:
- Мне надо ехать. Я буду утром. Гуля, пока...
Это «пока» прозвучало совсем тихо. Гуля его даже не услышала.
- Хорошо, иди, - сказал Эд и, сутулясь, пошёл к столику.
- Неужели! - победоносно крикнула Гуля. - Магомет ползёт к горе!

Яна пробиралась к выходу. Скачущая на танцполе толпа мешала ей пройти. Выйдя на улицу, она вдохнула полной грудью, села в машину, закурила и заговорила сама с собой:
- Гуля - баба хитрая. А сколько гордости, что ты! Господи, как же я устала от этого праздника жизни. У-ста-ла! Тоже мне нашлась сваха. Мы сами разберёмся. Она же ревнует!? А он, дурак, думает, я его брошу...
Яна повернула ключ, машинально включила заднюю скорость и нажала на газ. Машина резко дёрнулась назад и ударилась об угол дома.
- Здравствуй, автосервис, - сказала Яна. - Блин! Сглазила, сука...
Она достала телефон и набрала номер.
- Алло, - ответил мужской голос.
- Секс отменяется...

Яна ещё не знала, что будет сидеть целый час в разбитой машине, на этом маленьком островке, на Стрелке, между Петроградкой и центром, куда она так спешила. Мосты разведены.

Продолжая тусить с Гулей, Эд искусственно веселился. Он всячески уходил от назойливого любопытства своей подруги. История отношений Эда и Яны была почти понятна Гуле. Но она не переставала «почемукать», мечтая поставить в этом вопросе жирную точку. Гуле стало легко и свободно только тогда, когда она полностью опьянела. Вопросы сразу куда-то исчезли, и она захотела праздника. Гуля потащила Эда в бар.

Это утро было солнечным. Широкая Нева ещё окутывалась туманом, как помещение табачным дымом. Мокрые мощёные набережные, мосты, плывущие под ними водные трамвайчики - всё дышало любовью и радовало глаз.

Гулю ничто не радовало - она была пьяна и не спокойна. Стоя вместе с Эдом у открытых дверей клуба, Сказка размахивала руками, как ветряная мельница:
- Где моя машина!?
- Вот же она, - показал пальцем Эд. - Вот! Видишь?!
Машина стояла перед самым её носом.
Гуля наклонилась и посмотрела в салон. Водитель спал.
- Да, теперь вижу, - сказала она и повернулась лицом к провожавшим её мужчинам - Владу, хозяину клуба, и его охраннику.
Влад достойно улыбался. Он старался не показывать вида, что Гуля ему очень надоела. Клуб уже давно надо было закрыть и заняться хозяйственными вопросами: посчитать выручку и выдать работникам зарплату. Но под утро Гуле неожиданно захотелось петь. Она пела так, что разогнала десяток последних посетителей. Эду ничего не оставалось, как взять певицу под белы рученьки и повести на улицу - подышать весенним воздухом.
Хозяин клуба вышел их проводить. Продолжая улыбаться Гуле и Эду, он прекрасно понимал, что от этих людей, от их знакомых, от знакомых этих знакомых зависит популярность его заведения. Охранник, в отличие от Влада, своим лицом ничего не выражал. Он просто стоял.
- Мужчина, Вы с нами идёте? - подошла к нему Гуля и, неожиданно для всех, схватила за мотню.
Охранник отпрянул.
Разочаровавшись, Гуля добавила:
- Э-э-э, мужчина... Вы с нами не идёте!
Эд подлетел сзади и потащил её за рукав к машине.
- Извините, пожалуйста, - сказал он охраннику. - Она, сами видите... пьяная.
- Кто?! Я пьяная? - стала возмущаться Гуля. - Сам такой!
- Хватит приставать к мужикам, - нервничал Эд. - Совсем с ума сошла, что ли? Поехали!
- А к кому тогда приставать? - кричала Гуля. - Какой ты грубый, неженственный. Отстань, говорю!
Эд продолжал тащить её за рукав, она сопротивлялась. Размахивая свободной рукой, пытаясь вырваться, Гуля запела:
- «Я искала мужа раз и навсегда, мне мужик был нужен, только вот беда... Мне мужик был нужен - не такой, как ты. Хватит, надоело! Зажигай мосты!»
Эд открыл дверцу и так поддал, что Сказка сразу оказалась в авто.

Машина неслась по набережной, ветер трепал яркую Гулину косынку.
- Мальчик мой, - сказала она водителю, - сейчас отвозим эту грузинку домой, а потом и сами во дворец. Я очень хочу спать.
Водитель зевнул и прибавил скорость.
- Сама ты грузинка, - ответил ей Эд. - Достала уже меня этим носом.
- Не скажи. Мой нос куда лучше. Он ровный, маленький - не то что твой шнобель!
- Какой есть! - рявкнул Эд.
- Не злись, - ответила Гуля, - я же любя.
Эд замолчал. Стал смотреть в окно. Их машина остановилась у светофора. Дорогу переходили трое парней. Они шли, пошатываясь - возможно, из какого-нибудь клуба.
- О, смотри, смотри, - закричала Гуля, - какие самцы! Ой, не могу! Тормозите, мальчики!
Она высунулась в окно и замахала рукой.
С улицы послышались встречные крики и улюлюканье. Парни остановились и бурно жестикулировали. Один даже направился к машине.
- Ты угомонишься уже? - испугался Эд. - Это же пэтэушники.
- Ну и что, - продолжала Гуля. - У меня так давно не было мужика! Иди сюда, самец! Посмотри, какой... А-а-а-а, за-стре-ли-те меня!
- С удовольствием, - сказал Эд и стрельнул из пальца Гуле в висок.
Сказка упала затылком на спинку сидения, светофор показал зелёный, и машина поехала дальше.
- Ты ранил меня в самое сердце! - поднимая голову, сказала Гуля.
- Разве это сердце? - ответил Эд.
- Да, - протянула она театрально, - я - одно - большое - сердце.
И тут же посмотрев назад, на дорогу, добавила:
- Это была судьба.
- Тогда выходи и догоняй.
- Вот ещё! Это они меня должны догонять. А потом - их трое, а я одна...
- Какая же ты сумасшедшая, - сказал Эд. - Угомонись уже.
- Не хочу, - ответила Гуля. - Я хочу.
Она полезла в свой саквояж и стала там что-то искать.
- Если ты ищешь сигареты, то они у меня.
- Слушай! - вспомнила Гуля. - Вчера я говорила с Лео, он звонил мне ночью, интересовался тобой.
Машину подбросило, и Гуля ойкнула.
Это, пожалуй, единственное место в городе, где такая волнообразная дорога. На набережной, вдоль решётки Летнего сада.
- А можно нам вернуться и повторить? - сказала она водителю. - Мне так нравятся эти бугорки!
Тот улыбнулся, но ничего не ответил.
- Подруга, ты не договорила, - продолжил Эд. - Надеюсь, ты передала ему мои поцелуи?
- Кому? - спросила Гуля.
Пребывая в чудесном, расслабленном состоянии духа, она уже забыла, о чём говорила минуту назад.
- Лео! - громко напомнил ей Эд.
- А-а! - к Сказке вернулась память. - Угу, целовала трубку полчаса. Я сказала, что увижу тебя в клубе и всё передам.
- Передавай же! Не тяни мурочку за хвост.
Гуля вновь стала копаться в своём саквояже:
- Фотографии из серии «Падший ангел»... у тебя есть такие?
- Да, мои любимые... И что?
- Где сигареты!?
- Я же сказал, у меня!
И Эд протянул ей пачку.
- Во-первых, - продолжила она, - Лео ругался. - Никто не реагировал на его звонок, не подошёл к телефону.
- Я вчера был никакой, - ответил Эд. - И Яна свалила. Я спал как убитый, очень устал после съёмок.
Гуля щёлкнула зажигалкой и закурила:
- Ему нужны именно эти снимки. Для одного столичного журнала, названия не помню.
Видимо, он что-то придумал в очередной раз и срочно хотел переговорить с тобой.
- А почему он не перезвонил мн