Возраст 12–24 года

В предыдущей лекции мы говорили что период с 12 лет — это период запечатлений, когда душевное зрение ребенка от­крыто и запечатлевает состояние взрослых, при детях что-то исполня­ющих. При этом прежде всего значимо именно душевное состояние взрослых, то, что они переживают, а не то, что делают. Особенно это явственно для младенцев, которые запечатлевают душевное со­стояние матерей и отцов, причем, мальчики больше воспринимают от­цов, девочки — матерей, В тех случаях, когда до трех лет мать воспитывает ребенка одна, мальчики запечатлевают материнский, т.е. женский, тип поведения. Такое запечатление про­должается до 5‑ ти лет включительно очень интенсивно, затем слабеет. Постепенно сила запечатления уменьшается. Поэтому мальчики, вос­питанные до 7–9 лет матерями, обычно сильно феминизированы; если же расставание с отцом произошло после 9‑ ти лет, то женского в них меньше, однако быть совсем свободными от него мальчики не могут.

До 12 лет мальчики практически продолжают запечатлевать мать, т.е. женский тип поведения. Если же отец в доме, то независимо от того, занят ли он воспитанием ребенка или не занят, происходит запечатление отцов­ского, или мужского образца поведения. Правда, очень зна­чимо, чтобы мальчики запечатлевали самые различные обстоятельства, в которых отец ведет себя по-мужски. В древности, например, все на­роды чисто интуитивно знали это, и отцы часто брали с собой детей на работу. Сельскохозяйственный быт позволял отцам держать детей ря­дом с собой во время работы: при дворовых постройках, на пастби­щах, на скотном дворе, на пахоте, на сенокосе. Во всем этом мальчики запечатлевали мужской образ поведения. Сегодня, к сожалению, образ поведения мальчики запечатлевают в период досуга отцов, а не ра­боты. К 12 годам способность к запечатлению слабеет, и начинается резкая перестройка в психике детей. Ребенок вступает в подростковый возраст, который, с легкой руки жур­налистов, назвали «возрастом самоутверждения». На самом деле, в этот период происходит проявление самостоятельности, т.е. активно разворачивается потребность в собственном действии, когда запечатленное до 12 лет должно быть опробовано в самостоятельном поступке. В двух словах напомню периодизацию:

1. Внутриутробное становление — запечатление духовных и душев­ных сил матери.

2. От рождения до трех лет — запечатление образа отношения к человеку, характера общения; при этом включается зрительное, слуховое и тактильное восприятие людей. К материнской реакции на окружающих людей у мальчиков добавляется еще отцовская.

3. От трех до пяти лет во внешней психической деятельности — игровой период, но в игре происходит запечатление смыслов взрослой жизни. Дети играют во взрослых и запечатлевают смыслы взрослых поступков, взрослых действий.

4. От пяти до семи лет значимо запечатление труда, способности к труду. В том случае, когда ребенок 2/3 свободного времени находится в тру­довом действии, т.е. в отклике на нужду, в душе запечатлевается спо­собность трудиться, и человек уже на всю жизнь имеет постоянную тягу к труду, желание трудиться. Там же, где дети в этот период на­ходятся в праздности, т.е. в веселье, беспечной радости, в смотрении те­левизора и прочих развлечениях, в том числе в работе по способностям, а не по нужде, там запечатлевается праздный образ поведения. В ре­зультате и в подростковом возрасте, а затем и во взрослой жизни потребностно ищется легкая жизнь, т.е. где можно развлечься. Поэтому нынешние «телевизионные» дети в подростковом возрасте с удовольст­вием часами активно слушают магнитофонные записи и с большим трудом откликаются на нужду.

5. С семи до десяти лет начинается период запечатления учебной деятельности. Здесь приобретаются резерв душевных сил и способность для учения вообще на всю жизнь. Те, кто с радостью учились в этом возрасте, даже будучи взрослыми, могут вновь легко сесть за парту и учиться, и при этом по силам и в радость будет учеба. Там же, где был сбой в начальной школе, там в 30–50 лет заставить себя сесть за парту бывает чрезвычайно трудно, никаких сил нет заниматься с учебником или лекции слушать.

6. С десяти до двенадцати лет — последний период запечатления, проис­ходит активизация всех способностей. Главное же содержание этого возраста — усвоение этапов трудового действия (начало, середина и завершение трудового действия) и запечатление либо ложного, либо ис­тинного трудового действия. Всей внутренней расположенностью ребе­нок склонен к запечатлению истинной трудовой деятельности. Однако в ситуации воспитания, которая начинается с середины 20‑ х годов, все дети проходят воспитание в ложном трудовом действии, а истинного практически почти не знают.

Но вот интересная осо­бенность: все, что запечатлевалось от рождения до 12‑ ти лет, теперь проявляется в самостоятельном действии, но в прямо противоположной очередности. Вся шкала предваряющего запечатления поворачивается и в обратной последовательности начинает разворачиваться в самосто­ятельных поступках. Вы увидите, что возраст 21–24 года — последний, завершающий период самостоятельного проявления. Мы называем его «юношеским младенчеством». В этом возрасте активно проявляется то, что ребенок запечатлел до трех лет от своих родителей. При нынешнем состоянии семей в большинстве случаев дети запечатлевают самоут­верждающихся друг перед другом родителей: мать перед отцом, отец перед матерью, в семьях часто бывают ссоры, непонимания. Особенно трудное запечатлевают первые двое детей, т.к. обычно первые годы, когда только-только устанавливаются семейные отношения — самые трудные годы. И ребенок запечатлевает состояние матери и отца таким, как оно есть.

В 21–24 года запечатленное выходит в самостоятельное действие. Теперь уже самоутверждение друг перед другом проявляют юноша и девушка. Причем, юноша — больше отцовское, а девушка — больше материнское. И особенно трудно становится, если в этом воз­расте молодые создают семью. Проявление запечатленного в де­тстве — это ссоры, почти неизбежное настаивание на своем, и сделать с этим, кажется, ничего невозможно. Более того, надо иметь в виду, что в возрасте 21–30 лет юношество по внутренней упоенности не слы­шит совета, идущего со стороны, у многих закрыто внутреннее зрение на самого себя. Духовная традиция, благодаря которой формировался навык взгляда в себя, когда с 7‑ летнего возраста дети должны уметь видеть мотивы своих поступков, утрачена, ее нет сейчас, и поэтому, дожив до 21 года, юноши и девушки совершенно не знают, что это та­кое: взглянуть на самого себя, искать причину неудач, трудных об­стоятельств, неправильных поступков в себе самом. Самодостаточная, самоуверенная или, наоборот, самоуничижительная, тоскливая пози­ция молодых резко усиливается в 21–30 лет, и неудивительно, что юно­шество не слышит родителей. Советы редко доходят до внутреннего слуха молодых, они слышат то, что сами хотят слышать, идут и делают то, что внутренне ощущают сами. В 21–24 года, проявляя запечатлен­ное от родителей, они уверенно настаивают на своем стереотипе пове­дения. И сразу же обнаруживается, что вот эти двое вышли из разных семей: у жены стереотипы поведения одни, у молодого мужа совер­шенно другие. И может тут найти «коса на камень».

Издревле все народы старались не заключать браки в этот период. Как правило, женились и выходили замуж до 20 лет. Существовавшие тогда обычаи, традиции строго хранили возраст рождения семей, за­крепляли это в психическом знании. Сегодня мы, потеряв обычаи и не имея психического знания, потеряли практически все. В результате большинство семей рождается при возрасте молодых 21–24 года, и боль­шая часть из них разрушается, дожив до года, трех лет супружества, а оставшаяся с великим трудом доживает до семилетнего рубежа.

С 12 до 14 лет продолжается возраст активизации способностей, а по глубине смыслов — это обретение истинного трудового действия. Причем, подростки в этом возрасте очень активны, энергичны, живы, они берутся за множество дел. Чтобы самостоятельно действовать, подростку необходимо быть свобод­ным от влияния взрослых. Авторитет родителей падает почти до нуля. Это происходит не за счет внешних условий, это происходит внутри самой психики подростков. Внутренне авторитет родителей падает, в результате все самостоятельное, желаемое, естественно, происходит, потому, что ничто не стоит над этим, внутри самого подростка ничего не стоит. И авторитет сверстников становится чрезвычайно зна­чимым. Поэтому девочка может прийти домой и сказать:

— Мама, сшей мне вот такую юбку.

А мама говорит:

— Это же некрасиво!

Девочка настаивает на своем, и если мама будет предлагать свой вариант, де­вочка его не примет, потому что не примут подруги, засмеют. Она твердо будет стоять на позиции своего окружения. Происходит актив­ная социализация подростка в этом возрасте за счет тщеславия, т.е. эговлечения к положительному мнению окружающих людей. И чем больше своего положительного мнения, тем более подросток зависит от своего ближайшего окружения.

Если же ребенок жил в семье, в которой тщеславие не культивиро­валось, если родители сами были нетщеславны, то как они просты и, как бы жестко ни были за­вязаны на мнении окружающих, имеют внутренний стержень, свою внутреннюю ценностную мотивацию, независимую от мнения окружа­ющих людей. Но это происходит только там, где отец с матерью живут впростоте, где нет гонки за тем, чтобы быть на виду у всех, быть принятыми, быть известными, быть выделяющимися.

В этом возрасте дети с удовольствием формируются в множествен­ные группы. И с ними легко работать педагогу со стороны, по­тому что дети с радостью формируются в отряды, в отрядах вступают в различные иерархические отношения, т.к. для них очень значимо проработать всю структуру по эговлечению гордости и тщеславия. Де­вочки, которые с первого класса активно доминировали в классе, в этом возрасте становятся суперактивными. Мальчики, которые ранее прояв­ляли уравновешенность в иерархическом подразделении, теперь начи­нают проявлять внимание к этой иерархии, они хотят занимать какие-то посты, они хотят кем-то в классе состояться. Если в классе не полу­чается, они неизбежно идут во двор, туда, где возможно состояться, и формируются либо в группировки внутри класса, признаваемые со сто­роны школы, учителей, взрослых, либо в группировки вне класса, вне школы или в скрытые группировки, которые и есть на самом деле ва­риант самоутверждения.

И действительно, в семьях, где происходило утверждение одного ро­дителя перед другим, дети в этом возрасте активно самоутверждаются, потому, что именно это запечатлено ими и должно быть ими проиграно. Социологический анализ, проведенный среди девятиклассников, обна­ружил, что всего лишь 17% детей (это по одним данным, а по другим лишь 3%) проявляют заботу друг о друге. Для остальных детей харак­терна реакция самоутверждения.

Сегодня ситуация с подростками много сложнее, чем 10, 15 и 20 лет назад, и это говорит о нравственном неблагополучии в наших семь­ях в отношениях супругов.

В этом возрасте, с 12 до 14 лет идет формиро­вание отношений между мальчиками и девочками. Запечатление эротики родительского поведения возможно в следующие периоды: в утробе матери — раз, второй пласт запечатлений особой эротичности или сексуальности — до 3‑ х лет, осо­бенно во время кормления молоком. Третий след запечатлений — в возрасте 7–8 лет. Еще один след запечатлений в возрасте 10–12 лет. Если в эти периоды отцовское или материнское поведение было эроти­ческим или сексуально возбужденным, то неизбежно произошли запечатления в подростках. И тогда от 12 до 14 лет идет активная сексуализация отношений между мальчиками и девочками, причем, с большим опережением у девочек и с некоторым отставанием у маль­чиков. Девочки в этом сегодня опережают на полтора, а в некоторых случаях и на два года мальчиков. И уже в 6‑ ом классе они невольно обращаются в дружбе, в своих симпатиях, приятиях к ребятам более старшим. Мальчики всего этого не слышат, ничего этого как бы не знают, поэтому в классе для девочек они становятся неинтересными, и поэтому менее всего девочки обращаются к своим одно­классникам. Они в 6‑ ом, 7‑ ом классе более хотят дружить с ребятами старшего возраста, причем, среди девочек очень котируется такая друж­ба: чем больше девочка общается со старшими, с 8‑ классниками, тем более вы­соко она стоит в кругу своих сверстников.

Огульная сексуализация, которая сейчас наблюдается среди подро­стков, приводит к тому, что разговоры на сексуальные темы становятся обычным явлением. Более того, треть девочек любой из школ к 8‑ му классу, как показали исследования, уже имеют практические отноше­ния. Если это происходит, то, естественно, и разговоры об этом явля­ются нормой, скрытой внутренней нормой подростковой среды. У девочек она активна, у мальчиков — пассивна, но, тем не менее, вни­мание уже большое, значительное и серьезное.

В этом возрасте дети с радостью и с каким-то особым жаром вчи­тываются в книжки и в литературу, причем, в такую, которая описывает именно эротические, сексуальные вопросы, т.е., что наиболее разжигает. Возьмите любую книжку для родителей в пла­не полового воспитания детей, либо книжку, обращенную непосредст­венно к детям, — везде и всюду физиологические особенности описываются подробнейшим образом, вплоть до того, что в одной из книжек, выпущенной тиражом 1 млн. 400 тысяч экземпляров, описаны стадии полового акта. Читая это, взрослый человек невольно пережи­вает разжжение, а уж подросток, у которого это активно сейчас, на­чинает пробуждаться, и, поскольку сексуальная картина внутренних впечатлений отягощена родительской сексуальностью, это тем более действует разжигающе.

Восприятие сексуальности через знакомство с книжками или разговорный, общенческий план проходит очень быстро. Буквально в течение года — полутора лет. Это как раз и есть возраст 11–14 лет, У разных детей по-разному: у некоторых с отставанием, у некоторых с опережением. И в скором времени книжки, которые воз­можно, уже прочитаны, и уже все, что можно проговорено, становятся неинтересными. И попробуйте в 8‑ ом классе выйти к ним с беседой, как это у нас по программе школы. Поздно! Дети-то постоянно с опереже­нием идут, и вот в 8‑ ом классе мы выходим к ним на беседу по половым вопросам. Им уже это неинтересно, потому что для них это уже про­работанный материал. И дальше идет либо активная проговорная прак­тика, там, где дети не выходят на реализацию, либо активная практическая жизнь, которая, к сожалению, к восьмому классу дает эти просто страшные цифры: треть девочек класса уже имеет конк­ретную практику.

На самом же деле именно в этом возрасте должно происходить за­крепление целомудренных отношений, т.е. чистоты отношений между будущим юношей и девушкой, между подростками, мальчиками и де­вочками. И эта чистота только в одном случае возможна: если цело­мудрие в девочках сохранено. Три ведущих действия по хранению целомудрия — это: хранение волос, хранение постели и хранение одежды. Если эти три действия исполнены относительно девочек, то через них это обязательно передастся и мальчикам, которые начинают хранить волосы, постель, одежду девочек от взглядов, от прикосновений. Соответственно, у мальчиков происходит становление в этом же чувстве, и тогда целомудрие сохраняется и в юношах и в девушках, и в мальчиках и в девочках.

Сегодня атмосфера воспитания потеряла все эти три действия. Коса исчезла из жизни сегодняшних девочек, хранимая постель исчез­ла, ее нет. Одежда, хранимая в простоте, тоже ис­чезла. Девочка уже в пять лет одевается так, как будто на выданье идет. Ощущение красоты, которое возможно только от целомудрен­ного чувства, внутренний вкус к красоте, вкус к одежде, к ее стилю, к подбору цвета — все это происходит из глубин целомудрия человека. Что­бы сохранить это, необходимо сызмальства, до 12 лет точно, мальчиков и девочек одевать в простую одежду. Но одновременно с этим важно, чтобы девочка постоянно занималась с одеждой: шила ее, вышивала, украшала, чтобы она все время делала какую-то одежду очень красивую. Такой одеждой, может быть в древности, была свадебная. Девочка шила ее начиная с пятилетнего возраста. Получалась удивительная вещь: прикасаясь к красоте одежды подве­нечной, она не имела возможности ее надеть на себя, а ходила в простой одежде. Из-за этого внутреннее тщеславие через одежду состояться не могло, эротические переживания через одежду не могли состояться, быть «на выданье» перед мальчиками было невозможно. И из-за этого «невоз­можно», а также из-за того, что девочка постоянно общается с необык­новенной красоты орнаментом, его сама вышивает, осваивает, подбирает раскрой одежды и так далее, формируется чувство вкуса, и идет оно из глубины целомудрия, а не эротического чувства.

Все эти традиции сейчас, к сожалению, потеряны. Я не знаю, как возможно восстановление их, но там, где есть решимость, они восстанавливаются. Решимость родительская, если она есть, она вос­станавливает правду психологического становления ребенка. В мальчиках — забота о девочках, в девочках — благодарность мальчикам. Вы увидите, что это внутреннее чувство, которое не позволяет быть дракам между мальчи­ками и девочками. Драк быть не может в принципе, если эти чувства есть в них. Между ними не могут быть обзывательства, пошлость невозможна, анекдоты невозможны, невозможно опереться на девочку локтем, невозможно ее обнять, посадить на колени. Это все в принципе невозможно. И, удивительно, что не внутренняя культура в этом слу­чае будет осваиваться мальчиками и девочками, а внутреннее отноше­ние друг к другу.

С 14–16 лет происходит активная интеллектуализация, т.е. откры­тость на научение. Помните, период от 7 до 10 лет — это период ведущей учебной деятельности, в период от 14 до 17 лет, именно учебная деятельность снова становится активной. Причем в учебной деятельности — интеллектуальная деятельность, отсюда вы, естествен­но, увидите, что в 6–7 классах, дети не хотят учиться. Это не свойственно их природе на самом деле. Загоняя их в классы, заставляя их учиться, мы идем против природы, но зато в 8–10 классах дети, которые с радостью учились в начальных классах, начинают вдруг учиться, и с удовольствием. Даже дети, которые в 6–7 классе не очень-то учились, здесь начинают снова учиться, потому что идет активизация интеллектуальной работы, и через эту интеллекту­ализацию идет заново восприятие и осмысление себя в будущей взрослой жизни.

Когда детей переводят на индивидуальное обучение и учитель на­чинает обучать, учитывая малость, скудность душевных сил, то ребе­нок учится, потому что внутренне, он расположен к учебе. Но если идет активная гонка, интенсивное обучение, то по скуд­ности душевных сил он не успевает за этим, а в результате идет сбой за сбоем. Что же будет происходить? Между взрослым и ребенком начнется ссора. Наша заставляющая сила приводит к тому, что вместо мира между взрослым и подростком наступает период антагонизма. Проблема отцов и детей обретает самые страшные мозоли именно в этом возрасте. Потом еще один всплеск будет — от 21 до 24 лет. Там еще более жесткие мозоли срабатывают, которые еще раз возникают в 45–50 лет, когда требуется уход и забота о родителях, а вместо этого — страшная ненависть к сво­им родителям. Причем, превозмочь ее просто сил никаких нет, и появляется жела­ние, чтобы умерла, чтобы вообще скончалась или, чтобы отдать бы ее куда-нибудь в дом для престарелых. Это если в 21–24 года были трудные отношения с родителями.

Здесь же, в возрасте от 14 до 17 лет, может произойти первая за­кладка этих трудных отношений, и очень значимо, чтобы сохранился мир между детьми и родителями, чтобы проблема отцов и детей вообще не возникала. Поэтому, если у детей нет желания и душевных сил к учению, или желание есть, а сил к такой интенсив­ности обучения нет, то и не надо заставлять. Нужно оставить так, как оно есть. И если он тянет на тройки, — и пускай. Важно, чтобы была радость, что он принимаем в доме даже со своими тройками. Конечно, из этого не следует, что нужно всему попустительствовать, взять и пол­ностью отпустить. Нет, но по силе, по возможности помогать ему эту тройку все-таки обрести, но именно по тем резервам душевных сил, которые у него есть. Вовсе не важно, будет ли он 4‑ ку, 5‑ ку иметь, значительно важнее — будет ли он иметь ощущение мира с людьми, со взрослыми.

Вы увидите, что фундаментально — это возраст обретения советности со взрослыми людьми вообще. Эта советность впервые за­кладывается раньше, в возрасте от 5 до 7 лет, в период послушания, Если там ребенок научился быть в послушании у родителей, в послушании от любви, тогда вот здесь, в возрасте от 14 до 17 лет, ему легче слушаться родителей, слушать их советы. Более того, вы увидите, что потребность в общении со взрослыми большая. Дети тянутся к взрос­лым, они очень многое хотят проверить через взгляд взрослых людей, и идеальный вариант, если таковыми взрослыми являются их родители. К сожалению, сегодня ситуация родителей не такова, и поэтому мы остаемся как бы неперестроившимися родителями. К 12‑ летнему воз­расту должна произойти уже перестройка, и мы должны их отпустить в самостоятельные действия и быть подстраховщиками. Мы даем ему право выбора, мы даем ему даже право неправильного выбора для того, чтобы он соб­ственным опытом увидел неправду своих действий. И для того, чтобы эта неправда совпала с нашим советом.

Если же мы не даем ребенку возможности идти собственным выбором, то тогда он вообще не слушается родителей. У него появляется ощущение, что роди­тели постоянно назидают, а то, правы они или неправы, становится неважным, незначимым, чаще всего этого впечатления вообще нет, в этом ребенок уже не переживает своих родителей.

Очень значимо, чтобы подросток действовал вот таким образом, как бы вслушиваясь в то, что говорят родители. Пусть делает по своему норову. Норов у подростков — это самоутверждение, и поэтому жела­ние на своем настоять и сделать свое у них большое. Пусть первый год (14–16‑ летний возраст) подросток делает по-своему, как ему вздумалось. Но пусть всегда наперед знает, что родитель советовал другое. И тогда к 16–17 годам вы увидите удивительную картину: он начинает при­слушиваться к мнению своих родителей, отца или матери, или обоих вместе. Активная интеллектуализация этого периода позволяет быть очень внимательным к словам родителей; и если родитель умеет ска­зать, то это будет услышано, более того — будет воспринято. Другое дело, когда родитель, сказав, начнет настаивать, пойдет отторгающая реакция, Эго пойдет на Эго, камень на камень, и в конце этой борьбы — отторжение. Хотя по внутренней природе интеллектуального действия подросток уже воспринял слова родителя, но из-за настаивания роди­теля на своем он возьмет и отторгнет это. Поэтому существует для этого возраста правило: родитель пусть скажет один, максимум два раза, но третье напоминание уже не годится, потому что оно сразу работает на раздражение. Малейший привкус раздражения снимает весь первый посыл, все впервые сказанное начинает высыхать.

С 17 до 19 лет — еще раз активное стремление к взрослым. Это воз­раст, когда каким-то очень глубоким чувством юноша и девушка об­ращены к взрослым людям вообще. В тех народах, где сохранилась традиция старцев, где почитаемы и уважаемы именно старики, как наиболее мудрые, в возрасте 17–19 лет юноши и девушки за со­ветом часто обращаются к старикам, эта внутренняя потребность обратиться за советом в них активно живет. Она есть и в сегодняшних наших детях, когда потеряны все традиции, однако они наты­каются на взрослую упругость, т.е. на стремление взрослых исполнить так, как взрослые хотят, а не так, как дети чувствуют. Кроме того, ощущение самостоятельности, готовности к активной жизненной деятельности на­столько сильное, что в этом возрасте юноши и девушки способны ре­шать и выполнять, на самом деле, очень серьезные жизненные задачи. Внутренняя готовность к этому очень большая, и так как это период проявления самостоятельности и закрепления ее, то очень важно дать возможность 17–19‑ летним юношам и девушкам состояться в самосто­ятельных планах. Именно вот таким периодом, к радости подростков, были годы 20‑ е — 30‑ е, когда теперь уже известными событиями все стар­шее поколение было снесено, убрано, а юношеству дан был простор. И вот они-то, 19‑ летние, тогда оказывались состоявшимися в своей активной позиции.

Возраст 5–7 лет — период запечатления труда во­обще, и поэтому вы увидите, что в 17–19 лет подростки тоже хотят активно трудиться, причем, трудиться произвольно, и это действительно искрен­нее желание. И так как возраст 5–7 лет — возраст послушания по люб­ви, то отсюда у 17–19‑ летних огромная внутренняя потребность слушаться взрослых.

Надо иметь в виду, что 19‑ летняя точка — точка расплывания смыслов, когда все предыдущие стереотипы как бы расплываются, пе­рестают быть твердыми, и непонятно теперь, что является цен­ностью для юноши или девушки. Все ценности, которые были значимы, как бы растворились. Этот период идет примерно полгода-год. Очень трудный период для сегодняшних подростков, вернее юношей и деву­шек. И недаром этот период дает очень большое число пациентов для пси­хиатрических больниц, идут постоянные срывы. Неврологические отделения тоже переполнены, и даже существует очередь юношей и девушек, переживших тот или иной неврологический срыв. Душев­ные силы очень слабые, и поэтому, как только идет расплывание смыс­лов, сразу непонятно, как вообще жить, ради чего жить, каков смысл дальнейшего бытия в мире. А тут еще накладывается активная сексу­альная ситуация, когда влечение открывается во влюбчивости или влюбленности. Сексуальное, эротическое влечение разворачивается во влюбленности, и юноше кажется, что он полюбил, а на самом деле вме­сто любви в нем — влечение, вместо целомудрия в нем — эротика. Но ведь это не осознается, потому что практики анализа мотивов своего пове­дения у него нет, взгляда в себя внутрь тоже нет. И поэтому все, что происходит в нем, он принимает за чистую монету. Влюбился, а ответа нет, а тут еще 19‑ летняя точка. И воспринимается все как трагедия, как будто жизнь кончилась, ничего не надо. Сегодня резко подскочило число самоубийств и попыток самоубийства среди юношества этого воз­раста. Рост этот идет в геометрической прогрессии.

Очень тяжело ситуация складывается сейчас в армии, потому что именно в этом возрасте юноши попадают в армию, со всей ее жестоко­стью. И отсюда, естественно, при той скудности душевных сил, с ко­торой приходят нынешние юноши к девятнадцатилетней точке, идет очень много срывов в армии. Не выдерживают. При этом потребность во взрослом товарище, во взрослом друге остается активной, в первое время они вроде и бросаются ко взрослым. Бывают случаи, когда и со своим комвзвода поговорил откровенно, и с замполитом поговорил откровенно, а все это в конечном итоге боком выходит, потому что нет правильной позиции ни у комвзвода, ни у замполита. Конечно, все это очень печально.

В этом возрасте происходит глу­бокий выбор нравственной позиции, опора на внутреннее совестливое состояние. К этому склонность очень большая, при условии правиль­ного поведения взрослых с юношеством, и очень значимо, чтобы с кем-то из взрослых состоялась дружба на очень глубоком уровне откровенности. Если взрослому более 45 лет, т.е. достаточно большой уровень жизненного опыта, тогда идут очень глубокие запечатления правды жизни вообще, очень большая нравственная устойчивость, очень большая твердость во внутренней честности, во внутренней спра­ведливости, вообще в чувстве справедливости как таковом, если становление происходит в дружбе со взрослым.

Если же дружба со взрослым не состоится, тогда юноши замкнутся на круге своих сверстников. И круг сверстников сформирует ценностное ядро в юношах и девушках, и это не нравственное ядро. Более того, в этом общении среди сверстников идет в основном самоутверждение, а со взрослым идет почитание, даже не уважение, а именно почитание. Отношения со взрослыми, основанные на почитании, потом дают юно­ше возможность быть настоящим отцом, а девушке настоящей ма­терью.

Если в этом возрасте юноша и девушка не восприняли почитающее состояние, тогда истинное отцовство в принципе невозможно, равно как истинное материнство.

Мы сегодня имеем уже третье или четвертое поколение оскудевания материнства и отцовства во взрослом населении, когда в девушке не пробуждена женщина, в юноше не пробужден мужчина, отцовство и материнство в скудном состоянии. При этом единственный способ у сегодняшних взрослых лю­дей пробудиться в этом отношении — это многодетность. Мать, пройдя через болезненные роды, пробуждается как мать. К третьему ребенку идет первичное пробуждение, к пятому — некоторая полнота материн­ского пробуждения, и только к седьмому ребенку мать в глубине чув­ствует, что такое материнство. Так как этого сейчас нет, и в большинстве случаев семьи ограничиваются одним ребенком или дву­мя, то в результате, естественно, материнское чувство не пробуждает­ся, и отношения со своим 19‑ летним сыном или дочерью невозможны. Ни у отца нет внутреннего чувства своего сына или дочери, ни у ма­тери.

Вместо почитающего отношения юноши и девушки идут в самоутверждение со своими сверстниками. И поэтому, когда они формируют свои семьи, естественно, что между мужем и женой будет позиция самоутверждения. Ничего другого ожидать не следует. И тогда во внуках наших мы получаем плоды, которые сеем несколько поколений подряд.

Сегодняшние внуки, которым до пяти лет, выдадут нам всю полно­ту бездуховности, бездушевности, жесткости. Если же детям в этом возрасте дать самостоятельность действий, то 19‑ летнюю точку они проходят несколько сглажено, т.е. они находятся в активной жизненной позиции, активно выполняют какое-то дело, и 19‑ летнюю точку проскакивают без кризисов, кризов, шоков, без пси­хиатрии. Но если ни родители не дают им возможности быть самостоятельными, ни социальная среда, то точку 19‑ летия они проходят очень тяжело.

От 19 до 21 года идет повторение в самостоятельном действии воз­раста от 3 до 5 — игрового периода, обретения смыслов взрослой жизни. В 19–21 год юноша и девушка хотят активно быть в социуме. Недаром в институтах присутствует такое (в прошлом) довольно энергичная социальная, обще­ственная деятельность, как стройотряды. Это как раз приходится на первые годы ин­ститутской жизни, — первый, второй, третий курсы, когда всякий преподаватель чувствует, что это курсы, с которыми благодатно рабо­тать. Они какие-то откликающиеся, энергичные, живые. Более того, они в этом возрасте активны вне семьи, т.е. хотят социализоваться, и поэтому дома почти не бывают. И это нормально. Одно только ненормально — если девушка в 19–21 год идет не к материнскому чувству. Не имея своей семьи, она уходит за пределы семьи по своим способностям, по своим Эго-влечениям. В ре­зультате в период, когда взрослые смыслы должны закрепиться в са­мостоятельном поступке, они закрепляются не в материнском действии, а в действии общественном. И когда она потом становится ма­терью в 24–28 лет, или еще в каком-то возрасте, то материнское страдает. Она не стать может полноценной матерью, потому, что она не закрепилась в 19–21 год в материнстве.

И вот она стала матерью, и в то же время активно занимается диссертацией, и диссертация для нее значи­мей, нежели дочь или сын. Она стала матерью уже в 24 года, и в то же время ей интересно пойти и в театр, и в кино, и по подругам, и еще куда-то, и не очень значимо то, что у нее есть ребенок. Внут­ренне она этого не понимает, и если будут родители говорить ей что-то — бесполезно, возраст 21–30 закрыт на совет, и она этого не будет слышать. Она ничего не примет, потому что ничего не слышится, кроме того, что про­исходит внутри. И именно поэтому, в целях хранения семьи, по традиции считалось, что, если девушке за 20, то может оказаться неспособной в полноте раскрыться в материнстве.

Удивительное сегодня происходит с девушками, которые в 17–18 лет вышли замуж. Необыкновенная полнота материнства по сравнению с другими. Конечно же, они не дотягивают до той полноты, которая могла бы состояться, но относительно их сверстниц — это матери с необыкно­венной внутренней полнотой чувства к детям, плюс чувства к отцам. Потому что не может быть мать полноценной, если она не имеет пол­ноты правды отношения к мужу своему, ибо только та мать — насто­ящая мать, которая своего мужа и детей своих хранит в семье своей. И отсюда, естественно, те мужья счастливы, которые имеют такую жену. Это удивительная жена и мать, которая умеет быть хранитель­ницей домашнего очага, т.е. мира в доме.

Сегодня мы этот тысячелетний опыт всех народов, ставший обычаем, выкинули вместе с ребенком и пожинаем плоды «прогрессивного» развития женщин, эмансипированного состоя­ния сегодняшних женщин. Происходит потеря, к сожалению, и у юно­шества, дело в том, что сегодняшняя социализация юношества происходит вовсе не ради семьи, а ради самоутверждения в обществе. В то же время истинное назначение социализации в том, чтобы быть активным в обществе в 19–21 год, но ради своей будущей семьи. Юноша еще не женился, он еще свободен, но он внутренне с 3‑ летнего возраста знает, что он будущий отец, и поэтому в 19–21 год он активен в социуме ради отцовства. И это центральный смысл его действия. Тог­да, естественно, складываются трудовые династии в родах, семьях, по­тому что юноша, социализируясь ради отцовства, обретает профессию, которую сумеет передать своему сыну. Сын воспримет от такого отца профессиональные навыки, и между ними будет контакт, между ними будет большая дружба, будет большая поддержка.

Кстати, процент трудовых династий в обществе обозначает уровень его нравственного здоровья. Падение этого процента — признак явного падения нравственности в обществе. Сегодня трудовые династии прак­тически сошли на нет, и это печальная картина нравственного состояния обще­ства.