Наш вклад в пятилетку

Много лет прошло с тех пор, как я поступил учени­ком на завод «Красный пролетарий». Помню, как пятнадцатилетним юношей я впервые в жизни подо­шел к станку. Был это самый простой и примитив­ный токарный станок. Токарное дело мне очень по­нравилось, я к нему сразу же пристрастился. Меня увлекал процесс обработки металла, интересовала ра­бота самого станка, который, повинуясь воле челове­ка, придавал металлу самые разнообразные формы. Первое впечатле­ние было настолько большим и глубоким, что оно сыграло решаю­щую роль во всей моей жизни.

Токарному делу учил меня старый мастер Петр Николаевич Ла­тышев. Человек он был строгий, крутой, но справедливый. Именно он привил мне любовь к труду, к профессии токаря. Петра Николаеви­ча, проработавшего на производстве 56 лет, я всегда вспоминаю с чувством глубокого уважения и благодарности. Никогда не забуду, как Латышев, видимо, приглядевшись ко мне, однажды сказал:

— Надо из Белова сделать настоящего токаря.

Меня перевели на большой и по тем временам очень сложный станок. Я его быстро освоил, как-то сразу завоевал положение умелого рабочего и с тех пор вот уж три десятка лет неразрывно связан с «Красным пролетарием».

В наших советских условиях мало быть просто хорошим рабо­чим. Наиболее полное удовлетворение в жизни получаешь тогда, когда свою производственную работу сочетаешь с активным участием в общественной жизни.

В 1930 году меня, тогда еще беспартийного, выдвинули в комис­сию по чистке советского аппарата. Это доверие произвело на меня очень большое впечатление.

Проверяли мы Наркомат внешней торговли. Страна наша при­ступила тогда к выполнению первой сталинской пятилетки, и было очень важно сделать все советские учреждения гибкими, оперативны­ми, способными активно содействовать успеху выполнения плана со­циалистической реконструкции народного хозяйства.

Работа в комиссии по чистке меня многому научила. Я получил возможность практически ощутить размах строительства, развернув­шегося в нашей стране, ибо работа этого наркомата была тесно свя­зана с самыми различными отраслями народного хозяйства. В общем все это явилось для меня большой школой. Я вернулся на завод политически выросшим. Расширились мои представления о многих политических и хозяйственных вопросах. Именно к тому периоду относится мое вступление в ряды большевистской партии.

Помню, подошел ко мне коммунист Фрол Ермолаевич Романов, тогдашний председатель завкома нашего завода, и говорит:

— Ну вот, Иван Тимофеевич, почистил государственный аппа­рат, втянулся в общественную работу. Не думал ли ты о вступлении в ряды партии?

Он как бы разгадал мои мысли.

Я подал заявление с просьбой принять меня кандидатом в чле­ны партии. В 1931 году я был уже членом партии. В этот период осуществлялась большая реконструкция нашего завода, шло строи­тельство нового механического цеха, в котором я работал. От старых бромлеевских мастерских осталось одно лишь воспоминание. Создавались новые, замечательные производственные корпуса. Одновременно строились и жилые дома. Точно вихрем сметало старые покосившие­ся лачуги, которых было немало на Калужской заставе. Год от года она преображалась и теперь своими прекрасными строениями украси­ла новую Москву.

Мы радовались строительству новых корпусов нашего завода, но­вых жилых домов, куда вселялись первые ударники, всему тому гран­диозному строительству, которым была охвачена наша страна в годы первой сталинской пятилетки. Новые цехи наполнялись и новой тех­никой. Мы осваивали производство усовершенствованных токарных станков.

Пафос строительства, вдохновляющие выступления товарища Сталина, указывавшего народу единственно правильный путь социа­листической индустриализации нашей страны, воодушевляли ши­рокие массы трудящихся. Люди росли не по дням, а по часам. Вчерашние рядовые рабочие становились командирами производст­ва. Я также был назначен помощником мастера, а затем и ма­стером.

В 1938 году, когда меня в числе других командировали в Сое­диненные Штаты Америки, я уже был старшим мастером участ­ка. В Америке мы занимались приемкой закупленного оборудования.

Я попал в ту самую Америку, которую пропагандисты капитализма воспевали на все лады. И что же я увидел? Об этом стоит вспомнить и рассказать, тем более что в Америке в на­стоящее время угнетение рабочих и масштабы безработицы на­много превосходят даже то, что мне пришлось видеть своими гла­зами.

Как только я приехал в США и попал на завод «Мичиган-тул», мне как «русскому инспектору» (так называли нас — советских при­емщиков) сразу же вручили специальный значок, который во время пребывания на территории завода настоятельно рекомендовалось но­сить в петлице пиджака. Мне, так же как и некоторым другим нашим товарищам, казалось, что значок выпущен в ознаменование какого-нибудь важного события и его преподнесли нам для того, чтобы подчеркнуть свое уважение к советским гостям. Но такое предполо­жение оказалось ошибочным и наивным. Вскоре нам стало известно, что «деликатная» просьба администрации американского завода пре­следовала определенную цель: рабочие, увидав этот «опознавательный знак», не должны были подходить и разговаривать с нами. «Вот тебе и хваленая американская «свобода» и «демократия»! —поду­мал я.

Так встречали нас, советских людей, в «демократической» Аме­рике представители ее официальных кругов. Мы ездили туда для укрепления экономических связей, для развития торговли, а за нами устраивалась полицейская слежка. За одним из наших товарищей по­лицейский, переодетый в штатский костюм, ходил буквально по пятам.

Особенно в тяжелых условиях находится в Америке рабо­чая молодежь. На одном заводе я увидел молодых рабочих, ко­торые пять лет учатся, не получая никакого вознаграждения. А после учебы они вынуждены дать взятку, чтобы получить где-либо работу.

Зато на всех перекрестках можно видеть, как довольно взрос­лые ребята торгуют газетами. Тысячи юношей выполняют обязанно­сти курьеров, лифтеров, уборщиков, мусорщиков. Незавидна судьба американских юношей и девушек. Капитализм лишает их перспек­тив в жизни, душит их стремления, надежды, обрекает на прозя­бание...

В нашей стране, с тех пор как развернулось социалистическое строительство, началось осуществление планов сталинских пятилеток, советские люди не знают, что такое безработица. На наших заводах царит атмосфера творческого труда, новаторства. Систематически внедряются новшества, содействующие росту производительности труда. На американских же заводах рабочие не стремятся к росту производительности труда, ибо каждый из них знает, что стоит ему внести рационализаторское предложение, поднять выработку, как это сразу же приведет к увольнению с завода определенной группы ра­бочих.

Хорошо запомнился мне такой эпизод. Одна американская фир­ма выполняла наш заказ на станки. Завод работал в две смены, дело шло полным ходом. Когда станки были готовы и мы уже заканчива­ли их приемку, я вдруг обнаружил, что завод почти опустел. В чем де­ло? Куда девались рабочие? Оказывается, три четверти всего соста­ва рабочих было уволено, так как заводу после выполнения нашего заказа почти нечего было делать. В Америке, как в любой капита­листической стране, если какому-нибудь заводчику или фабриканту нужны рабочие, он их нанимает. Прошла в них нужда — выбра­сывает на улицу. Такова суть «американского образа жизни», о котором так много трубят американские империалисты и их наемная печать.

Своими глазами я видел, как безработица и болезни душат аме­риканских рабочих. Жене одного рабочего надо было срочно сделать операцию. За это нужно было заплатить 250 долларов, да кроме то­го внести 275 долларов за питание. Рабочему пришлось очень туго. С трудом он собрал эту сумму.

Когда я столкнулся с мрачной американской действительностью, увидел, в каком тяжелом положении находятся трудящиеся в Соеди­ненных Штатах Америки, чувство радости и гордости за свою ве­ликую социалистическую Родину еще больше наполнило мое серд­це. Американским рабочим просто-напросто непонятно, как это у нас, в СССР, все население пользуется бесплатной медицинской помощью, как это трудящимся во время болезни выплачивается пособие, рабо­чие и служащие пользуются ежегодными оплачиваемыми отпус­ками.

Возвратились мы на родную землю полные решимости работать еще лучше, еще производительнее.

* * *

Все предвоенные годы для нашего заводского коллектива были полны большого напряжения. Марка «Красного пролетария» завое­вывала все большую популярность.

В конце 1941 года наш завод был эвакуирован на восток. Но вскоре после того как гитлеровским бандам был нанесен сокрушитель­ный удар под Москвой, многие работники завода, в том числе и я, с небольшим количеством специального и уникального оборудования вернулись в родную столицу.

На «Красном пролетарии», который в то время изготовлял слож­ную продукцию, началось восстановление производства токарных станков. Для всех было ясно, что хотя станки и не стреляют, тем неменее они очень нужны для оснащения предприятий. И «Красный пролетарий» в годы Великой Отечественной войны давал нашей про­мышленности станки высокого класса. Сама организация производ­ства подверглась в те годы коренному изменению. Именно нашему заводу принадлежит инициатива перевода производства станков на поток, чего не знала и не знает ни одна капиталистическая фирма, занимающаяся изготовлением станков. Только в Советском Союзе впервые в истории мирового станкостроения выпуск станков переве­ден на поточный метод.

После Отечественной войны нам, станкостроителям, страна предъявила новые, более высокие требования. Наш завод в послево­енные годы освоил выпуск высокопроизводительных станков, свиде­тельствующих о дальнейшем развитии технической мысли советских станкостроителей.

В 1948 году перед нашим коллективом была поставлена задача значительно увеличить выпуск продукции при этом же оборудовании и прежнем числе рабочих.

Когда этот вопрос впервые обсуждался на заседании парткома, мне, как и другим членам партийного комитета, откровенно говоря, еще не было достаточно ясно, как и за счет чего мы будем выпол­нять новую, увеличенную программу. Но мы знали, что это за­дание партии и оно должно быть выполнено. Мы все понимали, что необходимо выявить внутренние, еще не использованные резервы, в наличии которых никто не сомневался. Пока что эти резервы не были полностью выявлены. Поэтому весь наш коллектив заботился о том, чтобы точно определить, где и какие имеются резервы, знать,

на чем сосредоточить свое внимание. Это было тем более важно, так как на нашем заводе были уже отдельные стахановцы, которые рабо­тали на скоростных режимах, но их опыт распространялся пока слабо.

В то время я учился на трехмесячных курсах повышения квали­фикации мастеров. Там я узнал о новом достижении ленинградского токаря Генриха Борткевича, снимавшего за минуту стальную нитку в 700 метров. Наши скоростники тт. Марков, Кузьмин, Угольков, Мурашов и другие снимали по 350—400 метров. А средние скорости резания на большинстве станков не превышали 35—50 метров в ми­нуту. Разница колоссальная. Как работал Борткевич, как он достиг таких успехов, никто пока точно не знал.

Окончив курсы, я вернулся на свой участок. В тот же день ко мне подошел заместитель главного технолога завода А. И. Болотин и спросил:

— Ты слыхал, Иван Тимофеевич, про Борткевича?

— Слыхать-то слыхал, только не могу понять, как он снимает нитку в 700 метров.

Болотин вкратце рассказал мне существо дела. Борткевич рабо­тал на больших скоростях, применяя очень твердые сплавы. Оказы­вается, появилось много новых сплавов, о которых мы еще не знали, применение которых, как это показал опыт Борткевича, дало поло­жительные результаты.

— Давай, Иван Тимофеевич, организуем на твоем участке ско­ростное резание, — сказал заместитель главного технолога.

Мне предложение понравилось. Этот вопрос, кстати, накануне обсуждался на специальном совещании в партийном комитете. Мы с Болотиным тут же решили, что надо начать с модернизации некото­рых наших станков. Вскоре на трех лучших станках была увеличена мощность электродвигателей, заменены шкивы моторов. Это дало увеличение скорости оборотов шпинделя. Плоские шкивы на двигате­лях и передних бабках были заменены текстропными, так как практи­ка показала, что плоские хлопчатобумажные ремни с металлическими сшивками при работе с полной нагрузкой буксуют, часто спадают и вызывают поломку резцов. Установка текстропных ремней взамен плоских позволила устранить этот существенный недо­статок.

Работать начали новыми твердыми сплавами, но заточка резцов делалась пока по-старому. Так как скорость вращения шпинделя зна­чительно возросла, появились большие неприятности со стружкой, которая разлеталась в разные стороны, засоряла участок, нару­шала безопасность работы не только самого станочника, но и работающих по соседству с ним токарей, фрезеровщиков, шлифов­щиков.

Надо было срочно принимать меры для предотвращения непри­ятностей также и со сливной стружкой. Сливной она называется по­тому, что из-под резца с большой быстротой стекает, точно струя воды, ровная и острая, как бритва, стальная лента.

Все мы — рабочие, мастера, инженеры — стали искать новую геометрию резца, который ломал бы стружку, да так, чтобы она дро­билась, сваливалась под резец или завивалась, но не разлеталась. С помощью инженера А. И. Болотина и начальника лаборатории реза­ния металлов инженера П. В. Губаренко в результате многочисленных экспериментов была найдена наиболее рациональная геометрия твер­досплавного резца со стружкозавивательной канавкой. Это сразу же облегчило положение и создало реальные условия для перевода новых станков на скоростные режимы. Вслед за первыми тремя станками на скоростные режимы были переведены еще пять станков, а затем и все остальные.

Таким образом, весь участок за небольшой отрезок времени был превращен в скоростной.

Но проблема превращения моего участка в скоростной решалась не только модернизацией станков, внедрением твердосплавных рез­цов со стружкозавивательной канавкой, укреплением стойкости обо­рудования на фундаментах, улучшением организации труда. Главное то, что надо было подготовить и приучить людей к работе на боль­ших скоростях. Далось это, конечно, не сразу. Трудно было людям, привыкшим на протяжении многих лет работать на сравнительно спо­койных режимах, сразу осваивать такие темпы, такие скорости, которые еще вчера не укладывались в их сознании. Но эта трудность бы­ла вскоре преодолена. Самое замечательное состояло в том, что кол­лектив участка очень благожелательно отнесся к идее перехода на скоростные режимы. У всех товарищей чувствовалось стремление пе­рейти от старых к новым методам работы. Этим в значительной ме­ре и определился успех нового дела.

Рабочие моего участка в большинстве своем пришли на завод в годы Великой Отечественной войны и в начале послевоенной пяти­летки. Молодежь, которой вообще присуще чувство нового, с боль­шим интересом, с большой охотой бралась за внедрение тех новшеств, которые начали осуществляться на участке. Станочницы Мария Ста­рых и Анна Жулина одними из первых освоили скоростные режимы.

Вместе с ними старательно и настойчиво изучали новое дело Татьяна Ячменева и Любовь Прохорова. Исключительной старательностью отличалась также и токарь Анна Надина. Она никогда зря от станка не отходила и не давала покоя, если вовремя ей не дадут задания.

Особо мне хочется подчеркнуть положительную роль, которую при внедрении скоростного резания сыграли Татьяна Ячменева и Виктор Шумилин, вместе со мною получившие Сталинскую пре­мию.

Татьяна Ячменева всегда выделялась одним очень ценным каче­ством — умением организовать и повести за собой людей. Когда нуж­но на какое-либо дело поднять народ, Ячменева всегда выступает за­певалой среди своих подруг. Она пришла на «Красный пролетарий» в 1942 году и вскоре явилась одним из инициаторов создания на заводе фронтовой молодежной бригады. За отличную работу брига­де было присуждено первое место в нашем Ленинском районе. По­мню, как в разгар войны Татьяна Ячменева, тогда еще совсем моло­дая девушка, на совещании стахановцев станкостроительной промыш­ленности обещала работать по-фронтовому, трудиться вместе со всем коллективом так, чтобы удерживать на заводе почетное знамя. Вме­сте со всем нашим славным коллективом краснопролетарцев она вы­полнила свою клятву. Знамя Государственного Комитета Обороны присуждалось заводу тридцать три раза и оставлено у нас на вечное хранение.

Ячменева с каким-то особым энтузиазмом осваивала скоростное резание. В тот период, когда мы только начинали его внедрять, она была одной из тех работниц, на которых можно было вполне надеять­ся, которые от всей души радовались малейшему успеху и не уныва­ли при временных неудачах.

Виктор Шумилин, так же как и Татьяна Ячменева, пришел на завод в 1942 году. Было ему тогда всего-навсего пятнадцать лет. Понравился мне этот исполнительный паренек. Всегда с охотой брал­ся он за любое новое дело. Я заметил эту черту в характере Викто­ра, и когда нужно было заняться чем-нибудь новым, сразу же оста­навливал свой выбор на нем. Учил я его, как и всех других ребят, с большой охотой, а уж через три — четыре года этот парень, как гово­рят, вышел в люди. При внедрении скоростных режимов резания ме­талла Виктор Шумилин показал замечательные результаты. Он стал снимать 756 метров стальной нитки в минуту. До недавнего времени мы и мечтать об этом не могли.

Когда на опыте первых трех станков мы убедились в преимуще­ствах скоростного резания, все станочники сразу стали просить, что­бы и их станки модернизировали, чтобы и им дали возможность ра­ботать на больших скоростях. Помню, подошла ко мне Анна Жулина и говорит:

— Что ж это получается, Иван Тимофеевич? Одним созданы условия для скоростной работы, а другим нет.

Я успокоил Жулину, сказал, что нельзя всех сразу переводить на скоростные режимы; нужно предварительно все тщательно испро­бовать, испытать, а уж потом оправдавший себя опыт перенести на весь участок.

Когда наш участок целиком перешел на скоростные методы ра­боты, производительность труда резко возросла, значительно увели­чился выпуск продукции, поднялся заработок рабочих. Все это нас радовало, но вместе с тем обязывало и дальше повышать культуру в работе. Нельзя было, как это делалось раньше, вручную, по кустарному затачивать твердосплавные резцы. Во-первых, не каждому ра­бочему удавалось правильно их заточить и, во-вторых, такая за­точка приводила к быстрому износу дорогостоящих твердых спла­вов. Была организована специальная централизованная заточка. Каж­дый рабочий стал получать необходимое количество отличных резцов.

Скоростное резание показало, что на обработку деталей уходит меньше времени, чем на промеры, установку резцов и другие вспомо­гательные операции. В поисках путей сокращения расхода времени на вспомогательные операции инженеры Болотин и Петренко разработа­ли конструкцию электромеханического лимба, при помощи которого автоматически, без ручного замера осуществляется продольное точе­ние ступенчатых валиков. Если раньше рабочему приходилось заме­рять каждую ступень валика, останавливая для этой цели станок, то теперь при помощи лимба обточка многоступенчатых валиков про­исходит без остановки станка, без замеров. Все это делается авто­матически. Применение лимба намного облегчило и ускорило работу, сократило время ручных операций от 30 до 50 про­центов.

Мы обратили внимание на то, что можно сэкономить несколько секунд при протачивании канавок на ступенчатых валиках. Каждая из канавок протачивалась раньше отдельно. Было решено сконструи­ровать и применить заднюю резцедержавку, при помощи которой можно было бы по твердо установленным размерам протачивать од­новременно все канавки. Эта задача была успешно решена. Раньше на протачивание одной канавки рабочий затрачивал шесть секунд, двух канавок — восемь секунд. Кроме того, ему приходилось тратить пять — шесть секунд на то, чтобы точно выдержать расстояние меж­ду канавками. Теперь с помощью задней резцедержавки, на ко­торой сразу устанавливаются канавочные и фасонные резцы, на протачивание канавок и снятие фасок уходит всего лишь три секунды.

* * *

В связи с переходом на новые режимы на нашем пути встреча­лись серьезные трудности. Пришлось, например, затратить немало

времени на организацию технического обучения рабочих, на повыше­ние их производственно-технической грамотности. Старых знаний бы­ло недостаточно для того, чтобы уверенно работать на больших ско­ростях.

Это я особенно почувствовал во время одного весьма курьезного случая. В связи с тем что мы стали применять скоростные режимы, к нам на участок начали приходить работники других заводов Мо­сквы. Кто-то из гостей спросил одну из работниц, какая скорость ре­зания на ее станке. Она ответила: «Восемьсот». Я случайно стоял ря­дом и, когда услышал этот ответ, чуть не ахнул. Работница по незна­нию спутала скорость резания с количеством оборотов шпинделя. Для меня стало ясно, что надо как можно скорее налаживать техни­ческое обучение.

Чувствовалась также большая необходимость в том, чтобы объ­яснить рабочим свойства всех видов твердосплавных резцов, расска­зать, что, например, формула «Т15К6» означает состав резца, содер­жащий 15 процентов титана, дающего крепость, и 6 процентов ко­бальта, дающего вязкость. Об этом рабочие должны были знать, и мы им в этом помогли. С помощью инженерно-технических ра­ботников для рабочих нашего участка был прочитан курс лекций по скоростному резанию, металловедению, о чертежах, о рез­цах.

Многие трудности теперь остались позади. Скоростное резание завоевало у нас на участке прочное место. Люди даже не представ­ляют себе, как они могут работать без скоростных методов, по-старо­му, на «тихом ходу», как было год — два назад.

Вполне понятно, что, узнав о присуждении нам звания лауреа­тов Сталинской премии, я испытал не только чувство радостного вол­нения, но вместе с тем и чувство огромного морального удовлетворе­ния. Конечно, никто из нас — ни я, ни рабочие нашего цеха, в том числе Шумилин и Ячменева, — добиваясь внедрения скоростных ре­жимов, не предполагали, что наш труд будет так высоко оценен. Мы делали свое дело, работали так, как учат нас большевистская партия, товарищ Сталин, и старались внести свой вклад в послевоенное раз­витие народного хозяйства.

В тот день, когда я прочитал решение правительства о присуж­дении мне и моим товарищам Сталинской премии, я был растроган до глубины души.

На цеховом митинге перед лицом своих товарищей я горячо по­благодарил большевистскую партию, советское правительство, нашего дорогого и любимого товарища Сталина за огромную заботу о лю­дях труда, о простом советском человеке.

Вслед за мною выступил Виктор Шумилин, а после него на три­буну поднялась взволнованная Татьяна Ячменева. Все приготови­лись ее слушать. Татьяна стояла смущенная и растерянная. Вижу — на глазах появились слезы, не может сказать ни слова. Все присут­ствовавшие, которым и без слов было ясно, что хотела и что могла сказать молодая работница-комсомолка Татьяна Ячменева, дружно зааплодировали...

У меня же лично после всех приветствий, после речей и поздрав­лений было такое ощущение, будто передо мной уйма неокончен­ных дел.

Товарищ Сталин учит нас, советских людей, что нельзя доволь­ствоваться достигнутым, что нужно постоянно двигаться вперед, что остановиться на месте — значит отстать.

Мы внедрили на участке скоростное резание, добились значи­тельного увеличения выпуска продукции. Производительность труда поднялась, заработная плата рабочих выросла.

Наш участок теперь выпускает продукции значительно больше, чем до войны, а число рабочих уменьшилось на одну треть.

Скоростное резание значительно сократило время обработки из­делий. Раньше, например, шлицевый валик обтачивался четыре мину­ты, а теперь всего пятьдесят семь секунд. С использованием машин­ного времени мы, несомненно, продвинулись вперед. Что же касается вспомогательных операций, то на них уходит больше времени, чем на механическую обработку. Вот здесь-то и заложен источник дальней­шего увеличения выпуска продукции.

Я ставлю перед собой задачу добиться того, чтобы 60 процентов рабочего времени уходило на машинную обработку, а 40 — на вспо­могательные операции. В этом направлении в ближайшее время будет

работать коллектив участка, наши технологи и конструкторы. Мы обязаны до минимума свести вспомогательные операции и ручной труд.

Наше внимание, внимание инженерно-технических работников, направляется в сторону наибольшего применения пневматики, автома­тики и телемеханики. Именно здесь заложены огромные резервы.

Мне хорошо запомнились слова наших вождей В. И. Ленина и И. В. Сталина о том, что к коммунизму мы можем прийти только на базе высокой, большей, чем при капитализме, производительности труда. Приятно сознавать, что внедрением скоростных режимов реза­ния мы способствуем новому подъему производительности труда и этим вносим свой вклад в строительство коммунизма.

ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛОВ

А. МЕДВЕДЕВ,

бригадир проходческой бригады треста Мосшахтострой, лауреат Сталинской премии