Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Стенограмма доклада наркома НКВД Н. И. Ежова на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года 6 страница






Может быть, через несколько лет все же троцкисты скажут, зачем оболгали невинного человека, и вот тогда, когда раскроет­ся действительная правда, я Вас прошу восстановить моей семье честное имя. Простите за марание, больше не дают бумаги.

21. VIII -36 г. Кузьмичев».

 

Так писал мне господин Кузьмичев 21 августа 1936 года. А вот этот же господин показал на допросе в Наркомвнуделе 1 сентяб­ря, стало быть, ровно через 10 дней после этого письма.

Вопрос следователя: «Что вами было практически сделано для подготовки террористического акта над Ворошиловым в осуще­ствление полученного задания от Дрейцера в феврале 1935 года?»

Я очень извиняюсь, товарищи, что вынужден тут занимать вас своей персоной. Читаю это просто для того, чтобы полнее оха­рактеризовать этого субъекта.

Голоса. Правильно.

Ворошилов. Вот как Кузьмичев, добровольно взявший на себя выполнение теракта, отвечает на этот вопрос следователя:

«На маневрах в поле с Ворошиловым мне встретиться не уда­лось, так как наша часть стояла в районе Белой Церкви, а ма­невры проходили за Киевом, в направлении города Коростень. Поэтому совершение теракта пришлось отложить до разбора ма­невров, где предполагалось присутствие Ворошилова».

«Где происходил разбор маневров?»

«В Киевском театре оперы и балета», — отвечает Кузьмичев.

«Каким образом вы попали в театр?» — спрашивает Кузьми-чева следователь.

Кузьмичев отвечает: «Прилетев в Киев на самолете, я узнал о том, что билетов для нашей части нет. Комендант театра предло­жил занять свободные места сзади. Так как я намерен был совер­шить террористический акт над Ворошиловым во время разбора, я принял меры к подысканию места поближе к сцене, где на три­буне после Якира выступал Ворошилов. Встретив Туровского, я попросил достать мне билет. Через несколько минут Туровский дал мне билет в ложу».

Дальше его спрашивают: «На каком расстоянии вы находились от трибуны?» Кузьмичев отвечает: «Метрах в 15-ти, не больше». И вслед за этим он рассказывает, из какого револьвера должен был стрелять, почему он не стрелял — потому что якобы ему помеша­ли, потому что все присутствующие в ложе его знали, что впереди две ложи были заняты военными атташе и иностранными гостями...

Косиор. Она несколько сзади, эта ложа.

Ворошилов. Да, она сзади, и эти две ложи с иностранными гостями несколько заслоняли ложу, в которой разместился этот «стрелок».

Вот, товарищи, облик одного из этих мерзких типов. Когда я впервые прочитал это письмо Кузьмичева, то невольно подумал: может быть, и в самом деле человека оговорили, может быть, парень невиновен. А всего лишь через 10 дней этот предатель пространно излагает, как он проводил свою гнусную работу, как он подготовлял теракты. А разве он рассказал все, разве он до конца вскрыл свою гадкую и предательскую работу? Конечно, нет.

Вот другой тип — Шмидт Дмитрий; этот уже в «генеральском чине», комдив. Он тоже написал мне и тоже апеллирует к моим чувствам.

Вот его письмо.

«Дорогой Климентий Ефремович! Меня арестовали и предъ­явили чудовищные обвинения, якобы я троцкист. Я клянусь Вам всем для меня дорогим — партией, Красной Армией, что я ни на одну миллионную не имею вины, что всей своей кровью, всеми мыслями принадлежу и отдан только делу партии, делу Сталина. Разберитесь, мой родной, сохраните меня для будущих тяжелых боев под Вашим начальством».

Как видите, в этом, хотя и кратком, письме, но сказано все, ничего не упущено. Предатель Шмидт с достойной двурушника циничностью даже заботится о том, чтобы я был его начальни­ком «в будущих тяжелых боях». А через месяц этот наглец, буду­чи уличен фактами, сознался во всех своих подлых делах, расска­зал во всех подробностях о своей бандитской и контрреволюци­онной работе.

Я имею письма и от других арестованных: от Туровского, от Примакова. Все они пишут примерно в том же духе. Но ни При­маков, ни Туровский пока не признали своей виновности, хотя об их преступной деятельности имеется огромное количество показаний. Самое большое, в чем они сознаются, это то, что они не любили Ворошилова и Буденного, и каются, что вплоть до 1933 года позволяли себе резко критиковать и меня, и Буденно­го. Примаков говорит, что он видел в нас конкурентов, он-де кавалерист, и мы с Буденным тоже кавалеристы. (Смех.) Ему, Примакову, видите ли, не давали хода вследствие того, что Бу­денный и его конноармейцы заняли все видные посты в армии и пр., вследствие чего он был недоволен и фрондировал.

Конечно, это наглая ложь, разумеется, дело совсем не в этом. А дело в том, что именно Примаков — этот воспитатель и вдох­новитель кузьмичевых — является, бесспорно, доверенным аген­том Троцкого, его главным уполномоченным по работе в армии. Об этом говорят показания почти всех основных бандитов — троцкистов и зиновьевцев. Об этом говорят и Радек, и Сокольников, Пятаков, Смирнов и Дрейцер. Все они довольно подробно рас-

сказали следственным органам о роли и действиях Примакова. И тем не менее этот субъект запирается и до сих пор не признал­ся в своих подлых преступлениях.

Я не могу не сказать несколько слов и относительно Туров­ского, тоже крупного работника Красной Армии. Туровский, так же, как и Примаков, запирается, не признает за собой вины. Он признает себя виновным лишь в поддержании связи с Дрейцером и со всей бандой (Шмидт, Зюк, Кузьмичев и др.).

Справедливости ради должен сказать, что в 1927 году, когда мы с Вячеславом Михайловичем и другими товарищами в Ленинграде вели борьбу с троцкистско-зиновьевским блоком, Туровский был в наших рядах, он дрался тогда против зиновьевцев по-настоя­щему, по-большевистски. Тем не менее я думаю, что он по уши сидит в троцкистской грязи, что показания на него его дружков основаны на правде.

Какие цели и задачи ставила перед собой эта японо-немецкая, троцкистско-шпионская банда в отношении Красной Армии?

Как военные люди они ставили и стратегические, и тактиче­ские задачи. Стратегия их заключалась в том, чтобы, формируя троцкистские ячейки, вербуя отдельных лиц, консолидируя силы бывших троцкистов и всякие оппозиционные и недовольные эле­менты в армии, создавать свои кадры, сидеть до времени смир­но и быть готовыми в случае войны действовать так, чтобы Крас­ная Армия потерпела поражение, чтобы можно было повернуть оружие против своего правительства. Тактические цели — это коренная подготовка и проведение террористических актов про­тив вождей партии и членов правительства.

Пятаков, этот кровавый бандит из бандитов, в своих показа­ниях по поводу планов Троцкого в отношении Красной Армии заявляет следующее:

«Особенно важно, — подчеркивал Троцкий, — иметь связи в Красной Армии. Военное столкновение с капиталистическими государствами неизбежно. Я не сомневаюсь, что исход такого столкновения будет неблагоприятен для сталинского государства. Мы должны быть готовы в этот момент взять власть в свои руки».

И далее Пятаков показывает:

«Что касается войны, то и об этом Троцкий сообщил весьма отчетливо. Война, с его точки зрения, неизбежна в ближайшее время. В этой войне неминуемо поражение «сталинского государ-гва». Он, Троцкий, считает совершенно необходимым занять в этой войне отчетливо пораженческую позицию. Поражение в войне означает крушение сталинского режима, и именно поэтому Троцкий настаивал на создании ячеек в армии, на расширении гвязей среди командного состава. Он исходил из того, что поражение в войне создаст благоприятную обстановку в армии для возвращения его, Троцкого, к власти. Он считал, что приход к власти блока, безусловно, может быть ускорен военным пораже­нием».

А вот как о том же говорит расстрелянный террорист Пикель, бывший в свое время секретарем Зиновьева.

«На допросе от 4 июля 1936 года вы показали о существова­нии военной организации, в которой принимали участие связан­ные с Дрейцером Путна и Шмидт. В чем должна была заключать­ся их работа?» — спрашивает Пикеля следователь.

Пикель отвечает:

«Все мероприятия троцкистско-зиновьевского центра своди­лись к организации крупного противогосударственного заговора. На военную организацию возлагалась задача путем глубокой не­легальной работы в армии подготовить к моменту успешного осу­ществления планов Зиновьева и Каменева немедленный переход власти руководящего командного состава армии на сторону Троц­кого, Зиновьева и Каменева и требования командного состава армии отстранить Ворошилова от руководства Красной Армией. Это предполагалось в том случае, если Дмитрию Шмидту до убийства Сталина не удастся убить Ворошилова».

Вот как эти господа намечали развертывание своей предатель­ской работы в армии. Если не удастся троцкистам и зиновьевцам прийти к власти путем устранения руководства партии и совет­ского государства террором, то необходимо выждать и готовить­ся к войне. А уже во время войны действовать в соответствии с их «стратегическими» планами.

В своих показаниях Д. Шмидт, рассказывая о преступной де­ятельности троцкистов в армии, говорит примерно то же, что и Пикель.

«Развивая передо мною задачи организации военных троцки­стских ячеек в армии, — заявляет Шмидт, — Дрейцер информи­ровал меня о наличии двух вариантов захвата власти:

1) Предполагалось, что после совершения нескольких основ­ных террористических актов над руководством партии и прави­тельства удастся вызвать замешательство оставшегося руководства, благодаря чему троцкисты и зиновьевцы придут к власти;

2) в случае неудачи предполагалось, что троцкистско-зиновьев-ская организация прибегнет к помощи военной силы, организо­ванной троцкистскими ячейками в армии. Исходя из этих уста­новок, Дрейцер в разговоре со мной настаивал на необходимос­ти создания троцкистских ячеек в армии».

Как видите, товарищи, здесь уже более полное обоснование необходимости организации троцкистских ячеек в армии, подчеркивается их значение на случай военного переворота, на случаи вооруженной борьбы за власть.

Пятаков и Радек в своих показаниях также говорят о работе в Красной Армии. И тот, и другой возможность военного перево­рота в мирных условиях почти исключали, так как считали, что в Красной Армии достаточно твердая и сознательная дисципли­на, что армия предана партии, правительству и своему государ­ству. Однако троцкистские, контрреволюционные группы в армии насаждали, видя в них очаги разложения армии и опорные пунк­ты во время войны. Эта сволочь — как вы увидите далее из их же показаний — держала курс на поражение Красной Армии в будущей войне.

Не менее важными представляются показания по этому воп­росу Путны. Этого субъекта многие из вас знают. Последнее вре­мя он работал за границей. В 1927—1931 гг. Путна был военным атташе в Японии, Финляндии, Германии; затем работал в Киев­ском в[оенном] о[круге] и на Дальнем Востоке; после этого сно­ва был назначен военным атташе в Англии. На последней долж­ности и был разоблачен органами НКВД.

Еще в 1931 году, будучи в Берлине военным атташе, Путна, связавшись через Смирнова с Седовым, намечал план троцкист­ской работы в Красной Армии. Вот что он показывает на вопрос следователя о содержании разговора, имевшего место между ним и Седовым.

«Разговор велся тогда по двум направлениям, — говорит Пут­на, — во-первых, вокруг уже известной мне от Смирнова дирек­тивы о терроре и, во-вторых, о настроениях в Красной Армии и перспективах укрепления троцкистского влияния в частях РККА. Седов подробно меня расспрашивал, кто из троцкистов остался среди комсостава армии, и выразил уверенность, что армия и ее командиры Троцкого помнят».

Касаясь указаний, которые получались разными путями от Троцкого по вопросам целей и задач военной троцкистской орга­низации и работы в Красной Армии, Путна говорит:

«Седов, узнав от меня о моем предстоящем отъезде в СССР, сообщил мне как директиву, что Троцкий считает необходимым снова собрать в организацию всех военных работников-троцкис­тов. Седов мне назвал Мрачковского, который эту задачу сможет решить, поскольку он еще в 1927 году был руководителем воен­ной группы троцкистов и связи с участниками этой группы хра­нил. Седов мне тогда передал мнение Троцкого о том, что силь­ная военная организация троцкистов сможет сыграть решающую роль, если это потребуется в ходе борьбы с руководством ВКП(б)».

И далее:

«Общая и основная задача нашей военной троцкистской орга­низации заключалась в борьбе с руководством ВКП(б) и Красной Армии, направленной в итоге к смене этого руководства. Я имею в виду Сталина и Ворошилова в первую очередь. Я уже показал выше, что Седов в Берлине излагал мне точку зрения Троцкого, по которой необходимо было иметь сильную военную организа­цию троцкистов для того, чтобы в нужный момент, если это потребуется конкретной обстановкой, она смогла бы сыграть решаю­щую роль в борьбе за приход троцкистов к власти».

Зюк, которому была поручена организация ячеек в Красной Армии, рассказывает следующее:

«Ставя себе задачу создания своей базы, своей опоры в армии и ведя в этом направлении практическую работу, о чем я пока­зал на допросе от 29.VIII с. г., мы контингент лиц, на которых рассчитывали, не ограничивали троцкистами. Мы, конечно, от­давали себе отчет в том, что рассчитывать в этом отношении на сколько-нибудь широкие слои в армии — вещь нереальная. Но к военнослужащим, по тому или иному частному поводу недо­вольным своим положением, к элементу «обиженному», недис­циплинированному, озлобленному и т. д. мы считали целесооб­разным присмотреться, приблизить его к себе, под углом зрения использования этого элемента в наших целях. Исходя из этой установки, мы считали необходимым такого рода людей из армии не увольнять, формально ссылаясь на то, что людей этих можно перевоспитать, на них затрачены государственные деньги, они уже приобрели военную квалификацию и тому подобные моти­вы. Такая установка разделялась и мною, и Дрейцером, и При­маковым».

Далее он называет определенных лиц, намеченных к вербов­ке, а может быть, уже и завербованных. Предатели рассчитыва­ли, что в армии всегда найдутся «контингенты», помимо наших троцкистско-зиновьевских ублюдков, на которые можно рассчи­тывать и которых можно вовлечь в свою гнусную организацию.

Расчет и надежды, возлагавшиеся на определенные элементы в армии с точки зрения врага, правильны. Как видите, товари­щи, аргументация — нельзя человека выгонять запросто, на него затрачены государственные деньги, он может исправиться, нуж­но человеку дать время показать себя на новой работе и т. п. — эта аргументация не только наша, этой аргументацией ловко пользуется злейший враг. Часто сталкиваешься с такого рода слу­чаями, когда приходится говорить: нельзя же каждое лыко в стро­ку, нужно к человеку подходить внимательно, нужно его перевос­питать, сберечь для армии, для партии, для страны. В общем, это

правильно. Нельзя огульно людей избивать. Но нельзя и забывать, что враг хитро и коварно пользуется всяким случаем в своих под­лых целях.

Я уже говорил, что, по заявлению Пятакова и Радека, троц­кистский центр не верил в возможность военного переворота в мирных условиях. Это, как мы увидим из их же показаний, оз­начало, что троцкистский центр не придавал особого значения работе в Красной Армии. Радек в своих показаниях 4—6 декабря 1936 года заявляет:

«Я уже показывал ранее, что Дрейцер, руководивший терро­ристической деятельностью ряда групп первого центра, привлек также к террористической деятельности троцкистов, оставшихся на командных должностях в Красной Армии. Связь с участника­ми организации в Красной Армии поддерживал также и парал­лельный центр, в частности, я — Радек был связан с Путной и Шмидтом.

Объясняется это тем, что деятельности троцкистов в Красной Армии Троцкий и центр блока придавали особо серьезное значе­ние, исходя опять-таки из.установки на поражение в грядущей войне СССР с фашистскими государствами.

Как первый, так и второй центры троцкистско-зиновьевского блока прекрасно понимали, что троцкисты — командиры Крас­ной Армии в мирных условиях ничего реального в смысле ши­рокого или сколько-нибудь значительного выступления против правительства сделать не могут.

Как первый, так и второй центры исходили при этом из об­щеизвестного факта сознательной дисциплины в Красной Армии и ее преданности правительству и считали поэтому, что рассчи­тывать на красноармейскую массу нельзя.

Однако в случае поражения СССР в войне, из чего мы глав­ным образом исходили и на что рассчитывали, троцкисты — ко­мандиры Красной Армии могли бы даже отдельные проигранные бои использовать как доказательство якобы неправильной поли­тики ЦК ВКП(б) вообще, бессмысленности и губительности дан­ной войны.

Они также могли бы, пользуясь такими неудачами и усталос­тью красноармейцев, призвать их бросить фронт и обратить ору­жие против правительства.

Это дало бы возможность немецкой армии без боев занять оголенные участки и создать реальную угрозу разгрома фронта. В этих условиях наступающих немецких войск блок, опираясь уже на части, возглавляемые троцкистами-командирами, делает став­ку на захват власти в свои руки, для того чтобы после этого стать оборонцами».

Сокольников показывает по этим вопросам примерно то же самое. Отвечая следователю на вопрос о том, какие обязательства взял на себя Троцкий перед фашистской Германией и какова так­тика троцкистского блока во время войны, Сокольников говорит:

«Троцкий обещал гитлеровскому правительству, что блок будет проводить линию активного пораженчества...

Троцкий указывал, что организации блока должны содейство­вать поражению СССР всеми имеющимися в их распоряжении средствами. Основными средствами, как указывал Троцкий, дол­жны явиться: диверсия и вредительство в промышленности и прямая измена командиров-троцкистов на фронте».

И последнее из громадного количества показаний всех этих мерзавцев, которое считаю необходимым, товарищи, довести до вашего сведения, — это показания Пятакова от 26 октября 1936 года.

Показывая об имевшей место специальной встрече в Нарком-тяжпроме и беседе с Сокольниковым почти по всем основным вопросам работы троцкистов, зиновьевцев и правых, Пятаков, в частности, заявляет:

«Тут же Сокольников рассказал мне о своем плане действия, который сводился к тому, что одновременно с террористически­ми актами в Москве, на Украине и других пунктах Союза надо использовать воинские части в Ленинградском гарнизоне. Но надо сказать, что в Ленинградском гарнизоне я, за исключением Виталия Примакова, никаких связей не имел и не знал. Я план Сокольникова об использовании воинских частей считал фанта­стическим, но тем не менее я понимал, что нужен действитель­но план согласованных действий. Я поэтому предложил собрать­ся всей четверке, о которой я указывал выше, плюс Томский, для того чтобы подвести итоги того, чем мы располагаем, и наметить действительно реальный план на будущее».

Из всего, что я здесь зачитал вам, товарищи, ясно, насколько серьезно троцкистско-фашистская сволочь ставила дело внедре­ния своей организации в Красную Армию, как вся эта гнусная шайка стремилась использовать Рабоче-Крестьянскую Красную Армию в своих контрреволюционных целях.

Вся деятельность этих фашистских бандитов сконцентрирова­на на том, чтобы создавать в армии свои группки и ячейки, вы­лавливать отдельных недовольных лиц и вербовать их на свою сторону.

План этих предателей столь же прост, сколь и мерзок. С од­ной стороны — готовить террористические акты над членами ЦК и правительства и, если представится случай, приводить их в ис­полнение, с другой стороны — ждать войны, ждать наиболее острого момента для государства, чтобы потом путем измены, под­лого предательства и провокации помогать врагу против своей страны и армии.

Отсюда нужно сделать соответствующие выводы, извлечь, как здесь все товарищи правильно говорили, нужные уроки. Я уже говорил и еще раз повторяю: в армии арестовали пока небольшую группу врагов; но не исключено, наоборот, даже наверняка, и в рядах армии имеется еще немало невыявленных, нераскрытых японо-немецких, троцкистско-зиновьевских шпионов, диверсан­тов и террористов. Во всяком случае, для того чтобы себя обезо­пасить, чтобы Красную Армию — этот наиболее деликатный ин­струмент, наиболее чувствительный и важнейший государствен­ный аппарат — огородить от проникновения подлого и коварного врага, нужна более серьезная и, я бы сказал, несколько по-ново­му поставленная работа всего руководства в Красной Армии.

Сейчас, может быть, не совсем к месту, но я считаю необхо­димым, не вводя в заблуждение Центральный Комитет, сказать, что мы, работники Красной Армии, все-таки старались вести свою работу так, чтобы преградить доступ в армию нашим за­клятым врагам.

Мы без шума — это и не нужно было — выбросили большое количество негодных людей, в том числе и троцкистско-зиновь-евского охвостья, и всякого подозрительного, недоброкачествен­ного элемента. За время с 1924 года, с того времени, как Троц­кий был изгнан из армии, за это время вычищено из ее рядов большое количество командного и начальствующего состава. Пусть вас не пугает цифра, которую я назову, потому что сюда входят не только враги, но и всякая мало пригодная для армии публика и некоторая часть хороших людей, подлежавших сокра­щению. За 12 лет уволено из армии около 47 тысяч человек нач­состава. (За это же время призвана в армию из запаса 21 тысяча человек.) Только за последние три года — 1934—1936 включитель­но — уволено из армии по разным причинам, преимущественно негодных и политически неблагонадежных, около 22 тысяч чело­век, из них 5 тысяч человек как явные оппозиционеры.

Причем — я должен об этом сказать, товарищи, — и я, и мои ближайшие помощники проводили эту работу с достаточной ос­торожностью. Я лично подхожу всегда осторожно при решении вопроса об увольнении человека из рядов армии. Приходится быть внимательным, даже если человек в прошлом был замешан в оппозиции. Я считаю необходимым и правильным — так учит нас тов. Сталин — всегда самым подробнейшим образом разоб­раться в обстоятельствах дела, всесторонне изучить и проверить человека и только после этого принять то или другое решение.

Частенько бывают у меня разговоры с органами тов. Ежова в отношении отдельных лиц, подлежащих изгнанию из рядов Крас­ной Армии. Иной раз приходится отстаивать отдельных лиц. Правда, сейчас можно попасть в очень неприятную историю: от­стаиваешь человека, будучи уверен, что он честный, а потом оказывается, он самый доподлинный враг, фашист. Но, невзирая на такую опасность, я все-таки эту свою линию, по-моему пра­вильную, сталинскую линию, буду и впредь проводить. Я считаю такое отношение к столь серьезным вопросам наиболее правиль­ным, наиболее партийным. Тов. Молотов в своем докладе об этом говорил совершенно правильно. Нужно изучать людей, нужно знать их душу, их способности, повадки, проверять их на деле, на работе, в частной и личной жизни; знать их окружение, среду. Только зная человека по-настоящему, будучи с ним, если можно так выразиться, связан интимно, товарищески, проникая в его душу, в деталях зная его работу, можно более или менее правиль­но решать, на что способен человек, является ли он тем, за кого его считают. У нас же сплошь и рядом бывает так, что мы верим словам или тех, кто о нем говорит, или тому, что он сам о себе говорит, а лично хорошо не знаем, что он за человек.

Товарищ Сталин неоднократно говорил и часто об этом напо­минает, что кадры решают все. Это — глубокая правда. Кадры — все! А кадры Рабоче-Крестьянской Красной Армии, которым тов. Сталин уделяет колоссально много времени и внимания, являют­ся особыми кадрами. Мы должны постоянно и упорно работать над тем, чтобы эти кадры увеличивались численно и улучшались качественно, чтобы непрерывно повышались их специальные зна­ния и их политическая стойкость и ценность.

Армия располагает по штату 206 тыс. человек начальствующего состава, из которых 107 тыс. командиров, а остальные — полит­состав, инженерно-технический, медицинский, ветеринарный, административно-хозяйственный и прочий начальствующий со­став. Этот огромный человеческий массив требует к себе очень большого, серьезного и постоянного внимания со стороны руко­водящих органов армии.

Достаточно ли умело ведем мы нашу работу, чтобы этих ко­мандиров и начальников по-настоящему, по-большевистски орга­низовывать, воспитывать, по-большевистски растить, чтобы они были достойными той высокой чести и задачи, которые возлага­ются партией, государством, советским народом на Рабоче-Кре-стьянскую Красную Армию? К сожалению, товарищи, невзирая на все старания, наше руководство могло бы быть лучшим, мы могли бы управлять людьми более умело, чем мы это делали до сих пор.

Как мы готовим наши кадры, как мы с ними работаем? Я об этом обязан вам сказать, чтобы не создалось впечатления, что в Красной Армии так плохо, что нужны какие-нибудь сверхорди­нарные и срочные меры.

В Красной Армии, конечно, есть много недочетов и недостат­ков, но армия обладает такими кадрами командного и начальству­ющего состава, которые обеспечивают ей не только нужную бое­способность, но и преданность и верность нашей партии и про­летарскому государству.

Готовим мы наши кадры усиленно и в большом количестве. Армия имеет 12 академий и 1 ветеринарный институт с 11 тыся­чами слушателей, 75 военных школ, в которых обучается 65 ты­сяч курсантов и слушателей. За 12 лет школы дали 134 700 чело­век командиров и разных начальников — теперешних лейтенан­тов, воентехников и пр. Академии за тот же период дали армии 13 тысяч командиров, инженеров и других специалистов.

Как видите, Красная Армия укомплектована командным и начальствующим составом неплохо. Но над этим командным со­ставом необходимо работать еще очень много, работать непрерыв­но, умело и организованно. Мы знаем немало фактов, когда не­плохо подготовленные в военном отношении, честные и долгое время находившиеся в армии люди вследствие нашей нерадиво­сти, вследствие того, что мы ими не занимались и упускали их из поля зрения, портились, становились никудышными и даже вредными.

Мы провели вместе со всей партией в 1933—1934 годах чист­ку партийного состава Красной Армии. В армии — как многие из секретарей обкомов и нацкомпартий это знают — был, пожа­луй, наименьший процент вычищенных...

Косиор. Так и должно быть.

Ворошилов. Правильно, потому что страна дает армии лучших людей. Если бы мы имели такие же результаты по чистке партор­ганизаций РККА, какие имелись в гражданских ячейках, это было бы плохо, потому что мы имеем отборных во всех отношениях людей. Хотя мы и имеем, казалось, незначительный процент вы­чищенных, все же в абсолютных цифрах вычищено довольно много — 3328 человек, из которых за троцкизм и контрреволю­ционную агитацию — 555 человек. Из этих 555 человек было уво­лено сразу же из армии 400 человек.

При обмене партдокументов исключено из партии, как быв-их троцкистов и зиновьевцев, 244 человека.

Из числа бывших троцкистов и зиновьевцев и исключенных в разное время из партии оставлено в армии 155 человек. Кроме того, в армии находятся на различных должностях 545 человек

бывших участников антипартийных группировок, получивших новые партбилеты.

Всего, таким образом, в армии имеется без партбилетов и с партбилетами бывших троцкистов, зиновьевцев и правых 700 че­ловек.

Этих людей мы знаем, все они находятся под нашим непосред­ственным наблюдением. Однако последние события показывают, что этот народ нужно взять под еше более тщательный контроль и партийное наблюдение. Очевидно, придется соответствующей работой с этими товарищами добиваться положения, при котором можно будет переводить их из «бывших» уже в настоящих боль­шевиков, чтобы не было сомнений в их партийности и преданно­сти нашему делу. А с сомнительными нужно будет расстаться.

Наша армия имеет, в общем, замечательный красноармейский состав. Лучших людей нельзя выдумать. Если и наши командные кадры будут так же хороши, крепки, если они будут здоровы, по-настоящему преданы нашей партии и государству, то армия при наличии той прекрасной техники, которой она располагает сей­час, будет безусловно непобедимой. Командные кадры армии — это все.

Что же собой представляют эти командные кадры?

Я уже говорил, что из 206 тысяч начальствующего состава 107 тысяч падает на командиров. 67 проц. командного состава — партийцы и, кроме того, около 8 проц. — комсомольцы.

Из 107 тысяч командиров: бывших рабочих — 50 942 челове­ка, или 47, 5 проц.; с законченным военным образованием — 96 390 человек, или 90 проц. всего командного состава.

Военно-технический состав. Здесь мы имеем свыше 60 проц. членов партии, почти 15 проц. комсомольцев. Бывшие рабочие составляют почти 65 проц. всего военно-технического состава. Свыше 90 проц. военно-технического состава имеют законченное специальное образование.

Военно-политического состава в армии 22 тысячи, 100 проц. — члены партии, 58 проц. — бывшие рабочие, 50 проц. политсостава имеют законченное военное или политическое образование. Тут многое еще не сделано. Признать нормальным положение, когда 50 проц. политсостава не имеют военной или политической под­готовки, нельзя, тем более что людям приходится вести постоян­но ответственную политическую работу среди рядового и началь­ствующего состава.

Военно-медицинский состав. Здесь картина значительно хуже. Члены партии среди медиков составляют всего лишь 27, 2 проц., комсомольцы — 5 проц.; рабочие — около 14 проц., со специ­альной подготовкой — 91 проц.

Примерно так же обстоит дело и среди военно-ветеринарного состава (члены партии составляют 29 проц., комсомольцы — 4 проц., рабочие—13, 5 проц.).






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.