Глава 10. Письмо

Маша в очередной раз сверила адрес на конверте, который ей вручил Миша, и остановилась возле новостройки. Этот дом она уже обошла несколько раз, но все еще продолжала сомневаться. На небе сгущались тучи, где-то вдалеке грохотал гром. Зонта у нее не было, куртки тоже, поэтому с первыми каплями она решительно открыла дверь и вошла в чистую, ухоженную парадную.
— Куда ты, девочка? — обратилась к ней пожилая консьержка.
— А я курьер, в пятьсот тридцать третью квартиру.
— Подожди, узнаю, — прикрикнула женщина, ловко набирая на телефоне номер квартиры. — Здравствуйте, Роман Аркадьевич, к вам тут курьер, пустить? Хорошо. Можешь пройти, девочка.
Маша еще никогда не видывала таких лифтов с зеркалами чуть ли не в полный рост. Она приподняла подол синего сарафана, чтобы посмотреть, как выглядит левая нога без гипса, но никаких отличий от правой не заметила. На днях закончились сеансы лечебной физкультуры, ей казалось, будто она никогда себе ничего не ломала; кости срослись, доктор вместе с родителями не мог нарадоваться. Она раньше других сдала экзамены. В то время как сестра с друзьями корпела над учебниками, Маша отдыхала.
Лифт открылся, она вышла на площадку и поискала номер нужной квартиры. Темно-красная дверь приоткрылась, показался высокий мужчина в тренировочных штанах и полосатой майке, слегка обросший щетиной, но, несмотря на это, — приятный.
— Курьер? — улыбнулся он.
— Да.
Неожиданно в приоткрытую дверь прошмыгнул белый кот.
— Эй, стой! — закричал мужчина так, словно произошло нечто страшное. — Девочка, лови его скорее, сын убьет, если кот сбежит! — Маша сделала к белому коту осторожный шаг и позвала:
— Кис-кис-кис.
— Хватай же его, он такой… сбежит, и поминай как звали!
— А почему же он убегает? — удивилась Маша. — Разве ему плохо у вас?
— Плохо?! — фыркнул мужчина. — Да он как сыр в масле… глянь, какой жирный, а принесли, тощий был, смотреть жалко!
Она взяла кота на руки и погладила по мягкой белоснежной шерстке. Зеленовато-голубые глаза изучающе уставились на нее, а красный нос потянулся навстречу.
— Ну, посмотри на него, — засмеялся мужчина, — не успел увидеть, уже целуется; вообще-то он у нас не такой, к чужим даже не подойдет. Сына моего любит, остальных игнорирует.
Маша хотела передать кота хозяину, но мужчина посмотрел в окно, за которым стеной шел дождь.
— Ты, девочка, зайди, там дождь зарядил, пережди.
— Да ничего страшного…
— Зонтика нету, вымокнешь, такой ливень ненадолго, — он распахнул дверь, — заноси этого обормота.
Она вошла в просторную прихожую с высоким потолком, двумя светло-бежевыми креслами, зеркальными встроенными шкафами и отпустила кота.
— Письмо? — напомнил мужчина.
— Ах, точно, — она полезла в сумочку, перекинутую через плечо, вынула немного помятый конверт. — Вот, пожалуйста. — Мужчина быстро вскрыл письмо, брови его сошлись на переносице, потом взлетели на лоб, и он проворчал:
— Мусор, очередная реклама.
Ей стало неудобно, что она побеспокоила человека из-за какой-то рекламы. Миша ее уверял, что письмо очень важное и его нельзя просто бросить в ящик, а нужно отдать лично руки.
— Я не знала, — виновато пролепетала Маша.
Он глянул на нее.
— Конечно, не знала, а я разве что-то говорю… — Лицо его разгладилось. — Смотри-ка, как ты нашему котику понравилась. — Маша глянула на кота, преданно растянувшегося у ее ног, и улыбнулась.
— Очень красивый кот, — она помешкала, но все-таки спросила: — А откуда он у вас?
— Сын откуда-то притащил, сам не знаю.
— А давно?
Мужчина призадумался.
— Лет пять, наверно, а точно не скажу.
— Ясно, простите, что принесла вам рекламу, я пойду, дождик, вероятно, уже закончился.
— Да не извиняйся, не ты же виновата, что они до того обнаглели, шлют свои листовки с курьером, разбогатели на мусоре всяком, бумагу только переводят…
Маша не успела выйти за порог, как кот рванул за ней, хозяин только и успел ногу поставить, чтобы преградить ему путь.
— Шальной, — пробурчал мужчина, — совсем ненормальный, чего не живется, всегда с этими бездомными так, свобода манит.
— До свидания, — попрощалась она, наблюдая за красивым котом, рьяно вцепившимся в тапку.
— До свидания, — мужчина закрыл дверь, но она услышала, как он произнес: — Пошли, Люська, пожрать тебе дам, не дело тапками обедать! Ну, чего встал, Людовик, идем!
Приехал лифт, а Маша продолжала стоять с колотящимся от волнения сердцем, глядя на темно-красную дверь.
— Людовик, — повторила она, как заклинание, имя котенка из далекого прошлого.
Маша решительно подошла к двери, но рука возле звонка остановилась. Она абсолютно не знала, что сказать, как объяснить хозяину, какое огромное значение имел для нее этот кот. Все эти годы она жила с надеждой, что милый Людовик нашел себе достойных хозяев, и даже не надеялась когда-нибудь узнать что-либо о нем. Первое время она пыталась разыскать того самого мальчика с крыши, с которым познакомилась в одну звездную ночь, но он точно сквозь землю провалился. Чего она только не передумала, плакала по ночам, обошла все квартиры в их доме, чтобы узнать, не взял ли кто-нибудь котенка себе. Поиски ее оборвались, когда она случайно услышала разговор родителей: папа сказал, что в то время, как пропал котенок, в доме травили крыс и он, скорее всего, погиб. Она не хотела в это верить, поэтому выдумала себе чудесную историю, в которой Людовика подобрал какой-нибудь хороший человек. Этот человек ей представлялся девочкой ее возраста, очень похожей на нее. На деле оказалось иначе. Хорошим человеком была вовсе не девочка, а мальчик, задиристый и грубоватый.
Маша блаженно улыбнулась.
Она не очень хорошо его помнила, но благодарность ее не знала границ.
— Даже имя не изменил, — пробормотала она, поглядывая на заветный звонок. Хотелось еще разочек взглянуть на свою детскую мечту, но она не осмелилась. И пусть дома ее ждал собственный Людовик, серенький, доверчивый и любимый, сердце до сих пор екало при воспоминании о белом котенке со смешным красным носиком.
На улице все еще шел дождь, но из-за облаков выглянуло солнце, лучики осветили лужи на асфальте, заиграли в мокрой листве. Она с наслаждением втянула свежий сырой воздух, хотелось петь, с ней такое редко случалось. Да и петь она толком не умела. Вот сестра хорошо пела, иногда Маше казалось, что проще перечислить то, чего Саша не умела. А теперь, как начала встречаться с Мишей, таланты открывались в ней один за другим, словно проснулся долго спящий вулкан. Она писала короткие рассказы для журнала, пошла на танцы, вплотную занялась рисованием, выучила с попугаем еще с десяток новых слов, научилась вязать, шить, готовить, а на днях начала писать книгу о том, как правильно ухаживать за попугаем. Саша для всей семьи была неиссякаемым источником энергии, от нее, казалось, можно зарядить светом весь район. Маму даже немного пугала такая бурная деятельность, а когда она спросила, зачем все это нужно, Саша своим ответом буквально всех ошарашила. Она сказала, что им с Мишей нужно обязательно стать богатыми, чтобы купить для Антонины Петровны огромный дом возле речки, где бы смогли собираться все дорогие им люди. А сестре Саша пообещала построить в центре города приют для животных, куда бы она могла приводить любых животных. Маша не сомневалась, что когда-нибудь именно так и будет, сестра всегда добивалась желаемого. Миша ей подходил как никто, такой же целеустремленный, умный, они напоминали два танка, которые напролом двигались к своей цели, — немногие знали, что под броней скрываются тонкие, ранимые души.
Дома она поиграла с котенком, от нечего делать убралась в коридоре, помыла посуду, выпустила из клетки Маркуса. Сестра больше не сердилась, когда она навещала попугая, но Маша все равно старалась делать это пореже. Она видела, как Саша боится за своего любимца, как ревнует, когда с ним играет кто-то еще помимо нее. Маркус был самым уязвимым местом сестры, а пользоваться чужой слабостью Маша считала подлым, особенно пользоваться слабостью тех, кого любишь.
Вечером пришли Саша с Мишей, они сразу же зашли к ней, и сестра с порога спросила:
— Ну как?
— Что? — не поняла Маша, откладывая книжку.
Ребята переглянулись.
— Ты письмо отнесла? — присел рядом с ней Миша.
— Да, отнесла, вы не представляете просто, что произошло!
— Что же? — поторопила Саша, подхватывая с дивана котенка.
— Саш, ты помнишь того белого Людовика?!
— Людовик, — недобро посмотрела на нее сестра, — какой Людовик, Маш, ты виделась с ним?
Маша недоуменно покосилась на Мишу.
— Я и говорю, Людовика видела, Миша, помнишь, я тебе рассказывала про белого котенка, который давным-давно исчез?
— Помню, конечно. Ты его нашла?
Маша от волнения вскочила.
— Так я же и рассказываю! Я пошла по адресу на конверте, а там Людовик живет.
Ребята снова переглянулись. Саша выпустила из рук котенка и усадила сестру на диван.
— Маша, а хозяин у Людовика твоего есть?
— Конечно! — просияла Маша. — Хороший мужчина, он… он в полосатой майке был, приятный такой.
Сестра застонала.
— Ты кому письмо-то отдала?
— Хозяину и отдала, там ерунда какая-то оказалась, реклама.
Она заметила, что сестра хочет что-то сказать, но Миша ей не позволил, а вместо этого весело попросил:
— Ну, так расскажи про Людовика, вот так совпадение, трудно представить!
Если бы не тот факт, что никто из них не мог знать, где живет Людовик, Маша могла бы подумать, будто эти двое все подстроили, но Саша, которая пару раз видела котенка, не могла его так хорошо запомнить, а тем более узнать спустя столько лет. Маша все рассказала им, сестра хотела что-то спросить, но Миша ее перебил, а потом они заговорили о другом.
Приятно было сидеть втроем на диване, пить чай с орешками в сахаре, болтать о всяких мелочах, слушать негромкую музыку и поглаживать свернувшегося клубочком на коленях котенка.

* * *

Маша взяла под мышку Людовика и начала подниматься по лесенке на крышу. Родители уехали отдыхать в пансионат на целую неделю, и они с сестрой остались одни. Саша ушла с Мишей в кинотеатр на ночной сеанс, а она уже четыре вечера подряд, как только на небе появлялись первые звезды, шла с котенком на крышу. Там они сидели вдвоем, любовались на ночной город, мечтали… Мечтала, конечно, она, Людовик предпочитал сладко спать у нее на коленях или тихонько мурлыкать. Сегодня Маша припозднилась, на улице стемнело, на небе уже горели звезды, а прямо над головой висел золотой месяц. Теплый июльский ветерок приятно ласкал лицо и шею, в воздухе, чуть сыроватом, свежем, перемешались запахи города, растений и цветочных духов, подаренных сестрой. Откуда-то из открытого окна повеяло жареной курицей, а чуть дальше пахло гороховым супом. Ей нравилось бродить по крыше, смотреть в яркие окна, где иногда мелькали люди, представлять их жизнь, слушать доносившиеся обрывки фраз. Людовик послушно семенил за ней, а когда он слишком долго стоял на одном месте, она легонько натягивала поводок. Котенку нравилось с ней гулять, он, бывало, сам приносил свою шлейку, приходилось выгуливать его точно собачку.
Маша дошла до места, где ей особенно нравилось сидеть, откуда открывался вид на большую часть проспекта, и вдруг увидела ноги.
— Тут кто-то есть? — пятясь, тихо спросила она.
Из-за шахты лифта показалась чья-то голова, но тут же скрылась.
— Есть, — грубо ответили ей.
— Тогда мы пойдем, — пискнула Маша, испуганная грубостью хозяина ног в светлых кроссовках. Она потянула к себе любопытного котенка и затаила дыхание, ожидая, скажет ли еще что-нибудь грубиян. Он сказал, да так, что она вздрогнула.
— Нравится шастать тут ночью, шастайте, мне не помешаете. Только не хихикайте, ненавижу бабье хихиканье!
Маша ошарашенно кивнула, а потом, поняв, что он ее не видит, пробормотала:
— Мы не будем хихикать.
Да и не с кем ей было хихикать, Людовик только мяукнуть мог. Маша неуклюже стащила кофту и постелила на крышу с другой стороны квадратной башни, чтобы никоим образом не помешать агрессивному незнакомцу. Сперва она ждала, что все-таки он с ней заговорит, но этого не произошло, поэтому Маша громко спросила:
— А почему вы тут? — Ответом была тишина, ей даже подумалось, что человек незаметно ушел.
— Тут никого нет? — чуть тише спросила она.
— Ты ко мне обращаешься? — послышался хрипловатый голос.
— Да, к вам.
— А тебе какое дело? Разговаривай с тем, с кем сюда пришла, а не со мной.
— Ладно, — грустно согласилась она и со вздохом погладила котенка.
Молчание длилось около десяти минут, потом незнакомец неожиданно поинтересовался:
— А вы сюда помолчать пришли или меня стесняетесь?
— Да говорить вроде бы не о чем, — отозвалась Маша.
— А чего на крыше ночью делать?
— Любоваться городом.
Вновь повисла тишина, внизу ездили машины, где-то вдалеке завывала сирена «Скорой помощи», ветерок принес запах блинов.
— Приятно пахнет, правда? — сказала Маша, с удовольствием втягивая в себя аромат.
— Ты мне говоришь? — через какое-то время спросил незнакомец.
— Конечно!
— А почему вторая все время молчит? Немая, что ли? — он коротко рассмеялся.
— Вторая? — удивилась Маша.
— Да, вторая девочка.
— А тут больше нет никого.
— Правда, что ли? А мне показалось, я видел двух человек.
— Нет, я одна.
— Значит, любишь смотреть на ночной город… — полувопросительно протянул он.
— Не только на город, на небо, на звезды, на луну… тут чудесно.
— Мне тоже нравится.
Они умолкли.
— Часто приходишь? — нарушил он тишину.
— Нет, редко… но хотела бы чаще.
— А я часто, хотелось бы реже, но все время как будто тянет сюда.
— Именно на эту крышу? Ведь есть много других…
— Именно на эту.
— А я только на этой и была.
— А тут много таких, как ты, ходит. Романтики всем подавай, — с некой злобой буркнул он.
Маша поближе подтянула к себе колени и улыбнулась, когда Людовик перевернулся на спину и, даже не приоткрыв глаз, продолжал так лежать.
— Только сюда парочками обычно приходят, а не поодиночке.
— А у меня нет пары, — созналась она.
— Чего так? Красавица, наверно, такая, раз никто не клюнул на тебя.
Маша оскорбленно поджала губы.
— А разве пары нет только у некрасивых? У тебя есть пара?
— У меня нет.
— Значит, ты некрасивый?
— У меня нет только потому, что я этого не хочу. За мной вообще табунами бегают!
Ей не понравилось его бахвальство, даже захотелось посмотреть на этого красавца, чтобы назло сказать ему какую-нибудь пакость. Маша сдержалась, не любила она обижать людей, хотя этот незнакомец будто специально нарывался.
— Чего замолчала? Наверно, думаешь, как я выгляжу, фантазируешь?!
— Нет, я думаю, красивые люди редко чванятся своей красотой.
— Ой, какие мы умные, — с сарказмом прокомментировал он. Неожиданно ей стало его жаль.
— У тебя плохое настроение? — догадалась Маша.
— Не очень-то хорошее.
— Почему?
— Просто… одиноко, грустно… да не важно, просто так.
— Когда мне бывает одиноко, я думаю о чем-нибудь хорошем.
— А я думаю о плохом.
— Зачем?
— Хочется.
Она вздохнула, ей хотелось приободрить этого несчастного, прятавшегося за грубостью человека, только не знала, как это сделать. Он точно весь состоял из противоречий.
— А как тебя зовут? — нарушила она затянувшееся молчание. — Меня Маша. — Он долго не отвечал, она уже подумала, что разговор на этом окончен.
— А меня Дима, — наконец ответил он.
Сердце подпрыгнуло высоко-высоко и словно застряло в горле. Маша шумно вздохнула.
— Кажется, мы знакомы, — прошептала она.
Он тихо засмеялся.
— А мне кажется, мы уже третий раз все никак не можем познакомиться. — Он помолчал. — А ведь я, Маша, был уверен, что узнаю тебя из тысячи, если встречу когда-нибудь… ни узнал.
Она сидела как на иголках, хотелось вскочить и удостовериться, что говорит с ним, с тем самым Димой. Не верилось, казалось немыслимым встретить мальчика, которого она так искала пять лет назад именно тут — на крыше, встретить, чтобы понять, как многое о нем уже знает. Знает то, чего бы знать не хотела.
— Ты меня так и не простила? — спросил Дима.
— Простила, конечно, простила.
— А в школу не пришла… В другую перевелась?
— Нет, просто сидела на домашнем обучении, у меня нога была сломана.
— Правда?!
— Да, в тот день… — она замялась, — ты, наверно, помнишь…
— Я все помню.
— Меня тогда сбила машина, я долго лежала в больнице, были сломаны рука и нога.
Он напряженно молчал.
— Потом с гипсом пришлось сидеть дома.
— Ты сейчас в порядке?
— Да, все отлично, ничего не болит.
— А я все думал… а оно вон как вышло, если бы я только знал… — он не договорил.
Она услышала его вздох и поспешила заверить:
— Со мной все хорошо, не так уж плохо на домашнем обучении, я читала книги, смотрела телевизор…
— Маш, — перебил он, — а если бы ты на следующий день пришла в школу… ты… ты бы меня выслушала или продолжала бы обижаться?
— Если бы ты захотел мне что-то сказать, я бы выслушала, как иначе! — Маша услышала шаги, дыхание перехватило, когда он появился перед ней и опустился рядом на колени.
Дима посмотрел на котенка и с усмешкой заметил:
— Очередной Людовик?
Она покачала головой.
— Нет, это не очередной, это мой собственный.
— Симпатичный, — сказал он, как тогда — давно, в похожую летнюю ночь.
— А твой очень красивый, — улыбнулась Маша, старательно отводя взгляд от его поблескивающих в темноте глаз.
— Откуда знаешь?
— Месяц назад я приходила к тебе домой.
— Зачем? Ко мне?!
— Друг моей сестры курьер, подозреваю, они специально это затеяли, отправили меня к тебе с письмом, только дверь открыл не ты. Но Людовика я узнала, даже держала его на руках… он чудесный.
— Ах, сестра, — скривился Дима, — как поживает эта ведьма?
— Очень хорошо, она переменилась, правда, если бы ты ее увидел, не узнал бы.
— А я видел ее несколько раз. Издалека! По-моему, она все такая же фифа!
— Такая, да не такая.
— А Глеб постоянно спрашивает о тебе, — резко поменял он тему. — Бонд скучает… и я… тоже.
Маша смущенно опустила голову, не могла она рассказать ему, как сама тосковала, как ложилась каждую ночь рядом с его подарком и вспоминала каждый час проведенный с ним, каждый миг.
Дима погладил сонного котенка.
— Я пытался тебя забыть… только никак не могу, не получается. — Он хмыкнул. — Знаю, звучит по-идиотски, но ты меня словно приворожила. Ну же, Маш, посмотри на меня, сама сказала, что пары у тебя нет!
— А я совсем не огорчаюсь из-за этого, если кто-то думает, что я некрасивая…
— Ты красивая, — оборвал он, — очень красивая, самая лучшая. — Дима взял ее руку и прижался губами к ладони. — Ты такая… этого не рассказать, нужно видеть, чувствовать. Я, дурак, не понял сразу, что нельзя тебя обижать. Ты такая же, как твои бездомные животные, обидишь их раз — и больше не подойдут. Думал сперва: «Сама придет», потом утешал себя: «Не велика потеря», «Переживу». Подумаешь: «Всего лишь какая-то Маша», «Малявка», «Не смертельно». Не умер, конечно, но иногда кажется, лучше бы умер, чем вот так глупо упустил.
Его горячее дыхание обжигало ей руку, а сердце рвалось наружу — ему в ладони, глупое и счастливое.
— А как же твои одноклассники, друзья? — спросила она. — Наступит новый учебный год, я увижу тебя, а ты отвернешься? Я подойду, а ты скажешь, что не знаешь меня?
— Никогда больше я так не поступлю, — он задрал голову, — звезды свидетели! — Дима крепче сжал ее руку и нежно поцеловал запястье. — Ты веришь мне?
— Звездам виднее, — тихо сказала Маша, легонько пожимая его руку. Улыбка больше не хотела таиться, а сердце бояться. Она верила, любила и знала наверняка — неблагодарным судьба четвертого знакомства не подарит.

Эпилог

Назвали ее имя, Маша поднялась на сцену и взглядом отыскала в зале сестру. Саша помахала ей, рядом сидели Миша с Антониной Петровной, папа с мамой, они снимали ее на камеру, сестра притащила всех своих друзей. Анфиса по привычке закатывала глаза и что-то говорила на ухо симпатичному брюнету, которого, по заверениям Саши, любила без памяти. Лена была с младшим Орловым, Гена жевал, Валера вместе со старшим Орловым заигрывал с какими-то девочками, происходящее на сцене его мало интересовало. Маша еще и еще раз оглядывала зал, среди десятков глаз искала Его зеленые глаза, но не нашла — Дима не пришел.
Ей вручили аттестат об окончании одиннадцатого класса. Она закончила школу не с золотой медалью, как Саша с Мишей, уже поступившие в вожделенный Петербургский университет на основании результатов олимпиад, но все равно гордилась своим аттестатом без единой тройки и была готова к поступлению в академию ветеринарной медицины. За прошедший год она прочла тонны специальной литературы, завалить экзамены после этого казалось немыслимым. Еще ни в чем Маша не была так уверена, как в своем будущем, светлом и непременно связанном с животными, бездомными, домашними — самыми разными. Мечты сбывались… Лишь одно омрачало этот радостный день: хотелось разделить свое счастье с человеком, который находился рядом с ней целых два года, а вчера пообещал жить до ста лет только ради того, чтобы каждый день видеть ее улыбку. Дима не уставал говорить, как сильно любит ее, не забывал при встрече целовать, а перед сном желать сладких сновидений. Только такую любовь она могла бы смело пожелать каждому, нежную и красивую.
Саша крепко обняла ее, чмокнула в щеку.
— Какого черта он не пришел? — сразу же сердито спросила сестра.
— У него сегодня экзамен, — заступилась Маша. Саша любила попридираться к Диме, хоть они прилюдно и пожали друг другу руки, в душе до окончательного примирения было еще далековато. Маша знала, что это обязательно случится, но торопить этих двух упрямцев не хотела.
— Вот познакомлю тебя с одним классным парнем, — бурчала сестра, — он тогда запрыгает!
Миша не разделял ее мнения, он с Димой сразу же поладил, поэтому как можно веселее сказал:
— Сашуль, посмотри, какая Маша спокойная, ты-то чего беснуешься?!
— Просто она не показывает виду, а на самом деле ей очень обидно! — Саша распахнула дверь на улицу и обернулась. — Правда, Маш, тебе обидно?
Маша улыбнулась, она увидела Диму еще через окно холла, он стоял на ступеньках с букетом крупных ромашек. От счастья она не могла вымолвить ни слова, только сестру было не остановить.
— Увижу его, все выскажу, — заявила Саша, — он не имел права пренебречь тобой в такой важный день, не понимаю, почему ты… — Маша не выдержала и засмеялась. Сестра наконец заметила Диму, щеки ее порозовели, она нехотя признала: — Не такой уж он и плохой.
— Я тебе тоже кое-что выскажу, — с улыбкой предупредил Дима, — о том, как ты украла из моей жизни почти полгода счастья!
— Придумай что-нибудь новенькое, — фыркнула Саша, — слышали уже про это!
Миша сочувственно усмехнулся.
— Крепись, Маш, нам еще долго придется это терпеть!
Она коснулась носом нежных белых лепестков и улыбнулась, такие цветы ей нравились больше всего, солнечные и живые, в них не было холодности роз, которые он обычно ей дарил.
Дима наклонился к ней и поцеловал.
— Поздравляю с окончанием школы!
— Спасибо… спасибо, — в этот момент она поняла, что на свете ничтожно мало слов благодарности, а так хотелось сказать нечто особенное, как его чудесные ромашки. Иногда ей становилось чуть-чуть неловко оттого, каким внимательным был к ней Дима. Он угадывал ее желания, точно мысли читал, и давным-давно перестал стыдиться своих чувств. От прежнего грубого мальчика, которого она встретила однажды на крыше, остались только воспоминания.
— Все, — воскликнула сестра, — пойдем, Миша, если они начали обмениваться любезностями, это надолго!
Дима вздохнул.
— У тебя не сестра, а мегера!
Маша с Сашей хитро переглянулись.
— Она хорошая, — заступился Миша, — нужно лишь это увидеть! — Александра прильнула к нему, и для всех стало откровением, когда обычно сдержанная в проявлении чувств Саша, негромко сказала:
— Я люблю тебя.