Наводнение 1824 года

Царствование Александра I не кончилось для Петербурга и страны благополучно. Два страшных бедствия, одно природное, другое социальное, обрушились на город. И в центре их оказался Медный всадник, под которым будто бы и живет гений города. 7 ноября 1824 года в Петербурге произошло второе наводнение, оказавшееся самым сильным и разрушительным из всех прежних. И хотя к наводнению готовились, жителей предупреждали о надвигающейся стихии, но никто не мог представить себе, какая страшная участь ждет город. Кроме обычной при наводнении непогоды, ветра, дождя, повышения уровня воды в реках и каналах днем со стороны моря неожиданно пришел страшный вал наподобие тихоокеанского цунами. Как пишет очевидец, «необозримое пространство вод казалось кипящей пучиной, над которой распростерт был туман из брызгов волн, гонимых против течения и разбиваемых ревущими вихрями. Белая пена клубилась над водяными громадами, которые, беспрестанно увеличиваясь, наконец, яростно устремились на берег. Множество деревянных построек не могли противостоять огромной массе воды и с треском обрушились… В одно мгновение вода полилась через края набережных рек и всех каналов, через подземные трубы она хлынула в виде фонтанов».

Дворцовая площадь мгновенно превратилась в бушующее озеро, которое сломало «плотину» из заборов возле недостроенного здания Главного штаба и ворвалось под его арку, а потом, как разбойник, устремилось на Большую Морскую и Невский, сделав их беснующимися реками. И посреди этого бушующего водного пространства, в которое превратились улицы и площади Петербурга, недвижно возвышался Медный всадник. Чуть позже все это отразилось в гениальной поэме А. С. Пушкина. Люди спасались, как могли, на крышах уцелевших домов, на бревнах, плавающих кровлях, воротах и т. д. Многие погибали в холодной воде, тонул домашний скот, припасы и пожитки. К вечеру вода схлынула. Весь город был покрыт трупами людей, животных, слоем грязи вперемешку с хламом, унесенными водой судами, дровами, строевым лесом и вымытыми потоком воды с окрестных кладбищ гробами.

Как всегда, рядом с трагедией уживалось смешное. Помогая соседям перебираться по чердаку своего дома, баснописец Крылов обнаружил вывешенную на просушку еще три года назад шубу, которую тщетно разыскивал. Находка пострашнее покрытой пылью и изъеденной молью медвежьей шубы ожидала некую молодую вдовицу. О ее злоключениях писали потом в местной газете. Оказалось, что, живя в одной из дальних линий Васильевского острова, она буквально накануне наводнения похоронила на Смоленском кладбище своего старого супруга, «над прахом которого не расположена была плакать и терзаться, потому что покойный сожитель мучил ее своею ревностью. Проводив его на место вечного упокоения, она также думала найти, наконец, душевное спокойствие, но каков же был ее ужас, когда вечером рокового дня она увидела гроб своего сожителя у самого крыльца ея дома! Нечего делать, пришлось бедной вдовушке вторично хоронить своего неугомонного мужа».

Панорама наводнения 1824 года в Петербурге.