Проклятье рода 3 страница

Но, видимо, учителя не понимали, с
чем связана эта травля, а написать им уль-
тиматум они не решались. И поэтому в
жизни школы ничего существенно не изменилось. Правда, у одной старой заслуженной маразматички на уроке случился инфаркт, а у других началась неврастения, но понять истину это им не помогло. Рулон рассказал об этом Марианне.

— Видимо, этот мир мы не сможем исправить, — добавил он. — Главное, хотя бы изменить себя.

— Путево базаришь, — ответила она. — Насколько ты сумеешь изменить себя, настолько ты и сможешь повлиять на отдельные маленькие части этой жизни. Ведь ты ничтожество в масштабах Земли. Так что о каком-то особом влиянии говорить не приходится. Огромные космические силы управляют всей этой дуростью на Земле. И радуйся, что они не могут тебя заметить своими охуенными шарами. И это поможет тебе выбраться из этого загона, куда они засадили человекоовец, чтоб стричь с них шерсть страдания.

Рулон задумался и, не заметив поребрика, со всего маху пизданулся в грязь. Он резко приземлился на задницу, брызги фонтаном полетели во все стороны, вымазав и его лицо, которое он не мог вытереть, поскольку руки уже искупались в жидкой грязевой массе. Очень быстро он поднялся, чувствуя некоторую боль в области низа позвоночника и правой руке.

Марианна весело расхохоталась.

— Вот оно, горе от ума, — заметила она. — Давай шуруй домой, а то мне стремно идти с таким замарахой.

Она сделала жест рукой, словно указывая Рулону. Сама же развернулась и, слегка ускорив шаг, отправилась своей дорогой.

Слегка отряхнувшись, Рулон поплелся к себе домой, оглядываясь на грациозно удаляющуюся Марианну и пугливо озираясь, чтобы избегнуть новой опасности.

Придя домой, он застал мать, занимавшуюся приготовлением обеда. Она предстала перед сыном подобно монстру, с недовольным выражением лица, в старом халате с большими оттопыренными карманами и с одной бигудюшкой на лбу, нахмурив брови и широко раскрыв бешеные глаза.

— Чего же ты не учишься? Скоро выпускные экзамены, тебе аттестат нужно зарабатывать, чтобы потом в институт приняли.

— Да сколько можно учиться? Я собой лучше займусь, — ответил сын.

— Собой на пенсии будешь заниматься. А теперь ты должен уже о работе думать, чтоб на пенсию себе зарабатывать, — поучала мать.

— Если я к шестидесяти годам буду нуждаться в пенсии, — закричал он, — значит, я жизнь зря прожил. Я не хочу быть, как вы, больной, сработавшейся до костей машиной, которая нуждается в подачке, чтоб выжить. Я лучше умру или буду человеком, который ни в чем не будет нуждаться.

С этими словами Рулон направился в свою комнату и стал там заниматься йогой.

«Правильное восприятие мира — вот что нужно зарабатывать, а не идиотский аттестат, — думал он, скручиваясь в асану. — Внутреннее состояние — вот истинная ценность, а не производственный стаж. Если слушать мать, то проживешь жизнь так же тупо и бессмысленно, как она».

Но спокойно заниматься мать ему не давала. Она опять стала доставать его своим занудством.

— Хватит тебе корячиться, иди сейчас же убирай в комнате грязь.

Сын решил не отвечать ей и еще больше углубился в медитативное состояние, продолжая занятие. Мать стала выходить из себя и начала ругаться и бить его тряпкой, добиваясь ответа. Сколько хватало терпения, Рулон продолжал йогическую медитацию.

«Вот практика, — подумал он, — постараюсь быть отрешенным».

Мать, продолжая истерику, стала плакать, орать, приглашать соседей и звонить знакомым, прося их прийти, повлиять на сына.

Прозанимавшись полчаса, ее выродок решил, что пора кончать этот балаган. Он собрался и пошел шататься по улице. Все-таки истерика матери его еще доставала. И внутри он чувствовал некоторый дискомфорт, особенно после прихода соседей. Однако здесь, на улице, он решил принять эту ситуацию радостно, как практику, данную Богом.

«Терпение — мать воли, — пришла ему мудрая мысль. — Недаром слово
«нин­дзя» переводится как человек терпения». Вечером он решил снова довести мать и заняться йогой, чтобы продолжить практику отрешенности.

Шляясь по улице, он все больше начинал думать о Марианне и, не справившись с собой, потащился к ней. С одной стороны, он понимал, что потакает себе, когда идет к ней, но с другой — он понимал, что там его ждет Знание. Эта двойственность не давала ему действовать целостно, а значит, и проявить волю.

Марианна встретила его холодно.

— Ну что, фуфло, заходи, — бросила она.

Рулон зашел и стал рассказывать про выкрутасы матери и свою реакцию на них. Подружка развеселилась. Марианна взяла с полоч-
ки аудиокассету Sony с записью
концерта «Машины времени» и,
вставив ее в магнитофон, нажала клавишу воспроизведения.

— Теперь я понимаю, в кого ты такой псих. Оказывается, ты весь в свою мать.

— Да, я замечаю в себе много качеств своих родичей, — при-
знался Рулон.

— Замечаешь? Так вот, изме-
няй себя. Не то сам станешь, как твоя мать и твой папаша, — презрительно изрекла хозяйка. — Яблоко от яблони далеко не падает. А вот насчет пенсии, это ты клево заметил. Не хрен думать о том, чего нет. Лучше в молодости побалдеть, а там видно будет.

Они прошли на кухню и сели пить чай с вареньем и сухарями.

— Это же надо? — возмущался Рулон. — Все самое лучшее время нужно гробить на работе: молодость и утренние часы, когда энергии больше всего и нужно заняться саморазвитием.

— А что ты думал, мой милый? Обществу нужно, чтобы ты просто батрачил, был придатком к разным машинам, а потом благополучно сыграл в ящик. И твое развитие для социума не нужно и даже опасно. Вот видишь, сам до чего ты додумался, — расхохоталась она.

Внезапно Марианна потушила свет и зажгла свечу. При ее мерцающем свете под звуки восточной музыки она начала необычный танец, состоящий из особых сложных движений бедрами. Она извивалась всем телом, бросая на Рулона страстные взгляды. Ее руки и ноги двигались подобно змеям. Она постепенно обнажалась, ползая по полу, обжигая своего любовника пламенным взором, постепенно оголяя и лаская свои прелести. Уже почти раздевшись, она с ловкостью фокусника расстелила на полу круглый лист ватмана, зажала кисточку своим влагалищем и, присев на корточки, нарисовала на нем красной краской мистический знак. После чего она приблизилась к Рулону и стала ласкаться к нему, побуждая его снять свою одежду. Он тоже начал раздеваться.

Ее дружок стал гладить ее упругое тело, наполняясь все большим вожде-
­лением.

— Ты видел этот знак, — бархатно прошептала она. — Теперь во время тантры визуализируй его, передвигая с нижних чакр к верхним, — с этими словами Марианна уложила Рулона на мягкий ковер и села на его лингам. Она сидела неподвижно, однако активно работала мышцами своего влагалища, то расслабляя, то сокращая их. Ощущение было, как и во время минета. Рулон начал визуализировать мистический символ, плавно передвигая его к голове. Вместе с этим он чувствовал, как возбуждение начинает уходить из его члена и переходить все выше по туловищу к голове.

В каждой чакре сексуальная энергия пробуждала свои состояния. В области солнечного сплетения похоть преобразилась в желание обладать, властвовать. В груди — в благоговение перед своей партнершей. В горле — в восторг. На уровне лба знак ярко загорелся, вызвав сильное волевое состояние. Вдруг ему стало понятно, что он сам является этим мистическим символом, что это — символ их тантры.

Марианна все так же сидела, сокращая только мышцы гениталий, издавая сладостные эротические стоны. Наконец ее тело стало конвульсировать в оргазме. Она изогнулась и застонала от нестерпимого наслаждения. В это время Рулон стал визуализировать знак на макушке. Внезапно он ярко вспыхнул и принялся вращаться, образуя вокруг себя радужные протуберанцы. Миллионы его отражений засияли, двигаясь во всех направлениях, Рулон почувствовал себя одним целым с Марианной.

Он был прекрасным распускающимся цветком лотоса, покоящимся в океане первичного хаоса. Вскоре это удивительное ощущение пропало. Он открыл глаза и встретился с томным взглядом Марианны. Она легла на него и с жаром поцеловала, лаская его тело своими нежными руками. Он почувствовал ее женскую энергию, которая теплой волной проникала в него. Когда возбуждение стало спадать, Марианна встала и, дав знак следовать за ней, пошла в ванную облиться холодным душем, чтоб вернуть себе ясность и энергичность.

— Как ты этому научилась? — спросил ее любовник.

— Это древнее искусство, — ответила ему подружка, — я очень долго тренировалась, чтобы нарисовать этот символ и научиться владеть мышцами своей иони. Тебе тоже нужно делать кое-какие упражнения, чтобы овладеть собой.

Она показала Рулону Сиддхасану — приседание на пятке, когда пятку правой ноги прижимают к промежности, а левую — к животу.

— Сидя так, ритмично сокращай мышцы ануса и представляй, как Кундалини поднимается вверх.

Рулон приступил к этому делу, задерживая дыхание на вдохе и выдохе, и вскоре его тело наполнилось жаром.

Чудесный зародыш (PLUS)

На уроке ученики принялись доводить педагога мычанием. Училка, нервничая, выкрикивала, чтоб они перестали. Но мычание продолжалось.

«Подумаешь, мычание. Что в нем особенного? — подумал Рулон. — Даже очень хорошее музыкальное сопровождение урока детским хором. Очень похоже на пение мантры «АУМ». Почему училка так бесится? Лучше бы тоже вместе со всеми стала мычать. Стало бы весело».

Рулон вспомнил, как неделю назад на уроке доводили препода звуком, издаваемым иголкой, вставленной в карандаш. Звук напоминал падаю-
щую каплю и был очень даже мелодичным. Но
препод бесился вместо того, чтоб использовать
этот появившийся у него дискомфорт для работы над собой, для изучения своих комплексов и выработки отрешенности. Это гораздо легче, чем
когда тебе орут в ухо со всей силы до звона в голове, да еще могут и плюнуть туда.

Училка стала бегать по классу, чтоб определить, кто же мычит. Но как только она подбежала к одному концу класса, мычание там прекратилось, но продолжилось в противоположном углу. Так она долго бегала, пока Рулон не решил устроить себе практику.

«Испытаю на дискомфорт, — подумал он, — поработаю над собой, а то скучно, время зря проходит». Когда училка в очередной раз метнулась в его угол, Рулон не перестал мычать, а, наоборот, загудел еще громче. Взбешенная преподка обрушилась на него с ругательствами, сбрасывая на него все накопившееся нервное напряжение.

— Сейчас же встань, болван! — заорала она. — Долго ты будешь еще безобразничать, срывать мне урок?

Рулон поднялся с глупой улыбкой, наблюдая, как от возникшего в нем дискомфорта лицо стало покрываться нездоровым румянцем. Пацаны забалдели над ним, крутя пальцем у виска: мол, что, не мог во время перестать мычать, лох мохнатый. Но Рулон сосредоточился в теле и почувствовал, как в кровь выбрасываются вещества, создающие в груди щемящее чувство дискомфорта. Однако он отключил воображение, раздувающее из мухи слона, и психологический дискомфорт ограничился пустяковыми ощущениями, не сравнимыми с ударом по роже. Почувствовав, что это его не берет, Рулон решил продолжить игру и внезапно снова сел на стул без разрешения. Училка опять взорвалась приступом возмущения, завыв, как ментовская сирена. Рулону стало смешно, и он глупо расхохотался, и вслед за ним весь класс покатился со смеху. Преподка схватила его за шиворот и потащила к директору. Там, в присутствии завучей, запугивавших его вызовом родителей и оставлением на второй год за неуспеваемость, Рулон вновь поддался на эти образы, и железы снова среагировали, выбрасывая вещества, создающие дискомфорт в теле. Отследив всю эту канитель, Рулон снова сосредоточился на ощущениях и отключил воображение, стараясь спокойно и отрешенно принять неприятную ситуацию, использовать ее для умения убирать болезненное воображение, переводя все внимание на тело, воспринимая мир с его позиции — с истинной и очень полезной позиции зверя, который, как известно, находится на более высоком уровне развития, чем человек — «царь природы».

На перемене Рулона поймал Буля.

— Закрой глаза, открой рот, — сказал он, пригрозив ему кулаком.

Рулон зажмурился и открыл рот, куда Буля сразу же харкнул. Рулон поморщился и выплюнул харчок. Буля с друганами забалдели над ним. К горлу подкатил комок обиды. Он сосредоточился на нем: «Вот новая ситуация, чтоб научиться справляться с собой». Он постарался глупо улыбнуться покрасневшей от напряжения рожей. «Главное — не относиться к себе серьезно, — подумал он. — Тогда и самосожаление не будет мучить».

— На вот, заешь, — сказал один из корешей, подавая ему конфетку.

Рулон взял ее прямо ртом и под дружный хохот стал жевать вместе с фантиком, радуясь вместе со всеми. Пацаны глумливо посматривали на него, словно ожидая чего-то. Действительно, их недобрый блеск в глазах был небезосновательным. Вскоре ему рот ожег красный перец, спрятанный в конфете. И настроение Рулона изменилось, морщась и сплевывая под дружный хохот пацанов, он вспомнил, что забыл свою цель и снова отождествился с ситуацией и своими негативными эмоциями. С перекошенной физиономией из-за горящего во рту перца, с текущими из глаз от его раздражения слезами, Рулон сделал попытку взять себя в руки и криво заулыбался. Всеобщему веселью не было предела. Пацаны держались за животы от хохота. Стремясь как-то смягчить свои страдания, наш герой подошел к фонтанчику и стал полоскать рот водой. Орава последовала за ним. Пацаны глумливо советовали ему, как лучше полоскать рот. Один сказал, что от перца хорошо помогает моча. Он читал это у Брега.

— Я хочу ссать, пойдем, тебе в рот поссу, так уж и быть, — сжалился он.

— Сперма хорошо смягчает ожоги. Пойдем, у меня отсосешь, поможет, — заботливо сказал другой.

— Рулон, хочешь пить? — заорал третий. — А я хочу ссать, так не дадим друг другу умереть! — выкрикнул он пламенный призыв.

«Вот какой эзотерический принцип, — подумал Рулон, сплевывая воду. — Прямо союз слепого и хромого. Так люди всегда и поступают, взаимодополняя друг друга, не дают друг другу умереть. Один хочет быть ведущим, а другой — ведомым. Один хочет заботиться, а другой — сидеть на шее, один — учиться, а другой поучать хочет».

Прозвенел звонок, и Рулон с еще горящим от перца ртом, но довольный, что удалось хорошо поработать над собой, поплелся в класс. Там уже была Марианна. Он сел вместе с ней за парту и рассказал ей о своей практике по растождествлению с внутренним дискомфортом. Она весело смеялась, слушая его. В классе стоял шум, и училке было кого успокаивать, так что до них очередь не дошла.

— Молодец, — похвалила Марианна своего дружка, — продолжай в том же духе. Может, скоро тебе предложат для практики «сери-бери-ешку», — пошутила она. — Наконец-то ты начал сбрасывать цепи, в которые заковала тебя твоя дура-мать и остальные шизофреники, которые дрессировали тебя. Только так, переступив через себя, ты сможешь выйти из тюрьмы, построенной в твоем мозге. Но я вижу, дорогой, что все эти практики поубавили твоего страху, а это плохо. Он раньше сильно помогал тебе быть бдительным, учитывать сразу все обстоятельства и последствия каждого твоего шага.

— Нет, я буду и дальше работать со страхом, — заверил ее Рулон.

Во время их беззаботной беседы Михетченко обстрелял из харкалки училку. Ее жидкие прилизанные волосы украшали теперь зернышки риса и комочки пластилина. Старательно записывая на доске формулы, она даже не заметила преподнесенного ей подарка.

Не успокоившись, Михетченко стал обстреливать одноклассников, и черт его попутал выбрать в качестве очередной мишени Рулона. Тот, почувствовав в своем ухе обслюнявленный рис, оглянулся и, увидев Михетченко, приготовившегося к следующему выстрелу, пригнулся, закрывшись рукой, чтоб защититься от его слюнявых снарядов. Стрелок не мог вовремя остановиться, и несколько рисинок случайно попали в Марианну. Увидев это, Михетченко испуганно отвернулся, спрятав свою харкалку в рукав. Марианна, поняв в чем дело, резко встала и, подойдя к негодяю, влепила ему смачную пощечину, одарив его мстительным взглядом, обещающим ему крупные неприятности в будущем.

— Что ты делаешь? — стала орать на нее училка, — И так не учишься, а сейчас еще и урок срываешь! Немедленно сядь на место и записывай тему.

Но Марианна, посмотрев на нее властным взглядом, от которого она сразу заткнулась, гордо вышла из класса, сбросив по дороге классный журнал и сумку со стола преподки.

Рулон посмотрел на Михетченко. Тот сидел, как побитая собака, только сейчас начав осознавать, какую непоправимую ошибку он совершил сегодня.

Придя домой, Рулон, включив свое любимое диско, начал дико плясать под него, входя в религиозное состояние. Войдя в экстаз, он вдруг осознал, что барабаны действуют на его муладхара-чакру, бас-гитара и другие низко звучащие инструменты — на свадхистану, гитара, орган и другие аккомпанирующие инструменты отдаются в манипуре, сольные инструменты и вокал — в анахате и вишудхе, высокочастотные тарелки, колокольчики, бубенчики — в аджне, а на уровне сахасрары была тишина, которую только подчеркивал громкий звук ревущих колонок.

Божественная энергия проникала в него через каждый звук и мерцание светомузыки. Во всем этом он ощущал творящую и разрушительную Силу Господа. Эту мистерию прервала мать, завалив в комнату и начав разборку по поводу того, что музыка играет слишком громко. Доебывание матери вызвало в ее сыне сильный дискомфорт. И только тогда он вспомнил, что решил работать над собой, преодолевая подобные состояния. Сосредоточившись на теле и начав относиться к себе и ко всей ситуации несерьезно, он стал валять дурака, кривляясь и идиотничая перед матерью. Такое несерьезное отношение сразу помогло быстро принять ситуацию.

Когда мать вышла, сын встал на колени, войдя уже в серьезное религиозное состояние, и от всего сердца поблагодарил Господа за ниспосланную ему практику, за то, что Он помогает ему перестать быть тупым рабом сиюминутных эмоций, бессмысленным зомби, безвольно руководимым мирскими программами и внешними обстоятельствами.

— Господи, я благодарен тебе, — со слезами на глазах твердил Рулон, осознавая, что миллиарды людей даже не знают о тех вещах, которые открылись ему. — Раньше я благодарил тебя за удачу, — молился он, — но теперь я научился благодарить тебя и за твои испытания, которые учат меня Истине.

На память ему пришел христианский стих:

Когда ты шлешь мне испытанье,

Тебя молю я об одном:

Дозволь постигнуть мне заданье

Душой и сердцем, и умом.

Мать снова стала приставать к сыну с навязчивой докучливостью, беспокоясь о том, что он не становится мышью, похожей на нее как две капли воды.

Решив с большей пользой провести время, Рулон собрался и направился к Марианне.

Идя по улице, он ощутил себя скелетом, отождествив себя со своими костями и черепом, т. е. с телом смерти. Быть скелетом было необычно. Возникало совершенно иное видение мира. Другие люди, идущие по улице, тоже представлялись ему костями, обтянутыми кожей и тряпьем. Воспринимать их так было очень балдежно, сразу исчезала куда-то ложная личность мнящих невесть что о себе болванов и обнажилось то, чем они есть на самом деле. Особенно позабавил Рулона толстяк в очках, пыжившийся и пытавшийся собой что-то представить. Он назвал его очкастым скелетом.

Подойдя к двери Марианны, он позвонил. Дверь плавно раскрылась, и перед ним появилась его королева в шикарном вечернем наряде. Увидев его физиономию, Марианна криво улыбнулась.

— Это опять ты? — высокомерно сказала она. — Ну ладно, проходи. Ты мне сейчас пригодишься, мой милый, — ухмыльнулась она.

— Знаешь, сейчас я ощутил себя скелетом, — сказал ей Рулон, проходя в квартиру и разуваясь.

— Скелетом? — захохотала Марианна. — Как поздно ты об этом вспомнил. Ведь ты всегда был не чем иным, как мешком с костями.

— Я и других увидел также, — сообщил Рулон, рассказав, как увидел на улице людей, и особенно толстяка в очках.

Марианна почему-то не рассмеялась, как обычно, но строго спросила:

— А меня ты тоже так же теперь видишь?

— Да, — простодушно признался Рулон и тут же получил увесистую по-
­щечину.

Марианна развернулась и пошла прочь. Рулон побежал за ней.

— Прости, прости, я просто пошутил, — залепетал он. — Ты для меня нечто большее, чем это, — тараторил он, боясь назвать ее скелетом. — Это только они там, на улице, и я, я — скелет, но не ты, — тараторил он, целуя ей ноги.

— Не я? — задумчиво произнесла хозяйка. — Ну ладно. На этот раз прощу тебе твою дерзость в честь моих очередных именин. Иди, скелет ходячий, становись у двери, подать собирать будешь с пришедших. Сейчас у меня будет вечеринка, понял?

— Да-да. Я все сделаю, — обрадованно лепетал он, пятясь к двери.

Марианна окинула его благосклонным взглядом.

— И не забудь привести себя в порядок, мешок костей, — добавила она.

Рулон встал у двери, приготовившись встречать посетителей. Он решил, что будет свидетелем и не будет отождествляться со своим телом, чувствами и умом. Чтобы добиться этого, он расслабил лицо, с которым он был отождествлен больше всего. Его рожа приняла бессмысленное выражение, челюсть отвисла.

«Это не я», — подумал он и тут же услышал окрик Марианны:

— Закрой рот, кишки простудишь.

— Да я отрешаюсь от ложной личности, — сказал Рулон, оправдывая свое поведение.

— Нечего рот разевать, мебель поцарапаешь, а отрешаться ты должен уметь, не только валяя дурака, но и играя роль, — поучающе сказала она. — Давай, становись офеней.

— А что такое офеня? — спросил ее дружок.

— офеня — это скоморох. А скоморох отрешается в том, что он понимает, что, что бы он ни делал, он играет роль, — ответила хозяйка. — А теперь ты будешь контрастным, когда придут люди. С дамами — любезен, а с парнями — надменен. Этот контраст поможет тебе быть бдительным и не уснуть.

Рулон так и поступил, когда один за другим стали вваливаться пижонистые чуханы и девицы, собравшиеся на вечеринку к Марианне. Тщательно с каждого он собирал подать за вход. Скоро все зашли и расселись. Заиграла музыка, и началось веселье. Народ жрал, слушал музыку и веселился, когда хозяйка торже­ства развлекала их байками и пошлыми анекдотами. Рулон наблюдал за дураками. Он уже не мог, как раньше, включиться во всю эту дребедень, хотя делал вид, что он такой же, как и все. Но он был уже совершенно отличен от окружающих.

На вечеринку завалилось слишком много парней, и девок не хватало. Марианна кучила сразу трех, и Рулон остался не удел, чему очень обрадовался, хотя он осознавал, что то, что он не вовлечен в идиотизм, мешает ему глубже поработать над собой, чтоб сохранить духовное восприятие и в обществе болванов.

Рулон вместе с Санчо, так звали еще одного поклонника Марианны, заделались официантами и ловко обслуживали банкет. Санчо был парнем из младшего класса и на год моложе Рулона. Он также был чадослив и, как собака, предан Марианне. Она любила таких ребят. Поскольку он жил рядом с ней, она часто использовала его как слугу и называла Санчо Пансо. С ним она не занималась тантрой. Но ему тоже доставался кусочек секса, когда он частенько массировал ее прекрасное тело. Санчо недолюбливал Рулона за то, что его королева проявляла к его сопернику нездоровое внимание. По окончании очередного представления, когда ободранные гости были выпровожены восвояси, хозяйка осталась с двумя своими приближенными.

— Санчо, быстро мыть посуду! — властно скомандовала она. — А тебя, мой дорогой, сегодня ждет кое-что другое, — сказала она, посмотрев на Рулона с надменной усмешкой, от которой у него пробежал озноб по спине.

Закрыв дверь в комнату, она приблизилась к нему и, ласково обняв за шею, сказала, нежно глядя в его глаза:

— Дорогой, я хочу ребенка. Не подаришь ли ты его мне?

Услышав это, Рулон оторопел.

— Что? Ребенка? — только и сумел сказать он. — Но зачем? — бессмысленно пробормотал он.

— Как зачем, милый? — удивленно спросила Марианна. — Разве ты сам не знаешь?

— А как же мое острие духа, как же мой духовный путь? — залепетал Рулон.

— Какой же ты эгоист? — с укоризной бро­сила она и, недовольно отвернувшись, отошла от него. — Неужели ты еще не готов пожертвовать всем для меня?

Рулон глубоко задумался, чем он готов на самом деле пожертвовать, и увидел, что держится за духовность слишком сильно.

— Что же мне делать? — растерянно спро­-
сил он.

— Будь отрешенней, мой дорогой, — лукаво произнесла она. — Иначе ты ничего не до­-
стиг­нешь. Ну ладно, не ссы, ребенок-то будет
астраль­ный.

— А, тогда я согласен, — облегченно обрадовался Рулон.

— Вот кто ты, — укоризненно покачивая головой, сказала она.

— Прости, прости, — затараторил он.

— Ну ладно, — махнув рукой и игриво улыбнувшись, сказала хозяйка. — Давай ближе к делу. Сейчас мы с тобой будем создавать чудесный зародыш совместного намерения.

— Это фантом, что ли? — спросил Рулон.

— Да, что-то вроде этого, — бархатно прошептала она, обнимая его. — Во время тантры почувствуй нашу объединенную ауру и с большой силой пожелай, чтоб эта наша совместная энергия теперь объединилась на­всегда и помогала нам в нашем духовном пути, в нашем телепатическом контакте. Сильно пожелай, чтоб наш совместный зародыш появился, и почувствуй его появление. Помни об этом во время всего нашего совокупления, — шептала она, целуя и раздевая его.

Ее дружок сосредоточился на своей задаче и тоже стал раздевать и ласкать свою госпожу. Нежно гладя
его своими руками, Марианна стала сосать и возбуждать его лингам, а затем, когда он стал твердым, насела на него. Рулон обнял ее прекрасное тело и ощутил, как их энергия сливается в одну целостную ауру, окружающую их возбужденные тела.

Глубоко введя свой член в сочащееся сладостное лоно, Рулон коснулся его головкой матки Марианны. Она издала томный стон и крепче сжала его в своих объятиях. Во время этого прикосновения Рулон замер и ощутил, как в области матки Марианны появляется какой-то шар энергии, который начал быстро расти и вскоре охватил всю их ауру. Внезапно Рулон ощутил, как из его тела энергия перетекает в этот зародыш, и на миг потерял сознание.

Отключившись, он очутился как будто во сне и увидел там младенца, который был похож как на него, так и на Марианну. Он совмещал в себе их черты. Рулону показалось, что он сам является этим младенцем и в то же время Марианна также является им. С этим впечатлением он очнулся и снова увидел Марианну, находящуюся в экстазе, которая сжимала его в своих объятиях. Рулон продолжал чувствовать себя младенцем. Начал нежно целовать и сосать пышную грудь своей мамы. Она застонала, и ее тело стало конвульсировать в муках оргазма. Вскоре прежнее восприятие стало возвращаться, и он перестал себя ощущать младенцем. Марианна также вышла из транса и ласково посмотрела на своего дружка.

— Ну что, мой милый, все-таки стал папой? — и расхохоталась.

После этой практики купэлы Рулон с трудом встал и, шатаясь и еле двигаясь по комнате, направился к душу. В глазах у него плыли темные пятна. Хозяйка, увидев это, весело расхохоталась.

— Ну что, понял, как опасно рожать детей, милый?

— Да уж, может, лучше вообще не заниматься сексом?

— Вот до чего ты додумался, а что же ты будешь делать со скопившейся в мошонке энергией? — ехидно спросила его Марианна.

— Буду направлять ее на что-нибудь другое, — сказал Рулон, обливаясь
душем.

— Молодец, правильно решил. Нужно научиться наслаждаться сексуальной энергией, а не тяготиться ее, думая, как бы поскорее реализовать ее. Но для этого нужно быть жестче и собранней, мой милый.

Танец смерти (PLUS)

Было пасмурно. Тяжелые, черные тучи затянули все небо, моросил мелкий дождик, заставляя прохожих прятаться под зонтиками и плащами. Рулон быстрым шагом направился к школе, обходя большие грязные лужи.

У входа в школу он увидел большую ванну, в которой младшеклассники мыли свою обувь. Он же прямо в грязных чоботах ввалился в холл своего «второго дома».

Но на вахте сидел Солома с корешами из своего класса. Увидев Рулона, он обрадовался и, поигрывая перочинным ножом, спросил:

— А ты чего ноги не помыл? А ну давай, пойдем их мыть, говновоз.

Его глаза радостно сверкали. Всем было очень весело. Дружки были рады осуществить новый замысел Соломы. Прикалываясь над Рулоном, они подхватили его под руки и поволокли из школы к ванне, стоявшей у крыльца.

— А ну, заходи в ванну, живо, грязная сука! — заорал Солома, ударив Рулона по спине.

— ой, я же обувь замочу, — запротестовал наш грязноногий герой.

— Давай, подонок, раньше нужно было думать, когда в школу заходил, — захохотал Солома, врезав Рулону по шее.

Он подтолкнул его и сделал знак пацанам, которые тут же приступили к выполнению следующей задумки. Дружки заволокли его в ванну и протащили по ней. Ботинки были полны воды и хлюпали.

— Смотри-ка, — не унимался Солома, — да у него штаны тоже грязные. Давайте ставьте его на колени, пусть помоет штаны.

Рулон стал вырываться, но, получив пару тумаков, успокоился. Кореша Соломы весело затащили его в ванну и, дав ему под дых, а затем под колени, повалили его в воду. Рулон начал вырываться, и от этого перевернулась вся ванная, и он упал набок в грязную воду. Пацаны весело хохотали, Солома заорал:

— Да это же ебаный карась! — изобразил эту фразу на языке немых, пощелкав пальцем правой руки по сложенным кольцом пальцам левой, имитируя половой акт, а затем, соединив руки и волнообразно двигая ими, подражая движению рыбы. Веселью корешей не было предела.