П. Слово в языковом/речевом механизме человека 4 страница

лежности к библейским (ветхозаветным) именам¹**, что служит одним из проявлений особенностей работы памяти и внимания при пользовании имеющимися знаниями. Вспомним также приведенное выше высказывание Дж. Тейлора о важности различения уровней хранения значений слов и доступа к ним.

Дж. Данбар полагает, что подвижность значения должна рассматриваться в противопоставлении комплементарному феномену точности значения (semantic precision). В каждом взятом отдельно случае использования слова его значение становится точным благодаря информации, извлекаемой из ситуативного контекста и из ожиданий слушающего. В этой связи следует отметить, что фактически здесь пересекаются две проблемы: гибкости (вариативности) и точности (инвариантности), с одной стороны, и того, где и как они проявляются (в самом значении слова или в его интерпретации индивидом) — с другой. Вторая из названных проблем в свою очередь перетекает в проблему соотношения языковых и энциклопедических знаний, что заставляет вернуться к обсуждению двух точек зрения на значение в работах Дж. Тейлора (см. выше 4.2.5), который указывает, что вариативность значения тесно связана с энциклопедическим знанием, обеспечивающим, в частности, возможность пользоваться выводным знанием. Однако для понимания высказывания необходимо иметь не только энциклопедическое, но и языковое знание. Отсюда возникает вопрос: что же в действительности знает человек, который " знает значения слов"? Включает ли, например, знание значения глагола to open знание о том, что может быть открыто (окна, раны, книги, свертки, банковские счета и др.)? Положительный ответ на это вопрос вытекает из концепции Р. Лангакера, из признания высокой степени полисемантичности в ментальном лексиконе. Противоположной точки зрения придерживается М. Бирвиш, строго ограничивающий полисемию в лексиконе и трактующий примеры вариативности значений как эффекты концептуальной интерпретации, поскольку само значение слова не обусловлено его возможными интерпретациями в разных видах контекстов [Taylor 1995b].

Возвращаясь к проблеме гибкости значения, следует отметить, что при последовательной ПЛ трактовке этого феномена в фокус внимания исследователя могут попадать разнообразные проявления названного свойства в психологической структуре значения слова.

Широко известны результаты наблюдений за развитием значения слова у детей. Т.М. Рогожникова [1989] сопоставила также ассоциативные реакции носителей русского языка разных возрастных групп (от детского до преклонного возраста) и проследила

¹⁶ Аналогичный пример, наблюдавшийся в условиях производства речи, обсуждается в [Залевская 1975]: в дискуссии по ходу научной конференции предшествующий оратор Петр Гурьянович был назван Иваном Демьяновичем, что хорошо иллюстрирует подмену имен из актуализированных полей с общими наиболее рельефными признаками ('исконно русские' для Петр и Иван и к тому же 'устаревшие' для Гурьян и Демьян) при совпадении слоговой структуры имен.

определенные изменения в широте значения полисемантичных слов, сдвиги в степени актуальности разных лексико-семантических вариантов слова. Набор из 5 экспериментальных процедур использовался в исследовании [Залевская 1995] на материале слов, вошедших в русский язык в связи с коренными изменениями в жизни общества или вызывающих изменившиеся за последние годы эмоционально-оценочные переживания, что показало широкую вариативность психологической структуры значения таких слов по разным параметрам, а также продемонстрировало тесное взаимодействие языковых и энциклопедических знаний, проявление отношения испытуемых не столько к значению слов, сколько к обозначаемым словами сущностям.

Имеются и другие трактовки вариативности значения. Так, К. Зелин-ски-Уиббелт в материалах Дуйсбургского симпозиума по проблеме лексикона [Dirven & Vanparys 1995] отмечает, что значение слова различается в разных случаях его использования, а потенциальное варьирование смыслов слова в зависимости от контекста является бесконечным, однако говорящие способны прекрасно передавать нюансы своих когнитивных построений, справляясь с вариативностью информации посредством ментальной категоризации, т.е. через игнорирование контекстуально варьирующейся информации как иррелевантной.

Категоризация также требует подвижного использования, т.е. расширения границ ментальных категорий в соответствии с бесконечным потенциалом возможных контекстов. Говорящие справляются с такой подвижностью благодаря знанию о допустимых границах каждой категории. В ходе дискурса на такие допустимые границы накладываются ограничения по отношению к специфической ситуации в ходе передачи некоторого смысла для достижения совместимых семантических репрезентаций при кооперативном социальном взаимодействии (интеракции). Такие сложные взаимодействия имеют своим результатом множественную подгонку ментальных концептуализации под особые требования дискурса.

4.3.4. Соотношение субъективного и объективного в значении слова

Этот вопрос подробно обсуждается в работе [Turner 1994]. Марк Тернер отмечает, что выдающиеся теоретики пытаются объяснить природу значения как совершенно независимую от личности человека.

Так, референциальные теории значения трактуют значение как базирующееся на положении вещей в объективной реальности, вследствие чего значением высказывания должна быть реальность, к которой оно относится. Это полностью выводит человека за рамки установленной связи (" a semantic express train shoots straignt from the linguistic symbols to an objective reality without passing through the human brain, let alone stopping in the human brain, let alone taking its entire journey there"). Другие современные теории, такие как формальные теории значения, " делают остановку" в мозге человека, но это только акт вежливости, состоящий в признании того, что мозг является тем местом, с которым увязывается значение. Например, теории искусственного интеллекта обычно трактуют мозг как устройство, производящее вычисления на базе бессмысленных символов, которые остаются таковыми в ходе манипулирования ими, но получают некоторую интерпретацию из определенного набора зафиксированных интерпретаций. Комбинация такого формального устройства и фиксированных интерпретаций называется " семантическим устройством". Формальное (синтаксическое) устройство выполняет всю необходимую работу, в то время как правила интерпретации сопутствуют этому, имея своим результатом значение. Отсюда значение фигурирует во множестве формальных исчислений, а задача теории значения состоит в обнаружении природы таких исчислений.

В отличие от этого когнитивные исследования природы значения трактуют как основополагающее, а не случайное тот факт, что значение приписывается мозгом человека (даются ссылки на работы [Edelman 1987; 1992; Johnson 1987; Lakoff 1987; Lakoff & Turner 1989; Turner 1987; 1991]).

M. Тернер полагает, что тем самым стали возрождаться идеи, в свое время высказанные Протагором, но как бы ни представлял себе личность человека Протагор, современная концепция должна трактовать ее как динамическую активность человеческого мозга, эволюционировавшую в целях служения телу человека, частью которого она является. Осовремененная версия посылок Протагора, рассматривающая значение как аспект активности мозга, структурированного в соответствии с телом, которому он служит, заставляет отказаться от ряда постулатов, связанных с разработкой теорий значения, в том числе от подразделения значения на объективное и субъективное, противопоставления сознания и тела, разграничения врожденного и приобретенного (ср.: [Василюк 1993]).

Объективное значение — это значение, которое существует независимо от воспринимающего его человека. М. Тернер указывает, что по Протагору, это должно трактоваться как оксюморон, поскольку никакое значение не может существовать независимо от приписывания его мозгом человека. Раз это так, то понятие " субъективного" значения так же ошибочно, как и понятие " объективного" значения. Способность человека приписывать значение проявляется по определенным закономерностям, благодаря чему значения не являются случайными или крайне личностными, но не из-за того, что они базируются на объективном значении, а из-за развития мозга под воздействием того, что можно назвать необходимыми биологическими предпосылками и необходимым опытом. Являясь общими для всех людей, они совместно развивают мозг, приписывающий значение определенными путями. Хотя эти пути (способы) принадлежат индивиду, их едва ли верно называть субъективными, ибо они являются общими для всех нас. Способность приписывания значения исходит от индивидуального мозга и не является объективной, но в этом нет ничего личностного или случайного, поэтому оно не является субъективным.

М. Тернер полагает, что разграничение объективного и субъективного значения связано с концептуальной метафорой, согласно которой мы трактуем мозг в виде контейнера. Метафорически, объективное значение находится вне этого контейнера, а внутри его может иметься копия этого внешнего объективного значения. Если это хорошая копия, то нам известно объективное значение. У нас всех могут иметься копии, связанные через их внешнего референта. По этой метафоре, такие внутренние копии не могут быть прямо связанными друг с другом. Они могут увязываться только через посредство объективного референта, который находится вне мозга, независим от этих копий и является более важным, чем копии. М. Тернер настаивает на том, что от этой метафоры и от следствий из нее необходимо отказаться. Значение находится внутри мозга в неметафорическом смысле. Никакое значение не находится за пределами мозга человека. Значения в

5-1190 129

мозгу разных людей связаны не потому, что они являются копиями некоторого внешнего значения, а вследствие того, что мозг у разных людей имеет биологическое и функциональное сходство деятельности приписывания значений.

С других позиций подходит к обсуждаемой проблеме В.П. Зинченко, подчеркивающий, что не только в онтологии, но и в гносеологии противопоставление объективного и субъективного является грубой ошибкой [Зинченко 1997: 10, 21 и др.]. Со ссылками на работы Л.С. Выготского, П.И. Зинченко, М.К. Мамардашвили, Д.Б. Эльконина, Б.Д. Эль-конина, A.A. Ухтомского и других отечественных ученых В.П. Зинченко показывает, что первичные формы аффективно-смысловых образований сознания существуют объективно вне человека в виде произведений искусства или других материальных творений людей. В процессе индивидуального развития такие объективные образования усваиваются и субъективируются, иначе говоря, идеальная форма присваивается и становится реальной формой психики и сознания индивида. Особую роль в переходе от идеальной формы к реальной (при органичности их взаимодействия) играют посредники-медиаторы: взрослый человек в паре с ребенком, знак, символ, слово, смысл (этот ряд должен оставаться открытым, поскольку полифонии медиаторов отвечает полифония сознания). Все это — психологические орудия, замечательная особенность которых состоит в том, что они вызывают к жизни внутренние формы деятельности. Бесконечное число открытий (в том числе открытие внутренней формы медиаторов) начинается в совместной деятельности ребенка со взрослым и продолжается самостоятельно всю жизнь. При этом внутренняя деятельность не является простым манипулированием интериоризированными внешними средствами: превращение внешней формы во внутреннюю всегда является творческим процессом, актом создания новой формы, нового языка описания внешней формы действия, вследствие чего новообразование приобретает собственные порождающие возможности и способности. Подвергаясь деятельностно-семиотической переработке, такие новообразования утрачивают черты сходства с породившими их источниками (в том числе и черты опо-средствованности) и проявляют себя непосредственно (см. подробнее о понятии превращенной формы [Мамардашвили 1990: 315-328]); они могут также погружаться в " глубины бессознательного" и восстанавливаться.

В.П. Зинченко обращает особое внимание на то, что деятельность и действия человека протекают в пространстве и времени предметного мира и направляются смысловыми образами при участии таких важнейших компонентов внутренней картины предметного действия, как слово, эмоция (от слабого эмоционального фона до аффективного взрыва). Всё это имеет непосредственное отношение к проблеме значения слова, что побуждает отдельно остановиться на связанных с функционированием значения процессах и используемых при этом опорах.

44. Некоторые вопросы функционирования значения

В 4.1 был назван ряд процессов, которые обычно упоминаются при обсуждении проблематики значения. Теперь остановимся на том, что выше не рассматривалось. Так, в работе Л. Элькониновой и Б.Д. Эль-конина [1993] обсуждается проблема знакового опосредствования и указывается на то, что часто встречающееся заблуждение состоит в натуральной трактовке знака как некоего вещного указателя, направленного на значение, под которым в свою очередь понимается определенный круг вещей и связей между ними. Для самих авторов значение является не вещью, а актом — " поворотом" вещей, их преобразованием, определенным способом видения мира; при этом нечто акцентируется и подчеркивается, а нечто, наоборот, затушевывается и снимается. Значение как способ видения представляет собой идеальное действие; именем такого действия является знак, благодаря которому действие изолируется, сохраняется, представляется вне реальных обстоятельств. Однако необходима обратимость знаковой операции, т.е. если на первом шаге опосредствования важно вырвать действие из сложившейся системы выполнения и представить его идеально, то на втором должно произойти возвращение к той реальной обстановке, в которой оно должно быть осуществлено. Лишь при обратном превращении обозначаемого в знак опосредстствование оказывается успешным [Op. cit.: 64-65].

Трактовка значения как идеального действия хорошо согласуется с идущей от Л.С. Выготского тенденцией рассмотрения значения как процесса (см., например, работы A.A. Леонтьева). Точнее следовало бы говорить о некотором множестве взаимодействующих процессов, посредством которых достигается установление соответствия между воспринимаемой индивидом словоформой, социально признанным (системным) значением слова и тем, что благодаря этому " высвечивается" в индивидуальной картине мира (памяти) на разных уровнях осозна-ваемости в виде многообразных продуктов переработки перцептивного, когнитивного и аффективного опыта, так или иначе связанного и со словом, и с обозначаемым им объектом (действием и т.д.), и с текущей ситуацией, в которую включен называемый объект, и с эмоционально-оценочным переживанием всего вышеназванного активным и пристрастным субъектом. К тому же еще ждут своей более развернутой интерпретации широко цитируемые высказывания Л.С. Выготского о том, что значение является единством общения и обобщения, об особенностях слова во внутренней речи и т.д., с учетом новейших данных разных наук обо всём комплексе познавательных процессов человека, о механизмах и закономерностях таких процессов, о слове как орудии познания и общения.

Из числа рассматриваемых в последние годы процессов функционирования значения назовем также концептуальное пересечение, которое

s* 131

трактуется как общий когнитивный процесс, связанный со всеми когнитивными операциями. Так, в [Turner & Fauconnier 1995] вместо традиционно принятого пересечения двух полей авторы рассматривают концептуальное пересечение (conceptual blending) с позиций модели " множественных пространств" (" many-space" model). Предполагается, что пересечение структур из двух или более исходных ментальных пространств проецируется на отдельное производное пространство, которое включает исходные структуры и в то же время имеет собственную производную структуру, нередко не проецируемую ни одним из исходных пространств. На ряде примеров демонстрируется, что значение не является композиционным в принятом в семантике смысле. Авторы полагают, что не существует кодирования понятий словами или раскодирования слов в понятия: языковое выражение дает только намёки для конструирования концептуальной структуры, а видимая формальная организация таких намёков не является прямым отображением концептуальной структуры, которая на их основе должна быть построена, или концептуальной структуры, которая вызвала к жизни это языковое оформление. Концептуальное пересечение функционирует во многих областях познания и действия; оно включает межпространственное картирование сходных объектов и интегрирование событий.

Ментальное пространство (" mental space") трактуется как относительно небольшой концептуальный набор (conceptual packet), создаваемый для частных целей понимания и действия. Ментальные пространства создаются всегда, когда мы думаем и говорим, они взаимосвязаны и могут модифицироваться по мере развертывания дискурса [Fauconnier 1994 (1985)]. Лишь небольшая часть знания, ассоциируемого с некоторой концептуальной областью, эксплицитно используется при построении нужного ментального пространства. Дополнительная структура становится доступной посредством заполнения по умолчанию и с учетом прагматических требований дискурса. Ментальные пространства нередко черпают структуры из более чем одной концептуальной области. С трактовкой ментальных пространств с функциональной точки зрения можно ознакомиться по работе [Динсмор 1996], где особо подчеркивается значимость пространственного распределения знаний как общей связующей основы познания и общения. См. также [Fauconnier & Turner 1994], где вводится многопространственная модель метафоры и концептуальной интеграции.

Наглядным свидетельством перехода исследований значения на качественно новый уровень может служить книга [Fauconnier 1997], где убедительно демонстрируется, что даже " простейшие" значения, используемые нами в повседневной жизни, вовсе не являются " простыми": за ними стоят сложнейшие когнитивные операции, которые не могут быть напрямую переданы языковыми формами. Отсюда следует, что язык не является " кодом" для таких операций, он только дает " ключи" для когнитивного конструирования; успешность пользования такими ключами обеспечивается ситуацией и контекстом. В ходе общения нам только кажется, что значение прямо содержится в языке. При овладении языком дети усваивают не абстрактную языковую систему, а полную систему когнитивного картирования со всеми ее пере-

сечениями и конфигурациями, сопровождаемую средствами языковой манифестации.

Процессы, имеющие место при функционировании значения, и в том числе абстрагирование, концептуальное пересечение, категоризация и т.д. протекают с опорой на некоторые примеры принадлежности к тому или иному классу объектов, прототипы, эталоны, на их признаки и признаки признаков, на сходство и различия между идентифицируемыми элементами языкового или энциклопедического знания. В этой связи ведутся дискуссии по поводу роли сходства (similarity) в процессах категоризации, о роли признаков при установлении сходства и о том, откуда вообще берутся признаки как таковые, о характере и особенностях взаимодействия между перцептивными и когнитивными, модально специфичными (т.е. визуальными, слуховыми и т.д.) и амо-дальными (символьными, схемными, семантическими, пропозициональными и т.п.) опорами познавательных процессов (см., например, [Ваг-salou 1993; Goldstone 1994; Markman & Wisniewski 1997]) и т.д. Однако те же вопросы могут ставиться и в иной плоскости, а именно в связи с проблемами предметного значения, предметного действия, опоры на образ мира, психологической структуры значения слова, специфики близости/противопоставленности значений слов для индивида и т.д. (см., например, [Виноградова 1981; Гордеева 1995; Гордеева, Зин-ченко 1982; Залевская 1990а; Зинченко, 1997; Лебедева 1991; Леонтьев A.A. 1983; 1997а; Медведева 1981; 1989; Соловьева 1989; Стеценко 1983; 1984]). Необходимость разработки ПЛ трактовки феномена референции с учетом специфики индивидуального знания и ведущих принципов его функционирования подчеркивалась в [Залевская 1992: 118]; целенаправленное изучение соответствующей проблематики проводит Л.В. Барсук [1995; 1997; 1998; 1999]); на важность теоретической разработки оснований исследовательского поиска указывает Т.М. Рогожникова, плодотворно опирающаяся на опыт отечественных и зарубежных мыслителей при изучении путей развития значения слова как достояния индивида (см., например, [Рогожникова 1997; 1998; 1999]).

Итак, для разработки теории значения требуется повседневный учет результатов исследований в разных областях науки, а выделенные в 4.2 ключевые понятия подвергаются уточнению по мере углубления научных представлений о системе познания, вне которой значение слова как достояния человека рассматриваться не должно.

Становится также очевидным, что объяснительная сила ПЛ теории слова в значительной мере определяется тем, насколько убедительно она сможет обосновать трактовку специфики значения слова как достояния индивида и показать, за счет чего и каким образом реализуется способность слова служить эффективным средством доступа к формируемой у человека сокровищнице разносторонних знаний и переживаний и в то же время обеспечивать более или менее успешные контак-

ты между индивидуальными информационными базами в процессах взаимодействия в разных видах деятельности.

4.5. Заключение

При изучении динамики исследований в области значения прослеживается все более явно проявляющееся (иногда еще не вполне осознаваемое) стремление перейти от атомарности через молекулярность к всеобщности', от значения отдельного слова, традиционно трактуемого с позиций логической семантики, через признание сложного взаимодействия языковых и энциклопедических знаний к пониманию того, что для человека значение слова функционирует не само по себе, а как средство выхода на личностно переживаемую индивидуальную картину мира во всем богатстве ее сущностей, качеств, связей и отношений, эмоционально-оценочных, нюансов и т.д.

Становится также очевидным, что проблема значения пересекается со многими другими не менее сложными проблемами, трактовка которых различается в зависимости от исходных теоретических позиций авторов тех или иных гипотез. При этом значение слова должно рассматриваться в совокупности с процессами его функционирования и с проблемой организации не только внутренней структуры значения, но и всего того, что связано с отдельным словом и с лексиконом в целом, с местом последнего в языковом/речевом механизме человека и в системе познания.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ ДЛЯ УГЛУБЛЕННОЙ ПРОРАБОТКИ

1. Какие особенности ассоциативного значения оказывались в центре внимания исследователей в разные периоды времени?

2. Как параметрический подход к значению соотносится с классическим компонентным анализом и другими попытками выделить " семантические составляющие", " семантические множители", " семантические примитивы" и т.п.?

3. Какие формы существования значений предусматриваются психосемантическим подходом к исследованию сознания и личности?

4. Какова взаимосвязь между параметрическим, признаковым и прототипным подходами к значению?

5. Какой или какие из перечисленных в 4.2 подходов предусматривают учет проявлений эмоционально-оценочного аспекта значения?

6. Какие формы организации знаний предусматриваются ситуационным подходом к значению?

7. Как разные подходы к значению соотносятся с современными идеями сети, распространяющейся активации, когнитивной организации и т.д.?

8. В чем состоят принципиальные различия между: 1) идеями " семантического треугольника" и " семантической трапеции", 2) диаграммой Ж. Верньо, 3) " психосемиотическим тетраэдром" Ф.Е. Василюка?

9. Как вы понимаете указание Ж. Верньо на то, что нельзя смешивать концептуализацию и символизацию?

10. В чем состоят различия в трактовке чувственной ткани в работах А.Н. Леонтьева и Ф.Е. Василюка?

11. Как вы понимаете трактовку чувственной ткани как " представителя тела"? В какой упомянутой в этой главе зарубежной работе также говорится о роли " тела" в формировании значения?

12. Какие положения триархической теории интеллекта особенно важны для разработки психолингвистической концепции значения?

13. Каким образом представление о " модульном" устройстве языкового/речевого механизма человека оказывает влияние на формирование концепции значения слова?

14. В чем состоит принципиальное различие между концепциями вариативности значения и вариативности интерпретации значения?

15. Что общее имеется у двух приведенных в 4.3.4 подходов к проблеме соотношения объективного и субъективного и чем эти подходы различаются?

16. Чем определяется основополагающая роль посредников-медиаторов при становлении аффективно-смысловых образований сознания? Какова роль таких образований в значении слова как достояния индивида?

17. В чём состоит суть процесса знакового опосредствования?

18. Какие процессы связаны с функционированием значения у индивида?

ЗАДАНИЕ 1. Составьте таблицу, в 1-м столбце которой назовите рассматриваемый подход к значению, во 2-м — ключевое слово, в 3-м — основную особенность этого подхода, в 4-м — фамилии ведущих представителей. Что еще вы считаете полезным добавить к этой таблице? Как вы назвали бы подход, способный учесть все актуальные характеристики значения?

ЗАДАНИЕ 2. Ознакомьтесь с информацией о связанных с проблемой значения процессах, которая дается в терминологических словарях [Баранов, Добровольский 1996; Кубрякова и др. 1996]. Обсудите полученные сведения с позиций того, что говорилось выше (в главах 1, 2) о специфике ПЛ подхода к анализу языковых явлений и об особенностях функционирования языкового/речевого механизма человека.

ЗАДАНИЕ 3. В 4.1 говорилось о том, что значение слова у индивида не совпадает со строго определяемым понятием. Характер такого несовпадения по-разному трактуется теми или иными авторами. Так, в [Aitchison 1987: 42] приводится рисунок, согласно которому значение слова покрывает только часть понятия, т.е. понятие оказывается шире, чем значение слова. Известны ли вам иные трактовки этой проблемы? С учетом того, что говорилось в этой главе о психологической структуре значения слова, выскажите свое суждение по этому вопросу.

ТЕМЫ

для обсуждения на семинарах и материалы для реферирования

1. Орудие и знак в развитии ребенка [Выготский 1984: 14-17; 80-90].

2. Формы существования значения [Леонтьев A.A. 1983: 5-20].

3. Психосемантические проблемы значения [Петренко 1997: 7-27; 45-61].

4. Проблема категоризации и связанные с ней дискуссии [Фрумкина 1992: 36-40; Фрумкина и др. 1991: 45-59; Лакофф 1996: 143-167].

5. " Психосемиотический тетраэдр" [Василкж 1993: 5-19].