Если бы двери восприятия очистились, всякая вещь являлась бы человеку тем, чем она есть: Бесконечностью.

Ибо человек замкнулся и смотрит на всё сквозь узкие щелки своей пещеры »[145].

Блейк утверждал, что он всегда смотрел на мир « двойным зреньем », воспринимая внутренним оком духовную сущность вещей, а телесными очами — их физические формы. Во многих отношениях его подход был удивительно близок тантрическому, хотя основой его мировоззрения оставалось ощущение двойственности, конфликта между духом и материей.

Символика ваджраяны основана на пустоте, которая в предельном смысле неотличима от формы, как сказано в « Сутре сердца ». Форма — это пустота, а пустота — это форма, и никакого противопоставления между ними нет. Тем самым мы возвращаемся к основным буддийским принципам эфемерности всего сущего и « не-я ». Мы знаем, что всё сущее непостоянно и мимолётно, что жизнь — это непрерывный процесс перемен. Ничто по-настоящему прочное и неизменное не могло бы просуществовать и мгновения. Таким образом форма постоянно обнаруживает свою сущностную пустоту. Однако и пустота непрерывно проявляется в формах, являя весь мир феноменов в состоянии его естественной чистоты. Осознание неразрывной связи пустоты и формы — это и есть махамудра, великий символ, божественное видение.

Понимание символики такого рода зависит, в первую очередь, от того, насколько развита в нас подлинная чувствительность к присутствию просветлённых качеств, каковыми, по существу, и являются все боги и богини, и от того, пробудились ли эти качества в нас самих. Недостаточно просто развивать воображение и проецировать образы своей фантазии во внешний мир. Нужно расширять своё видение. Обучаясь работать с образами на стадии « творения » божественной йоги, мы постепенно придём к непосредственному, внепонятийному восприятию смысла божеств. И тогда нам уже не нужно будет « воображать » их: подлинное присутствие божественных сущностей будет ощущаться всё полнее и отчётливее, и в конце концов станет таким реальным, что мы встретимся с богами и богинями лицом к лицу.

В обыденном состоянии сознания наше « эго » — иначе говоря, наблюдатель, — сидит в центре всего нашего опыта, как паук, парализующий своим ядом всё, что попадает в его паутину. Мы проецируем себя во внешний мир; как говорил Трунгпа Ринпоче, « везде и повсюду одно только « я », да « я »«[146]. Мы кристаллизуем пространство вокруг себя. Но как только « эго » начинает растворяться, оказывается, что в открытом пространстве, не имеющем центра, всё воспринимается совершенно по-иному. Восприятие исходит непосредственно из нашего первозданного пустого сознания, из « сознания, не имеющего точки отсчёта », и сливается воедино с объектами восприятия, с ощущениями и эмоциями [147]. И тогда всё становится гораздо более реальным, гораздо более живым и ярким. Всё, что мы видим, всё, что мы слышим, всё, что мы осязаем, пробуем на вкус и обоняем, непосредственно раскрывает перед нами свою истинную природу. « Весь мир есть символ — символ не в смысле знака, обозначающего нечто отличное от самого себя, а символ в том смысле, что он высвечивает живые качества вещей как они есть »[148].

С этой точки зрения символика тесно связана с принципом мандалы: она служит мостом между обыденным восприятием, творящим сансару, и священным видением, в котором всё воспринимается как мандала пробужденного состояния. Всё наше окружение — чистая земля, а все разумные существа в нём — божества. Символика обращена не только к зрению, но и ко всем чувствам. Всё, что мы слышим, и всё, что мы говорим, — это звук мантры божества; все мысли и чувства, возникающие в нашем сознании, — это проявления пробужденного сознания божества. Таким образом, символика здесь служит орудием преображения и достижения совершенства. Но в то же время мандала изначально полна и совершенна. С этой точки зрения, символика — это всего лишь констатация реальности и метод непосредственного узнавания.

Как развить в себе восприимчивость к образной системе ваджраяны? С чего начать? Для начала следует понять, что мы живём в мире символов. Слова — это символы; числа — это символы; все наши действия, наша одежда, наши движения, — символы. Даже наши мысли и чувства — тоже символы. Таким образом, мы давным-давно привыкли к символике, хоть обычно и не воспринимаем её как таковую. Научившись распознавать символы в повседневной жизни, мы постепенно начнём соотносить их с иконографической символикой божеств. Как указывает Трунгпа Ринпоче, в символике нет ничего сложного и необычного; в действительности, она совершенно заурядна. « В общем, это всего лишь ситуация, в которой мы живём, — жизнь и опыт, опыт и жизнь. Всё очень просто и без затей »[149].

Особенно эффективна символика цвета. Эмоции в нашем восприятии нередко окрашиваются в тот или иной цвет, а определённые цвета создают определённые настроения. Поэтому в контексте ваджраяны цвета становятся очень естественными и действенными средствами для установления связи с пробужденным состоянием сознания. Цвета всегда вокруг нас и постоянно напоминают нам о пробуждении. К примеру, если мы практикуем очищение, связанное с Ваджрасаттвой, то одного взгляда на любой белый предмет будет достаточно, чтобы напомнить нам об изначальной чистоте, воплощённой в этом белом будде. Установить связь с пятью родами будд при помощи соответствующих цветов очень легко. Принципы пяти родов явственно выражаются во всех областях жизни — нужно только обращать на них внимание.

События тоже символичны. Всё, что происходит с нами, заключает в себе некую весть, которую можно истолковать соотносительно с божествами. К примеру, существуют божества — защитники дхармы, наподобие тех стражей врат, о которых мы говорили в предыдущей главе. Всякий несчастный случай или неожиданное потрясение можно расценивать как исходящий от этих божеств знак того, что мы в каком-то смысле сбились с дороги. И наоборот, удачные происшествия можно трактовать как знаки ободрения и поддержки, указывающие, что мы на верном пути. Это не значит, что все события нужно анализировать умом, тем более что общего подхода к их истолкованию не существует. Символика действует вне сферы мышления. Просто нужно развивать в себе чувствительность и учиться воспринимать смысл подобных вестей интуитивно и непосредственно. Привыкнув к символическому языку божеств, мы постепенно научимся доверять исходящему от них руководству.

Развивая в медитативной практике чувствительность к присутствию божеств, мы будем замечать, что символика их обретает всё более глубокий смысл. Мало-помалу она становится реальностью и превращается в магию — практическое воплощение символики. Здесь мы снова сталкиваемся с отличительной чертой тантрической магии: она подразумевает растворение границ « эго » и выход в открытое пространство. Её никоим образом невозможно использовать в личных интересах, ибо она даёт магу власть над самим собой, а не над другими. Обыденная власть и обыденное представление о магии основаны на страсти и агрессии, а тантрическая магия — на преодолении этих « ядов ». Победа над ними — это первый шаг к укрощению нашего собственного сознания. После этого мы должны будем развить в себе силу, уверенность и отвагу воина, чтобы с готовностью выйти за пределы своих ограничений и шагнуть в неизведанное. Сделать это и впрямь можно « очень просто и без затей »: прикладывая усилия, когда мы устали до предела, не поддаваясь негодованию, когда нас обижают, выказывая любовь и доброту, когда нас что-то раздражает. Выбор есть всегда. Как отмечал Трунгпа Ринпоче в связи с видениями бардо, преддверие маги — это точка, в которой мы можем сделать выбор между возвратом к уютному тусклому свету сансары и устремлением к незнакомому и внушающему трепет сиянию пробуждения.

Но сколько бы мы ни развивали в себе восприимчивость к магическим качествам вселенной через посредство её естественной символики, распахнуть перед нами врата истинной магии ваджраяны может только адхиштхана, исходящая от гуру. Только с помощью гуру мы впервые встречаемся лицом к лицу с истинной сущностью сознания, прикоснуться к которой можно лишь посредством самоотречения. Несмотря на то, что природа будды заключена в нас самих, в какой-то момент мы должны отказаться от своего чувства « эго », доверившись кому-то другому. И тогда символика оживёт и уступит место магии. С её помощью мы научимся танцевать с миром явлений, который станет для нас источником вдохновения, прекратив пробуждать тягу к отождествлению и присвоению. Это непрерывный процесс: чем полнее мы раскрываемся, тем ярче является магия. По выражению Трунгпы Ринпоче, мы сливаемся воедино с энергиями вселенной. Вот почему считается, что тантрический гуру властен над магической стороной вселенной и что именно этот аспект мироздания олицетворяют видьядхары.

Иногда Трунгпа Ринпоче называл видьядхар « хранителями безумной мудрости ». В этом выражении — « безумная мудрость » — заключён глубочайший смысл, помогающий постичь сущность ваджраяны и тантрического гуру. На самом деле « безумная мудрость » — это невидья, а джняна; с равным успехом её можно назвать « стихийным знанием »[150]. В предыдущих главах уже говорилось об отличиях между знанием (джняной), мудростью (праджней) и осознанием (видьей). В теории различать эти термины необходимо, но на практике значения их нередко совпадают. Все они обозначают различные оттенки единой реальности. « Безумной мудрости » присуща и острая, пронизывающая ясность осознания, и трансцендентная « запредельность » совершенства мудрости (праджняпарамиты). « Безумная мудрость »— это первозданное пробужденное знание в тантрическом понимании, знание экстатичное, опьяненное нектаром всеведения и опаленное блаженством пробужденности. Его стихийность и « безумие » порождают мощнейшую энергию сострадания, вселяя в нас решимость сделать всё возможное и невозможное, чтобы избавить все шесть миров сансары от страданий и пробудить всё живое к славе его первозданного состояния. В преданиях о Падмакаре говорится, что он усмиряет всё, что должно быть усмирено, разрушает всё, что должно быть разрушено, и заботится обо всём, что нуждается в его заботе.

Знание это может быть названо « безумным » потому, что оно свободно от всяких условностей, выходит за рамки всех традиционных представлений и выворачивает привычные воззрения наизнанку. Даже иконография видьядхар не имеет ничего общего с традициями изображения святости, бытующими в большинстве религий. Жизнь таких носителей безумной мудрости в мире людей, каким был и сам Трунгпа Ринпоче, противоречит многим ожиданиям, которые мы привыкли возлагать на человека, идущего по пути духовности. С обыденной точки зрения, никогда не знаешь, чего ожидать от этой неукротимой, стихийной энергии пробужденного состояния, абсолютно раскованной, свободной и не ведающей никаких преград. Её спонтанные проявления кажутся подчас возмутительными, безнравственными и даже разрушительными. Но следует понимать, что носитель безумной мудрости смотрит на вещи в широчайшей перспективе и Своими действиями нередко запускает цепи событий, которые принесут плоды только в будущих жизнях. Безумная мудрость проникает в самое средоточие всего, в чём нуждается; мы же, напротив, обычно не способны видеть сколь-либо ясно, и действия подлинно пробужденного человека могут казаться нам абсолютно непостижимыми. Его внезапные и абсолютно непосредственные поступки исходят из состояния сознания, погруженного в пустоту и сострадание; за ними не стоит никаких уловок, никаких суетных интересов. Безумная мудрость не ведает страха, не идёт на компромиссы и не поддаётся сомнениям. Она не цепляется ни за какой образ « я » и не соотносится ни с какими точками отсчёта, поэтому сравнения и суждения ей безразличны. Она разрушает все наши предубеждения и иллюзии, связанные с духовным путём, и мгновенно рассеивает всякий самообман. Она выбивает почву у нас из-под ног, так что нам остаётся только одно — танцевать в пустом пространстве.