Глава 1. Плохие новости

Игорь Гунькин — Завтра будет буря

Речной вокзал, в прошлом небольшая станция метрополитена на севере столицы, несмотря на удаленность от центра, наземная часть которой раньше была оживленным местом, притягивал посетителей, желающих купить какие-нибудь ненужные вещи за большую цену. Каждый день множество людей приезжали и уезжали со станции.

Выжившие привыкали к своему положению, и медленно, но верно, сделали из бывшей окраинной станции настоящий подземный город. Здесь были и своя власть, свои плантации еды, были даже гарнизон и школа. Имелся даже свой частный общепит, гордо именовавшийся «Трактиръ». Люди, имевшие деньги редко могли противостоять соблазну войти и насладится местной едой. Пожалуй, это самое уютное местно на всей станции: на деревянных столах всегда было чисто, на стенах весели небольшие картины или фотографии, бережно собранные местным поваром из разных, порой, совершенно необычных мест, а с потолка даже свисали люстры, разливающие по помещению теплый, успокаивающий уютный свет. Местный повар Евгений Петрович Звягинцев был мастером кулинарного искусства, он умел готовить даже из того немного, что получалось выращивать под землей. Но ни одно его блюдо не имело бы и десятой доли того вкуса, что имеет, если бы не специи. Поэтому Звягинцев не скупился и регулярно отсыпал монетки сталкерам, приносившим ему тимьян, перец и, если удавалось раздобыть, соль.

Большинство людей были заняты в тоннелях на плантациях кабачков, в курятниках, свинарниках, огородах грибов, посадках льна и лишь настоящим выдающимся аграриям доверяли выращивать ценнейший под землей продукт — огурцы и помидоры. Еще небольшой процент населения был занят в гарнизоне. Нередко на станцию покушались мутанты, и именно из-за них в свое время пришлось наложить вето на любые походы за пределы охраняемой зоны, и закупоритсья с помощью бетонных стен до самого потолка тоннелей. Со станции можно было выбраться лишь через один тоннель, ведущий по направлению к Водному стадиону, однако уже за Войковской творилось такое, что жители решили замуровать проход, чтобы даже насекомые не могли пробраться через эту преграду. Северное направление, ведущее к техническим тупикам, было закупорено по этой же причине. Таким образом, без официального объявления войны, существа, теперь покорившие этот мир и оказавшиеся более приспособленными к новой среде обитания, заставили выживших на одинокой станции «Речной вокзал» уйти в глухую оборону за бетонные стены и там, словно последний уголек уже потухшего костра, дотлевать в воспоминаниях о былом могуществе.

Еще одна часть населения была занята в инженерном и ремесленном деле. Ремесленники не раз выручали население, сделав то одно, то другое, по мелочи, не давая развалится ветхим машинам, которыми приходилось пользоваться. И все же, даже будучи загнанными в самый угол, на крохотнейший пяточек жилого пространства, человек показывал чудеса выживания. Во времена былого расцвета цивилизации имелись люди, которые выказывали мнение: «Чем дальше человечество прогрессирует в сфере науки, тем более зависимым от нее становится». Но даже находясь над самым краем пропасти, человек умудрялся ухватываться за выступ и держатся за него с животным остервенением — такова оказалась человеческая природа.

Для того, чтобы увеличить жилое пространство на станции, пути были залиты бетоном, и только у самых выходов в тоннель, для несущих службу солдат или для работников аграриев были сделаны лестницы. За десятилетия жизни в палатках людям неимоверно наскучила их серая, без малейшего намека на просвет, рутинная жизнь. В попытках хоть как-то улучшить свое пребывание под землей родилась идея о монументальном жилище в стенах станции. Единогласно поддержав эту идею, жители в кратчайшие сроки преступили к работе. В общем-то их идея имела успех, лишь с одной оговоркой — долбить в ручную стены станции пришлось дольше, чем планировалось, к тому же случай, когда вся конструкция чуть не обрушилась, немного остудил горячие головы, и в итоге строительство затянулось. К окончанию стройки стало понятно что жилья всем не хватит, поэтому самые высокие чины жили по месту работы, а в получившиеся квартиры въезжали по несколько человек. Так жилая площадь на станции стала самым дорогим и ходовым товаром после пищи. Сами «квартиры» представляли собой маленькие комнатушки, обнесенные кирпичными стенами (до сих пор никто не знает, где нашлось столько бетона и кирпича). Планировка квартир была следующей: каждая «квартира» отгораживалась кирпичными стенами подобно всем остальным помещениям, и ставилась в ровный ряд с остальными квартирами. Между рядами проходил коридор, ведущий на платформу станции. Иногда случалось так, что люди побогаче выкупали квартиры и ставили сделанные местными мастерами деревянные двери. Яркий пример социального неравенства в новом обществе. Первые шаги, первые грабли.

Даже эскалаторы и те теперь стояли мертвые, разрушаемые бездействием и отсутствием должного ухода. Оба выхода, чтобы не подвергать станцию опасности, были замурованы бетоном по всей высоте диагонального тоннеля. Для того, что бы выбраться наружу, сталкерам приходилось идти через Водный стадион к Войковской и уже там выбираться наверх.

Одной из самых нужных вещей под землей, такой же необходимой как вода и воздух, был свет. Освещение на станции подавалось при помощи люминесцентных ламп. Хотя восемь из десяти патронов для ламп пустовали, количество света увеличивалось при помощи хитрой конструкции зеркал, подвешенных под потолок.

За валюту в этом импровизированном городе использовались монеты. Обычные рублевые монеты. Раньше, когда люди поняли, что жизнь, как не крути, не кончена и нужно как-то продолжать жить, когда подземный образ жизни только зарождался, первые торговцы использовали все деньги, что завалялись в карманах у выживших, но бумажные деньги быстро превратилась в труху и стали непригодны для использования. Поэтому пришлось урегулировать цены и перейти на металлические монеты. Пусть обшарканные, старые, стертые, но они хорошо выполняли свою функцию в новых " рыночных" условиях.

Станционные часы показывали без пяти шесть утра и лампы еще не перешли на режим дневного освещения, когда две фигуры вышли из левого тоннеля, идущего по направлению к Водному стадиону, поздоровались с сонными постовыми на приграничном рубеже, и только оказавшись на платформе, заговорили друг с другом.

— Так, ты давай домой иди, я специи пойду отдам и начальству доложусь. Рюкзак мой возьми, поставишь там у двери- рассеяно сказал Костя. Он говорил медленно, пытаясь подбирать слова. Закончив, он вытащил из бокового кармана отданного напарнику рюкзака заранее приготовленные специи. По выражению лица Никиты было понятно, что картина человеческих силуэтов в белесом тумане до сих пор стоят у него перед глазами. Проговорив сбивчивое «угу», он поковылял к жилому блоку номер 1.

Костя остался на платформе. Он еще долго смотрел вслед уходящему напарнику, и лишь убедившись, что тот скрылся во мраке коридора жилого блока, отвел взгляд. Никиту нужно было отпустить домой, к семье. Конечно же Костя не собирался в шесть утра будить несчастного Звягинцева ради пары пачек специй, да и тормошить начальство в столь ранний час, хоть и по такому поводу, он тоже не намеревался. Так он простоял некоторое время и двинулся к своей комнате. В темном коридоре никого не было. Ночной сталкер вставил ключ в замок, провернул скрипящий механизм и, легко толкнув дверь, вошел в свое жилище. Здесь было тихо и уютно, как и всегда. Сняв с себя экипировку, он улегся на кровать, и, расслабившись, начал рассматривать потолок. То, что он видел над кроватью, всегда успокаивало его, умиротворяло. Однажды вернувшись с вылазки на поверхность, Костя принес с собой чудом уцелевшую банку краски и, не найдя ей лучшего применения, нарисовал на потолке, прямо над кроватью, небо. Это было ночное небо с огромным количеством белых точек, рассыпанных по всей плоскости нарисованного небесного купола. Это небо было как привет из далекого детства, из которого, он правда практически не помнил ни свою родню, ни свою улицу и дом. Нет, он конечно же помнил их лица, даже помнил имена, но он их практически не знал, они были для него все равно что чужими. В прошлом в один день с ним случилось столько вещей, что старые воспоминания оказались вытеснены с той площади, с которой мы осознано можем вспоминать события прошлых лет. Костя помнил, что он родился там, на поверхности, но всю сознательную и даже часть несознательной жизни ему пришлось провести здесь, на этой станции. А смотря на " небо", он думал о том, чего раньше не замечал, о том, для чего не хватало времени в суматохе жизни. Вообще ему были свойственны маленькие странности: при своей тяге к оружию, а этих взрослых игрушек он имел целую коллекцию, он любил читать и тянулся к живописи. Из своего детства Костя помнил, что он очень любит грозу и влажную свежесть воздуха после дождя. Правда еще разок постоять под холодным ливнем ему уже никогда не удастся. Костя был обычным человеком, со своими тараканами в голове, хотя порой ему казалось, что количество этих самых тараканов в нем больше, чем у любого в окружающем его обществе. Он был среднего роста и телосложения, его карие глаза частенько горели хитрым, лукавым огоньком, постоянно неухоженный, с щетиной, он казался себе много мужественней, чем без этой атрибутики творческой личности. У Кости не было не семьи ни даже подруги, и порой ему не доставало банального уюта домашнего очага. По меркам нового общества он многого добился: он жил в отдельной квартире, был лично знаком с главой станции и главнокомандующим гарнизоном и имел немало полезных знакомств по всей станции.

Потеряв счет времени, он лежал, уставившись глазами в " небо". Будто очнувшись, он глянул на часы, встал, взял пакетики со специями и направился к выходу. Подойдя к самой двери, он вспомнил, что за взломанной ими сегодня ночью дверью служебного помещения торгового центра они нашли невиданный куш — бутылку красного вина. Костя рывком открыл рюкзак, запустил туда руку и достал добычу. По местным меркам такая бутылка в несколько раз ценней, чем самый дорогой алкогольный напиток местного разлива — «кедр». Несколько минут он разглядывал идеально сохранившуюся в ящике стола этикетку. Внизу этикетки виднелась дата розлива — 2002. Костя даже представить боялся сколько ему могут заплатить за эту бутылку. «Так это полгода на поверхность можно не ходить» думал сталкер. Даже мысли о силуэтах отходили перед напором фантазии о том, как он будет целых шесть месяцев бездельничать дома. Костя завернул бутыль в полотенце, закрыл рюкзак и вышел, заперев за собой дверь.

В семь часов яркость света на станции увеличивают, а первые смены колхозников и работников ферм уже потихоньку начинают сходить на пути и передвигаться к месту работы. «Трактиръ» так же уже был открыт. Первые посетители уже сдували горячий пар с кружек местного тонизирующего напитка. Пройдя на кухню, Костя застал там Звягинцева, колдующего над большим чаном чего то вкусно пахнущего.

— Доброго утричка, Евгений Петрович — протягивая руку, сказал Костя.

— А, привет, привет- с легкой улыбкой ответил Звягинцев. — Зачем пришел? Принес что-нибудь? — вытирая руки о полотенце, спросил повар.

— А с чего вы взяли, что я на поверхности был? — недоуменно спросил Костя.

— Не смеши мои седины! О ваших похождениях кто только не знает- ответил Звягинцев.

Не найдя чего ответить, сталкер протянул заветные пакетики со специями повару.

— Как вовремя, как вовремя, у меня все запасы уже истощились! Хоть из крыс делай! — наиграно негодовал повар, очень обрадованный таким подарком судьбы. В глазах Кости загорелся огонек. Он предвкушал выражение лица старика, когда тот увидит эту бутылочку анапского вина 2002 года.

— Это еще не все…

Костя стал унимать старика, чтобы показать ему предмет, который, без сомнения, вызовет у Звягинцева огромную бурю эмоций.

— Вот- протягивая сверток, проговорил Костя.

Старик молча стал развертывать укрытое под полотенцем. Сняв последнюю часть накрывающего полотна, он остолбенел. Потом его руки затряслись, и он нервно закусил нижнюю губу.

— Вино, настоящее вино! красное, полусладкое- как заклинание тараторил старик — краснодарское, город Анапа, АФ «Кавказ», Мерло!

Казалось вот-вот, и старик заплачет.

Звягинцев частенько рассказывал, что родился в Анапе, Костя и не прочитал что вино произведено в том же городе. Получается, он принес старику частичку прошлого. Мысленно у него даже настроение приподнялось. Насмотревшись на бутылку, Звягинцев быстрым шагом пошел к себе в комнату на второй этаж. Вернулся он через несколько минут с увесистым мешочком монет.

— Спасибо, сынок, ты… ты даже не представляешь, что ты мне принес… Проходи в зал, тебе там принесут тоник за счет заведения.

Костя вышел в зал и уселся за самый дальний столик, и уже через несколько минут смотрел на пар, выходящий из кружки с огненным напитком. Тоник был одним из коронных напитков Звягинцева. Никто точно не знал, из чего его делают, но вроде бы туда входили сырые куриные яйца и перец чили, бережно выращиваемый в частной теплице заведения. Тоник и правда прибавлял сил, был незаменим на службе и в вылазках на землю, его можно было употреблять горячим и холодным, с тушенкой или кабачком. Поговаривали даже, что армия купила стратегический запас на всякий случай, но дальше слухов дело, как обычно, не зашло.

Прикончив напиток, Костя вышел и направился в администрацию. Ему еще следовало рассказать об увиденном наверху. Идти получалось медленно, постоянно отвлекаясь на то, чтобы поздороваться со знакомым или просто остановится и потоптаться на месте. Костя помнил, чем обычно кончаются всякие подобные странные случаи. Взять хотя бы инцидент восьмилетней давности — тогда в одном из тоннелей напрочь пропали все до единой крысы. Тамошние колхозники чуть ли не пускались в пляс в честь чудесного избавления от, казалось, злейшего врага человека. В итоге убитыми нашли больше сорока человек. И это те, кого нашли, недосчитались гораздо большего количества жителей. Внутри у Кости все сжалось, а ведь он видавший виды сталкер успел насмотреться на мерзких мутантов и других обитателей поверхности. В год инцидента ему было всего 19 лет, но он смог мельком увидеть эти изуродованные тела, даже не тела, а скорее большие куски мяса, хаотично разбросанные по тоннелю. До сих пор иногда эта картина встает перед глазами, эгоистично вытесняя остальные мысли. Уже не раз Костя корил себя за любопытство, но существуют поступки, итог которых, очень нескоро стирается из памяти. Командование станции собрало ударную группу и отправило ее в тоннель. Кроме бывших жителей станции здесь никого живого не обнаружили. Как оказалось, неизвестные твари проникли в тоннель через огромную щель, в которую мог бы поместиться здоровый человек. Ответственные архитекторы клялись, что впервые видят эту расщелину. Им поверили. Дыру залатали. Прошло время, история поросла мхом и не было фактов, кроме словесных, подтверждающих ее реальность. Жизнь потекла по спокойному руслу и люди забыли об осторожности и потеряли бдительность. Опять.

Администрация всегда открывалась одной из первых, но сейчас пришлось подождать, пока замок внутри деревянной двери скрипнул, и ее можно было посетить.

Прямо около входа за окошком сидела секретарша. Она сонно смотрела на Костю вопрошающе-выжидающим взглядом.

— К начальству? — не выдержала секретарша.

И, дождавшись кивка, взяла телефон и начала прокручивать табло старенького телефона. Затем, спросив как зовут, сообщила имя начальнику и пропустила к Печоркину. Костя зашагал по лестнице. Остановившись у двери, постучался.

— Заходи.

Голос слышался достаточно четко, ведь здешние двери были лишь слабой данью уважения традициям прошлой жизни. Толкнув дверь, Костя вошел.

— Костя, Костя, Костя, заходи. Как с Никитой сходил? Нашли за чем ходили?

Печоркин заговорщески подмигнул. Было видно, что у него сегодня хорошее настроение: старик будто бы скинув десяток лет, морщинки разгладились и в глазах его читалось умиротворение. В этот момент Косте даже перехотелось портить ему настроение плохими новостями.

— Тонику?

— Нет, я уже, это… в трактире успел.

Начальник станции взглянул на часы.

— Да когда ты только все успеваешь? — произнес он.

Ну ничего, у меня есть чем тебя удивить- старик отставил граненый стакан, подошел к серванту, открыл скрипучую дверцу и достал стеклянную бутылку с коричневатой прозрачной жидкостью. Внутри плескался «Кедр». Мысленно Костя упал со стула, хотя внешне не повел и бровью. Напиток этот был очень редким, делался в таверне из редчайших ингредиентов — в основу входил концентрированный сок мяты, мякоть Чили, с добавлением кедровой эссенции, от чего, собственно, и получил название. «Кедр» по праву считался самым лучшим напитком на станции. Это не какой-нибудь грибной самогон, перегоняемый в каждой десятой квартире жилых блоков. Настаивали «Кедр» не меньше 3 лет, от этого его цена и вовсе взлетала до небес. Подобно вину с каждым годом выдержки напиток становился лишь лучше в своих вкусовых качествах, от этого бутылки более старого розлива ценились больше. Также на каждую бутылку ставили маркировку года розлива. В год получалось перегнать всего лишь до пятидесяти литров, поэтому открывались они лишь по самым крупным праздникам, но никогда не распивались просто так, тем более в кампании пусть знакомого, но не родственника, и даже не друга.

— А что случилось?

— Ты о чем? — непонимающе ответил вопросом на вопрос хозяин комнаты.

И только после того, как Костя указал глазами на бутылку, продолжил.

— Ты ведь знаешь, что места на станции в последнее время катастрофически не хватает? — Печоркин развел руками и не дожидаясь ответа, продолжил:

— Где-то месяц назад ребят наших стали мы отправлять на соседнюю станцию. Как надо, там, дозоры устанавливали, оборону по периметру… в общем я в этом не особо разбираюсь… потом туда мы отправлять стали мешки с бетоном, щелки там всякие замазывать, ну ты понимаешь… — с последней фразой Печоркин махнул наполненным стаканом с напитком и чуть не разлил драгоценную жидкость. — Провели туда телефон в общем, связь наладили, вон позвонить даже можно. Так что теперь колонизировать собираемся станцию! Понимаешь? Мы уже меры приняли, вот как вы с охоты вернетесь через неделю, вот в тот же день и скажем.

Начальник станции небрежно плеснул во второй стакан и протянул его Косте, затем поднял свой и произнес тост

— За Водный! — и торжественно принялся осушать стеклянную емкость.

— За Водный- повторил Костя и принялся небольшим глотками отпивать.

Тепло наполнило его грудь и, кажется, в комнате стало чуть уютнее. До Кости дошли слухи о таскающих на Водный мешки с цементом солдатах. Станция была отцеплена, и попасть туда, гражданские лица были не в состоянии. Возвращались солдаты налегке, и на любые расспросы ссылались на вето со стороны начальства, либо и вовсе отмалчивались. Скорее всего на новом форпосте знали расписание сталкерских вылазок, поэтому в нужный момент выключали прожекторы и, затаившись, ждали пока искатели уйдут. «Любитель же этот Печоркин мелких интрижек и государственных тайн» про себя подумал Костя. Он отпил еще глоток — ему не помешало бы немного храбрости, что бы сделать то, зачем он сюда пришел.

— Михаил Сергеевич- он сделал паузу — я должен вам кое что рассказать-

И сталкер начал рассказывать. Рассказал о том, как они с напарником натолкнулись, на как им показалось, людей, как видели свет фонарика. Все то, что незнакомому с негласными обычаями станции покажется полными предрассудков разговорами. Но Печоркин был не таков. Его не зря назначили во главе четырех сотен человек. По мере того, как Костя продвигался в своем рассказе, Печоркин все ближе подходил к своему письменному столу и в итоге уселся на жесткий стул, и прильнул пальцами к вискам.

Когда Костя закончил, воцарилось неловкое молчание. Парень в упор смотрел на начальника станции, а тот, полностью погрузился в свои мысли и, напряженно думая, смотрел стеклянным взглядом в кирпичную кладку противоположной стены.

— Хорошо- наконец прошептал тот. — Иди домой, выспись… только это, больше никому, ладно? И Никиту предупреди- Начальник откинулся на деревянную спинку своего стула, та жалобно скрипнув, приняла весь вес его спины. Кивнув, Костя молча вышел за дверь. Только выйдя из здания администрации, он смог облегченно вздохнуть и начать выстраивать свою мысленную цепочку. «Так, наше начальство собралось Водный заселить… Мда-а, как же я не вовремя… Перенесут надеюсь открытие, или старик все же окажется настолько рисковым…» последние мысли в этой недлинной цепочке до него дошли только когда он уже стоял возле дверей своей комнаты.

Закрыв за собой дверь, Костя окинул взглядом комнату. Нужно было как-то отвлечься, и сталкер принялся разбирать принесенное в рюкзаке барахло. В нем оказалась пара каких-то конденсаторов, упаковка «пальчиковых» аккумуляторов, упаковка парафиновых свечей, и еще много всякой мелочи. Вещи, которые могут пригодиться в мастерской, он сложил в мешок и отложил. Но вещь, интересовавшая его больше всего, лежала на самом дне. Это была маленькая подарочная коробочка. Костя аккуратно достал ее, открыл и вынул содержимое. Это был стеклянный шарик на подставке. Внутри шарика ютились фигурки двух белоснежных голубей, раскрывших свои пластиковые крылья во всю длину внутри стеклянной оболочки и вместе, словно пытающихся выпорхнуть из этой тесной колбы, замерли на подставке, закрепленной на дне стеклянного шарика. Вокруг голубей в воде, окружающей незамысловатые фигурки, плавали блестящие кусочки оберточной бумаги. Кусочков этих было множество, и каждая отражала скудный свет Костиной комнаты. Каждый отдельный отблеск был слаб, и его можно было едва различить, но вместе, они погружали глаза смотрящего в светящийся танец искрящегося дождя. Когда сегодня утром, там, наверху Костя впервые открыл эту коробочку, холодными от московского утреннего холода пальцами он понял, что оставить ее здесь он просто не может. Уже спустившись, Костя подумывал оставить шарик себе, но все же решил, что будет лучше подарить ее маленькой дочке своего лучшего друга в знак признательности за все, что сделал для него ее отец. Да и просто, чтобы сделать приятное этой маленькой девчушке.

Празднование дня рождения наметили на восемь вечера. Следовало чем-то занять себя, чтобы отогнать тревожные мысли, до того как он пойдет в гости. Недолго думав, Костя решил забежать на вторую работу в инженерную мастерскую. На Речном вокзале у сталкера была самая опасная, но и самая свободная в плане графика работа: выходы на поверхность проводились не чаще чем раз в две недели, дабы не подхватить лучевую болезнь. Раньше сталкеры ходили в собственные вылазки, таскали заказы или что-то сами приносили и продавали, но со временем запасы истощились и даже самые ретивые бросили эту затею. Ради денег не стоило ходить далеко в одиночку. Время текло, и, чтобы не сойти с ума от скуки, все сталкеры растеклись кто куда, выбрав себе вторую работу. Костя выбрал инженерную мастерскую. На станции был блок, состоящий из трех зданий: научный центр, в котором пытливыми умами рождались идеи, создавались чертежи и проводились опыты, инженерная мастерская, туда передавалась суть проблемы, все наработки и чертежи. В инженерской воплощались идеи ученых и делался опытный образец, который впоследствии передавался в ремесленный цех, и уже там прибор обрабатывали, доводили до ума, упаковывали и увозили монтировать на место. Отлаженный десятилетиями механизм разработки механических изделий работал как единый организм. В отличие от других, эта работа казалась не такой рутинной как остальные, собирать механизмы казалось интересно и всегда нужно было делать что-то новое. Ну и конечно же это место служило неиссякаемым источником свежих и не очень, анекдотов.

Вот он подошел к кирпичной постройке, высившейся до самого потолка станции. Костя достал ключ, сунул его в отверстие увесистого замка, и тот, лязгнув, поддался. Костя толкнул фанерную дверь и вошел. Пройдя по скрипучей лестнице на второй этаж, он побрел к своему месту. Дойдя, плюхнулся на свой стул и закрыл глаза. «Сейчас всего восемь утра, все спят еще…» думал он. Открыв глаза, Костя осмотрелся. Взгляд его остановился на стареньком проигрывателе. Встав со стула, он подошел к нему и включил питание. Заиграла ритмичная музыка. Повернувшись на сто восемьдесят градусов, с пристрастием оглядел свое рабочее место, сел за столешницу, заранее прихватив с собой паяльник.

До того, как пришел первый сослуживец, Костя успел принять несколько посетителей — обычно люди подсовывали листочки с заказами под дверь, а сломанные предметы клали в специальный ящик, но сегодня, увидев, что дверь открыта, а изнутри играет музыка, на радостях подходили к не спавшему работнику и сдавали ему свои заказы. Первым из сослуживцев пришел Рома. Даже только придя на работу, он уже весь был покрыт машинным маслом, от рук уже давно не оттиралась сажа и копоть, волосы у него были выцветшие, и по цвету скорее всего напоминали темно-серый. Были они также у него взъерошены и давно не знали расчески. На лбу красовались его защитные очки, которые скорее напоминали атрибут летчика времен первой мировой войны, чем современный инструмент инженера. Парнишке совсем недавно перемахнуло за двадцать, он был худощав, доброжелателен и немного повернут на своей работе. Ему как никому легко давалась и механика, и электроника, и все прочие разделы инженерии.

— О, Костян! Привет! Как жизнь?

Настроение у него было приподнятое и он, не тратя время на пустые разговоры, двинулся к своему месту работы. — Ты мне поможешь сегодня? Дрезину бы поскорее закончить… — Рома крутанулся на стуле, и повернулся к Косте.

— Помогу, смотри кстати, что я все утро делал- Костя взял со стола свое детище и продемонстрировал его Роману. Это была спаянная из кусков металла, жести, плавленых гаек и прочего рабочего материала фигурка неведомого, но доброжелательного зверя, замершего на задних лапах в самой высоте своего прыжка.

— Поставишь на капот- протягивая фигурку, сообщил сталкер.

— Во, вот это шняга! Давай сюда, пойду примерю.-

Инженерик взял фигурку и потопал в противоположный край мастерской, где на верстаке лежали листы железа, отдаленно напоминающие обшивку будущей дрезины со встроенным двигателем внутреннего сгорания. Рома поставил фигурку прямо по центру и некоторое время любовался на нее.

— Так, теперь давай разберемся с тем хламом, что нам натаскали, а потом будем доводить до ума наше авто.

Роман чуть ли не бегом двигался к лестнице, и уже вскоре удары его ботинок об деревянную лестницу отдавались слабым эхом в тихой мастерской.

Рабочий день прошел без особых эксцессов, в полдень пришли почти все инженеры, и началось обыденное занятие. В мастерской обменивались колкостями, переговаривались, бывало, даже кто-то под особо понравившуюся музыку начинал танцевать, или вторить словам, доносившимся из динамиков. Работа над двигателем для самоходной дрезины тоже кипела: Рома с Костей заменили старую систему охлаждения, поставив самодельную установку. Запустив свое детище, они чуть не сожгли весь этаж, но уже через мгновение все замялось новой колкостью в адрес горе — изобретателей. Время бесстрастно летело, и незаметно малая стрелка часов дошла до отметки в половину седьмого вечера.

Костя глянул на часы, выпрямился, снял рабочие перчатки, обменялся последней шуткой и, попрощавшись, направился к двери. Не спеша он пошел к себе домой. Ему еще следовало переодеться во что-то более-менее приличное, ведь на праздник придут не только дети, но их молодые мамочки. Полчаса пришлось потратить походом в общий душ, чтобы смыть непривлекательный запах масла и стереть черные пятна гари, так заботливо подаренные ему от теплого огонька двигателя. Вернувшись, он кинул влажное вафельное полотенце на кровать, подошел к старенькому шкафу и потянул на себя дверцу. Выбор был небольшой: рваная спецовка для работы в мастерской, выцветшие джинсы, порванная на плече белая футболка (и когда у него дойдут руки ее зашить?) и камуфляжные штаны, сейчас мирно валявшиеся на кровати. Десять минут восьмого. Можно выходить. Сунув коробочку со стеклянным шариком и взяв ключи, Костя направился к двери.

Никита жил в первом слева коридоре блока. Уже через несколько минут Костя стоял пред дверью его квартиры. Сталкер постучался. Через мгновение за дверью послышались короткие шаги. Ему открыла жена Никиты — Ольга. Она была среднего роста, двадцати четырех лет, с короткими темными волосами. Ольга была очень заботлива и сентиментальна, как и большинство женщин. Была настоящей хозяйкой, в доме у этой семьи всегда было чисто и уютно, она отлично готовила и, по мнению Николая, была ангелом, нечаянно залетевшим на грешную землю. За тонкой фанерной дверью от всей станции скрывался настоящий домашний уют: все всегда было чисто, все всегда стояло на своих местах, всегда была готова еда и каждый, кто сюда приходил хоть немного завидовал этому маленькому раю. Здесь любили праздники, и всегда отмечались особо памятные даты.

— Костя, ты пришел! Здравствуй!

Ольга обняла его, и словно не заметив его смущенной улыбки, пригласила в дом.

— Костян, привет- С добродушной улыбкой произнес Никита, будто бы здороваясь сегодня с Костей первый раз. Внезапно комнату заполнил визг дочери Никиты — маленькой девочки с черными кудряшками и милым личиком. Ей было всего девять лет, и родилась она уже здесь, под землей и никогда не видела настоящего неба, настоящего солнца. Как и почти у всех детей, родившихся под землей, у нее была светлая, почти белая кожа, хотя ее большие карие глаза светились, отвлекая на себя внимание детской чистотой, этим не испорченным виденьем жизни.

— Дядя Костя, дядя Костя пришел!

Катя взлетела на руки к Косте и начала расспрашивать его о том, что интересного с ним произошло, что вообще он может рассказать, причем так же как и все дети, она, не дожидаясь ответа на только что поставленный вопрос, задавала новый, но и на этот вопрос времени выслушать ответ у нее уже не хватало. В конце концов, у Кости уже начали затекать руки и он опустил девочку на пол. Воспользовавшись паузой, к нему подошел Никита.

— Ну как там? Ты доложил? — шепотом спросил он.

— Чего, чего доложил? — тут же встряла Катя.

— Иди пока помоги маме, у нас взрослый разговор- разворачивая дочь, сказал Никита.

— Ну я уже взрослая! Ты сам сказал! — насупившись, произнесла она.

— Конечно-конечно ты взрослая, а теперь иди помоги маме-

Окончательно обидевшись, Катя убежала к маме.

— У ребенка же сегодня день рождение, а ты уже заставляешь ее ждать следующего- в шутку сказал Костя.

— Ты давай не увиливай, чего Печоркин сказал? — не отступал Никита.

Костя не успел ответить, как в дверь постучались, и Ольга пошла открывать. Праздник начался. Много людей собралось сегодня в этом доме. Каждый на станции, кто имел ребенка, получал автоматический пропуск на праздник. Было весело: в то время как дети наелись и пошли развлекаться на платформу, взрослые занимались поеданием оставшейся еды, распусканием сплетен, рассказыванием друг другу свежих анекдотов. Они танцевали под всем знакомую, из-за не разнообразия репертуара, старую музыку, доносившуюся из принесенного гостями маленького самодельного музыкального центра — по сути простого плеера соединенного с колонками. Во время танцев за столом остались сидеть только Костя и Никита. Обоих сегодня как-то не тянуло развлекаться.

— Пошли выйдем, а то вопросы — это последнее что я сегодня бы предпочел.

Губы Кости расплылись в слабой улыбке.

— Пойдем.

Встав из-за стола они направились к выходу. Они шли по коридору, как раз в тот момент, Когда Катя возвращалась домой. Завидев идущих отца и Костю, девочка кинулась к ним.

— Пап, ты куда?

В руках она теребила безвольно повисшего мягкого медведя, того самого, которого ее отец сегодня утром долго искал в развалинах бывшего торгового центра. И тут у Кости мелькнула мысль о том, что он забыл сделать. Он вспомнил что коробочка с шариком, которую он собирался подарить была все еще у него.

— Катенька, нам с дядей поговорить нужно, это взрослые дела, иди домой поиграй лучше- Никита потрепал ее по детской головке, и она уже собралась уходить, но тут вмешался Костя, остановив ее. Он опустился на колени и вытащил заветную коробочку из кармана.

— Это тебе, с днем рождения- проговорил он, протягивая подарок.

Катя поспешно открыла упаковку и извлекла содержимое.

— Потряси его- посоветовал Костя.

Девчушка послушно потрясла шарик, и он покорно явил ей свою внутреннюю магию.

— Ух ты! Красиво! Спасибо, дядя Костя! Я пойду маме покажу! — и ринулась с места, двигаясь в сторону дома.

— Покажи… — уже вдогонку одобрил ее намерения Никита и направился в другую сторону, уводя за собой друга.

Половина двенадцатого. В это время на Речном все либо спокойно спят в своих постелях, либо засиживаются в трактире, допивая последнюю рюмку самогона, или сидят перед общим костром полуночники, которым не спится, или же находятся на своих постах в ночных караулах, охраняя покой тех, кто спокойно спит в своих постелях… День прошел для станции как и все остальные ничем непримечательные и невыдающиеся дни этой долгой, по меркам человеческой жизни, линейки чередующихся дней. Поэтому на «улице» уже почти не было людей и можно было не беспокоится, что какой-нибудь любитель сплетен подслушает этот разговор. Станционное освещение переключили на ночной режим.

Никита прислонился к мраморной облицовке, вытащил самокрутку из портсигара, чиркнул спичкой о коробок и закурил.

— Ну что там Печоркин? Давай рассказывай- держа зубами тлеющую трубочку проговорил он.

— Начальство наше… Водный заселить решило- Костя прошелся пальцами по щетине, и выдержав паузу, продолжил — Все бы ничего, но этот наш прецедент… похоже все карты им спутал. Печорину, надеюсь, не взбредет играть и он повременит с заселением, подождет, пока все уляжется.

Его напарник все это время внимательно слушал и лишь выдыхал дым от самокрутки через нос. Дослушав до конца, собеседник поделился своими соображениями.

— Нда. Ну дела… Не вовремя они с заселением-то, правда брат?

— Пожалуй- согласился Костя.

— А знаешь что в этой ситуации самое поганое-то? Ну во всех этих «странностях»?

— Ну?

— Восьмое июля уже через неделю…