Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Станислав Ежи Лем 6 страница






Гонка, как всегда, стартовала в Эссо — старинном поселке, расположенном в уникальном по красоте ме- сте, прозванном камчатской Швейцарией. Именно здесь упал когда-то огромный метеорит, образовавший воронку удивительного мистического озера Икар. Здесь горячие подземные источники отаплива­ют крепкие дома жителей, а в огромном бассейне под открытым небом круглый год можно нежиться в горячей целебной воде, уплетая бутерброды с красной икрой.

Гонка стремительно продвигалась к северу. Бес- крайние белоснежные поля, чистейший, прозрачный морозный воздух, заливистый лай собак и санный след

 

упряжки — все это отзывалось в душе чувством празд­ничной гармонии человека и живой природы...

Беда пришла неожиданно: под вечер, когда закон­чился очередной этап, одна из упряжек не пришла к финишу. Кто-то из каюров сообщил, что обогнал ее Примерно в 10 километрах отсюда. Гусеничный везде­ход был задействован (генератор давал свет и тепло Всем участникам), и поэтому я с аптечкой, на нартах одного из каюров, решил двигаться назад, навстречу Отставшей упряжке.

Следы гонки были вполне отчетливыми, и мы не боялись заблудиться. Мой каюр почти не погонял уставших после этапа собак, надеясь быстро встретить Последнего участника. Однако становилось все темнее и темнее, а его нигде не было видно. К тому же погода стала резко ухудшаться: подул колючий низовой ветер, быстро заметающий следы, а потом началась насто­ящая метель, заставшая нас практически врасплох. Собаки поначалу еще чувствовали след, но потом окончательно встали.

От лагеря нас отделяло два часа пути, но усталость, усиливающаяся метель и опустившаяся на тундру тьма делали этот путь невозможным.

Мы распрягли упряжку, кое-как вырыли снежную яму и легли. Собаки окружили нас своими телами, тесно прижавшись друг к другу. Теперь у нас с ними была общая судьба и общий шанс, быть может, один из тысячи...

Не знаю, сколько времени мы находились в забытьи. Но видимо, немало, так как все шесть собак упряжки погибли. Прекрасные голубоглазые лайки: мерзли, отдав свое тепло и сохранив нам жизнь. А нашли нас двое корякских охотников. Нашли совершенно случайно, по струйке пара, поднимавшегося над большим сугробом, готовым стать очередной братской могилой для каюров и их собак...

Взгромоздив наши стылые тела на свои нарты, они потопали за нами следом. В отличие от камчатских лесных эвенов, предпочитающих широкие, обитые шкурами лыжи, коряки — тундровые жители — из­древле для передвижения по снегу пользуются дере­вянными снегоступами. Бегают они в них довольно ловко, помогая собакам тащить нарты с поклажей. Таким же образом коряки доставили и нас в свое не­большое стойбище, лежавшее, как удалось потом вы­яснить, в стороне и от единственной тут дороги, и от зимников. Несколько стандартных чумов да с деся­ток охотников со своими семьями — вот и все посе­ление.

К счастью, рация у них была, и о нашем спасении удалось сообщить. Гонка двинулась дальше, а мы оста­лись залечивать простуду, обморожения и ожидать вездеход МЧС, который был обещан нам лишь через несколько дней. Лекарства у меня были, но мы больше рассчитывали на отдых и питание.

Через 3 дня мы были практически здоровы и стали топтать окрестные сугробы, осваивая ходьбу в коряк­ских снегоступах. Занятие было совершенно бесцель­ным, но делать было нечего: поселение жило своей привычной суровой жизнью, и лучшее, что мы могли делать, — это не мешать им, наблюдая за всем со сто­роны в ожидании вездехода.

И тут, как принято говорить, не было бы счастья, да Несчастье помогло.

Самый старый человек племени собрался помирать. На Руси в старину тоже практиковался подобный обы­чай, когда старик сам ложился в собственный гроб и тихо, светло и достойно покидал этот мир. Вот и этот охотник объявил семье, что пришла пора ему уми­рать...

Это мы узнали уже позже, когда стали расспрашивать коряков о том, что за суета вдруг с утра возле одного из чумов и почему охотники не уехали, по обыкновению, в тундру. И тут нам, опешившим от но­вости, сообщили, что вечером будут похороны деда Николая (у коряков уже давно русские имена), поэто­му все люди ходят к нему прощаться...

 

Зашли в чум и мы. Морщинистый, но еще вполне крепкий на вид дед сам угостил нас морошковым ча­ем, и мы молча, как и положено тут, стали попивать душистый горячий напиток, придвинувшись к очагу топившегося по-черному чума. Родственники сидели поодаль и тихо переговаривались о чем-то между со­бой, не выражая своим видом ни малейших признако» горя.

Лишь одна молодая девушка была необычно для северян взволнованна и возбуждена. Более того, мне порой казалось, что она даже светится от счастья (!).

Да и сам виновник события, Николай, больше вы глядел торжественным и гордым, нежели опечаленным предстоящей смертью. Прихлебывая чай, он сте­пенно здоровался с вновь входившими, обмениваясь с ними приветствиями и принимая подарки...

Разрази меня гром, но это больше походило на день рождения человека, а не на обряд прощания с умира­ющим. Не в силах более терпеть, я решил отбросить приличия и напрямую спросить Николая: что все-таки тут происходит? что же ожидается сегодня вечером: рождение или смерть?

А разве это не одно и тоже? — ответил он вопро­сом на вопрос. — Ей, — и он указал рукой на взволно­ванную девушку — пришла пора дать новую жизнь, потому я должен умереть... Здесь нет тайны. Приходи вечером — и сам все поймешь.

Куда приходить то?

В яяну.

 

Едва стало смеркаться, как все малочисленное населе­ние стойбища, надев неизменные снегоступы, потяну­лось вереницей в сторону заходящего солнца. Поспе­шил и я, неуклюже наступая ногой на ногу и спотыкаясь в непривычной обувке.

Шли мы не менее получаса в сторону невысокого холма, виднеющегося на горизонте, а потом коряки стали подниматься на него. Я приотстал, а впереди идущие вдруг стали исчезать на вершине, словно про­валиваясь сквозь землю.

Наконец мне удалось подняться наверх, глянуть вниз и тут же восторженно замереть от неожиданного, но долгожданного зрелища...

Холм этот оказался довольно пологой, диаметром до 50 метров воронкой старого вулканического шла­кового конуса. В центре его высилось огромное строе­ние из почерневших от времени бревен, достигающее высоты трехэтажного дома. Архитектура его была со­вершенно удивительной: две равноценные по форме и размерам воронки были словно поставлены одна на другую своими вершинами. При этом широкое, диа­метром до 20 метров, основание нижней воронки сто­яло на земле, а такое же основание верхней являлось плоской крышей всей конструкции. Память моя сразу подсказала образ, давно поселившийся в мечтах. Это была яяна!..

Несмотря на внушительные размеры, необычное сооружение выглядело очень изящным и гармонич­ным в архитектурном плане, хотя трудно было пред­ставить, каким образом воронки прочно удерживают­ся друг на друге своими вершинами, имеющими диаметр в точке примыкания не более 2 метров. И как нижняя конструкция выдерживает немалый вес верх­ней?

Не меньшее удивление вызывал и другой факт: на всей внутренней поверхности шлакового конуса, как и на плоской крыше удивительной рукотворной конструкции, абсолютно не было и следов снега. Это при­том что снаружи лежали двухметровые сугробы! Очистить такую территорию было бы не под силу даже спецтехнике, из чего следовал фантастический вывод, что снег (а стало быть, и дождь) в это место вообще никогда не падал!

Солнца уже не было видно за стенкой кратера, но его угасающие лучи расцветили низкое северное не­бо розоватым сиянием, на фоне которого огромный черный силуэт яяны напоминал то ли необычный космический корабль, то ли секретный лаборатор­ный модуль, то ли какой-то древний сакральный храм.

Коряки же тем временем, встав в цепочку и взяв­шись за руки, обходили свою фантастическую ярангу по часовой стрелке круг за кругом. Сделав семь кругов, Николай (он возглавлял шествие) потянул незаметную прежде ручку и открыл дверь вовнутрь яяны. Цепочка людей последовала за ним. Я снова замыкал это мол­чаливое шествие...

Внутри нижнего этажа яяны не было ни мебели, ни очага. В самом центре, точно под отверстием, ведущим

 

И верхнюю пирамиду, слегка возвышался круглый по­диум, застеленный оленьими шкурами. От его наруж­ных краев вверх уходили четыре длинных бревна, име­ющие горизонтальные зарубины для ног и служащие своеобразными лестницами для подъема на второй 'яаж. В верхней воронке концы этих бревен также на­крывал круглый деревянный помост, который распо­лагался точно над нижним.

Войдя вовнутрь, я увидел в полутьме, что коряки продолжают прежнее движение по часовой стрелке, одновременно надевая на лица бахромчатые шаман­ские занавеси. Затем все мужчины сняли со стен яяны висевшие там бубны, а женщины — деревянные тре­щотки. Их кружение стало дополняться звуками этих ритуальных инструментов и каким-то низким горло­вым гулом, издаваемым всеми участниками странной мистерии...

Все новые и новые бубны и трещотки присоединя­лись к нарастающей какофонии звуков. Все быстрее и быстрее кружил удивительный хоровод во мраке яяны. Лишь дед Николай и та молодая девушка неподвижно стояли на коленях в центре нижнего подиума друг на­против друга, соприкасаясь лбами...

И тут я заметил, что контуры их тел начали слегка искриться. Затем они стали окутываться нежным зо­лотистым сиянием, исходящим сверху и напомина­ющим слабый солнечный лучик. Интенсивность света неуклонно нарастала, и скоро он превратился в сия­ющий световой цилиндр, соединивший верхний нижний помосты «пирамид» яяны. Две фигуры в ее центре стали напоминать цирковых артистов, замерших на арене в луче яркого прожектора...

При этом все остальное пространство огромного яранги оставалось в полной темноте, и только волны бушующих в нем звуков свидетельствовали о продолжении исступленного танца коряков.

А потом Николай медленно встал, отрешенно под­нялся по бревну лестницы в верхнюю пирамиду и лег на ее помост, лицом вниз. Девушка же распростерлась на спине точно под ним, на нижнем помосте.

И тут мужчины племени один за другим стали от- деляться от общего хоровода и стремительно подни­маться в верхнюю пирамиду. Не останавливаясь, они закружили по ее конической поверхности, набирая скорость и поднимаясь все выше и выше, к плоскому ее основанию, словно мотоциклисты в цирке. При этом направление их безудержного движения было прямо противоположным кручению нижнего женско­го кольца...

Топот десятков ног, грохот бубнов и трещоток, вибрирующий горловой гул, неясные тени стреми­тельно мелькающих тел — все слилось в невидимый мощный поток какой-то энергии, превратилось в немыслимый мистический процесс созидания чегото неведомого. Процесс, которому, казалось, не бу­дет теперь конца!

Яркая вспышка озарила вдруг все пространство мины! Сверкающий, колеблющийся всеми своими контурами прекрасный голубой шар вдруг отделился от тела Николая, медленно проплыл по световому столбу вниз из одной пирамиды в другую и словно во­шел в тело лежащей девушки...

Пронзительный многоголосый крик — «Яя!!!» — буквально потряс всю ярангу. Свечение тут же исчез­ло, и удушающий мрак словно навалился на меня, сжимая голову и грудь. Уши еще ловили исчезающее это громогласного звука, но мозг уже отказывался его воспринимать...

А на следующий день в корякском стойбище было сразу два события: родственники хоронили деда Ни­колая и женили одного из его внуков. В жены он взял именно ту девушку, что участвовала накануне в риту­альной мистерии. При всей противоположности этих событий коряки отмечали их, как принято у нас гово­рить, за одним столом.

— Однако, как иначе? — говорили мне старейши­ны. — Ведь Николай не покинул свою семью. В зем­лю ушло лишь его тело. А дух Отца нашего, могуче­го Солнца, низвел его душу в утробу этой молодой девушки. Теперь она беременна им и скоро полу­чит от молодого мужа тело ребенка. Душа Николая станет его душой и будет снова жить в своей прежней семье...

 

Но как душа осталась в семье, а не улетела на не бо? Тело ведь умерло! — удивлялся я.

Скажи, разве умирает Солнце, когда уходит тундру?

А мы, его дети?

Конечно нет! Ведь у нас есть яяна!

 

2 В КРАЯХ ЭЛЬДОРАДО

Всем нам известно с самого детства, что Америку от­крыл Колумб. А вот коренным жителям этого конти­нента странно об этом слышать. Ведь их предки жили гам за многие сотни лет до того, как родился этот ев­ропейский мореплаватель. И не просто жили: высоко­развитые цивилизации тех же майя и инков до сих пор восхищают нас своими познаниями о мире, отноше­нием к природе, духовным развитием и многим дру­гим.

 

Нет, далеко не все. И потому каждая крупинка исто­рии этой далекой от нас части планеты должна бережно подбираться и изучаться. Быть может, мы узнаем такое, что перевернет все нынешние представления о разви­тии человечества и даже о гостях, посещавших нашу Землю...

 

Пусть годы с головы дерут за прядью прядь Пусть грустно от того, что без толку влюбляться Не страшно потерять уменье удивлять Страшнее — потерять уменье удивляться.

А. Городницк

Путешествие по южноамериканским Андам — одно из самых сладостных удовольствий для души каждого искателя приключений. Ведь эта горная система — самая молодая, самая протяженная и самая красивая на нашей планете, по количеству и высоте своих заоблачных пиков уступающая лишь Гималаям. Двумя парал­лельными цепями — Кордильерами тянется она вдоль всего Тихоокеанского побережья материка Южная Америка, через территории семи стран, грозно пыхтя своими многочисленными вулканами.

Немало загадочных мест лежит на пути очередной нашей экспедиции, и одно из них находится в самом центре каменного массива. Здесь, на высокогорном Боливийском плато, на уровне 3860 м, расположено прекраснейшее озеро, с полудетским названием Титикака, являющееся одним из самых больших озер в Южном полушарии, самым высокогорным и непонят­ным для нас. Титикака это 8000 кв. км сверкающего чистейшего водного зеркала, замкнутого между двумя горными хребтами. На востоке, всего в 10 км от него круто вздымаются еще на 3000 м заснеженные склоны могучего боливийского хребта — Кордильера-Реаль, а с противоположной стороны, чуть подальше, тянется стена почти таких же по высоте перуанских Западных Кордильер.

Свой путь к удивительному озеру мы начали от древней столицы могущественной империи инков, старинного городка Куско, спрятанного в скалистой котловине. Около 300 километров ночной горной до­роги, и машина выскакивает наконец на пустынную и холодную высокогорную равнину, называемую здесь Альтиплано.

Ее обширное нагорье Пуна безлюдно, угрюмо и су­рово. Вокруг нет ни единого деревца; лишь пучки жесткой сухой травы ичу торчат среди камней, обдува­емых ледяными ветрами с окрестных гор. Ичу — един­ственный источник пищи для грациозных местных копытных. Ламам, альпака и викуньям совсем не хо­лодно в своих толстых шубах. Без страха, они с удивле­нием рассматривают нас, столь ранних гостей их суро­вого заоблачного царства.

К городку Пуно, приютившемуся на берегу Титикака, мы подъехали, когда уже совсем рассвело, но солн­це еще не вышло из-за хребта Кордильера-Реаль. Нам незло: утро было удивительно тихим, а воды озера на­столько неподвижными, что в их причудливом зеркале

четко отражалось не только синее небо, но и белые за­витушки облаков...

Наконец солнце выбралось наверх и тут же зажгло озеро зеленовато-фиолетовым светом. Сразу стало радостней на сердце, и теплее. Неслучайно индейцы говорят, что в этих краях случается четыре сезона на дню: весна приходит с восходом солнца, с полудня на­чинается лето, вечером уже осень, а темнота горной ночи сурова, как зима.

Но нам надо спешить навстречу тайне. А она совсем неподалеку от берега — в двух часах хода катера нахо­дятся удивительные плавучие острова. Самые древние жители побережья озера Титикака, индейцы племени уру, жившие в его окрестностях еще за 8000 лет до н. э., почему-то оставили землю и переселились на руко- творные тростниковые острова.

10 ООО лет? Выходит, они появились раньше библейских Адама и Евы?»

Даже находки скелетов доказывают, что люди по­явились более 4 млн лет назад. Ну а Адам и Ева — это, наверное, первые евреи, раз уж таковыми их признает Ветхий Завет...

Так вот, индейцы уру почему-то переселились на острова. Случилось это несколько тысячелетий назад, но причина до сих пор непонятна. Жизнь среди волн неимоверно трудна: ветры с гор регулярно приносят сюда страшные шторма, с дождем и снегом. Пища у

 

них наискуднейшая: в озере обитают только шесть видов рыб, причем совсем мелкой (из-за условий высокогорья в воде недостаточно кислорода). Сыро, голодно, холодно (температура воды в озере всего 10—12 градусов), а около тысячи сохранившихся аборигенов-уру все терпят и не собираются уходить на плодородные берега.

Мы смотрели на них издали и задавали друг другу десятки вопросов.

Почему так? Какая сила их тут удерживает? Как эта загадка переплетается с другими тайнами этого, спря­танного в горах озера? Что это за мегалитические мо­нументы, сложенные из 100-тонных каменных блоков, найденных в районе Тиауанако? Что за резные камни стоят то тут, то там на берегах — явно не местные по своему минеральному составу? Развалины чьих древ­нейших храмов обнаружены недавно на священных островах Исла-дель-Соль (остров Солнца) и Исла-де- ла-Луна (остров Луны)? И вообще, как объяснить на­личие в придонных водах озера Титикака морских со­лей, причем в той же пропорции, что и в океане? Как образовались на его береговых скалах морские терра­сы со следами прибоя, усеянные останками древних морских организмов? И что это за единственная в ми­ре (!) соленая река Десагуадеро? Бурным потоком вы­рывается она в ущелье из пресного (!) озера Титикака и через 300 км впадает в соленое бессточное озеро По- оно...

А ведь наверняка все эти факты взаимосвязаны.Только где и как найти ключ от запертой века тайны?

 

Солнце наконец-то поднялось над нашим катеров далеко «раздвинув» своими лучами берега озера. Вед длина его — 180, а ширина — 60 километров. Вода сдлалась темно-серой и заблестела до самого горизонта отражая в глаза слепящие потоки. Я прищурился против света и вдруг увидел невероятное... Навстречу на плыл египетский сфинкс!

Это было поразительным: по глади озера скользила та самая знаменитая статуя из Гизы, стоящая возле пирамиды фараона Хефрена! Конечно, она была значи­тельно меньше размерами, но облик был абсолютне идентичен: та же гордая голова, те же пропорции уд-, линенного тела...

Я просто остолбенел от увиденного!

Катер повернул в сторону, и солнце перестало слег пить глаза. И стало ясно, что сфинкс — вовсе не виде- ние и не мираж. Это была большая лодка, искусно связанная из толстого желтоватого тростника. Но уве­ряю вас, различие с оригиналом и состояло лишь в размерах и материале. А внешний облик говорил од­нозначно: этот тростниковый сфинкс с южноамери

финского озера Титикака явно был родным братом ка­менного изваяния из Африки! Это был один и тот же Образ!

И я опять остолбенел, теперь уж от понятого!

А вскоре показались и удивительные «острова» ин­дейцев уру. Они настолько плоские, что издали похо­жи на желтые осенние листья, упавшие на водную гладь озера. Поразительно, но они — дело рук приро­ді»! и человека. Тростник тотора, из которого сплете­ны эти уникальные острова, растет на дне озера, в виде своеобразных «кочек». Корни каждой из них перепле­тены между собой в единое целое, из которого к по­верхности поднимаются прямые, толстые и прочные стебли. Воздушные их части ежегодно вызревают и па­дают друг на друга, образуя на воде многослойную ци­новку, стоящую на подводных корнях, как на якоре. Нижние слои постепенно отгнивают, но регулярно пополняются верхними. Индейцы «окультуривают» поверхности своих островков, укрепляют и расширя­ют их, строят на них шалаши-жилища. Хижины, ци­новки для сна, одежда, корзины, детские игрушки, силки для птиц, сети для рыбы, то есть абсолютно все, что необходимо для жизни этих «озерных людей», из­готовлено из чудесного тростника. Он чавкает и слегка проседает под ногами, словно болото, но совсем не то­нет.

Мы причаливаем к одному из плавучих островов и видим целый десяток уже знакомых нам лодок- сфинксов, стоящих у его «берега». На небольших суд; выходят на лов рыбаки, но есть и великаны, вмещавшие несколько десятков человек. Словно паромы, плавают они от одного острова к другому, являясь своеобразным местным общественным транспортом.

Но есть у этих лодок и другая, более странная роль, о которой я вам расскажу. На закате солнца, когда поверхность озера словно подернулась бликами зло­вещего темно-багрового пламени, мы стали свидете­лями удивительного и загадочного ритуального об­ряда.

Лодки-памятники отошли от берега и выстроились в шеренгу, головами к людям, собравшимся на топких краях острова. На каждой из них загорелся костер. Ин­дейцы — мужчины, женщины, дети — опустились на колени в мокрый тростник острова и запели протяж­ную и торжественную песню, протягивая руки в сто­рону освещенных кострами лодок.

 

Ночная мгла стремительно опустилась на озеро, стерев границы горизонта. Все вокруг стало непрони­цаемо и однородно черным. В этом мраке, словно зем­ное отражение звездного неба, мерцали сотни огней. Это горели костры на лодках-сфинксах у нашего острова; горели многочисленные ритуальные костры на таких же удивительных судах у каждого из десятка островов древнего народа уру. Печальная песня тыся­чи голосов устремлялась в безбрежное пространство, но мне почему-то вдруг показалось, что она обращена н бесконечное Время...

 

Обладая обостренным чутьем охотника за тайнами, я понял, что именно странные лодки из тростника могут мниться ключом к разгадке секретов озера Титикака. Ведь аналоги таким судам есть всего лишь в двух ме­стах на земле: на африканском озере Чад и в устьях рек Тигр и Евфрат, на территории древней Месопотамии. Но кто поможет нам открыть этим ключом дверь от печной тайны?

Последующие дни наша команда решила посвятить изучению двух больших скалистых островов — Такиле и Амантани, — встав лагерем на последнем. Едва при­чті ив к каменистому берегу и начав разгрузку, мы удо­стоились посещения старейшины племени индейцев кечуа, живущих на этих островах. Живописный ста­рик, по имени Тачуканак, одетый в национальную па­радную одежду, был явно доволен нашим визитом. После традиционных приветствий он выпалил в небо из какого-то древнего ружья, поинтересовался, сколь­ко в нашей экспедиции мужчин, и тут же отправил в свое селение мальчишку.

Не прошло и десяти минут, как оттуда на берег яви­лось точно такое же количество молодых индейских девушек. Одетые в нарядные, многослойные, накрах­маленные длинные юбки, сшитые из Домотканого цветного сукна, они выглядели очень привлекатель­но. Местные красавицы стреляли глазками из-под больших черных платков и явно хотели нам понра­виться.

Такое уже было с нами в одном из полудиких афри­канских племен, но здесь, в глуши хоть и бедного, но цивилизованного государства, предложение девушек в виде подарка гостям представлялось довольно стран­ным. Однако, сверкая глазами, старейшина тут же объяснил, что наши достоинства тут совершенно ни при чем. Речь идет о жизненно важной для их племени традиции, завещанной далекими предками и сохра­ненной тысячелетиями. И он просит нас не нарушать вековые устои. Тем более что все эти девушки не толь­ко не замужем, но и не имеют на это никаких шансов: немногочисленные парни племени, повзрослев, уез­жают искать работу, да и не возвращаются...

— Кто же продолжит род? Кто вольет в него свежую кровь? — резонно спрашивал он, обходя каждого из нас и пристально вглядываясь в лица.

Мы невольно чувствовали себя заложниками какого-то свирепого корсара, понимая, что сопротив­ление бесполезно...

Дальнейшие дни забыть очень трудно. С раннего утра мы занимались поиском и изучением развалин древних культовых сооружений на близлежащих озер­ных островах. Хотя больших деревьев на них практи­чески нет (лишь индейский поселок скрыт в тени ис­кусственных посадок могучих эвкалиптов), скалы сплошь поросли удивительно красивым, но ужасно гу­стым кустарником. Этот символ Перу называется кан- тута и снизу доверху покрыт чудесными розовато- фиолетовыми колокольчиками. Карабкаться весь день по скалам через сплетения веток, под лучами паляще­го солнца — совсем непросто, и мы возвращались в лагерь совершенно измотанными.

Однако красавицы уже ожидали нас на берегу с не­большими зелеными букетиками. И стоило только понюхать веточку этой жесткой травки, называемой здесь мунъя, как весь организм начинал чувствовать себя помолодевшим лет на десять. А уж. после пары чашек чая из листьев коки, которую тут не считают наркотиком и употребляют ежедневно в больших ко­личествах все от мала до велика, каждый из нас был готов на любые подвиги, давно и страстно ожида­емые...

— язвительно ухмыльнутся читатель­ницы.

Лично я выпросил себе освобождение по причине идейной девственности, и мы с Тачуканаком прово­дили вечера у костра за разговорами. Не думаю, что кто-то из моих спутников открыл в те сладкие часы что-либо новое для себя, а вот мне постепенно уда­лось узнать от старейшины то, что и вы сейчас узна­ете...

 

В преданиях этих мест говорится, что люди жили здесь еще много тысяч лет назад. А потом произошел Всемирный потоп. Лишь вершины Анд остались тор­чать из воды, дав спасительный приют горстке не­счастных поселенцев. Когда воды схлынули, люди спустились к опустошенным берегам морского зали­ва. Нелегкая судьба ожидала их. Годы борьбы со сти­хиями изнуряли людей, делая племя все более мало­численным.

Но вот однажды они вдруг увидели большие лодки, идущие со стороны океана. Лодки были связаны из тростника и гордо несли на своих высоких носах голо­вы незнакомых животных. Светлокожие люди с белы­ми бородами, в длинных белых одеяниях и сандалиях сошли на этот берег. Их вождя звали Виракочей, и по­клонялись они богу воды — Энке и богу Солнца — Уту. Пришельцы обладали невиданными для индейцев знаниями и тотчас стали богами в их глазах. Они по­строили на берегу залива город с храмами и монумен­тами; они же помогли выжить аборигенам, взяв в же­ны их женщин.

Но не успокоилась еще земля: она взрослела и дви­галась. Дно залива стало опускаться, и скоро вода по­глотила город богов. А затем планета вздыбила залив высоко вверх, оторвав его от далеко отступившего оке­ана. Так образовалось озеро Титикака, что на древнем наречии означало «Часть океана».

Белые боги ушли со своими семьями от его ковар­ных берегов и расселились широко вокруг, основав впоследствии племена аймара, кечуа, уари, тиаунаки, инки и др. Лишь род уру, главой которого был сам Ви- ракоча, остался там, где пустил свои корни. Тысячеле­тиями этот мужественный народ противостоит стихии и неустанно совершает на озере обряд, напомина­ющий им далекий день пришествия богов...

 

Многие из наших вопросов получили тогда ответы, но, уезжая из Перу, мы все еще многого не понимали. Кто были эти белые полубоги и откуда приплыли они на своих удивительных лодках? И почему сами лодки гак похожи на каменного сфинкса, стоящего посреди африканских песков?

Приводимая далее гипотеза родилась в наших голо­вах уже в Москве, после ознакомления с работами из­вестного британского археолога Дэвида Ролла, много лет занимавшегося египтологией.

Для ученого мира всегда было непонятно следую­щее: как возникла первая династия фараонов в Египте?

У египтологов возникал резонный вопрос: были предки первых фараонов уроженцами долины Нил или они являлись элитой иной цивилизации, захватившей полусонный Древний Египет силой ума и оружия?

Д. Ролл стал изучать древние дороги Восточной пу­стыни, ведущие от Нила к Красному морю. И неожи­данно для себя обнаружил на стоянках многочислен­ные древние наскальные рисунки, изображающие странные лодки, направляющиеся от моря вглубь пу­стыни. Конструкция их резко отличалась от тех судов, которые плавали по древнему Нилу. Длинные низкие корпуса венчались высоко поднятыми носами, име­ющими вид голов необычных животных. На лодках находились воины в высоких головных уборах, воору­женные булавами.

«Но ведь так в последующем стали изображать фа­раонов Египта! — подумал Ролл. — Такие же лодки стали высекать на стенах их храмов и гробниц, по­скольку считалось, что на подобных ладьях боги Солн­ца каждое утро приплывают к людям, возвещая для них новый рассвет, и после смерти фараон должен уплыть к этим богам на восток, на свою историческую родину (!)».

Так откуда же они были родом? Откуда взялись лод­ки посреди пустыни? Кто некогда высадился на запад­ном побережье Красного моря и отправился в путеше­ствие через пески, чтобы завоевать золотоносный Еги­пет?

Совершенно случайно в этих краях, у бедного крестьянина-фелляхя деревушки Джебель-эль-Арак, был приобретен древний кремниевый нож, украшен­ный редкостной резьбой. Она изображала две битвы: морскую и сухопутную. На первой — уже известные высоконосые лодки разбивали флотилию небольших нильских судов. А на второй воины с булавами громи­ли безоружных голых туземцев. Победители имели длинные, до колен, одеяния, большие бороды и усы. Их головы, венчал узел из уложенных кругом длинных полос...

«Но ведь так выглядели древние шумеры! Именно так они запечатлевали себя на многочисленных изо­бражениях, найденных в междуречье Тигра и Евфрата и хранящихся ныне в музеях Ирака», — вспомнил Ролл.

И тогда археологи осознали и другие факты. Вспом­нили, что первые из построенных в Египте пирамид (фараон Джосер, 2630—2611 гг. до н. э.; фараон Хуни, 2599—2575 гг. до н. э.) имеют ступенчатую форму и полностью повторяют архитектуру более древних хра­мов — башен шумеров, называемых зиккуратами. Что знаменитые нишевые фасады египетских культовых сооружений также заимствованы оттуда. Что крыла­тый солнечный диск являлся символом верховного бога Солнца для обоих этих народов. Что цилиндриче­ские печати египетских фараонов не отличить от пред- шествующих им аналогов из шумерского города Уру. Что лазурит, которым украшались усыпальницы Луксора, в Африке не встречается, поскольку добывала лишь в Месопотамии.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.