Стругацкий А., Стругацкий Б. Указ. соч. 5 страница

Третьей типологической особенностью сетевого текста можно считать его специфический темпоритм. Никакой избыточной инфор­мации, никакого разжевывания, никаких прокладок между разде­лами, ничего акцентирующего. За каждым штрихом — особая виртуальная предметность. В языковом плане это выражается в мак­симальной субстантивации лексики, преобладании номинативных предложений, сугубом лаконизме, даже прерывистости изложения и особенно в эллиптическом характере грамматических конструкций, когда эллипсис (от греч. ellipsis — выпадение, опущение: пропуск элемента высказывания, легко понимаемого в данном контексте или ситуации) становится основной стилистической фигурой, привнося­щей в текст оттенок диалогичности. Как будто кто-то поставил цель довести до предела пресловутый «телеграфный стиль», преуспел в этом и пошел дальше, погружаясь в стихию собственно внутренней 272

речи, которая, по определению, представляет собой «использова­ние языка (точнее, языковых значений) вне процесса реальной коммуникации,...когда она выступает как средство мышления, пользуется специфическими единицами (код образов и схем, предметный код, предметные значения) и имеет специфическую структуру, отличную от структуры внешней речи»⁴⁰.

Посвятивший много усилий изучению данного феномена Л.С. Выготский говорил, что внутренняя речь «оперирует семан­тикой, а не фонетикой слова», что это — «мышление чистыми значениями» и даже «процесс испарения речи в мысль»⁴¹. Однако он не был склонен соглашаться с бихевиористом Уотсоном, по­лагавшим, что, если бы удалось записать внутреннюю речь на пластинке фонографа, она осталась бы совершенно непонятной. С его точки зрения, внутренняя речь человека формируется в процессе интериоризации внешней речи и сопоставима с родст­венными явлениями языкового общения, когда «при известных условиях слова изменяют обычный смысл и значение и приобре­тают специфическое значение, придаваемое им определенными условиями их возникновения»⁴². «Между живущими одной жизнью людьми, — пишет Л.С. Выготский, — легко возникают условные значения слов, особый диалект, особый жаргон, понят­ный только участвующим в его возникновении людям... Совер­шенно понятно, что в условиях внутренней речи также необходи­мо должен возникнуть такой внутренний диалект»⁴³.

Как видно, Net-мышление следует отнести к тем адаптивным механизмам сознания, которые особо родственны феномену внутренней речи. Однако это не чистая самокоммуникация. Здесь в классический «разговор с собой» неизбывно включен дополни­тельный голос, всеведущий («найдется все»), но (!) не всемогу­щий. Подчеркнутое — важно кардинально. Мышление человека диалогично уже потому, что в индивидуальном сознании под­спудную роль играют архетипы коллективного бессознательного. Динамику мифологического текста определяет повелительный стереотип, как когда-то в «двухпалатном сознании» древнего гре­ка все решал голос бога. Рационалистические идеи становятся массовыми убеждениями благодаря опоре на постулаты учения, которые звучат в тексте, словно голос Гения, Вождя, Учителя. Прагматичный комментатор никогда не забывает напомнить или

⁴⁰ Краткий психологический словарь / Под ред. А.В. Петровского и М.Г. Яро-шевского. М, 1985. С. 306.

⁴¹ Выготский Л.С Мышление и речь // Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1982-1984. Т. 2. С. 353.

«Там же. С. 351. ⁴³ Там же.

хотя бы намекнуть, что его оценки — голос общественного мне­ния. Рекламный слоган — крик коллективного зазывалы, обеща­ющий престижное удовольствие за приемлемую цену. И даже эк­зистенциальный выбор совершается не без влияния «внутреннего голоса», в котором проявляется не шкурный интерес, а феноме­нологическое свойство человека. Но тем не менее голос сознания суверенен, и диалог отнюдь не предсказуем. Великолепный при­мер тому — баллада бесстрашного Франсуа Вийона (1431 или 1432) «Спор между Вийоном и его душою»⁴⁴:

— Кто это? — Я. — Не понимаю, кто ты?

— Твоя душа. Я не могла стерпеть. Подумай над собою. — Неохота.

— Взгляни, подобно псу, — где хлеб, где плеть, Не можешь ты ни жить, ни умереть.

— А от чего? — Тебя безумье охватило.

— Что хочешь ты? — Найди былые силы, Опомнись, изменись. — Я изменюсь.

— Когда? — Когда-нибудь. — Коль так, мой милый, Я промолчу. — А я, я обойдусь.

— Ты лучше, чем ты есть. — Оставь кадило.

— Взгляни на небеса. — Зачем? Я отвернусь.

— Ученье есть. — Но ты не научила.

— Я промолчу. — А я, я обойдусь.

— 71м хочешь жить? — Не знаю. Это было.

— Опомнись! — Я не жду, не помню, не боюсь.

— Ты можешь все. — Мне все давно постыло.

— Я промолчу. — А я, я обойдусь.

Если вдуматься, это трагическое стихотворение. Человек мо­жет настоять на своем. Но комплекс Прометея — это не только великое свершение, а еще и мучительная судьба. Для личности от­каз от диалога — это конец. И в общем-то человек чувствует, на что идет, разрывая контакт с опостылевшим коллективным бессоз­нательным. Об этом самое, может быть, пронзительное стихотво­рение XX в., законченное Мариной Цветаевой 11 мая 1939 г., вскоре после вторжения гитлеровских войск в Чехословакию⁴⁵:

...Отказываюсь — быть. В Бедламе нелюдей Отказываюсь — жить. С волками площадей

⁴⁴ Цит. по: Эренбург И. Стихотворения / Пер. И. Эренбурга. Л., 1977. Оп. 351. «s Цветаева М. «О слезы на глазах!..» // Цветаева М. Стихи и поэмы. Виль­нюс, 1988. С. 273.

Отказываюсь — выть. С акулами равнин Отказываюсь плыть — Вниз — по теченью спин.

Не надо мне ни дыр Ушных, ни вещих глаз. На твой безумный мир Ответ один — отказ.

Так что, хотя в процессе эволюции человека суверенность ин­дивидуальной психики укреплялась и нарастала, голос коллектив­ного бессознательного по-прежнему сохранял интонации всеведе­ния и всевластия. Дополнительный голос Интернета тоже всеве­дущ, но вся властность — в распоряжении самого пользователя. Пролистывая сайты, он сам делает не только выбор, но и вывод, сам изменяет фантомную жизнь сетевого текста. Вот почему внут­ренняя речь человека, по характеристике Л.С Выготского, преди­кативна, то есть представляет собой перебор вариантов выбора личных способов действия (оперирования с предметом), в резуль­тате которого творчески выстраивается линия мысли. А сетевой текст, структурно совпадающий с внутренней речью, субстантивен, то есть предлагает на выбор перечень предметов, в круге которых и с помощью которых может по собственной инициативе действо­вать человек, и творческим становится не выстраивание, а эври­стическое улавливание мысли, вырастающей, словно кристалл, в пересыщенном растворе информации. Это как бы внутренняя речь собирательной личности: не диалог с авторитетом, а полилог мно­жества компетентных голосов, но при всем при том решающим для каждого остается собственное слово.

Интернет, наверное, можно бы назвать «второй палатой со­знания», но в отличие от древнего грека современный человек склонен слышать веление Бога в голосе своего «Я». И как бы в понимании этого паутинотекст и строится не как команда, совет или соблазн, а как стеллаж, с которого одинаково легко взять лю­бой предмет. Субстантивированная внутренняя речь коллективной личности обеспечивает особый режим работы для предикативной внутренней речи индивида. Вот слова испытуемой Наталии А.: «Ты видишь перед глазами весь список возможностей, интуитивно выбирая необходимое... Ты скользишь намеренно по поверхности, чтобы не провалиться и выхватить то нужное, что первоначально искал... Интернет щадит тебя, соответствуя твоим задачам и спо­собу понимать. Он предлагает тебе только самое главное, дополни­тельное оставляя в ссылке (надо — посмотришь, нет — все равно поймешь из контекста... Мы не пойдем в специальные библиотеки

и отделы за парой абзацев, которые нам " прояснят ситуацию". Но мы очень уважаем систематизаторов, которые еще остались и носят в своей голове все эти объемы информации)». Net-мышле­ние «пульсирует», таким образом, в темпо-ритме субстантив­но-предикативной внутренней речи, и это не только определяет ассорти-композицию паутинотекста, но и переиначивает на свой лад логико-смысловую систему любых других типов текста, либо отвергая «с порога», либо придавая самые неожиданные значения их функционально-структурным компонентам.

Четвертой важной особенностью паутинотекста является специфическая стилистика интерактивности. Любой сайт или мэсидж (от англ. message — послание) Интернета отличают устойчивые типологические признаки: акцентуированный ник (псевдоним) или нарочитая самопрезентация; макароническое словоупотребление; слэнговая фразеология; упрощенность и од­новременно жеманность синтаксиса; экстравагантность и апломб суждений. Иногда не без оттенков дурашливого эпатажа. Но в целом это эффектный способ публично заявить и подтвердить свою волю и свое право на авторитетное вмешательство в про­цесс обсуждения темы, поиска истины, принятия решения. И од­новременно это эффективная обкатка субъективных притязаний личности, когда беззастенчивая откровенность, как бы вызывая огонь на себя, провоцирует поддержку, сопротивление или пре­небрежение, которые закрепляют или трансформируют паттерны самооценки.

В переживании самовыражения и самоутверждения смыкает­ся пароксизм публичности (в предельном значении: «На миру и смерть красна!») и выплеск субъективности (в предельном значе­нии: «Это — Я, Господи!»). В основе столь мощных эмоций — глубинная энергетика сопряжения и взаиморазрядки влечений индивидуального бессознательного и архетипов коллективной психики. Однако важно обратить внимание и на обратное воз­действие. Публичная субъективность может быть искренней от­кровенностью или циничным лицедейством, личным экспери­ментированием или послушным следованием рекламной раскрут­ке — она в любом случае активизирует глубинные механизмы личности, в любом случае смыкает влечения индивидуального бессознательного и архетипы коллективной психики, в любом случае сопровождается острыми переживаниями. К эффектам публичной субъективности можно отнести и «сценические» сле­зы, и «срезающие» остроты, и хулиганский кураж, и экстатиче­ский порыв, и харизматический апломб, и «непробиваемый» блеф... Известны и специфические неврозы (легкие и не очень легкие формы эксгибиционизма): «звездная болезнь», «комплекс

непризнанности», «самозванство» и т.п. Элемент самоупоения (или самобичевания), характерный для публичной субъективно­сти, парадоксальным образом раскрепощает сознание. Человек мыслит, говорит и действует без оглядки на регламент, суборди­нацию и приличия, следуя собственным интенциям, видя мир в свете личных (близких и потому ясных и понятных) интересов и ощущая свое прямое воздействие на ситуацию. Его суждения об­ретают смелость, прямоту и четкость. В его словах появляется глубинная эмоциональность и эстетическая выразительность. Его намерения приходится учитывать всем. Публичная субъектив­ность — это, в сущности, специфический способ мышления-общения—поведения, действительность и мощь которого неза­медлительны и самоочевидны. Этим объясняется эмоциональная притягательность публичной субъективности. Но этим же объяс­няется и то, что претензии на публичную субъективность люди готовы принять как должное только со стороны признанных ку­миров, звезд, вождей, авторитетов, отвергая все остальное как не-i скромность, нахальство, наглость, мошенничество и т.п. Для межличностного общения это в известном смысле справедливо, но в интрапсихическом (внутриличностном) плане это деприва-ция важной духовной потребности. А в интерпсихическом (соци­альном) аспекте это оставляет без применения мощный ресурс интеллектуальной активности рядовых членов общества. Выход указало развитие интерактивных информационных технологий.

Психологическое содержание интерактивности состоит в реа­лизации глубинных стремлений личности к самовыражению и са­моутверждению посредством массовой коммуникации. Каждый человек получает возможность публично проявить субъективное отношение к важным событиям общественной жизни. Традици­онный для журналистики «эффект присутствия» достигает преде­льных значений и перерастает в «эффект участия». Это уже дру­гое психическое состояние. Человек не поглощает сведения, а оперирует с информацией. И что принципиально важно, это ин­дивидуальная активность. Человек сам находит информацию для сравнения в других источниках, в собственном образовании и личной ментальное™. Он высоко ставит свои суждения и настаи­вает на том, чтобы их принимали в расчет. Это в полном смысле массовое поветрие. Люди звонят в московские студии из Магада­на или Норильска, соглашаются отвечать на самые бестактные вопросы репортеров, идут на всяческие ухищрения, чтобы по­пасть в массовку популярного ток-шоу. «Когда юбилейная " Я — сама" выйдет в эфир, — не скрывает удивления журналист, — посмотрите на женщин, собравшихся в студии: они совершили подвиг. Чтобы прорваться в " Останкино" на запись программы,

все эти разодетые дамы часа полтора бились в холодном предбан­нике телецентра с охранниками, сотрудниками каналов и время от времени друг с другом... Закончилось это смертоубийство взя­тием милицейского кордона, а заодно и заветной студии»⁴⁶. Жур­налисты уже почувствовали, что «эффект участия» — главное в работе современных mass-media. Они стремятся использовать ин­терактивные формы в пропагандистских целях: не пропускают или всячески выделяют отдельные реплики, то есть вводят те или иные формы цензуры, пытаются управлять разговором с помо­щью наводящих вопросов, грубо льстят приглашенным в ток-шоу или хамски их одергивают и т.п. Но это — пустые хлопоты. Ин­терактивная аудитория выходит за пределы классической схемы «two-step-communication», и журналист теряет в ее глазах ауру «лидера мнений». В свете публичной субъективности он сам вы­глядит неадекватно, и ведет это только к растрате последнего кредита доверия в обществе. Рост публичной субъективности как реципиента, так и коммуникатора характерен для всех информа­ционных процессов современного общества. А в Интернете это уже исходное условие контакта. «Времени на адаптацию практи­чески нет, — отмечает испытуемый Игорь П., — если вошел в сеть, значит, начинаешь общаться... Не раскрылся — тебя не за­метят, не обратят внимания, не удостоят ответа. Раскрылся — нужная информация сама к тебе липнет. И сторонников, и спор­щиков — навалом. Только не тормози, успевай...»

Публичная субъективность превращается в универсальный эвристический прием. Но в среде с избыточными объемами ин­формации уже перебор и комбинирование вариантов выводит на новый уровень осмысления предмета, формирует новые пред­ставления. Интерактивным становится само творчество-в-процес-се-коммуницирования. «Не надо знать все, — приходит к выводу испытуемая Наталия А., — надо иметь понимание, где это найти, — вот кредо современного человека. Скорее даже его формула вы­живания. " Где" — не значит банальный способ подключиться к поисковой системе. " Где" — это возможность по полуфразам воссоздать явление, найти в голове те осколки, которые тоже из этой области, кажется, — и вот вам уже рождается кристалл но­вого, — нет, не знания, — представления. Знания мы оставим для ученых и систематизаторов, а нам нужно успеть жить. Поэтому ограничимся представлениями. Главное, чтобы не подвела интел­лектуальная интуиция, воспитанная в эпоху доинтернетовского, " добротного" способа понимать».

⁴⁶ Меньшова пригрозила бросить «Я — саму»... // Вечерняя Москва. 1997. 12 февр.

Это умозаключение заслуживает самого пристального внима­ния. Автор видит решающую роль «интеллектуальной интуиции», то есть творческой активности «Я». Более того, подчеркивает, как много значит уровень личной образованности, то есть «доинтер­нетовского, " добротного" способа понимать». И все-таки «фор­мулой выживания» современного человека называет, в сущности, преобладание эвристики над аналитикой и комбинаторики над силлогистикой. Очевидно, такого рода умственная деятельность будет затруднена, если вообще возможна, вне паутинотекста с его стилистикой интерактивности и композиционными приемами типа «ассорти», «стеллаж», «вино без бутылки» (термин П. Бар-лоу), «елка с игрушками» (термин А. Андреева) и т.п. И если сно­ва вспомнить знаменитый афоризм Л.С. Выготского: «Мысль не выражается, а совершается в слове» (1934), — то в сетевом «on Ипе»-тексте следует видеть не застывший слепок, а живую пуль­сацию Net-мышления, потому что в каждый новый момент конк­ретного обращения возникает новая информационная ситуация.

Это, конечно, трудно представимый феномен — текст, кото­рый характеризуется одновременно и конкретностью, и неопре­деленностью. Современный философ В.В. Тарасенко предлагает для этой цели специальное понятие — «фрактальный нарратив», которым можно описать «способ создания повествований, кон­цептов, познавательных, культурных практик» в Интернете. «В качестве примера-аналогии фрактальной структуры, — уточняет исследователь, — можно предложить образ видео-обратной связи. Простейшим примером видео-обратной связи служит структура, получаемая в зеркале, отображающем зеркало, стоящее напротив. Наблюдатель помещенный между двух зеркал, видит бесконеч­ную картинку, полученную в результате отражений между зерка­лами. Зеркала отображают то, чего вне этих зеркал нет: бесконеч­ность изображающих друг друга изображений... Фрактальный на­рратив по аналогии с фрактальными структурами видео-обратных связей можно рассматривать как некоторую коммуникативную макроструктуру, образованную через итерации, нажатия, щелчки, засечки Человека Кликающего между познавательными " зеркала­ми"... Человек Кликающий формирует фрактальный нарратив своими перескоками. Фрактальный нарратив, перескоки форми­руют Человека Кликающего. Сам Человек Кликающий не имеет никакого содержания без этих перескоков и засечек. Он гуляет перескоками по миру и строит перескоками мир»⁴⁷. В данной философической модели более всего поражает, что фрактальный

⁴⁷ Тарасенко В.В. Человек Кликающий (Глобальная компьютерная сеть как философская проблема) // Планета ИНТЕРНЕТ. 1997. № 4(6).

нарратив практически совпадает с физической картиной кванто­вого индетерминизма. Чем, если вдуматься, мыслительная актив­ность Человека Кликающего, который «гуляет перескоками по миру» и «не имеет никакого содержания без этих перескоков и засечек», отличается от поведения электрона, которое не предо­пределяется ни явными, ни скрытыми причинами, не подчиняет­ся никаким закономерностям и потому не может быть предсказа­но? И так же, как математик Ф. Франк «вычислил» в квантовом индетерминизме «свободу воли» электрона (1961), так философ В.В. Тарасенко «определил», что Человек Кликающий «познает мир непосредственно собственным телом». Однако еще камера Вильсона (1912) позволила, фотографируя треки (следы) заря­женных частиц, по «пучкам траекторий» представлять и прогно­зировать упорядоченное целое системы микрообъектов, каждый из которых по отдельности как бы обладает свободой воли. И хотя познание «непосредственно собственным телом» не может не быть конкретным и уникальным (просто в силу уникальности любого «собственного тела»), абстракция «электронный коттедж» А. Тоффлера (1980) как бы свела в «пучок» траектории-паттерны сетевого мышления—общения—поведения, по которому можно ясно представить тип и стиль Человека Кликающего, уверенно прогнозировать его спрос и предложение и даже найти объясне­ние политическим сенсациям, вроде описанного выше всплеска электоральной активности инертных в общественном отношении сторонников СПС. Прецедент 1999 г. достоин углубленного анализа.

Нетрудно установить, по какому образцу действовали полит-технологи, когда одновременно по всей Москве на серо-голубых рекламных щитах в компьютерном дизайне оформлялось вопро­сительное: «Хочешь жить как в Европе?» (вариант: «Тебе что, больше всех надо?»), через несколько дней добавлялось контактное: «Да!», а день-другой спустя возникало доверительное: «Голосуй за Кириенко!». В Интернете есть особая программа дружеского on line общения ICQ или на сленге «Аська» (то ли от англ. ask — спрашивать, просить, приглашать, требовать, то ли от рус. вопро­сительного междометия «Ась?»), которая похожа на перебрасы­вание записками и позволяет уточнять файлы, регулировать контакты, рассылать приглашения для включения сетевых программ... Исходный алгоритм, раскручивающий любую после­довательность операций, устойчив в своей простоте: стимулирую­щий встречную активность импульс неопределенности — инте­рактивная сверка данных — когерентная реакция. Фундаменталь­ное значение данного приема четко прослеживается в программе IRC, обеспечивающей спонтанное общение в развлекательных

5 «чатах», а также находит подтверждение в индивидуальном по­черке участников высокоинтеллектуальных «форумов» и узкопро­фессиональных «конференций» в Интернете. Таков, можно ска­зать, элементарный (далее неделимый) алгоритм сетевого контак­та в том смысле, что цепочки из трех этих операций достаточно для пошагового изменения состояния и приемника, и источника информации, а если меньше — положительная обратная связь не возникает и процесс пресекается. И вдруг в предвыборной акции СПС этот элементарный алгоритм становится формой и содержа­нием, темой и идеей, сюжетом и композицией, замыслом и выра­зительным средством. Строго говоря, в данном пропагандистском тексте нет никакой конкретики — ни фактов, ни аргументов, то­лько структура и динамика трехходовой комбинации с положите­льной обратной связью. Но эта голая схема становится живой коммуникацией, по-своему увлекательной и весьма эффектив­ной, потому что приводит в интерактивное соприкосновение непробегаемые сознанием пласты информации как относительно СПС, так и в сфере собственных политических предпочтений по­льзователя. Характерно, что комбинируются нечетко очерченные, более того, в принципе неопределимые образы:

Что такое «жить, как в Европе»? У каждого свое и весьма расплывчатое представление. И вряд ли хоть кто-нибудь, хоть из­биратель, хоть имиджмейкер, сможет уверенно перечислить чет­кий набор параметров «европейской жизни». А уж что приходит в голову при словах: «Тебе что, больше всех надо?», — вообще непредставимо.! В какой степени обоснованным можно считать в таком слу-

чае выбор: «Да!»?

И с какой стати после всего этого следовать призыву: «Голо­суй за Кириенко!»?

Но в то же время нельзя сказать, будто эти нечетко очерчен­ные образы совсем уж ни на что не похожи, недоступны понима­нию, бесполезны для саморефлексии и не поддаются комменти-|рованию в межличностном общении. Скорее наоборот. Они вол­нуют воображение и стимулируют встречную активность мысли тем, что как бы в первом приближении схватывают в хаотиче­ском роении информации круг повторяющихся конфигураций, если хотите, «пучок траекторий», доступный наблюдению и ин­терпретации. Решающее значение приобретает тот факт, что рас­плывчатое представление включается в жесткую структуру эле­ментарного алгоритма сетевого контакта. И чем острее «стиму­лирующий импульс неопределенности», тем более значимым кажется мельчайшее совпадение в деталях хаотических образов. 281

Тем легче при «интерактивной сверке данных» случайному сцеп­лению подробностей может быть придано значение существенной закономерности. И тогда «когерентную реакцию» можно как бы подтолкнуть в заданном направлении, предрекая будущий пат­терн поведения. Однако любая подсказка, намек или хотя бы прогноз предвосхищает, а точнее, имитирует будущий импульс положительной обратной связи, загодя подкрепляя реакцию, что в обычных условиях может дать только постреактивное развитие событий. И, как всегда при субъективном вмешательстве в спон­танный процесс, в одном случае это ускоряет течение дел, в дру­гом — приводит к разрыву цепи положительной обратной связи и разного рода бумеранг-эффектам.

Тот факт, что тонкую по замыслу, крупную по масштабам, растянутую во времени пропагандистскую акцию удалось развер­нуть строго по элементарному алгоритму сетевого контакта, гово­рит о типологической роли данного алгоритма в новой парадиг­ме мышления, а может быть, и о его универсальности вообще. В свете синергетической теорий это может рассматриваться как информационная модель фазового перехода из периода неравно­весного, хаотического состояния системы через самоорганизацию новых механизмов регуляции в принципиально иное состояние порядка. Дело в том, что, согласно синергетическому «принципу порабощения», возникающее в момент флуктуации случайное сцепление информации может оказаться настолько устойчивым, что начнет повторяться при последующих колебаниях, постепен­но подчиняя ритму своего цикла самовоспроизведения хаоти­ческую пульсацию информационного поля. Так в теории по­рождается из хаоса принципиально новый механизм саморегуля­ции флуктуирующей системы, благодаря самодвижению которого спонтанно разворачивается преобразование случайных парамет­ров в информацию второго порядка и самопроизвольно выкрис­таллизовывается по-новому упорядоченная постфлуктуационная структура.

Для философов этот процесс по-прежнему «чуть ли не мис­тическая вещь», но в математической абстракции уже рассчита­на «фрактальная геометрия природы». Имено так бельгийский математик Бенуа Мандельброт назвал свою книгу о «нерегуляр­ных, но самоподобных структурах» (1977). В его определении фракталом (от лат. fractus — состоящий из фрагментов) «называ-

⁴⁸ См., в часта.: Аршинов В.И., Данилов Ю.А., Тарасенко ВВ. Методология сетевого мышления: феномен самоорганизации. 2000. https://www.flogis-lon.df.ru/projects

ется структура, состоящая из частей, которые в чем-то подобны целому»⁴⁹.

Понятие «подобие» — не новость в науке и технике. Оно конструктивно используется в черчении и других технических приложениях геометрии, решении алгебраических уравнений, изучении процессов течения жидкостей и упругой деформации твердых тел, моделировании самолетов и т.п. К примеру, «прин­цип подобия» позволяет на моделях выяснять картину техно­логических процессов с такой полнотой, которая в природных условиях недостижима. Но в философическом плане это не по­ступательное развитие, а масштабирование структуры по вне на­ходящемуся «образу и подобию» и по всеобщему и, следовате­льно, извне воздействующему закону. Фрактал же тем и заме­чателен, что это структура «нерегулярная, но самоподобная». Самоподобие выражается в том, что целостный фрагмент фрак­тала содержит достаточную информацию обо всем фрактале. А нерегулярность — в том, что фрактал разворачивается не по общему стандарту, а по внутреннему алгоритму, который допол­няет простое «масштабирование» «сжатием», «поворотом» и «пе­реносом» исходного фрагмента.

Пульсация внутреннего алгоритма задает ритм самооргани­зации фрактала, структура которого остается открытой для по­ступательного развития, так как число итераций (последователь­ных повторений алгоритма) в принципе бесконечно. Геометрия фракталов дала неожиданную даже для математиков возмож­ность с помощью примитивных алгоритмов порождать очень сложные нетривиальные структуры. К примеру, знаменитый фрактал «Снежинка Кох» — замкнутая линия бесконечной дли­ны, очерчивающая конечную площадь, — гипотетически невооб­разим, но геометрически может быть получен путем многократ­ного преобразования исходной фигуры (треугольника) путем ите­рации (последовательного повторения) трехходового алгоритма: «сжатие» — «поворот» — «перенос»⁵⁰. Однако здесь стоит вспом­нить наглядный аналог фрактала, представленный у В.В. Тара­сенко: «структура, возникающая в зеркале, отражающем зеркало, стоящее напротив». Бесконечная череда изображений, фиксирую­щих бесконечное число повторений фрактального алгоритма. Но говорить об этом как о «механизме саморегуляции» можно было бы, только исходя из бесконечно малой вероятности, что воз-

⁴⁹ Цит. по: Шаборшин А.А. Введение во фракталы. 2000. https://home.ural.ru-sha- bun/fractals/fractals.htm

so Подробнее см.: Сундучков А. Сжатие и синтез изображений. 2001. Http: // www.visti.net/cplusp/all96/6n96y/6n96yla.htm

можна мутация законов природы (типа угол отражения пере­станет быть равен углу падения), после которой в бесконечном числе повторений начнет разворачиваться по-новому упорядо­ченная картина. Хотя в обыденности тут все может показаться примером «дурной бесконечности», в теории это небезынтересно. А на практике уже существуют такие производства, где фракталы становятся, если хотите, технологиями. Так, в машинной графике фрактал непосредственно используется для синтеза изображений. При этом особое значение приобретают так называемые стоха­стические фракталы, которые получаются, когда в содержании повторяющегося алгоритма случайным образом возникают изме­нения, впрочем, не настолько существенные, чтобы вообще прер­вать итерационный процесс. Они обеспечивают более высокий уровень сложности отображения природных объектов, и, к при­меру, двумерные стохастические фракталы с успехом использу­ются для моделирования рельефа местности или поверхности моря. Характерно, что стохастические фракталы называют еще не­детерминированными, в отличие от детерминированных, все усло­вия развертывания которых предопределены изначально, одно­значно и неизменно.

Но в какой степени все это может иметь отношение к рече-мыслительной деятельности человека? Любопытно, что фракталь­ные структуры с особенной наглядностью обнаруживают себя в фольклорных текстах для детей. Вот, к примеру, всем извест­ная присказка: «У попа была собака. Он ее любил. Она съела кусок мяса. Он ее убил. И похоронил. И на камне написал: У по­па была собака. Он ее любил. Она съела кусок мяса. Он ее убил. И похоронил. И на камне написал...», — и так пока не надоест. Данная композиция позволяет предполагать самые различные ди­дактические цели — от «антирелигиозной пропаганды» до «ин­сталляции логических операций» или «демонстрации примера дурной бесконечности», но в любом случае это детерминирован­ный фрактал. Но, скажем, в детских считалках типа: «Шла ку­кушка мимо сети...» или «На золотом крыльце сидели...», — ко­личество текстуальных повторений уже не бесконечно, а строго ограничено числом общающихся, и каждая итерация определяет жребий одного из участников. Игра — интерактивное действие. Фрактальное воспроизведение игрового текста должно обеспе­чить равноправие для всех. И потому конкретные обстоятельства игры вызывают недетерминированные изменения в параметрах фрактала. Но вот что знаменательно: может изменяться «до нао­борот» информация, подвергаемая сжатию, но алгоритм в целом все равно разворачивается по полной форме. Знаменитая «Сказка про белого бычка» начинается с вопроса: «Рассказать тебе про бе-