Что, молчите? Знаменитой хогвартской Всезнайке нечего ответить? Или вас так шокирует правда? Подумайте на досуге, может найдете другой способ самоутверждения.

Он резко развернулся и вышел из кабинета. Несколько мгновений Гермиона стояла в оцепенении, пораженная его словами, так больно жалящими.

Слизеринец! — выкрикнула она в сердцах, обращаясь к закрытой двери, — Чертов слизеринец!

Под руку подвернулась стеклянная колба, и девушка с размаху запустила ею в дверь. Послышался звон разбитого стекла, во все стороны брызнули осколки. Она опустилась на стул и, обхватив голову руками, дала, наконец, волю слезам. Может Северус прав? И она действительно никчемный и неумелый преподаватель? Раньше он ее поддерживал и уверял, что она справится со всеми трудностями. А теперь, когда эти трудности появились, он просто втоптал ее в грязь и ушел. Может, ему надоело с ней возиться и утешать, и он, наконец, сказал то, что думал? Горькую, неприятную, но все-таки правду? Что ж, раз так... Гермиона вытерла слезы, достала лист пергамента и принялась писать заявление об уходе. Закончив, она прочитала написанное заявление и снова заплакала. Потом представила, как появится с этим заявлением в кабинете директора, и что на это скажет и что подумает о ней МакГонагалл. Что она просто жалкая трусиха, которая предпочла сбежать и спрятаться, едва столкнулась с проблемами? В какое положение она поставит Минерву? Учебный год только начался, директор рассчитывает на нее, доверяет, а она собирается просто бросить все? И кто она будет после этого? Разве это по-гриффиндорски? Гермиона снова прочитала свое заявление и, стиснув зубы, решительно разорвала его на кусочки. Она встала, подошла к камину и, швырнув в него клочки пергамента, наблюдала, как жадные языки пламени быстро пожирают ее глупое, скоропалительное решение. Пусть. Пусть она неумелая, неопытная, но она научится, она будет стараться изо всех сил, она просто не имеет права подводить МакГонагалл. Вздохнув, волшебница вышла из кабинета и направилась в класс зельеварения, намереваясь провести вечер за проверкой образцов зелий, сваренных сегодня третьекурсниками.

***

Едва Северус отошел от кабинета на несколько шагов, как услышал возмущенный, полный обиды крик Гермионы и звон бьющегося стекла. Скрипнув зубами, он зашагал дальше. Но чем больше он удалялся от кабинета, тем тяжелее становилось у него на сердце. Он выплеснул свою злость на Гермиону, но прав ли он был? Возможно, у нее действительно не было другого выхода, кроме как снять эти несчастные баллы? Кому, как ни ему, было известно, насколько невыносимыми могут быть студенты, если очень постараются? А он не дал ей даже ничего рассказать, сразу же накинулся на нее с обвинениями и язвительными комментариями. И эта унизительная тирада, которой он разразился в конце! Какой болью наполнились ее карие глаза, всегда такие нежные и смотревшие на него с любовью и доверием... Идиот! Чертов идиот! Он ведь совершенно так не думал. Ему прекрасно было известно, что Гермиона старается изо всех сил, тщательно готовится к каждому уроку, волнуется и переживает, когда у студентов что-то не получается. И как щедро она начисляет баллы ученикам, действительно прилежно занимающимся. И никогда не делает при этом различий между факультетами. Сколько раз он видел счастливые, улыбающиеся мордашки слизеринцев-младшекурсников, заработавших на уроке зелий похвалу своего профессора или получивших баллы за хороший ответ или домашнее задание или еще за что-то. Он вдруг остановился как вкопанный, осознав, что студенты младших курсов любили уроки зелий. ЛЮБИЛИ. И это целиком и полностью заслуга Гермионы. Его уроки никто и никогда не любил, это было немыслимо. Гермиона каждый урок старалась сделать интересным и увлекательным. Перед тем как дать ученикам задание сварить какое-либо зелье, она отвлекалась на несколько минут, рассказывая им что-нибудь забавное или поучительное об этом зелье. Это могла быть история зелья, коротенькое повествование о том, кто, когда и при каких обстоятельствах изобрел его и впервые сварил. Или какой-нибудь любопытный случай применения или загадочное происшествие с ним. Но всегда это было нечто, вызывавшее неизменный интерес и повышенное внимание со стороны учеников. Эти короткие отступления казались легкими и непринужденными во время урока, и только Северус знал, сколько Гермионе приходилось работать, чтобы сделать их таковыми. Сколько сил она тратит, чтобы найти нужную информацию, а потом придумывает, как подать ее студентам наиболее привлекательным образом. Перед мысленным взором промелькнул образ Гермионы, склонившей голову над книгами, покусывающей перо и заправляющей за ухо прядь непослушных волос. И ведь ему прекрасно было известно, как Гермиона боялась, что не справится, переживала, сможет ли она быть хорошим преподавателем. И вот сейчас, вместо поддержки и одобрения, она получила такой удар от любимого человека. Удар в спину, иначе и не назовешь его поступок. На душе стало совсем противно, сердце стиснуло стальным обручем. Как он только посмел ее обидеть? Наверняка, ее поступку существует достойное объяснение. Гермионе вовсе не свойственны мстительность и злобность. Раз она так поступила, значит, на то были веские причины. Нужно немедленно вернуться и извиниться. Немедленно. Бежать к ней и надеяться, что его милая девочка снова поймет и простит. Северус уже собрался повернуть обратно, как обнаружил, что, погрузившись в свои размышления, добрался до выхода из замка. Его осенила идея. Почти бегом он спустился с крыльца и направился к теплицам. Открыв дверь цветочной теплицы, он столкнулся со Спраут. Он надеялся, что никого не встретит здесь, и слегка растерялся от неожиданности.