Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Пролог на Земле 3 страница






Как писал Мирча Элиаде, «совершенное знание — это только знание экстатическое, поскольку оно не содержит в себе дуализма бытия. Исходя из этого, Чжуан-цзы отрицал различие между жизнью и смертью: они суть две возможности или две стороны реальности и составляют единство»[18].

«Добро и зло, прекрасное и безобразное, сон и бодрствование, жизнь и смерть — лишь условные и относительные понятия. Истинная реальность едина, целостна и “голографична": в ней все присутствует во всем, в каждой части содержится все целое и все переходит во все»[19].

Анимистическое отношение к процессу жизни и смерти Чжуан- цзы выражает в следующих строках:

«Но вдруг заболел Приходящий. [Он] задыхался перед смертью, а жена и дети стояли кругом и его оплакивали.

Придя его навестить, Пахарь на них прикрикнул:

— Прочь с дороги! Не тревожьте (того, кто] превращается! — И, прислонившись к дверям, сказал умирающему: — Как величественно создание вещей! Что из тебя теперь получится? Куда тебя отправят? Превратишься ли в печень крысы? В плечо насекомого*

— Куда бы ни велели сыну идти отец и мать — на восток или запад, на юг или север, (он] лишь повинуется приказанию, — ответил Приходящий.

— (Силы] жара и холода человеку больше, чем родители [Если! они приблизят ко мне смерть, а я ослушаюсь, то окажусь стропти

вым. Разве их в чем-нибудь упрекнешь? Ведь огромная масса снабдила меня телом, израсходовала мою жизнь в труде, дала мне отдых в старости, успокоила меня в смерти. То, что сделало хорошей мою жизнь, сделало хорошей и мою смерть. [Если] ныне великий литейщик станет плавить металл, а металл забурлит и скажет: «Я должен стать [мечом] Мосе!», [то] великий литейщик, конечно, сочтет его плохим металлом. [Если] ныне тот, кто пребывал в форме чело века, станет твердить: «[Хочу снова быть] человеком! [Хочу снова быть] человеком!», то творящее вещи, конечно, сочтет его плохим человеком. [Если] ныне примем небо и землю за огромный пла вильный котел, а [процесс] создания за великого литейщика, то куда бы не могли [мы] отправиться? Завершил и засыпаю, [а затем] спокойно проснусь»[20].

Такое мужество и стойкость перед лицом смерти архаическому человеку придавала вера в панпсихизм (представление о всеобщей одушевленности природы).

«В основе воззрений первобытного человека на природу, — писал Штернберг, — лежит твердое убеждение, что все объекты внешней природы — настоящие живые существа, а преходящие явления — либо тоже живые существа, либо произведены волей живых существ. И далее, что все эти живые существа живут и действуют, мыслят и волят подобно ему самому, то есть антропоморфны. Все, что кажется на первый взгляд неподвижным, лишенным жизни и разума, является таковым только по виду, временно, храня в себе потенциальную силу проявлять по произволу, когда это понадобится, жизнь и деятельность, подобно ежу, превращающемуся в твердый колючий клубок, когда ему грозит опасность, и, наоборот, снова оживающему и проявляющему самопроизвольность, когда он почувствует себя в безопасности. Все — только кажущееся, и все кажущееся — реально»-".

Для первобытного человека все в мире взаимосвязано. И более того, со всем, что встречается человеку в жизни, у него скла дываются личные отношения. Для него нет природы в третьем лице, нет абстрактного «оно» и неживых вещей. Все иредставля ется архаическому сознанию как встреча живого с живым, как

встреча с «Ты», которое имеет собственную волю и свои особые интересы.

«Мир для первобытного человека представляется не пустым или неодушевленным, но изобилующим жизнью. Эта жизнь проявляется в личностях — в человеке, звере и растении, в каждом явлении, с которым человек сталкивается — в ударе грома, во внезапной тени, в жуткой и незнакомой лесной поляне, в камне, неожиданно ударившем его, когда он споткнулся на охоте»[21].

Анимализм (от лат. animal — животное) — представление первобытных людей о наличии сил, действующих в природе, в образах священных животных. Связь между животными и человеком часто основана на идее родства духов в звериной форме и человека. Отсюда — способность шаманов превращаться в особых животных, «нагвалей»2.

Фетишизм — вера в сверхъестественные свойства неодушевленных предметов-фетишей (деревьев, пещер, орудий труда и культовых предметов). Эдуард Бернегт Тайлор определил фетишизм как учение о духах, воплощенных в тех или иных предметах, либо имеющих непосредственную связь с такими предметами. Духи используют фетиши, чтобы через их посредство оказывать магическое воздействие. Фетиш — это своеобразное вместилище духовной силы, сосуд, в котором незримо пребывают духи и используют как свое орудие. Это внешнее выражение незримых магических сил и их носителей.

Вера в фетиши сохраняется и в наши дни — в виде амулетов оберегов. Амулетом служит предмет, которому приписываются ма гические свойства приносить удачу и отвращать от человека несча стья и злые чары. Одним из примеров современных фетишей мож но считать подкову, которую прибивают над дверью — -на сча стье». В доколумбову эпоху амулеты и фетиши были чрезвычайно распространены. Кстати, именно они породили легенду о знамени гом «золотом человеке» — «Эльдорадо».

Как пишет Хуан де Гуатавита, племянник индейского вожДч (он принял христианство и помог испанцам понять многие обычая индейцев);

•Славились также и друтие золотые вещи, без которых не обходился ни один индеец... и назывались они " туно"... это человечек размером с ладонь. Из золотой проволочки делался рот, нос и уши. Руки-проволочки держали разные предметы: если это во ин — копьеметалку или лук и стрелы; если правитель — скипетр; если тунхо — женщина — ребенок или ткацкий станок. И сотни таких фигурок христиане отыскивали в храмах, озерах, святили щах и алтарях. И было им непонятно, почему мы закапываем зо лотых человечков и прячем их в жертвенных копилках, и удивля лись они, до чего похожи на нас эти человечки. Наполовину у га дали правду христиане. Фигурки действительно были нашими подобиями. А как могло быть иначе? Если просила женщина уда чи в ткацком ремесле, то заказывала деревенскому ювелиру тунхо женщину с прялкой в руке. Просил земледелец урожая и получал от ювелира тунхо-мужчину с мотыгой и киркой. А славные воины заказывали фигурки с веревкой через плечо, чтобы взять в плен знатных иноплеменников... без этих человечков ни одно моление не доходило до богов»[22].

Магия — вера в способность человека колдовским (сверхъесте ственным или естественным, но не описанным и не объясненным еще современной наукой) образом воздействовать на людей, животных и природу.

Дж. Дж. Фрезер сформулировал два принципа, на основе которых функционирует магическое мышление:

1. Подобное производит подобное или следствие похоже на свою причину (закон подобия или сходства);

2. Вещи, которые раз пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии после прекращения прямого контакта (закон соприкосновения или заражения)2.

Гомеопатической, или имитативііой магией называется магия, когда воздействие осуществляется по принципу подобия предметов (подобное воздействует на подобное). Примером такого магического действия может служить вредоносная магия перуанских колдунов. Индейцы лепили из смеси жира и муки фигурки людей, которые по каким-то причинам вызывали ненависть. Затем эти фигурки сжигались на дороге, по которой предположительно должна была пройти жертва. Такой магический ритуал назывался «сжиганием души»[23].

Если воздействие осуществляется по принципу непосредственного контакта между предметами — это контагиозная магия. Обе разновидности магии — гомеопатическую и контагиозную — называют симпатической магией, так как в обоих случаях подразумевается связь, тайная симпатия вещей, воздействующих друг на друга на расстоянии.

Страх, что ногти или волосы могут попасть в руки колдуна, до сих пор еще заставляет некоторые традиционные народности прятать эти производные эпидермиса в особых местах, недоступных для посторонних глаз. Ведь согласно «закону соприкосновения», через ногти и волосы можно воздействовать и на их носителя. Кстати, отрезание пряди волос во время крещения или посвящения в монахи в некоторых христианских (и не только христианских) традициях имеют ту же магическую основу.

Для первобытного мышления контагиозная и имитативная, гомеопатическая магия имеют тесную взаимосвязь и особую, не- нривычную для современных людей, логику. В наши дни совре менный человек воспринимает собственное имя всего лишь как условное обозначение, ярлык. Для архаической культуры имя не отделялось от носителя, которому это имя принадлежало. Для него оно не было абстрактным обозначением. Напротив, имя понималось как непосредственная часть самого человека, такая же как, наиример, глаза, зубы и части тела. Поэтому воздействие на имя для первобытного человека — это не столько имигатив- ная магия (хотя по логике современного человека это воздейсг вие должно было бы относиться к имитативной магии — как воз действие подобного на подобное), а сколько непосредственно

контагиозная. Первобытный человек «верит, что от злонамерен, ного употребления его именем он также верно будет страдать как от раны, нанесенной какой-нибудь части его тела. Это верование встречается у разных племен от Атлантического до Тихого океана»[24].

По этой причине имя, данное при рождении, хранилось н тайне. В быту использовалось другое имя, «повседневное». Нужно быть бдительным и осторожным не только в отношении собст венного имени, но также и имен других людей, в особенности врагов и мертвецов. Без крайней необходимости не следовало даже называть повседневного имени покойника. Ведь сопри кос новение с именем — это соприкосновение с самой сущностью, с душой ее носителя. Помянуть имя — значит вызвать саму лич ность. Также не следовало употреблять настоящих имен хищни ков и пресмыкающихся, постоянно угрожавших жизни перво бытных людей. Во время охоты тигра или леопарда именовали «кошкой». Если кого-то кусала очковая змея, говорилось, что человек поцарапался колючкой. Лютого зверя называли «медве дем», то есть ведающим, знающим, где найти мед. «Медведь» — это заместительное имя страшного животного. Медведь — один из самых крупных и опасных хищников. Одним ударом лапы крупный бурый медведь может запросто сломать спину быку, зубру или бизону. Настоящее имя медведя было табуировано. Произнести настоящее имя зверя — значит магическим образом вызвать его на свою беду.

«Реальность изображения — того же порядка, что и реаль ность оригинала, то есть она в основе мистична; такова же реальность имени. Оба случая сходны между собой за исключением одного пункта: то, что в первом случае относится к видимому, то во втором случае относится к слышимому. В остальном процесс один и тот же. Мистические свойства имен не отделяются от мисгиче ских свойств существ»[25].

Так что в определенном смысле законы сходства и законы соприкосновения, причастности для первобытного архаического

мышления тождественны. Изображение или имя подобны лишь с точки зрения современного человека, мыслящего логично, рационально и абстрактно. Для первобытного ума нет особой разницы между вещью или частью тела — волосами, ногтями или зубами — и изображением или именем человека или животного. Соответственно, симпатическая магия охватывает все магические действия первобытных людей.

Историческим примером вредоносной магии, связанной с воздействием на имя, могут служить глиняные чаши, на которых египетские цари Среднего Царства наносили имена враждебных племен Палестины, Ливии и Нубии, имена их властителей, а также имена некоторых мятежных египтян. Такие чаши торжественно разбивались во время обряда. Египтяне верили, что уничтожая имена врагов, они наносят им реально ощутимый вред1.

Не меньше, чем о своем имени, первобытный человек беспокоился о своей тени. Тень сродни душе. «Всякое посягательство на его тень означает посягательство на него самого. Если его тень попадает под чужую власть, то ему следует бояться всего. <...> У туземцев Фиджи, как и у большинства народов, стоящих на той же ступени, считается смертельной обидой наступить на чью- нибудь тень. В Западной Африке «убийства» иногда совершаются путем вонзания ножа или гвоздя в тень человека: преступник такого рода, пойманный с поличным, немедленно подвергается казни»2.

Такое отношение к изображению легко объясняет страх некоторых индейцев перед объективом фотокамеры. Несколько раз, когда я пытался делать снимки открыто, пожилые женщины из племени Шипибо Конибо прятали свои лица. Причиной тому быта все та же вера в симпатическую магию. Например, в Северной Америке манданы верили, что портреты такие же живые, как и их оригина лы, «что эти изображения заимствовали у своих оригиналов часгь их жизненного начала»’.

В целом, можно сказать, что для первобытного мышления характерна следующая формула — pars pro toto («часть вместо цело- го»): «имя, прядь волос, тень могли замещать их обладателя, ибо первобытный человек мог в любой момент ощутить, что и тень, и прядь волос обладают значимостью человека в полной мере. Они могли предстать перед ним как «Ты», которое является носителем индивидуальности его обладателя»1.

Совокупность активных действий, направленных на достиже ние того или иного желаемого результата, именуется «позитивной магией». В противоположность ей, «негативная магия» предписывает то, что ни в коем случае делать не следует, дабы не навлечь не гативные последствия. Негативная магия — это система табу, или магических запретов.

С магией тесно связана вера в гадания. Существуют разные ви ды гаданий. Среди них следующие: гаруспикация — гадание по внутренностям; скапулимантия, или омоплатоскопия — гадание по лопаточной кости (одна из разновидностей гаданий на костях, су шествует также гадание по панцирю черепахи); хиромантия, или пальмистрия — гадание по ладони и так далее. В число шаманских гаданий входит гадание по положению брошенной в сторону га- даемого колотушки для бубна.

Э.Б. Тайлор полагал, что в «волшебных искусствах» — в магии и гаданиях — обнаруживается очевидная иррациональная ассоциация всевозможных идей, или, как выразился Дж. Дж. Фрезер, эта ассоциация — результат «злоупотребления связью идей». Однако такая вера в ассоциативность, связанность и взаимосвязь однажды соприкоснувшихся элементов, кроме всего прочего, напоминает идею квантовой сцепленности (quantum entanglement), или квантовой запутанности, например, фотонов, которые будучи разделенными в пространстве продолжают оказывать влия ние друг на друга. Воздействие на одну частицу влечет синхронный отклик в другой. Это вполне соответствует второму принципу магического мышления, сформулированному Фрезером — вещи, которые раз пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии после прекращения

прямого контакта. Квантовые объекты ведут себя таким же образом. Однажды придя в контакт, они, уже перестав соприкасаться, продолжают взаимодействие и нелокальную взаимосвязь, которая не зависит от расстояния между ними.

Так что кто знает — быть может, представления о симпатической магии первобытных людей не столь уж примитивны.

Мифы и ритуалы

Миф для древнего религиозного сознания — не просто сказка или попытка объяснить и истолковать как, почему и для чего возник мир и человек в нем. Древнегреческий философ Плутарх полагал, что миф подобен лучу Света-Истины, который преломляется в нашем мире во всем радужном многообразии красок. В пространственно-временном измерении миф, единый в своем божественном истоке, также становится многообразен и многолик. Отсюда такое изобилие сюжетов и региональных особенностей мифа.

Мы можем выделить следующие фундаментальные, сущностные черты мифа. Миф, как полагали философы античности, являет трансцендентную истину через божественный Логос, это теофания истины[26], то есть ее божественное нисхождение в мир людей посредством вселенского Логоса. В переводе с греческого цйѲ ос, mythos— слово, рассказ. Как сказал один герой романа Фаулза «Волхв» — вселенная существует потому, что длится рассказ* а не наоборот. Пока длится божественный рассказ, пока он воспроиз водится, мир сущеегвует. А тот, кто рассказывает истории и творит миф, правит миром.

Мифологическое сознание пронизывало собой всю действи телыюегь и все аспекты душевной, морально-этической и фнзиче ской реальносги архаического человека В более общем с мьк \< миф — эго способ объяснить мир со всеми его особенностями. > го ответ на такие вопросы:

• Что было до рождения человека? Откуда и как появился мип со всеми его обитателями? Зачем и почему все существует так, а Нс иначе? Кто дал человеку знания об использовании огня, ремеслах социальных законах и т.д.? (космогонические, астральные, теоі0- нические мифы, мифы о культурных героях);

• Почему одни сезоны в природе сменяют другие, почему суще. ствуют временные, суточные и жизненные циклы — рождение смерть-возрождение? (календарные мифы);

• Что ждет людей после их смерти? Что будет с миром? (эсхато логические мифы).

Миф — это не просто история о далеком прошлом. Миф пока зывает и указывает, КАК ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ. Но даже в большей степени — это повествование о том, КАК ВСЕ ЕСТЬ в своей идеальной сущности, сути вещей и явлений. Миф связывает архаического человека с ІІервовременем и Перводействиями, то есть с об разцами и архетипическими образами всей эмпирической реально сти. Мифы — это энциклопедия жизни древнего человека. В этой энциклопедии можно найти ответы на все главные вопросы бытия. Миф повествует об устроении богами всей жизни, дает ответы на вопросы, как и почему все возникло.

С точки зрения современного человека, объясняющие мир мифы первобытных людей кажутся примитивными и нелепыми. Однако неизвестно, как будут смотреть на наши научные объяс нения мира люди будущего. Возможно, они также будут смеяться над «нелогичностью» и «абсурдом» наших высоконаучных умопо строений. Быть может, это вечный конфликт «отцов и детей».

И происходит он по причине эволюции научных знаний о вселенной и человеке.

Но возможно и другое толкование. Очень может быть, что объясняя мир, мы не открываем некие объективные и независимые от нас законы и причины возникновения тех или иных явлений, а сами коллективно творим эти законы и мир, в котором живем и который воспринимаем. Объяснение — лишь способ санкционировать, легитимировать (узаконить) сотворенное. Тому есть немало подтверждений и в самой науке (квантовая физика). Мы воспринимаем только то, во что внутренне искренно (и обычно - бессознательно) верим. Конечно же, далеко не все, во что мы верим, вое принимаемо. Но зато все, что мы воспринимаем — продукт нашей веры: наших убеждений, устремлений, ожиданий, чаяний и пред

вкушений. «Как смотрят на вещь, такой она и представляется» — говорил Гуру Ринпоче (ІІадмасамбхава — великий йогин, которого старые школы Тибета почитают вторым Буддой). Вера не противоречит знанию и опыту, но является их причиной. Всякого рода объяснения в этом контексте — всего лишь средство для обоснования, утверждения и рационализации предметов нашей веры, наших «необоснованных» и часто неосознаваемых постулатов. Внешние «потому что» и «из-за того что» (то есть поиск обоснований) вторичны по отношению к тому, «как» и «во что» мы верим (априорные, дооиыгные установки). Как однажды сказал популярный американский писатель Нил Доналд Уолш: «Некоторые говорят: пока не увижу, не поверю. А Я говорю тебе: пока не поверишь, не увидишь». Отметим также, что вера невозможна без самой способности верить. А эта способность коренится в свойствах нашего ума, в возможности представлять нечто, что даже не обязательно существует в окружающей нас действительности, то есть умение фантазировать (об особом магическом воображении шаманов мы еще поговорим позже). Однако если фантазия — продукт представления, которое еще не имеет воплощения в действительности (в праксисе), то наша фундаментальная вера (осознанная и неосознанная) — причина всего, с чем мы имеем дело в нашем опыте и что мы фик сируем в вербально (словесно) оформленном знании.

Проще говоря, наше наблюдение — это не фонарик, которым мы высвечиваем в темноте объективно существующие предметы. Наш фонарик-внимание высвечивает только то, что мы ожидаем увидеть в этой темноте. А ожидание — это и есть наша вера («Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом* (Послание к Евреям 11: 1)), наше пред-нувствие. Что мы ожидаем воспринять, то и предстает нашему взору. Интерпретация — лишь обобщение увиденного, закрепление его в некой иллюзорной маг рице, то есть мифе, который служит генератором еще большей ве ры и пред-видсния. В некотором смысле гипотеза оказывается гож дественной теории («теория» на древнегреческом буквально озиа чает «созерцание, рассмотрение, умозрение*, а *георос*— «наблюдатель, очевидец, свидегель»). Разница между гипотезой и теорией лишь в степени интенсивности воздействия содержащих^* в гипотезе идей на наше сознание (индивидуальное и ког-нгктив ное). Вот почему во всех религиях придается такое большое *на чение вере. Вера, в конце концов, формирует самѵ наіт жизнь.

поскольку она — «осуществление ожидаемого». От нашей веры висит то, в каком мире мы будем жить. «...По вере вашей да будет вам» (Св. Евангелие от Матфея 9: 29).

Однако если вера творит миф, то миф со своей стороны струк. турирует, формирует сознание человека. Миф оказывается дореф. лексивной установкой, матрицей, совокупностью априорных утверждений. Если миф — это рассказ, то всякий рассказ подчиняется неким условно-априорным грамматическим правилам. Грамматические правила многих мифов — это коллективное бессознательное (причем, не обязательно в юнговском смысле), то есть вся совокуп- ность верований и постулатов, которые не воспринимаются нами осознанно, но, тем не менее, влияют на всю нашу жизнь.

В этом смысле каждая эпоха, включая нашу, творит собственные мифы, а через них и саму реальность тех, кто включен в бес сознательное поле этих мифов. Иногда мифы-парадигмы разных народов сталкиваются друг с другом подобно тектоническим плитам. Такие столкновения вызывают настоящие культурные потря сения. Поколения сменяются, сменяются и мифы-парадигмы, объясняющие возникновение и структуру мироздания, роль человека, его место в социуме, иерархию в обществе, его ценности и цели.

Существуют и другие истолкования мифа. Одно из них гласит, что миф выполняет защитную функцию психики. Объясняя мир, первобытный человек защищал себя от всего необъяснимого и пугающего. Когда человек сталкивался с чем-то таинственным, завораживающим и устрашающим (нуминозным), он стремился найти объяснение, которое позволило бы ему жить в понятном (а значит более предсказуемом, безопасном) мире. В этом первобы г ный человек не сильно отличается от нас. Мы также строим все возможные теории и предположения относительно возникновения и дальнейшей судьбы мира и нашего в нем места. Однако це лостной картины не дает ни теория Большого Взрыва, ни теория Струн, ни какая-либо другая гипотеза. Но также как и первобытному человеку, нам нужен понятный мир. Ведь «понятный» мир кажется более предсказуемым и управляемым. Ради понятного мира возникла фундаментальная наука как таковая. Но объяснила ли она что-нибудь достаточно внятно? Или еще больше запутала уже почти понятный мир? С психологической точки зрения миф и ритуал давали человеку чувство уверенности и стабильности

в жизни. А эта уверенность в стабильности и предсказуемости помогала человеку в трудных, запутанных кризисных ситуациях (модель «витязь на распутье»), а также в ситуациях, когда человек сталкивался с чем-то тревожащим и пугающим (от звуков в темноте до природных катаклизмов). Таким образом, миф выполнял терапевтическую функцию. Миф как бы создавал правильную настройку, облегчал выбор практически во всех жизненных ситуациях, структурировал и интегрировал отдельного человека в целостный универсум. Миф рассказывал человеку мир (миф именно рассказывал мир, а не описывал его). Миф объяснял первобытному человеку правила игры в мире. Это успокаивало человека, укрепляло его жизнестойкость и вселяло уверенность в завтрашнем дне.

О важности терапевтической функции мифа, конечно же, знали и шаманы. Так, нанайские шаманы в лечебной практике использовали проговаривание мифов, воспроизводящих время творения мира и человека. Это была важная часть лечебного комплекса дусху1.

Кроме того, миф выполнял социальную функцию. Миф тесно взаимосвязан со всей системой жизненных ценностей первобытных людей, поскольку он призван объяснить структуру конкретного социума, его встроенность в природу и его отношения с духовным миром. В эгалитарных, доклассовых обществах миф объяснял структуру социума, отношение к младшим и старшим, т.е. устанавливал законы родственных связей. В классовых обществах миф был призван объяснить и легитимировать иерархическую структуру. Государство и власть представали как проекция на земле небесной божественной иерархии. По выражению современного философа Юргена Хабермаса, власть нуждается в «камуфлирующих словах», прикрывающих такое простое и понятное человеческое желание повелевать. Если в прошлом власть опира лась на мифы об избранничестве Богом или богами («помазанник Божий», или «Сын Неба», «Сын Солнца» и т.д.), то в современных обществах власть объясняет свое существование волей народа (например, «всенародно избранный президент») Каждая власть ищет то слово (мифологию идеологию), которое убедит поддам*

ных в ее праве на господство. И это справедливо для всех эпох народов. Более того, там, где «камуфлирующие слова» власти іІе рестают убеждать подданных, правительство в таких общества* неизбежно меняется. К слову, это объясняет, почему XXI век ^ это век информационных войн. Информационная победа — Эт0 победа в войне без необходимости прибегать к оружию. ПодорВи доверие к государственному мифу, и такое государство просто развалится. Таким образом, миф призван укреплять и поддерживать существующий социальный (и в развитых обществах — госу. дарственный) строй. Миф, метко заметил Е. М. Мелегинский, глубоко социален и даже социоцентричен.

«Миф объяснял мироздание, его происхождение и устройство. Мифология постоянно передает менее понятное через более понятное, неумопостигаемое через умопостигаемое и особенно более трудноразрешимое через менее трудноразрешимое... Мифология не только не сводится к удовлетворению любопытства перво бытного человека, но ее познавательный пафос подчинен гармонизирующей и упорядочивающей целенаправленности, ори ентирован на такой целостный подход к миру, при котором не допускаются даже малейшие элементы хаотичности, неупорядочен ности. Превращение хаоса в космос составляет основной смысл мифологии, причем космос с самого начала включает ценност ный, этический аспект»[27].

Таким образом, еще один практический аспект мифа — под- держание мирового порядка, матрицы космоса. А поддержание такого порядка осуществляется через постоянное воспроизведение мифа посредством регулярно повторяющихся ритуалов. Ритуал — это символическое повторение людьми деяний самих богов- устроителей космоса. Такое повторение нужно, чтобы поддержи вать космический порядок, установленный богами в доисторические или скорее— над-исторические, универсальные времена.

С одной стороны, ритуал позволяет пережить сопричастность священному миру богов, а с другой — обустроить и освятить повседневную жизнь, наполнить ее смыслом. Переживая сопричастность богам, человек как бы сам преображается в них, а через это иолуча ет их божественную силу и мудрость.

В морально-этическом плане миф и ритуал регламентировали, определяли правила поведения человека в обществе. Шаман был не только знатоком этих обычаев и правил, он также следил за соблюдением этих норм поведения, так как их нарушение влекло наказание со стороны верховных божеств и духов (обычно в виде болезней и других несчастий). Шаман знал мифы на практическом уровне, то есть он мог правильно интерпретировать их для каждой конкретной ситуации, в которой оказывались его соплеменники.

С помощью шамана миф помогал людям традиционных обществ объяснять их прошлое, находить смысл в событиях настоящего и давал направление для движения в будущее. Без мифа человек погрузился бы в хаос, а его поведение — утратило осмысленность и ценностные ориентиры.

Ритуал — это как бы проигрывание мифа в действии (или в сакральном действе). Надевая во время ритуала маску, участники действия — шаман, жрец и священник, преображенные в богов, повторяли космогенез, то есть сотворение мира. Можно сказать, что ритуал — это своеобразный божественный театр. Собственно, театр и возник из мира архаических ритуалов. В этом контексте миф «представляет собой своего рода либретто исполняемого драматического действия»[28]. Миф и ритуал «являют как бы два аспекта первобытной культуры — словесный и действенный, «теоретический» и «практический»2.

Мифы черпают свою силу в ритуале. В ритуальном богослужении воспроизводится космоустроение, само мироздание. Ритуал повествует о сущности Космоса и повторяет действия, совершенные верховными божествами в начале времен. В ритуале задействованы все органы чувств. Музыка, ритм, движения, благовония, осязаемые образы, вкусовые ощущения священных напитков и прочее — все это необходимые составляющие ритуала. Пока воспроизводится ритуал, мир продолжает существование. В свете современной квантовой теории, гласящей о том, что мы воспринимаем только то, что ожидаем увидеть, то есть то, во что мы верим, такое отношение к ритуалу оказывается вполне






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.