Гипноз на службе у НКВД

В то время, когда специалисты Института Мозга и Лаборатории биофизики бились над экспериментальным обоснованием электромагнитной гипотезы телепатии и внушения, Наркомат внутренних дел уже разыскивал и отбирал людей, природные способности которых позволяли реализовать эти явления в деле.

Одним из таких людей должен был стать Вольф Григорьевич Мессинг. Этот человек, выходец из нищей еврейской семьи, прославился своими публичными выступлениями с демонстрацией телепатических опытов. Однако мало кто знает, что Гитлером за его голову была назначена награда в 200 тысяч немецких марок, а советские компетентные органы пытались привлечь его к работе по распутыванию сложных уголовных дел. Сам Иосиф Сталин проявлял живой интерес к способностям Мессинга и даже пригласил на " собеседование" в Кремль. Произошло это так.

Мессинг гастролировал в Белоруссии. Во время выступления на одной из клубных сцен Гомеля, к нему подошли два человека в форменных фуражках. Прервав опыт, они извинились перед залом и увели Мессинга. Посадили в автомобиль. Мессинг чув­ствовал, что ничего плохого они не замышляют, поэтому сказал:

— В гостинице за номер заплатить надо...

Чекисты рассмеялись:

— Не волнуйтесь, заплатят.

— Чемоданчик мой прихватить бы, — намекнул Мессинг.

— И чемоданчик никуда не денется.

И действительно чемоданом ему вернули в ту же ночь. Мессинга привезли в Москву и представили Сталину. Тот его узнал сразу. И по наивности ляпнул:

— А я вас на руках носил.

— Как это на руках? — удивился Сталин.

— Первого мая... На демонстрации.

Разговор был долгим и " пёстрым". Сталина интересовало положение в Польше, встречи Мессинга с Пилсудским и другими руководителями Речи Посполитой. От­пуская Вольфа Григорьевича, Сталин сказал:

— Ох! И хитрец вы, Мессинг.

— Это не я хитрец, — ответил Мессинг непринуждённо. — Вот вы так действительно хитрец! [33].

Со Сталиным Мессинг встречался и позже. Вероятно, именно по поручению вождя были всесторонне проверены спо­собности Мессинга. Было, например, такое задание: получить 100 тысяч рублей в Госбанке по чистой бу­мажке. Опыт этот чуть не закончился трагически.

— Я подошёл к кассиру, — вспоминает Мессинг, — сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошечка на барьер. Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Раскрыл кассу. Отсчитал 100 000.

Закрыв чемодан, я отошёл к середине зала. По­дошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру. Он взглянул на меня, перевёл взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на гвоз­дик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я начал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег. Затем неожиданно откинулся на спинку стула и захрипел. Инфаркт! К счастью, он лотом выздо­ровел [33].

Кстати, современные исследователи объясняют феномен Мессинга комбинацией из уникальнейших гипнотических способностей и высокой чувствительности к идеомоторике окружающих людей.

Как бы там ни было, но Вольф Григорьевич, будучи гуманистом и человеком, далёким от политики, отказался от сотрудничества с органами. Но ведь он был не единственным гипнотизёром...

* * *

Существуют свидетельства того, как Наркомат внутренних дел использовал гипноз в качестве средства для давления на подследственных в ходе знаменитых процессов 30-х годов. В связи с этим интересен следующий отрывок из воспоминаний Варлама Шаламова. В своём рассказе «Букинист» он пытается отыскать мучившую его загадку необъяснимого поведения подсудимых на московских процессах. По его мнению, они находились под воздействием гипноза. Он пишет:

«— Ты знаешь, какая самая большая тайна нашего времени?

— Какая?

— Процессы тридцатых годов. Как их готовили. Я ведь был в Ленинграде тогда. У Заковского. Подготовка процессов — это химия, медицина, фармакология. Подавление воли химическими средствами. Таких средств — сколько хочешь. И неужели ты думаешь, если средства подавления воли есть — их не будут применять. Женевская конвенция, что ли?

Обладать химическими средствами подавления воли и не применять их на следствии, на «внутреннем фронте» — это уж чересчур человечно. Поверить в сей гуманизм в двадцатом веке невозможно. Здесь и только здесь тайна процессов тридцатых годов, открытых процессов, открытых и иностранным корреспондентам и любому Фейхтвангеру. На этих процессах не было никаких «двойников». Тайна процессов была тайной фармакологии.

Я лежал на коротких неудобных нарах двухспальной системы в опустевшем курсантском бараке, простреливавшемся лучами солнца насквозь, и слушал эти признания.

Опыты были и раньше — во вредительских процессах, например. Рамзинская же комедия только краем касается фармакологии.

Капля по капле сочился рассказ Флеминга [кличка солагерника Шаламова, бывшего работника НКВД — А.П.] — собственная ли его кровь капала на обнаженную мою память? Что это были за капли — крови, слёз или чернил? Не чернил и не слёз.

— Были, конечно, случаи, когда медицина бессильна. Или в приготовлении растворов неверный расчет. Или вредительство. Тогда — двойной страховкой. По правилам.

— Где же теперь эти врачи?

— Кто знает? На луне, вероятно...

Следственный арсенал — это последнее слово науки, последнее слово фармакологии.

Это был не шкаф «A» — Venena — яды, и не шкаф «B» — Heroica — " сильно действующие"... Оказывается, латинское слово «герой» на русский язык переводится как " сильно действующий". А где хранились медикаменты капитана Флеминга? В шкафу «П» — в шкафу преступлений — или в шкафу «Ч» — чудес.

Человек, который распоряжался шкафом «П» и шкафом «Ч» высших достижений науки, только на фельдшерских лагерных курсах узнал, что у человека печень — одна, что печень — не парный орган. Узнал про кровообращение — через триста лет после Гарвея.

Тайна пряталась в лабораториях, подземных кабинетах, вонючих вивариях, где звери пахли точно так же, как арестанты грязной магаданской транзитки в тридцать восьмом году. Бутырская тюрьма по сравнению с этой транзиткой блистала чистотой хирургической, пахла операционной, а не виварием.

Все открытия науки и техники проверяются в первую очередь в их военном значении — военном — даже в будущем, в возможности догадки. И только то, что отсеяно генералами, что не нужно войне, отдается на общее пользование.

Медицина и химия, фармакология давно на военном учете. В институтах мозга во всем мире всегда копился опыт эксперимента, наблюдения. Яды Борджиа всегда были оружием практической политики. Двадцатый век принес необычайный расцвет фармакологических, химических средств, управляющих психикой.

Но если можно уничтожить лекарством страх, то тысячу раз возможно сделать обратное — подавить человеческую волю уколами, чистой фармакологией, химией без всякой «физики» вроде сокрушения ребер и топтания каблуками, зубодробительства и тушения папирос о тело подследственного.

Химики и физики — так назывались эти две школы следствия. Физики — это те, что во главу угла полагали чисто физическое действие — видя в побоях средство обнажения нравственного начала мира. Обнаженная глубина человеческой сути — и какой же подлой и ничтожной оказывалась эта человеческая суть. Битьем можно было не только добиться любых показаний. Под палкой изобретали, открывали новое в науке, писали стихи, романы. Страх побоев, желудочная шкала пайки творили большие дела.

Битье достаточно веское психологическое орудие, достаточно эффектное.

Много пользы давал и знаменитый повсеместный " конвейер", когда следователи менялись, а арестанту не давали спать. Семнадцать суток без сна — и человек сходит с ума — не из следственных ли кабинетов почерпнуто это научное наблюдение.

Но и химическая школа не сдавалась.

Физики могли обеспечить материалом " особые совещания", всяческие " тройки", но для открытых процессов школа физического действия не годилась. Школа физического действия (так, кажется, у Станиславского) не смогла бы поставить открытый кровавый театральный спектакль, не могла бы подготовить «открытые процессы», которые привели в трепет все человечество. Химикам подготовка таких зрелищ была по силам.

Через двадцать лет после того разговора я вписываю в рассказ строки газетной статьи:

" Применяя некоторые психофармакологические агенты, можно на определенное время полностью устранить, например, чувство страха у человека. При этом, что особенно важно, нисколько не нарушается ясность его сознания...

Затем вскрылись ещё более неожиданные факты. У людей, у которых " Б-фазы" сна подавлялись длительно, в данном случае на протяжении до семнадцати ночей подряд, начинали возникать различные расстройства психического состояния и поведения".

Что это? Обрывки показаний какого-нибудь бывшего начальника управления НКВД на процессе суда над судьями?.. Предсмертное письмо Вышинского или Рюмина? Нет, это абзацы научной статьи действительного члена Академии наук СССР. Но ведь все это — и в сто раз больше! — известно, испытано и применено в тридцатых годах при подготовке " открытых процессов".

Фармакология была не единственным оружием следственного арсенала этих лет. Флеминг назвал фамилию, которая была мне хорошо известна.

Орнальдо!

Ещё бы: Орнальдо был известный гипнотизёр, много выступавший в двадцатые годы в московских цирках, да и не только московских. Массовый гипноз — специальность Орнальдо. Есть фотографии его знаменитых гастролей. Иллюстрации в книжках по гипнозу. Орнальдо — это псевдоним, конечно. Настоящее имя его Смирнов Н.А. Это — московский врач. Афиши вокруг всей вертушки — тогда афиши расклеивались на круглых тумбах, фотографии. У Свищева-Паоло фотография была тогда в Столешниковом переулке. В витрине висела огромная фотография человеческих глаз и подпись «Глаза Орнальдо». Я помню эти глаза до сих пор, помню то душевное смятение, в которое приходил я, когда слышал или видел цирковые выступления Орнальдо. Гипнотизёр выступал до конца двадцатых годов. Есть бакинские фотографии выступлений Орнальдо 1929 года. Потом он перестал выступать.

— С начала тридцатых годов Орнальдо — на секретной работе в НКВД.

Холодок разгаданной тайны пробежал у меня по спине»[55].

А вот что рассказывает об Орнальдов книге «Петербургские мистики» Михаил Шахнович:

«А.В.Дубровскому удалось получить адреса бывших петербургских гадалок у известного гипнотизёра Орнальдо (Н.А.Смирнова), часто гастролировавшего по стране с публичными сеансами гипноза. В Ленинграде он на эстраде Таврического сада сразу погружал в сон 30—50 зрителей.

Мне очень хотелось познакомиться с Орнальдо, но Дубровский отклонял мою просьбу об этом, а однажды резко сказал, что искать встречи с Орнальдо не следует, а если он сам пожелает её, то это сулит большие неприятности» [58].

Кстати, уже не является секретом, что дочь знаменитого гипнотизёра была женой Виктора Абакумова, в течении десяти лет возглавлявшего Министерство государственной безопасности СССР [50]. Существует ли тут какая-нибудь связь — вопрос чисто риторический.

* * *

Нынче принято проводить условную параллель между Советской Россией и нацистской Германией. В этом есть определённый резон: почти одномоментно две великие континентальные державы изменили свой традиционный уклад, превратившись в нечто принципиально новое, но построенное по общему канону. Разница между ними заключалась лишь в принципах разделения врагов: в России — по классовому признаку, в Германии — по национальному. И, видимо, существуют всё-таки какие-то исторические закономерности, делающие тоталитарные государства похожими друг на друга, как две капли воды.

Сходство проявлялось во всём. В начатой в тридцатые годы грандиозной перестройке Москвы и в проектах Альберта Шпеера, в планах мировой революции и мирового же господства, в культе личности Сталина и в культе личности Гитлера, в идеологических клише, в милитаризации промышленности, в отношении к человеческой жизни... Список можно продолжать до бесконечности. Но особое место в нём займёт оккультизм.

В следующей части я расскажу вам, уважаемый Читатель, историю оккультизма нацистской Германии: с чего всё началось и чем всё закончилась. Забегая вперёд, отмечу, что нацисты в этом направлении пошли дальше большевиков и Сталина, они позволили своим оккультистам занять видные должности в науке и политике, предоставили им возможность получить по-настоящему Большую власть. Однако корни и у тех и у других были общие. По этой причине во второй части мы встретим наших старых знакомцев: теософов Блаватской и поклонников Гурджиева, тамплиеров и масонов, практикующих магов и Учителей из Шамбалы.