Глава 17. Старушка моя совсем слегла

Старушка моя совсем слегла. На нашу голову сын Полины Фотеевны перебрался жить к нам в квартиру. Наша жизнь превратилась в кошмар. Ирине Фотеевне племянник поставил условия:

- Можешь приходить, ухаживать за старухой, кормить её, но жить будешь у себя.

- Боря, - умоляла Ирина Фотеевна. – А как же ночью? Ну, ты же понимаешь, ей нужен круглосуточный уход. Я не буду тебе мешать. Буду в спальне вместе с сестрой.

- Я всё сказал! – зарычал племянник. – Чтобы после 22: 00 я тебя здесь не видел. Ясно?

- Боренька!

- Всё, базар окончен! Я тут хозяин.

- Хозяйка здесь мама, - робко возразила старушка.

- Ну и что? – набычился Борис. – Я здесь прописан. И жить в этой квартире посторонние могут только с моего согласия. Поня-а-а-а-тна?

- Господи Боже мой! – старуха перекрестилась. – Побойся Бога. Какая же я тебе посторонняя. Ты что, сынок?

- Тёть Ир, - скривился мерзавец. – Ну, прекращай. Не зли меня.

Бабушка расплакалась и ушла в комнату к сестре. Борис переключился на меня.

- А ты чего зыришь, халявщик? – загоготал мужчина.

Такого оборота я не ожидал. Это кто халявщик? Сам-то хоть понял, что сказал? Нашёл халявщика. От досады я всё же не смог промолчать и тихонько сказал:

- У-у!

- Чего размурчался?

Точно, Борис – человек неадекватный. С каких это пор собаки стали мурчать? Совсем мозги свои пропил? На всякий случай, я не стал больше отвечать на его выпады. Что можно ожидать от такого человека.

- Смотри, не нагадь здесь, скотина, - продолжил оскорблять меня Борис, - а то я живо тебя в окно выкину.

Эх, Боря-Боря, скорее ты здесь нагадишь, чем я. Впрочем ты уже столько здесь нагадил своими словами, что хуже некуда.

Ирина Фотеевна стала приезжать к нам по утрам, а вечером уезжала домой. После десяти вечера у нас стали собираться друзья Бориса. До утра гости выпивали, играли в карты, рассказывали анекдоты, иногда дрались. Накуривали на кухне, хоть топор вешай. И ведь знают, что в соседней комнате больной человек лежит.

Однажды ночью мы с Полиной Фотеевной услышали, как Борис кому-то хвалился:

- Скоро моя старуха крякнет, я продам хату и куплю себе крутую тачку.

- Да она тебя ещё переживёт, - кто-то хихикнул.

- Гонишь, что ли? – рассмеялся Борис. – Мне врач сказал максимум два-три месяца.

Я почувствовал, на своей спине руку старушки. Тут же приподнялся и прислонился вплотную к кровати.

- Трисончик, - всхлипывая, прошептала Полина Фотеевна, - дай я тебя поглажу, сынок.

Вы верите, я сам чуть не взвыл. Ещё никто меня так не называл. Я опустил голову и сидел молча. Мне даже показалось, что у меня из глаз покатились слезы. А из кухни доносилось:

- А зачем тебе, Боря, крутая тачка?

- Как это зачем? Дам объявление, найду какого-нибудь богатенького шефа и буду его возить. У меня мой приятель так и поступил. Сейчас работает у какого-то нефтяника. И зарплата нормальная, и деньги получает на бензин, обслуживание.

- Работа персональщиком не для тебя.

- Это ещё почему?

- Ты знаешь, как они пашут? Круглосуточно. Даже пивка нельзя выпить. В любой момент могут вызвать на работу.

- Завяжу, - рассмеялся Борис. – Я работы не боюсь. Главное, чтобы платили хорошо. Буду пахать.

- Это только кажется, месяц-два, и надоест эта работа так, что и деньгам будешь не рад.

- Да ладно тебе, хватит пугать. Пуганные мы.

- Не! А я бы квартиру не продавал. Крыша над головой нужна. Слушай, а мать на тебя, что ли, хату переписала?

- Ещё нет, но перепишет, куда она денется.

Полина Фотеевна, гладит меня и приговаривает:

- Вот так, Трисон. Всю молодость ему и дочери отдала. Ты слышишь, а он меня заживо хоронит. И матерью перестали меня называть. Почему так, Трисон?

Ну, что тут ответишь, даже если бы и мог? Вот такой вырос человек. Почему так происходит, я не знаю. Смотришь на детей, они такие милые, весёлые, озорные. Любят маму и папу, а вырастают и превращаются в бог знает кого. Странно всё это. Странно и страшно.

- А может это меня Бог наказывает? – вдруг спросила Полина Фотеевна. – Я ведь тоже не без греха. Всяко в жизни случалось. Даже будучи уже слепой, и то грешила. Стыдно, очень стыдно вспоминать…

Старушка всхлипнула и, потянувшись ко мне, поцеловала в голову.

- Прости меня, собачка. Прости…

«Да что же ты, Полина Фотеевна, у меня прощения просишь?»

- Я ведь перед тобой виновата, Трисон. Столько горя тебе принесла.

«Бедная ты моя женщина, да выбрось ты это из головы. Всё хорошо. Какое там горе. Всяко бывает. Не переживай!»

- Как вспомню, сердце останавливается. А ты такой преданный, родной ты мой пёсик!

Слышу, капают слёзы мне на нос. «Что ж ты, моя дорогая Полина Фотеевна, расплакалась-то? Нельзя тебе расстраиваться…». Я лизнул ей руку. Женщина тяжело вздохнула и затихла.

Я не сразу догадался, что произошло. И только спустя некоторое время я понял, что Полины Фотеевны больше нет.