Глава 3. После тридцати лет почти безоговорочного господства на международной арене (за исключением социалистиче­ских стран) доктрина свободного потока информации в

ТЕХНОЛОГИЯ КУЛЬТУРНОГО ИМПЕРИАЛИЗМА

После тридцати лет почти безоговорочного господства на международной арене (за исключением социалистиче­ских стран) доктрина свободного потока информации в настоящее время все больше находится в обороне. Во­преки американским заявлениям Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе можно считать явным ограничением концепции свобод­ного потока¹. Состоявшаяся осенью 1974 г. XVIII Гене­ральная конференция ЮНЕСКО одобрила очередной план на 1977—1982 гг., в котором говорится, что тра­диционное определение свободного потока информации «должно быть дополнено более сбалансированным и объ­ективным потоком как между странами, так и внутри регионов и между регионами» ².

В свете этого власть предержащие и их советники не без задней мысли усиливают поиски политических альтернатив, которые позволили бы Соединенным Шта­там сохранить свое влияние, если не доминирующее по­ложение в международных культурных и экономиче­ских отношениях. По сути дела нынешний замысел аме­риканской политики в области культуры заключается в повсеместном распространении ультрасовременной ком­муникационной техники. Эта техника включает, помимо прочего, компьютерные сети, которые могут действовать в международном масштабе, и системы глобального те­левизионного вещания через спутники Земли.

Например, Леонард Маркс, бывший директор Инфор­мационного агентства Соединенных Штатов*, выступая на конференции, организованной государственным депар­таментом США в 1974 г., высказывался совершенно опре­деленно:

«... Наша стратегия не может основываться на суще­ствующей системе коммуникаций... Еще задолго до того,

* С 1 апреля 1978 г. — Управление по международным связям (УМС). — Примеч. пер.

Мб

как прямое телевизионное вещание через спутники Земли станет практически возможным, будут созданы глобаль­ные электронно-компьютерные сети — некоторые из них уже действуют, — которые поставят в повестку дня реаль­ные вопросы о потоке информации и целостности культу­ры... Эти сети будут с высокой скоростью передавать огромные объемы информации за пределы национальных границ. Более того, они будут вне досягаемости традици­онных форм цензуры и контроля. Единственный способ «контролировать» электронно-компьютерную систему, пе­редающую... 648 миллионов бит информации в секунду, заключается в том, чтобы выдернуть вилку из розетки. Распространение в ближайшие годы в международном масштабе электронных систем передачи почтовой коррес­понденции, информационных банков и других новшеств окажет гораздо большее влияние на национальные куль­туры, чем любые системы прямого телевизионного веща­ния. Наша стратегия должна будет принять это во вни­мание» ³.

Г-н Маркс также не мог скрыть озабоченности попыт­ками ограничить внедрение и распространение новой тех­ники: «В настоящее время, однако, наша первоочередная задача заключается в том, чтобы предотвратить упреж­дающую акцию, направленную на введение международ­ных ограничений па какой-либо вид коммуникационной технологии» ⁴.

Это — стратегия дальнего прицела. Предложение со­временной техники, особенно коммуникационной, несо­мненно, заманчиво для значительной части международ­ного сообщества. Уже поэтому крайне важно рассмотреть общую роль техники не только как инструмента до­стижения господства в области культуры, но и как во­площение этого господства.

Современный мир резко делится на промышленно развитые, сравнительно состоятельные общества, и не-индустриализованные, лишенные средств страны. Воз­можность экономического развития в высшей степени при­влекает бедные страны и их лидеров. Меньше, однако, их привлекают условия развития по западным моделям.

Техника и ее использование затрагивают основы ин­фраструктуры социальной коммуникации. Поэтому «стра­тегия развития» в том или ином государстве означает нечто большее, чем промышленная техника и оборудо­вание. То, как люди относятся друг к другу и взаимо-

связаны друг с другом на работе, в семье и в обществе, определяется в значительной степени характером техни­ки, тем, как она используется и какие социальные силы определяют ее использование.

Парадоксально, но, вероятно, неизбежно, что дискус­сия о развитии в западной научной литературе извращает взаимоотношения сил и путает причину и следствие. Это особенно заметно, когда речь идет о взаимосвязи развития и коммуникаций.

Многие исследования, главным образом американ­ские, тесно связывают коммуникации — в частности, средства массовой информации — с экономическим разви­тием. Проповедники подобных взглядов указывают на желательность того, чтобы современные средства инфор­мации содействовали тому, чтобы люди стремились стать «современными», отказывались от «традиционализма», стремились приобретать товары западного потребитель­ского общества, покинуть сельские районы, переселиться в города и стать «урбанизированными».

Подобных концепций придерживается, в частности, группа политологов Массачусетского технологического института, среди которых наиболее известны Даниэль Лернер, Фредерик Фрей, Итэль де Сола Пул и Люсиан Пай. Ф. Фрей следующим образом описывает теорию коммуникаций и развития Даниэля Лернера, возможно наиболее детально разработанную: «... в основе теории лежит соотнесение процесса модернизации с четырьмя изменяющимися показателями: урбанизацией, грамотно­стью, воздействием средств массовой информации и «участием»... Далее Фрей пишет: «Повсюду... возраста­ющая урбанизация ведет к увеличению уровня грамот­ности; увеличение уровня грамотности ведет к усилению воздействия средств массовой информации; усиление воз­действия средств массовой информации сопровождается более широким экономическим участием (доход на душу населения) и политическим участием (голосование на выборах)» ⁵.

Приблизительно в то же время, когда Лернер разра­батывал эту теорию развития, ЮНЕСКО — все еще нахо­дившаяся под сильным влиянием США (см. предыду­щую главу) — опубликовала критерий минимальных уровней средств массовой информации, необходимых для успешного развития. Это были ныне хорошо известные нормы экземпляров газет, количества радиоприемников,

мест в кинотеатрах и т. д. в расчете на 100 человек на­селения ⁶.

Технология, под которой понимают почти исключи­тельно машины и оборудование, прекрасно согласуется с утверждениями, что она нейтральна, не несет в себе ценностных оценок и может работать при любой социаль­ной системе. Более того, концепция свободного потока ин­формации, согласно которой выигрывает каждый, участ­вующий в этом потоке, на самом деле представляющем собой улицу с односторонним движением и усиливаю­щем господствующие позиции уже могущественных, рас­пространяется и на область технологии, что почти на­верняка усиливает зависимость более слабых ⁷.

Технология современного капитализма вряд ли под­ходит для развивающихся стран, и важно понять, что эта технология сама по себе является выражением капи­талистических структур. Концепции и практические раз­работки технологического оборудования и технологиче­ских процессов определяются производственными и об­щественными отношениями, существующими в то или иное время.

Разумеется, развитие техники полностью зависит от поддержки и поощрения ведущих экономических цент­ров, это и не может быть иначе. Николас Гернхэм писал: «...мы должны рассматривать технику скорее как потен­циал, который та или иная социальная структура власти намерена конкретизировать и институционализировать... Короче говоря, проблемы взаимоотношения техники и общества — это политические проблемы. Они касаются взаимоотношений различных правящих групп внутри общества и принятия решений о характере этого обще­ства, направлении его развития и соответственно разра­ботке природных ресурсов» ⁸. Раймонд Уильяме поясняет, что одно из давних заблуждений — вера в то, что «новая технология внедряется как бы в независимой сфере и за­тем создает новые общества или новые условия жизни людей». Историческая реальность, отмечает Уильяме, вы­глядит иначе:

«Эти системы коммуникаций (телевидение и связан­ное с ним электронное оборудование) ни в коем случае не создают нового общества или новых социальных усло­вий. Перестройка промышленного производства и его но­вые социальные формы, которые появились в результате длительного накопления капитала и совершенствования

технических процессов, привели к появлению не только новых потребностей, но и новых возможностей; и системы коммуникаций, включая телевидение, были естественным результатом этой перестройки» ⁹.

Технология обслуживает господствующую систему со­циальной власти, хотя, с другой стороны, она часто спо­собствует переменам в организации и распределении этой власти. В экономическом развитии Западной Европы и Северной Америки частная собственность на средства производства составляет основу социальной власти. Соз­данная там технология существует для удовлетворения нужд этой власти, ее укрепления и расширения. Взаимо­действие технологии и капитализма и попытки предста­вить эти неразделимые взаимоотношения как аполитич­ные заслуживают детального рассмотрения.

Даллас Смайт приходит к выводу, что идея об «авто­номной технологии» сама по себе является «политической концепцией». Если согласиться с тем, что «технология является универсальным явлением (или автономным фак­тором), то это неизбежно приведет к тому, что люди бу­дут рассматривать технику как нечто навязанное им без их ведома, согласия, без возможности контролировать ее» ¹⁰.

Вера в то, что производительные силы возникают ав­тономно, возможно, имела некоторое основание в более ранний исторический период, однако по крайней мере со времен второй мировой войны значительные правитель­ственные и корпоративные ассигнования выделяются на научные и технологические исследования с вполне опре­деленными целями. Технические новшества, появляющи­еся в результате этих огромных расходов, вряд ли можно рассматривать как случайные открытия или автономные явления.

Непонимание социальных корней техники в значитель­ной степени объясняет чувство личной беспомощности, которое сегодня охватывает граждан большинства про-мышленно развитых государств. Но по крайней мере в та­ких важных областях, как коммуникации и транспорт, капиталистическое происхождение и определяемый си­стемой характер используемой технологии не вызывают сомнения.

Например, как отмечает Уильяме, радио- и телевизи­онные передачи создаются в расчете на «атомизирован-ное» общество, в котором каждая семья живет в частном

доме Такая направленность программ неизбежна в усло­виях рыночного развития, которое расчленяет общину и обрекает людей па жизнь в физически и психологически изолированных кубиках. Передача программ и сообще­ний из коммуникационных центров на «атомизирован-ные» индивидуальные приемники служит одностороннему потоку, который является неотъемлемой частью системы и отделяет управляющих от управляемых.

Точно так же автомобиль, как пишет Гернхем, «не был результатом изобретения двигателя внутреннего сго­рания; скорее наоборот, двигатель внутреннего сгорания был одним из инструментов, изобретенных капитализмом на определенной стадии промышленного развития для со­циального использования путем внедрения поточного про­изводства и, что еще более важно, маркетинга. Более того, развитие автомобильной промышленности зависело от внедрения этих новшеств в политическую структуру, что позволило в итоге строить дороги на общественные средства, тогда как прибыли от производства и продажи автомобилей оседают в частных руках» ^п.

Барри Коммонер, тщательно изучивший взаимосвязи между преобладающей технологией и социальной систе­мой, утверждает:

«Современная технология является главным связую­щим звеном между прибылью и загрязнением окружаю­щей среды. Побуждаемые стремлением к максимальной прибыли, современные частные предприятия хватаются за технические новшества, которые обещают удовлетво­рить это стремление, обычно не задумываясь, что ново­введения часто оказываются разрушительными для окру­жающей среды»¹².

Совершенно очевидно, что стремление к прибыльности является основным фактором при внедрении новой тех­ники. «Незнание» последствий — это на самом деле без­различие к социальной стоимости (в данном случае к разрушению окружающей среды), которая затрагивает интересы общества, а не производителя.

Особый интерес представляет вывод Коммонера о том, что техника, созданная в Соединенных Штатах Америки, особенно после второй мировой войны, разрушает эколо­гическую среду. Но, как мы знаем, обслуживающий гос­подствующую систему информационный аппарат доводит такие жизненно важные сведения до широкой обществен­ности в совершенно искаженном виде. В качестве объя-

снения чудовищных преступлений людям подсовывают мистическую абстрактную «технику», а не конкретную технику стремящегося к максимальным прибылям капи­тализма.

Подчинение технологии интересам военных кругов — один из наиболее ярких примеров управления со стороны власть имущих. Финансируемые Пентагоном программы доминируют в области американских научно-исследова­тельских работ уже в течение нескольких десятилетий. Изучив контракты, заключенные министерством обороны со Стэнфордским университетом по состоянию на 9 фев­раля 1971 г., ученые пришли к следующему выводу:

«Наше исследование показало, что военные создали рациональную, хорошо отлаженную программу, которая определяет приоритеты в области научных исследований с точки зрения нынешних и перспективных военных нужд. С учетом этих нужд оплачиваются научно-исследователь­ские работы в университетах. Таким образом, хотя науч­ный процесс в каждом конкретном проекте развивается объективно, наличие или отсутствие финансовых средств предопределяет выбор учеными тех или иных исследова­тельских программ» (курсив мой. — Г. Ш.) ¹³.

Эти ученые цитируют высказывание официальных представителей министерства обороны: «Министерство обороны не просто использует научные и технологические повинки, которые стихийно появляются в результате не­зависимых научных исследований в университетах. Ско­рее наоборот: заинтересованность министерства обороны в тех или иных направлениях науки может стимулировать развитие исследовательских работ для удовлетворения краткосрочных или долгосрочных технологических пот­ребностей военных» ¹⁴.

Другим примером социально-политических корней технологии является развитие спутников связи. Хотя при­нято восхвалять космическую технику за обеспечение глобальных коммуникаций, мгновенного доступа к хра­нилищам (банкам) информации и культурным ценностям во всем мире, необходимо иметь в виду, что средства на разработку и создание этих высоколетающих передатчи­ков были предоставлены американским военно-промыш­ленным комплексом, преследовавшим совершенно опреде­ленные цели. Это не был «стихийный» поиск более совер­шенных средств коммуникации. Развитие спутников с самого начала представляло собой успешную операцию

частных коммуникационных корпораций США, направ­ленную на то, чтобы лишить англичан их доминирующе­го положения в международных коммуникациях. Для до­стижения этой цели монополистический бизнес работал в тесном контакте с вооруженными силами США, которые были чрезвычайно заинтересованы в получении мгновен­ных глобальных коммуникаций для обслуживания аме­риканской империи, чьи войска были размещены на всех континентах. Как известно, первая система спутниковой связи контролировалась военными^|5.

Спустя десять лет, в начале 70-х гг., был создан меж­дународный консорциум (ИНТБЛСАТ), в который вхо­дит 91 страна. Консорциум действует на основе созданной в США системы спутниковой связи. Эта система с самого начала контролировалась американским Большим Бизне­сом — «Америкэн телефон энд телеграф», Ай-ти-ти, Ар-си-эй, Комсат и другими корпорациями, которые работали в тесном сотрудничестве с государственным департамен­том США. За последние годы националистические настрое­ния среди многих стран — членов ИНТЕЛСАТа привели к уменьшению формального контроля со стороны Соеди­ненных Штатов (в том, что касается механизма голосова­ния). Но, несмотря на это, все участники согласны с прин­ципами и методами работы технической системы, создан­ной частнокоммерческими монополиями. Для структуры и критериев деятельности этой системы больше всего харак­терны рыночные стандарты.

Исследователь ИНТЕЛСАТа Джозеф Пелтон отмечает, что в этой организации «решения принимаются, исходя из финансовых или технических соображений, незави­симо от политических целей или далеких идеалов» ¹⁶. Дру­гими словами, все члены ИНТЕЛСАТа признали превос­ходство принципов эффективности и функционализма над политическими и социальными соображениями. Это — немалая идеологическая и коммерческая победа капита­лизма в целом и американского корпоративного бизнеса в частности, потому что, когда за основу берется рыноч­ное определение «эффективности», в общей смете неиз­бежно исчезают расходы на социальные нужды.

Суммируя вышесказанное, можно сделать вывод: тех­нология, особенно коммуникационная, после окончания второй мировой войны разрабатывается и производится в интересах монополистического капитализма. В неко­торых случаях необходимо признать возможность исполь-

зования техники в альтернативных целях. Это положение, однако, нуждается в тщательном исследовании на кон­кретных примерах. Более подробно оно будет проанали­зировано в следующем разделе.

Поскольку западная техника не только является не­отъемлемой частью системы эксплуатации, но и способ­ствует усилению эксплуатации, существует ли альтерна­тива такому положению?

Один возможный подход заключается в отказе от пре­обладающих характерных черт западной технологии и поисках альтернативных направлений, по которым могло бы пойти развитие технических открытий в условиях иной социальной системы. В основе этой точки зрения лежит признание того факта, что изобретения, откры­тия и наука в целом возникают в результате историче­ского развития и социальных нужд своего времени. Раз­работка и создание того или иного изделия или машины может проходить по-разному. Распределение социального влияния и власти определяет, какое направление возоб­ладает, какие возможности будут использованы, а какие останутся неисследованными.

Гернхем отмечает, например, что движение луддитов в Англии в начальный период развития промышленного капитализма подвергалось злобной клевете, а его цели умышленно искажались:

«До недавнего времени это движение оппозиции наро­ждающемуся промышленному капитализму со стороны нарождающегося рабочего класса описывалось как глу­пое, обреченное на провал сопротивление выгодному для всех прогрессу. В действительности все обстояло иначе. Это была борьба не с техникой, как таковой (ткачи хо­тели освободиться от изнурительного труда), а с выбором определенной техники и характером ее использования... Они (луддиты) были против внедрения такой техники, которая укрепляла централизованный контроль капитала на фабриках и ослабляла децентрализованный контроль самих ткачей» ¹⁷.

Хотя многие первоначально открывавшиеся возмож­ности в различные исторические эпохи были безвозвратно упущены, признание того, что нынешняя технология не является единственной и неизбежной и не обладает эво­люционным превосходством, чрезвычайно важно само по себе, особенно для тех стран, которые еще моеут иметь какой-то выбор^1S. Понимание того, что внедрение техники

может оказать далеко идущее и, возможно, разрушитель­ное влияние на всю структуру социальных отношений, является важным условием вдумчивого руководства об­ществом.

Такое понимание как минимум означает сдержанность в стремлении копировать западные модели развития (и коммуникации). Это предполагает отпор той точке зре­ния, что развитие — это «состязание», что участие в со­стязании не терпит промедления и что состязаться необ­ходимо по дорожке, проложенной теми, кто находится в пути уже длительное время.

Когда в странах третьего мира и повсюду в мире речь идет об импорте западной техники, руководство к дей­ствию можно сформулировать так: «Зачем спешить?» В самом деле, паролем здесь могут быть такие слова, как «отсрочить» или «отложить». Джон Лент пишет, на­пример, о ситуации в Малайзии, где «планируют внед­рить цветное телевидение еще до полного распростране­ния черно-белого телевидения. Почему?» ¹⁹. Ответить на этот вопрос могут не только в Малайзии, но также и в главном центре монополистического капитализма. В коп-це 50-х гг. рынок для черно-белых телевизионных прием­ников в Соединенных Штатах оказался почти полностью насыщенным. Для того чтобы сохранить производство и прибыли на высоком уровне, местный рынок начал быст­ро заполняться цветными телевизорами. Нужно ли было это Америке? Выиграют ли жители азиатских стран, сле­дуя тем же курсом?

Многочисленные примеры показывают огромную поль­зу осмотрительности, обдумывания и тщательного взве­шивания перед внедрением где бы то ни было последних моделей новейшей техники и результатов исследований, исходящих из корпоративного, ориентирующегося на при­быль Запада.

Так, только сейчас начинают осознавать последствия столь широко разрекламированной Зеленой революции — внедрения высокоурожайных сортов зерновых культур во многих азиатских странах. Вот что писал по этому по­воду журнал «Сайенс»:

«Зеленая революция — это попросту американская сельскохозяйственная технология, вывезенная за границу; она отнюдь не приспособлена к условиям менее развитых стран. Таково общее критическое замечание. Наиболее важный аспект этой критики заключается в том, что Зе-

леная революция, так же как и американское сельское хо­зяйство, опирается на большие вложения в виде удобре­ний, пестицидов, топлива... Методика Зеленой революции копирует западные коммерческие модели крупномасштаб­ного производства и высоких прибылей. Она предпола­гает выращивание монокультурных урожаев, т. е. все поле засевается одной и той же разновидностью одной и той же культуры... Как правило, сокращение разнообразия идет на пользу только в условиях высококоммерческого сельского хозяйства, при котором выращивание одной культуры в больших количествах помогает механизиро­вать уборку урожая, упаковку и сбыт готовой продук­ции. Однако крестьянину-одиночке сокращение числа вы­ращиваемых культур гарантирует только больший риск» ²⁰*

Таким образом, то, что предлагается в качестве спаси­тельной технологии, может обернуться катастрофой для всей общины.

Еще один печальный пример того, чего можно ожидать от техники, ориентированной на рыночные нужды, каса­ется медицины. Специалисты-онкологи отмечают, что «разновидности раковых заболеваний, с которыми мы сейчас сталкиваемся, появились от 15 до 35 лет тому назад... Воздух, которым мы дышим, содержит газы и ча­стицы, никогда ранее не проникавшие в человеческие лег­кие. В нашу еду добавляют химикалии, рассчитанные на то, чтобы улучшить ее вкус, свежесть и внешний вид, ко­торые, однако, отрицательно влияют на паши внутренние органы, почки, печень, кровь». Они указывают также, что «не производится предварительных испытаний новых материалов на рак или другие серьезные заболевания. Испытания проводятся с точки зрения прикладной по­лезности и возможностей сбыта новой продукции»²¹.

Не так давно группа американских исследователей молекулярной биологии рекомендовала прекратить неко­торые виды генетических экспериментов, до тех пор пока не будет удостоверена их безопасность. Обозреватель по вопросам науки «Нью-Йорк тайме» писала по поводу этого беспрецедентного предложения: «...у нас не прово­дилось разумных предварительных дискуссий по этой на­учной проблематике... Необходимо срочно разработать более совершенные социальные и политические меры контроля за опасными исследованиями»²².

Американский ученый Леон Касс взволнованно пи­сал по тому же вопросу:

«Поскольку нам не хватает мудрости, мы крайне нуж­даемся в осторожности. Или, говоря другими словами, из-за отсутствия в этой «абсолютной мудрости» наша муд­рость может заключаться в понимании того, что мы не­достаточно мудры. Когда нам не хватает мудрости в на­ших действиях, мудрость заключается в бездействии» Осторожность, сдержанность, выжидание — вот что эта вторичная (и, возможно, единственная) мудрость подска­зывает нам, когда речь идет о технологии человеческой инженерии» ²³ (курсив мой.— Л Ш.).

Он спрашивает: «Разве нет противоречия в том, что мы можем контролировать все возможные последствия техники, но не можем ответить на вопрос, нужно ли было вообще создавать эту технику?»²⁴.

Это все материальные вопросы. А кто начал задумы­ваться над культурно-психологическими вопросами, над влиянием на сердца и души сотен миллионов людей то­варов и сообщений, проверенных только с точки зрения рекламного и потребительского воздействия?

Лишь немногие люди в развитых обществах с рыноч­ной экономикой призывают под влиянием усиливающе­гося социального кризиса к осторожности и сдержанности по отношению к науке и технике. Еще меньше людей связывает характер научно-исследовательских работ и техники со структурой преобладающего социально-эконо­мического порядка. Тем не менее по отношению к сель­скому хозяйству, медицине, атомной энергии, элек­трической энергии, производству синтетических моющих средств в возрастающему числу других отраслей про­мышленности усиливается мнение, что настал — и давно настал — момент остановиться хотя бы на некоторое время.

Возможно ли это в условиях рыночной системы, оста­ется открытым вопросом. Важно отметить, однако, что неуверенность и сомнения относительно функциониро­вания этой системы появились в самом центре глобальной капиталистической структуры. Предупредительный жел­тый свет уже мигает по всей периферии системы — во всех тех зависимых, полузависимых и наполовину союз­ных странах, которые образуют мир, гротескно называе­мый «свободным». На некапиталистической орбите го­сударства, которые тайно или явно восхищались запад­ной техникой и моделями развития, также начинают пе­ресматривать свои слепые увлечения.

Нет простых правил и рекомендаций для тех, кто хо­тел бы избежать пагубного пути, по которому в настоя­щее время идут общества, ориентирующиеся на частную собственность. Совершенно обязательным является пони­мание социального происхождения и развития техники. То, в какой степени социальная структура отражает ин­тересы трудящегося населения, может служить показате­лем решимости государства давать отпор навязыванию техники, которая ведет к усилению эксплуатации. Там, где социальная система не учитывает классового характе­ра общества, последствия очевидны: дальнейшее поглоще­ние западной экономической системой неизбежно.

Сомнительно, чтобы независимая национальная по­литика могла проводиться в обществе, основанном на ча­стной собственности и разделенном на антагонистические классы. Одинаковые, или почти одинаковые, императивы (умиротворение трудящихся, организация консьюме-ризма, чтобы угодить среднему классу, жаждущему оп­ределенного статуса, и превыше всего — сохранение системы в неприкосновенности) характерны для всех об­ществ с рыночной экономикой — развитых, развиваю­щихся и тех, которым еще предстоит приступить к раз­витию. Поэтому их отличают лишь колебания в степени копирования, проникновения и доминирования в каждой периферийной или полупериферийной рыночной эконо­мике.

Бели исходить из того, что техника и связанные с нею процессы удовлетворяют нужды господствующего класса, то из этого следует, что подлинные нужды периферийных, слабых и зависимых стран никогда не учитываются про­изводителями и экспортерами новой техники. Весьма по­учительны в этом смысле статистические данные: Хамид Моулана писал, что в настоящее время «98% научно-тех­нических исследований проводится в промышленно развитых странах для собственных нужд и только один процент исследований посвящается специально пробле­мам развивающихся стран» ²⁵.

Космическая программа — драматический пример того, как техника служит интересам господствующей власти, которая, однако, расписывает преимущества ее использо­вания для бесправных. В сообщении «Нью-Йорк тайме» отмечалось, что «Организация Объединенных Наций не обладает ни финансами, ни квалифицированными тех­ническими специалистами, чтобы помочь бедным странам

применить новые открытия на практике. В настоящее время ежегодный бюджет космической программы ООН составляет 77 тыс. долл. Предполагается, что этой суммы достаточно для ознакомления 100 стран со всеми аспек­тами космических исследований» ²⁶.

Для сравнения можно указать, что Агентство по ис­следованиям космического пространства (НАСА) в те­чение последних 15 лет ежегодно имело в своем распоря­жении приблизительно 5 млрд. долл., и в 1975 г. его бюджет все еще составлял 3, 5 млрд. долл.

Удивительно ли в свете этого, что более слабые госу­дарства вынуждены брать то, что господствующие страны им предлагают? Но если угнетенные не могут дове­рять, а еще менее опираться на обслуживание и техни­ческое оснащение, которое поставляют их могуществен­ные источники, то что им остается делать? Если гово­рить коротко, им, остается опираться на собственные си­лы. Для слабых стран это единственно надежный способ быть уверенными, что они не останутся в вечной зависи­мости от своих «благодетелей».

Из каких основных элементов состоит политика опоры на собственные силы? Если говорить о странах, в ко­торых капитализм уничтожен если не полностью, то по крайней мере в значительной степени р в которых уже утвердились некоторые основные от.чь; лгельные черты социализма, то в этом случае важнейшее значение при­обретает централизованное планирование и строгий конт­роль за экономической жизнью. Соблюдение этих усло­вий будет оказывать очень сильное влияние на техноло­гию. Планирование и контроль будут регулировать соотношение импорта и экспорта, размеры иностранных капиталовложений (если таковые будут), уровень и ха­рактер потребления (включая потребление информации). Такая опора на собственные силы «потребует использова­ния ресурсов страны для удовлетворения трех социали­стических ценностей: основных нужд населения, полной занятости и равенства. Ресурсы не будут больше растра­чиваться попусту, ради того, чтобы незначительное мень­шинство могло наслаждаться западными предметами рос­коши. Вместо этого ресурсы будут использоваться для производства и распределения продовольствия, жилья, школ, медицинского обслуживания для всех» ²⁷.

Подобные приоритеты выгодны и в других отноше­ниях. Они автоматически обеспечивают передышку, пау-

зу, позволяющую избежать необдуманного использования технологии в интересах иностранных вкладчиков капи­тала, а не в интересах местного населения. Кроме того, они позволяют избирательно подходить к тому, что мо­жет быть действительно полезным и нужным в той мас­се продуктов, которые выставляет напоказ для продажи охваченный технологическими метастазами Запад.

Предупреждения Франца Фэнона касаются всех, кто потенциально намерен следовать модели развития, отлич­ной от западной:

«Сегодня мы можем делать все, если не будем ими­тировать Европу, если нас не охватит маниакальное стрем­ление «догнать» Европу... Два века тому назад бывшая европейская колония решила догнать Европу. Она на­столько преуспела, что Соединенные Штаты Америки пре­вратились в монстра, в котором все пороки и болезни Европы выросли до ужасающих размеров...

Нет, мы не хотим никого догонять. Мы хотим все время двигаться вперед, днем и ночью, в компании людей. Караван не должен слишком растягиваться, по­тому что в этом случае каждый ряд не будет видеть тех, кто идет впереди... Мы должны перевернуть новую страницу, мы должны разработать новые концепции и постараться создать нового человека» ²⁸.

Реально ли ожидать, что развивающиеся страны бу­дут разборчиво относиться к продукции и процессам мо­нополистического капитализма? Все, что можно сказать в настоящее время, — это «возможно». Но даже «возмож­но» может оказаться слишком оптимистической оценкой, если процесс отбора не будет сопровождаться четким перспективным планом. В таком перспективном плане руководители страны должны разработать пути развития экономики, место всех людей в этом развитии, а также основные цели общества в целом. Даллас Смайт, который уделил значительное внимание изучению этих вопросов, заметил: «Не может быть социалистического пути раз­вития в условиях западной капиталистической техноло­гической окружающей среды» ²⁹.

В реальной действительности не существует такого торгового центра, в котором для удобства и выбора по­тенциальных участников «состязания» в развитии были бы выставлены напоказ нейтральные машины, процессы и товары. То, что предлагается, ни в коем случае не мо­жет рассматриваться как то, что действительно необхо-

димо. Если и бывает такое совпадение, оно случайно. В та­ком случае можно и нужно этим воспользоваться. Од­нако здравый смысл подсказывает, что такая счастливая взаимность может быть лишь редким совпадением. Это, в частности, отмечает И. Алисабана:

«Вопрос о том, имеется или не имеется подходящая промежуточная технология или альтернативная техноло­гия для менее развитых стран (МРС), не должен ста­виться в зависимость от того, имеется ли такая техника на иностранных рынках. Этот вопрос должны решить ру­ководители МРС и исследовательские институты МРС... с помощью всех прогрессивных мыслителей и всех потен­циальных возможностей развитого мира» ³⁰.

Однако проблема заключается именно в отсутствии опытных и компетентных организаций и отдельных лиц. Если бы зависимость в технологической области не была столь абсолютной, опасность была бы значительно менее серьезной.

Хуан Корради, например, привлек внимание к сла­бому развитию и зависимому состоянию науки в Латин­ской Америке. Это еще один аспект общего состояния зависимости и эксплуатации. Корради описывает то, что он называет «наукологией», и ее последствия для стран Латинской Америки:

«Говоря более конкретно, «наукология» означает се­годня положение тех латиноамериканских ученых, кото­рые приспособились к международному научному рынку и которые перестали задумываться над социальными и культурными последствиями их деятельности в контек­сте латиноамериканской зависимости. Они занимаются специализированными исследованиями, признавая цели и стандарты, установленные международными центрами. Такое положение ведет к нескольким важным последст­виям. Одно из них заключается в том, что «наукология» усиливает культурную и другие формы зависимости в Ла­тинской Америке. Эта зависимость выражается как во внутреннем развитии научных исследований в каждой стране, так и в международной «утечке мозгов» из зави­симых районов в метрополии. «Наукологические» уче­ные латиноамериканских стран обычно находятся в по­давленном состоянии. Те из них, которые посвятили свою жизнь фундаментальным исследованиям и которые стремятся занять свое место в международных научных кругах, часто сталкиваются с бесчисленными институ-

ционными и культурными преградами в своих странах — от откровенной подозрительности или отсутствия помощи со стороны властей до нехватки средств и оборудования, а также постоянной неуверенности в своей работе. Стре­мясь преодолеть эти препятствия, многие ученые уста­навливают тесные связи с иностранными институтами, в которых направления исследований никак не совпадают с подлинными интересами стран Латинской Америки. Другие ученые умерили свои амбиции и превратились в сборщиков информации и исходных данных, которые обрабатываются в зарубежных научных институтах; или же они применяют в своих странах результаты иссле­дований, проведенных за границей. Они становятся все более «деинтеллектуализированными» по сравнению с ис­следователями фундаментальных наук в том смысле, что они становятся специализированными научными рабо­чими. Интеллектуальные проблемы поразительно похожи на проблемы экономической зависимости: страны Латин­ской Америки превратились в производителей исходного сырья для исследований и в экспортеров квалифициро­ванного научного персонала» ^3|.

Можно ли ожидать в такой ситуации избирательного подхода к технологическим вопросам, необходимого для того, чтобы избавиться от зависимости? Вряд ли! Еще меньшего можно ожидать от современных капиталисти­ческих центров развития. В этих центрах, какими бы соображениями они не руководствовались, решения тра­диционно принимаются теми самыми группами, которые контролируют исследования и решают, какие товары бу­дут производиться в результате этих исследований. Бо­лее того, вместо оценок дальнейшего развития часто предпринимаются шаги — по крайней мере в Соединен­ных Штатах, — направленные на то, чтобы воспрепятст­вовать изучению возможного долгосрочного воздействия повой технологии на общество и окружающую среду. По­учительным в этом смысле является пример прямого те­левизионного вещания через спутники Земли.

Хотя никто не утверждает, что передача программ че­рез спутники непосредственно на домашние телеприем­ники — перспектива уже завтрашнего дня, тем не менее технология для такой передачи уже известна и соответст­вующая система в принципе может быть создана. Не­удивительно поэтому, что многие государства выразили глубокую озабоченность возможными последствиями пря-

мого телевизионного вещания через спутники в будущей* Эта озабоченность вытекает из нынешней ситуации, при которой небольшая кучка коммуникационных конгломе­ратов из богатых, промышденно развитых капиталисти­ческих стран уже господствует над международным по­током информации, фильмов, журналов, телевизионных программ и т. д.

Соединенные Штаты всеми возможными способами препятствуют любым шагам по линии ЮНЕСКО или ООН, направленным на то, чтобы предотвратить полное подчинение прямого телевизионного вещания тем же са­мым коммерческим интересам. Позиция Соединенных Штатов, прямо выражающая интересы североамерикан­ских коммуникационных конгломератов, заключается в том, что «любое международное соглашение о принци­пах, которые должны определять вещание через спут­ники, является преждевременным». Согласно этой точке зрения, «ближайшая задача заключается не в разработке принципов международного соглашения, а в продолже­нии экспериментов с целью выяснения всех потенциаль­ных возможностей спутникового вещания для того, чтобы можно было разработать методы международного сотруд­ничества в этой области. Если ограничительные правила будут введены слишком рано, заявляют Соединенные Штаты, они могут заморозить развитие спутникового вещания» (курсив мой. — Г. Ш.) ³².

Короче говоря, никаких правил, никаких оценок: пусть техника развивается сама по себе. Только после того, как она станет диктовать свои собственные усло­вия — в соответствии с интересами господствующей си­стемы корпоративной власти — вопрос о регулировании и контроле встанет в повестку дня. А к тому времени, ра­зумеется, все параметры уже будут установлены и соста­вители правил и принципов столкнутся со свершившим­ся фактом, как технологическим, так и экономическим.

Эдвин Паркер изучил проблемы, с которыми стал­киваются те, кто хотел бы видеть «конструктивное» и «прогрессивное» применение техники. Он пишет:

«Существо проблемы заключается в социальных ин­ститутах, которые контролируют развитие и распростра­нение технологии... Институты, которые захватили моно­полию на определенные технологические достижения (или выросли вокруг этих достижений), составляют гос­подствующую силу в обществе. Изменение технологии

наземного транспорта, например, будет означать изме­нение всей автомобильной промышленности и ее постав­щиков (включая производителей стали), нефтяной про­мышленности, а также системы налогов на бензин, ко­торая стимулирует строительство шоссейных дорог в ущерб другим видам транспорта» ³³.

Паркер приходит к выводу, что, прежде чем станет возможна оценка развития техники при капитализме, не­обходимы «перемены в социальных институтах».

Короче говоря, серьезная оценка техники теми со­циальными институтами, которые в настоящее время до­минируют в этой области и в области научных исследо­ваний, невозможна. Однако ухудшающееся состояние окружающей среды в Соединенных Штатах вызывает все большую озабоченность общественности и требования произвести такую переоценку, которая может означать вызов самим основам экономической структуры. Напри­мер, Рут Дэвис, директор Института компьютерных ис­следований и техники, писала:

«Совершенно очевидно, что чаша общественного тер­пения переполнилась. Общественность хочет, чтобы были предприняты какие-то предупредительные меры. Отдель­ные лица берут на вооружение то, что можно назвать «превентивной технологией». Мы видели, как общест­венность действует подобным образом, когда речь шла о сверхзвуковом самолете, или как она реагировала на выбор площадки для строительства атомной электростан­ции. Подобное использование «превентивной технологии» убеждает людей, что она не безгрешна и не всесильна. Од­нако, прибегая к «превентивной технологии», важно по­нимать, что наука была основной движущей силой бла­готворных перемен на протяжении всей истории челове­чества.

Настало время для формального узаконивания «пре­вентивной технологии» в качестве научной дисциплины. Этим новым научным направлением должны заниматься экономисты, юристы, технологи, ученые. Оно будет объ­единять весь цикл: исследования, открытия, внедрение, распространение и воздействие технологии. Это позво­лит, с одной стороны, улучшить науку, а с другой — успо­коить людям душу. Можно с уверенностью предсказать, что промедление с узакониванием «превентивной техно­логии» в качестве научной дисциплины плохо отразится как на науке, так и на будущих переменах в обществе»³⁴.

Страны, вставшие на новый путь, — те, которые уже изменили свои основные социальные институты, — вряд ли могут судить с технической точки зрения о воздейст­вии сверхсовременной технологии и процессов, разрабо­танных на Западе. Однако они могут оценить социаль­ную структуру системы, которая предшествовала их системе. Более того, они могут лучше, чем кто-либо дру­гой, понять подлинные нужды своих народов, поэтому у них должно быть четкое видение социальных целей.

Это самые общие принципы для выработки поли­тики, которая нуждается в высокой точности и большом наборе средств воплощения. Повторяем, что глав­ное — соблюдать осторожность, несмотря на огромные неудовлетворенные человеческие нужды. Такое направ­ление развития, которое может оказаться необратимым и которое в лучшем случае приведет к плохому копиро­ванию того, что уже существует и функционирует столь убийственно в развитой капиталистической части земного шара, — такое направление развития не принесет пользы народам, крайне нуждающимся в улучшении материаль­ных условий жизни. И, как мы отметили в начале этой главы, техника сама по себе является мощной формой коммуникации, а не только каналом для ее передачи.