Информационная технология как демократизирующая

СИЛА?

В современной Америке условия, при которых постав­ляется информация, контролируются концентрированной частной экономической мощью. Пресса, радио- и телеве­щательные сети смыкаются с конгломератами «знания». Финансовую основу этих, главным образом частных, ин­формационных комплексов составляют средства, отпу­скаемые на рекламу суперкорпорациями страны. Отдель­но, но ни в коем случае не независимо от этих мощных группировок существует национальная правительствен­ная бюрократия, вырабатывающая массу информацион­ных данных, большая часть которых никогда не стано­вится достоянием общественности.

Именно в таком контексте вступают Соединенные Штаты в очередную «новую эру» так называемого избыт­ка информации. Еще в 1965 г. Гарольд Лассуэлл писал о «политических проблемах богатого информацией об­щества» '.

Одно поразительное открытие в области массовых коммуникаций следовало за другим. В последние не­сколько лет развивалось телевидение, спутники связи, электронно-вычислительные машины, кабельное и кас­сетное телевидение, появилась последняя «информацион­ная новинка» — приспособление, связавшее с помощью кабельного телевидения ЭВМ с домашними приемника­ми. Вполне понятно, новая техника вызвала значитель­ный энтузиазм и немало некритических пророчеств от­носительно неограниченных социальных благ. Правда, не последнюю роль в этих оптимистических оценках играли прибыли, которые намеревалась извлечь рыночная эко­номика из производства новой электронной техники. И все же еще важнее, особенно на этой стадии дезориентации, явилось возрождение мифа о непрерывном техническом прогрессе. Новая техника, говорят нам, позволит одно­временно обеспечить количество, качество и незамедли­тельность информации. Вновь подняты па щит обещания н восторг, который сопутствовал рождению информациоп-

ных новинок прошлого. Спутники связи, как утвержда­ется, приблизят нас к далеким странам и уменьшат подозрения и враждебность, чего не смогли сделать; трансокеанские кабели. Спутники, говорят нам, позволят бедным и угнетенным странам совершить скачок в совре-псенность и дадут возможность с помощью прямой тран­сляции передавать для их неграмотных народов разнооб­разные учебные программы.

Можно было предположить, что основные преимуще­ства от использования новой техники выпадут на долю нашего собственного, и без того находящегося в приви­легированном положении населения. Вот яркий пример подобных эйфорических настроений:

«Хотя первый этап этой новой эры массовых комму­никаций вызовет некоторое замешательство в существую­щих средствах информации, он также приведет к обра­зованию достаточного числа новых каналов массовой информации, которые позволят снять угрозу монополиза­ции печати. При наличии стольких каналов, отвечающих всем вкусам и плюралистическим взглядам общества, свободные страны получат новую возможность установ­ления «либертарной» системы печати. Авторитарные об­щества, конечно же, постараются использовать новую технику для пополнения своего арсенала контроля» ².

Аналогичные оптимистические прогнозы говорят, что новая информационная техника, проникнув в дом, обес­печит полное участие общественности в процессе приня­тия решений правительством³. Некоторые технические условия организации подобной системы участия рассмат­риваются в исследовательском проекте «Минерва», осу­ществляемом Центром политических исследований⁴. Вкратце предложения проекта предусматривают созда­ние технических возможностей для организации двусто­роннего потока информации между теми, от кого исходит информация, и теми, кому она адресована за счет увели­чения емкости каналов. (Кабельное телевидение уже се­годня позволяет пользоваться 40 каналами, и по мере дальнейшего развития техники предполагается значи­тельно увеличить их число.) Меньше внимания уделя­ется возможности установления сетей типа стимул — реак­ция, по к этому вопросу мы вернемся несколько позже.

Радужные надежды, возлагаемые на технические ре­шения социальных кризисов, всегда были свойственны Соединенным Штатам. Анализируя опыт прошлого в очер-

ке, озаглавленном «История будущего», два исследователя пишут, что идеология ориентирующихся на технику фу­туристов «может служить образцом... «лжесознания», ухода от важных проблем современности». Далее они пишут: «Несмотря на неспособность техники решить жгучие социальные проблемы за последние сто лет, сов­ременные интеллектуалы продолжают усматривать революционный потенциал в последних технических новшествах, которые представляются как некая сила, действующая вне истории и политики». Они приходят к следующему выводу: ««Третья информационная револю­ция» содержит те же семена неудачи, что и новшества коммуникационной техники прошлого. Современная тех­ника не создает «нового будущего», а скорее предлагает общественности принять участие в ритуале контроля, в ко­тором за колдовскими чарами техники скрываются лежа­щие в его основе факторы политики и власти» ⁵.

Предположение, что изобилующее информацией об­щество, опирающееся на электронную технику, уничто­жит существующее социальное зло, жестоко и вероломно по своей природе. Жестоко предполагать, что дети гетто преодолеют лишения благодаря чудодействию электрон­ных утешителей. Вероломно маскировать электронной техникой и методами институциональные основы, на ко­торых по-прежнему лежит ответственность за использо­вание этого нового оборудования.

6 центре проблемы остается старый вопрос: в чьих интересах будет использоваться новая информационная техника и кому она будет подчинена? Как уже отмеча­лось, большая часть мощной электронной техники обя­зана своим рождением вооруженным силам, которые раз­рабатывали ее для выполнения поставленной перед ними задачи защиты и расширения в глобальном масштабе американской корпоративной империи. Гарольд Сэкмэн затрагивает эту проблему в своем обзоре, посвященном «гуманистическому кризису обслуживаемых ЭВМ об­ществ». «Основным содержанием связи человека с ком­пьютером в мире вычислительной техники является то, что интересы общественности учитываются в последнюю очередь и что человек-потребитель по-прежнему остается на последнем месте». Он усматривает «иронию судьбы» в том, что первые электронные системы финансировались из государственных фондов министерства обороны, поз­волив, таким образом, частным фирмам перескочить

через самый опасный и дорогостоящий период пробных ошибок и в конце концов извлечь из этого прибыли. Сэк-мэн приходит к следующему выводу: «Социальные став­ки слишком высоки, чтобы информационная революция рассматривалась просто как очередная экономическая возможность, оставленная на усмотрение свободных пред­принимателей» ⁶.

И все-таки нет никакой «иронии» или случайности в том, что в основе создания новой информационной тех­ники лежат военные и частные коммерческие интересы. Это полностью соответствует процессам и механике функ­ционирования концентрированной частной экономической структуры Америки. Отклонения от этой модели действи­тельно заслуживали бы удивление. Сэкмэн лишь подчер­кивает, в какой степени «изобилующее информацией» общество оказалось зажатым в институциональных тис­ках, против которых пыталось бороться предшествовав­шее ему «бедное» в информационном отношении об­щество.

Все еще находящееся в зачаточном состоянии кабель­ное телевидение уже следует по тому же пути свободного предпринимательства, который привел радио и телевиде­ние к его теперешнему печальному положению. «Верае-ти» пишет, что «кабельное телевидение обещает быть не менее капиталистическим и конкурирующим, чем радио и телевидение» ⁷.

В условиях отсутствия единой национальной полити­ки никакие специальные местные муниципальные меры по регулированию внедрения многоканальной системы не в состоянии защитить интересы общественности и об­разовательно-культурные потребности людей. Кроме то­го, старые монополистические гиганты вещания делают все от них зависящее, чтобы воспрепятствовать развитию всего, что представляет угрозу их прибылям. Автор кни­ги «Уайэд нейшн» Ли Смит пишет по этому поводу, что, «столкнувшись с новой техникой, наши институты, похо­же, не в состоянии обеспечить удовлетворение никаких общественных интересов, за исключением интересов эко­номики». Вследствие этого «многочисленные услуги, ко­торые могли бы оказать кабельные системы городским властям, системам городских школ, бедной, находящейся в невыгодном положении части населения наших городов, вклад, который они могли бы внести в дело возрождения чувства общности путем создания местных и общинных

сетей вещания, роль, которую они могли бы сыграть для облегчения ощущения глубокой немоты с помощью соз­дания изобилия каналов и открытого доступа к высказы­ванию всех взглядов, — все это приносится в жертву эко­номическим интересам малочисленных, но мощных групп» ⁸.

Не только информационные сети, но данные, необхо­димые для проникновения в закрытую систему привиле­гий, находятся в цепких руках корпораций. Основную информацию относительно владения корпорациями (скры­тие личностей владельцев акций), данные о качестве продукции («профессиональные секреты»), статистиче­ские данные о прибылях корпораций, информацию о стои­мости и ценах, за редким исключением, получить прак­тически невозможно.

По-прежнему чрезвычайно трудно добыть хоть сколь­ко-нибудь значимую информацию (правительственную или частную) относительно того, в чьих руках в действи­тельности находится контроль над экономикой. Сенатор Ли Меткалф, выступая перед подкомиссией по делам мо­нополий Комиссии сената по делам мелких предприни­мателей, отметил, что «данных о финансовой концентра­ции настолько мало, что правительство выглядит смеш­ным в своих попытках установить факты и проводить в жизнь законы и распоряжения. Так, например, в мае 1972 г., когда Федеральная комиссия связи ослабила пра­вила, ограничивавшие право банков на владение веща­тельными компаниями, она признала, что банки нару­шали старые правила и что комиссия не знала о размерах нарушений, так как не располагала необходимой инфор­мацией...» Меткалф отмечал также, что незадолго до этого, в том же 1972 г., Комиссия по делам ценных бумаг п биржи «не могла представить списка тридцати круп­нейших держателей акций нескольких основных промыш-леных корпораций» ⁹.

В какой мере правительство поддерживает намерение корпоративной структуры воспрепятствовать допуску к информации, становится ясно из письма в газету «Ва­шингтон пост» председателя подкомиссии по делам моно­полий Комиссии сената по делам мелких предпринимате­лей сенатора Гейлорда Нельсона: «...секретность прави­тельственной информации помогает сохранять секретность корпоративной информации. Приведем один пример. Ги­гантские корпорации сумели добиться в нашей стране

проведения такой политики, при которой приравнива­ются не только яблоки и апельсины, но и планеты и апельсины. В этих невероятных, но реально существую­щих сегодня условиях отдельные капиталовложения и прибыли, получаемые в любом из глобальных конгло­мератов, приравниваются во всех отношениях к капитало­вложениям и прибылям, получаемым в ближайшей ап­теке-закусочной: и те и другие охраняются законом о «частной информации». Более того, создав и укрепив миф о том, что любой политик, требующий сегодня озна­комления общественности с информацией о массовом производстве конгломератов, завтра потребует оглаше­ния данных об аптеке-закусочной; крупный капитал за­ручился поддержкой многих мелких предпринимателей в деле защиты недискриминированной политики охраны «тайны деловых предприятий». Таким образом, информа­ция, необходимая для эффективной конкуренции или эффективного управления, отдана законом в монопольное владение нескольких корпоративных и правительствен­ных организаций» ¹⁰.

Охране секретности корпоративной информации спо­собствует также давление представителей деловых кру­гов, пользующихся влиянием в среде федеральной бюрок­ратии. Одной из таких ассоциаций является, например, как пишет Томас Де Даджо, «группа руководителей крупного капитала, консультирующая Административное и бюджетное управление и с помощью подгрупп торпе­дирующая информационные запросы правительства»^п.

Такой способ оказания давления, конечно, устарел. Давление группы руководителей корпораций, как бы ни были они осторожны в своих контактах и связях, все-таки можно выявить и опознать как средство манипу­ляции.

Созданная сегодня информационная система делает этот процесс безликим, причем не обязательно из стрем­ления скрыть рычаги манипуляции, а просто потому, что это эффективно, доступно и полезно для тех, кто сегодня принимает решения, а следовательно, создает новые трудности в определении точек сосредоточения контроля.

Контроль над дефинициями — возможность устанавли­вать правила игры, рамки соперничества и пределы вы­зова — заложен в повой информационной технике в силу интересов, которые, безусловно, далеки от подлинных национальных или общественных нужд. Конечно, так не

должно быть, во превалирующее распределение власти в обществе неизбежно приводит к этому. Вот каким об­разом описывается процесс, лежащий в основе такой мо­дели: «В крупномасштабной модели, основанной на ис­пользовании электронной техники системы, власть в зна­чительной степени принадлежит: (1) клиенту, поскольку он может детально указать, какие именно решения хоте­лось бы ему видеть проводимыми в жизнь его бюрокра­тией при любом возможном наборе обстоятельств, или (2) конструктору системы и программисту, который мо­жет обеспечить принятие того или иного решения в каж­дом из случаев независимо от того, насколько точно бы­ла предопределена ситуация, и (3) изготовителю элект­ронной техники, от которого зависит, какую именно информацию может воспринимать и обрабатывать его ЭВМ, воспроизводящее оборудование и другие приборы системы» ^|2.

Совершенно очевидно, что при такой последователь­ности принятия решения может возникнуть определенный детерминизм. Клиентом, хотя бы из чисто экономических соображений, должна быть крупная корпорация, один из главных правительственных органов или имеющий солид­ную финансовую поддержку университет. Программиста­ми и конструкторами, как правило, являются технократы, которых общественный процесс интересует настолько, насколько он в своем нынешнем состоянии может быть приведен в соответствие с техническими потребностями. Изготовителями электронной техники являются элект­ронные супергиганты, которые, конечно, не слишком ста­раются создать информационные системы, способные по­ставить под сомнение их господство.

Хотя с исторической точки зрения информационная техника все еще находится в стадии формирования, ее природа уже обрела вполне определенный характер. В вы­водах одного из исследований говорится: «До сегодняш­него дня перед информационной техникой ставилась лишь задача решения проблем, возникающих перед построен­ными по принципу иерархии институтами, такими, как министерство обороны, НАСА и Комиссия по атомной энергии... Нетрудно заметить, что дальнейшее развитие подобной информационной техники может привести к соз­данию формы организационной структуры, в основе ко­торой будут лежать в высшей степени структурированные действия. Концепция такого рода лежит в основе

стилей управления почти всех наших институтов, т. е. национальные банки информации и национальные вычис­лительные центры — все ориентированы на строго иерар­хические организационные формы» ¹³.

Несмотря на то что в течение последних лет настоя­тельно высказывалась необходимость решения стоящих перед обществом трудностей и вовлечения масс в процесс принятия решений, новые электронные системы обслу­живают еще более недоступные, функционирующие по принципу «сверху вниз» информационные каналы. Нель­зя не согласиться с выводом Роберта Богуслава: «...эро­зия демократического процесса происходит независимо от того, по какой причине массам воспрещен доступ к тем, кто принимает решения, будь то проявление деспо­тизма, бюрократического лавирования или просто техни­ческой неосведомленности. Люди, наиболее подверженные влиянию решений, будут лишены возможности уча­ствовать в их принятии или реагировать на уже приня­тые решения. Спектр ценностей, представленных в новом порядке принятия решений, может быть ограничен, и практически всегда ограничен, приказами, замаскирован­ными под техническую необходимость. Чрезвычайно важ­ные проблемы, возникшие в связи с разработкой наших новых электронных утопий, носят не технический харак­тер — это проблемы ценностей и власти, с помощью кото­рой ценности проводятся в жизнь» ¹⁴.

Важно отметить, что не отсутствие или наличие «фак­тов» делает этот процесс особенно опасным. Факты сами по себе могут быть выданы трудолюбивыми ЭВМ в неог­раниченном количестве. Речь идет о структуре, в рамках которой можно получить эти «факты». Кто задал воп­росы, на которые «факты» могут дать ответ? Нужно ли отвечать на эти вопросы или задавать их вообще? Джеймс Кэри и Джой Куэрк объясняют это следующим образом:

«Когда мы говорим, скажем, о монополии церкви на религиозные знания, то мы не имеем в виду контроль над частицами информации. Мы скорее всего подразумеваем контроль над всей системой мышления или парадигмой, определяющей, что есть фактически религиозная инфор­мация, каковы критерии оценки правдивости любого тол­кования этих фактов, что есть знание. Современные сто­ронники ЭВМ могут охотно предоставить информацию любому, кто ею заинтересуется. Однако она весьма не-

охотно расстаются с секретами всего технократического мировоззрения, которое определяет, что входит в поня­тие приемлемой или ценной информации. Они монополи­зировали не сами информационные данные, а одобрен­ный, проверенный, официально санкционированный тип мышления» ¹⁵.

Кто в таком случае может дать критическую оценку, которая могла бы обусловить иной набор возможностей для новой техники? Где следует искать независимую оценку и определение, а также технический опыт? Это главная проблема. Эдвин Паркер из Стэнфордского уни­верситета пишет: «Учитывая большие экономические стимулы, капиталовложения и институциональную власть, которой у сторонников (новой) техники гораздо больше, чем у экспертов, было бы удивительно, если бы более слабый институт превалировал над более сильным». Ко­роче, независимые эксперты стоят в стороне-от процесса принятия решений. Решения будут приниматься неза­висимо от их критических оценок. Паркер приходит к следующему выводу: «Если оцениваемые институты за­нимают господствующее положение в обществе, то как же могут неизбежно более слабые, но производящие оценку институты располагать достаточной экономиче­ской и политической властью для осуществления изме­нений?» ¹⁶

Паркер, как, впрочем, и большинство из нас, нена­много продвинулся в решении этой проблемы, но его ут­верждение о том, что «сосредоточением всех проблем яв­ляется институциональная структура общества», пред­ставляет собой признание того факта, что сама по себе информационная техника не решает никаких социальных проблем нашей эпохи и даже может еще больше усугу­бить их.

И все же, с точки зрения технократов, каждая проб­лема имеет свое техническое решение. Такая проблема, как иерархическая структура (в сравнении с массовым участием), при таком подходе вряд ли представляет серь­езную преграду. В качестве новейшего средства оконча­тельного решения всех проблем предлагается новое ин­формационное приспособление — комбинированное уст­ройство, состоящее из ЭВМ и кабельного телевидения. Сторонники его утверждают, что с помощью этого уст­ройства можно создать такие программы участия, кото­рые позволят зрителю (реципиенту) реагировать и даже

влиять на информационный контекст. При обсуждении этого явления основное внимание сосредоточивается на так называемом массовом опросе и голосовании. В этих условиях зритель, не выходя из дома, может с помощью двусторонней кабельной связи регистрировать свой вы­бор.

Может ли эта уже разработанная техника обеспечить хотя бы минимальное массовое участие? Смогут ли мгно­венное голосование и частые опросы преодолеть состоя­ние атрофии, свойственное демократическим процессам в Соединенных Штатах? Для ответа на эти вопросы сле­дует вновь прибегнуть к критериям, уже не раз приме­нявшимся в этой книге. В чьих руках будет находиться контроль над вопросами, которые будут закладываться в это информационное приспособление? Как и в чьих интересах будут использоваться полученные ответы? Из­вестно, что предпосылок для оптимистических перспектив у нас, к сожалению, нет.

Нет причин сомневаться в выводе Паркера о том, что «в основном полученная с помощью компьютеров ин­формация будет использована так же, как и информация, полученная с помощью существующих обычных методов опроса, а именно для решения коммерческих или рыноч­ных проблем». Что же касается политического опроса, то и здесь рисуемая Паркером перспектива не слишком оптимистична: «Совершенно очевидно, что созванное с помощью электронной техники собрание избирателей для принятия решений по городским делам не отдаст власть в руки народа. Оно лишь усилит власть тех, кто стоит у пульта управления исходящей информацией, и тех, кто формулирует вопросы. Изначальное распределе­ние политической власти к моменту проведения опроса таково, что те, кому принадлежат организация и ресурсы для проведения опроса, имеют значительно больше поли­тической власти, чем отдельные неорганизованные рес­понденты... Не следует удивляться, что получающие ин­формацию люди выигрывают больше, чем те, кто ее дает» ¹⁷.

Похоже, электронная техника способствует разреше­нию назревших проблем ничуть не больше, чем предше­ствовавшие чудо-новинки. Скорее она может лишь еще больше поколебать и без того хрупкие демократические основы нашего общества. Например, Комитет по кабель­ному телевидению Иллинойского отделения Американ-

ского союза гражданских свобод обращает внимание на следующие, далеко не столь привлекательные возможно-сти кабельного телевидения: «К вашему кабелю могут подключиться, и вы об этом даже не узнаете... Организа­ция, подключившаяся к вашему кабелю, может легко узнать, какие именно программы вы смотрите, регистри­ровать ваши деловые операции с банками или магази­нами и даже перехватывать разговоры, ведущиеся вами с помощью телеустановки... Если вы воспользуетесь ка­налом для связи с библиотекой, то ФБР может устано­вить, к какой именно информации у вас есть доступ, ка­кие подпольные газеты вы читаете или с кем вступаете в контакты» ¹⁸.

С появлением новых методов создания массового ин­формационного потока появляются и новые, необычные методы контроля над информацией. Несмотря на то что секретность и воспрещение доступа к информации по-прежнему остаются важными способами сохранения и отправления власти, последнее время используются и менее известные приемы. Даже сам по себе объем созда­ваемой информации может использоваться в качестве метода контроля. Например, широко рекламировавшаяся (и потому нетипичная для Америки) публикация в 1971 г. «Документов Пентагона» мало что дала для просвещения рядовых граждан. Возможно, материал этот представляет собой золотую жилу для исследователей и социологов, но для переваривания рядовыми гражданами такого ко­личества информации (4 тыс. страниц) требуется прин­ципиально отличающаяся от ныне существующей инфор­мационная система. Конечно, большинство документов не пользуются таким вниманием, как эти свидетельства двуличности правительства во вьетнамской войне.

Наглядным примером движения информации (с по­мощью компьютеров и без них) служит приводящееся ниже сообщение о слушаниях по вопросам современной рекламной практики, проводившихся в Федеральной тор­говой комиссии в конце 1971 г. Событие это представляет интерес уже потому, что реклама составляет львиную долю финансовой поддержки американской информацион­ной системы. Без доходов от рекламы большинство аме­риканских каналов информации прекратили бы свое су­ществование. Более того, как уже отмечалось, именно коммерческие сообщения (обеспечивающие сбыт продук­ции и усиливающие поддержку системы в целом)

занимают господствующее положение в культуре страны. Вот почему очень поучительно проследить, как информаци­онная сеть подает материал о расследовании деятельности этой чрезвычайно важной коммерческой и культурной индустрии. Еженедельный журнал рекламной индуст­рии поместил на своих страницах следующее подробное сообщение: «В Федеральной торговой комиссии закончи­лись слушания по вопросам современной рекламной практики, но вопреки опасениям кассандр на Мэдисон-авеню не видно линчующей толпы. Тому можно найти множество объяснений. Может быть, потому, что слуги рекламы представили такой убедительный отчет о своей деятельности? Может быть, потому, что комиссия крити­ковала их лишь для проформы? Или потому, что общест­венность ничего не знала о проходящих слушаниях? (От­метим, что, согласно репортажу из «Эдвертайзинг эйдж», появление линчующей толпы было бы вполне оправдан­но, если бы общественность сумела разобраться в дея­тельности индустрии рекламы.)...Суд линча не состоялся лишь потому, что общественность не узнала ничего, что побудило бы ее взяться за веревку. Роберт Р. Маллен, чиновник службы по связям с общественностью, пред­ставлявший на слушаниях Ассоциацию рекламы, объяс­няет благоприятное освещение роли индустрии в цент­ральной прессе: «Мы завалили газеты материалами, и наши свидетели превалировали на слушаниях, сообщения носили чрезвычайно благоприятный характер для пред­ставителей рекламы». Но, как отмечает репортер, за всем этим кроется нечто большее. Значительная часть общественности не была в курсе происходящих событий. У г-на Маллена имеется 1121 газетная вырезка о слуша­ниях в комиссии. Но все они, как правило, представляют собой идентичные сообщения телеграфных агентств, от­правленные до начала слушаний.

За исключением мест для представителей торговой прессы, места для журналистов в зале, где состоялись слушания, пустовали... Радио- и телевещательные компа­нии уделили слушаниям" еще меньше внимания. Важный правительственный орган потратил 15 дней для того, чтобы установить, развращает ли телевидение наших де­тей и подвергаются ли «манипуляции» 200 млн. потре­бителей.

Однако, за исключением отрывочных сообщений, теле­графные агентства, телесеть и пресса почти не освещали

это событие. Как же объяснить это с точки зрения ин­дустрии, которая так любит выступать в роли защитника нашего «права знать»? Подозрительное безразличие к слушаниям редакторов отделов новостей телесетей может навести на мысль о том, что средства массовой информа­ции больше обеспокоены судьбами рекламы, чем общест­венности» ¹⁹.

Эпизод этот еще раз демонстрирует, как осуществля­ется информационный процесс страны. Начнем с того, что налицо явная информационная перегрузка — пятнадцать дней, или шестьдесят часов, слушаний, т. е. огромное ко­личество печатной документации²⁰. Кто может перева­рить все это? Выразить сжато? Упростить? Осветить для миллионов американцев, ежедневно подвергающихся воздействию рекламы? Кто определяет, какая именно часть этих документов должна быть освещена в печати? Кроме того, следует учитывать, что коммерческие сред­ства информации (печать, радио, телевидение) в извест­ной степени пристрастны, так как сами зависят от рек­ламных доходов.

Таким образом, информационная перегрузка не сов­сем точное определение состояния информационной об­становки в Америке. Здесь нет избытка значимой инфор­мации, как нет избытка в здравоохранении, питании или обеспеченности жильем. В нашем распоряжении лишь огромное количество неуместной, бесполезной, сенсацион­ной, частной по характеру и банальной информации. В этом потоке иногда попадаются обрывки ценной ин­формации, которые утопают в потоке рекламы и прочих видов информационных отходов.

Развитая за последние несколько десятилетий инфор­мационная техника способствует передаче и воспроизвод­ству этой информационной «макулатуры». Поскольку основными потребителями и оплотом информационной системы являются (1) гигантские корпорации с их рыноч­ными потребностями, (2) министерство обороны с его потребностью в пропаганде постоянной «угрозы» внеш­ней (или внутренней) безопасности и (3) расширяющая­ся национальная бюрократия, находящаяся на службе у обеих названных групп и пытающаяся представить се­бя в роли борца за всеобщее благосостояние, то, как и следовало ожидать, национальный информационный по­ток вряд ли может быть обращен на службу интересам общественности.

Перспективы?

В предыдущих главах мы рассматривали установив­шиеся методы контроля и манипулирования информа­цией в стоящем на первом месте в мире по производству и передаче информации обществе. В то же время разви­тие новой коммуникационной техники делает возможным и даже вероятным, что в будущем манипуляция станет еще более изощренной и жестокой.

Учитывая подобные обстоятельства, нетрудно пред­ставить себе, что ближайшее будущее станет периодом неизбежной массовой регламентации как в материальной сфере, так и в сфере культуры. Возможно, такое сужде­ние может оказаться преждевременным. Противоборст­вующие течения также подают признаки жизни. Сегодня они значительно уступают господствующим силам, но тем не менее они располагают и определенными преиму­ществами. Создание крупного сектора экономики, заня­того разнообразной информационной деятельностью, об­ращает внимание на рост числа «работников умственно­го труда» в обществе. Как мы убедились, именно эта образованная группа относится наиболее критически к целям и замыслам существующей системы.

Это значительно усложняет задачу манипуляторов со­знанием и ставит под сомнение успешность их деятель­ности, пусть даже она основывается на использовании новой техники. Рабочая сила индустрии знания хотя и не занимает прочного экономического положения (она не владеет никакими средствами производства), все же располагает определенным свободным временем, дохода­ми и, самое главное, определенным профессиональным опытом. Свободное время и доходы позволяют им еще больше развивать критический подход, в основе которого лежит осознание в корне неправильного функционирова­ния системы в целом и особенно той ее части, с которой они лучше всего знакомы. «Документы Пентагона», как известно, были переданы прессе людьми, искушенными в делах управления и функционирования системы.

Имеем ли мы достаточно оснований полагать, что ра­бочая сила индустрии знания будет продолжать расти и расширять рамки своего критического мировоззрения? Мне кажется, мы можем ответить на этот вопрос утвер­дительно. Рост рабочей силы индустрии знания есть ре­зультат исторической эволюции индустриальной системы.

Бели не разразится экологическая и (или) атомная ката­строфа, то никогда не бывать возврату к примитивным способам производства. Но в условиях развитого индуст­риального, управляемого корпорациями общества, кото­рому свойственна монополия в сфере производства, кон­центрация собственности и анархия в распределении и потреблении, уродливые искажения в материальной и культурной жизни достигают невыносимых пределов. Признаки этих кризисных явлений стали очевидны не сегодня. Проблема так называемых «обратных приорите­тов» была всегда характерна для «больного общества» ^2|.

Комбинация социального стресса и увеличивающегося резерва более или менее образованных работников умст­венного труда и ученых может еще больше поколебать стабильность. Пока еще неясно, насколько удастся отго­родить другие секторы общества от распространения на них этого процесса. Уже теперь есть основания полагать, что недуг этот распространяется среди молодых предста­вителей промышленного рабочего класса. Вполне воз­можно, что промышленный пролетариат, включая моло­дых и старых его представителей, может самостоятельно отказаться от поддержки «системы» и занять резко кри­тическую позицию.

На информационном фронте во многих районах стра­ны начали появляться информационные «коллективы». Как правило, они представляют собой городские, органи­зованные по этническому признаку группы общества, ана­лизирующие, критикующие и ставящие под сомнение традиционные структуры массовых коммуникаций. Зна­чение их деятельности не следует преуменьшать. Органи­зации эти оказывают общественности большую услугу. Гарольд Лассуэлл заметил однажды, что «особую кате­горию важной для каждого человека информации состав­ляет знание того, каким образом он может подвергнуться манипуляции и лишиться той степени выбора, которую он мог бы иметь». Это позволяет Лассуэллу прийти к следующему выводу: «человек не обязательно меняет свое мнение потому, что начинает осознавать, какие именно факторы влияют на его формирование. Но если постоянно обращать его внимание на эти формирующие мнение факторы, то не исключено, что он в конце кон­цов усомнится в удовлетворительности своей реакции, оценив ее в свете всей имеющейся в его распоряжении информации»²².

Хотя, даже взятые вместе, вышеназванные группы не могут сравниться по мощи и ресурсам с любым из част­ных информационных конгломератов, связь «коллекти­вов» с массами и потребностями общества придает им потенциальную силу, которой недостает чувствующим себя сегодня уверенно заправилам средствами массовой информации. Именно информационные «коллективы», согласно определению Лассуэлла, пытаются привлечь внимание к «формирующим мнение факторам».

В то же время ставшая более дешевой и доступной информационная техника позволяет все большему кругу людей быть в курсе практики и методов средств массовой информации. Это, конечно, помогает разоблачить дея­тельность средств информации перед лицом значительной части населения и, что еще важнее, создает основу для появления все большего числа людей, способных удов­летворить игнорируемые сегодня информационные по­требности общества.

Немаловажно также и то, что возрастающее участие в той или иной форме в деятельности средств массовой информации позволяет, по крайней мере отчасти, про­тивостоять тому состоянию пассивности, которое они вы­зывают у общественности. Воздействие на как можно большее число людей является информационным импе­ративом, если наше общество намерено оградить себя от манипуляции большинства малочисленным привилегиро­ванным меньшинством.

В этом отношении сегодняшняя Америка находится не совсем в безнадежном положении. Существует огром­ное число людей и групп, самостоятельно работающих в различных информационных направлениях. Правда, тра­диционные каналы массовой информации им недоступны. Но люди эти есть. Их число постоянно увеличивается. И на данном этапе их насильственное отделение от ос­новных коммуникационных каналов дает им возможность более широкого экспериментирования. Иными словами, как я уже отмечал, вовлечение многих людей в инфор­мационную деятельность по их же собственной инициа­тиве в конечном счете представляет собой самую надеж­ную защиту общества от контроля над информацией и манипуляции сознанием.

Факты, приведенные в этой книге, а также события окружающей нас действительности все с большей оче­видностью указывают на необходимость укрепления этой

защиты. Под угрозой не только сфера массовых комму­никаций, но и демократические права в целом. Оценивая перспективы американского капитализма, ученый-эконо­мист из Стэнфордского университета Джон Кёрли указы­вает на «мощные враждебные силы», действующие про­тив американской экономики. Развивающиеся революци­онные движения за рубежом, усилившееся экономическое соперничество между ведущими индустриальными госу­дарствами Запада и Японией, а также рост борьбы соб­ственного рабочего класса за получение большей доли при распределении доходов приведут, по мнению Кёрли, к усилению вмешательства государства «на стороне ин­тересов капиталистического класса». Наиболее суровые меры будут приняты по отношению к рабочему классу.

«В неопределенном будущем» Кёрли предсказывает «широкое восстание против самой системы», в котором примет участие большинство людей труда, сегодня еще остающихся безучастными к социальным проблемам. «А до тех пор капитализм сможет продержаться, но лишь в форме высшей степени концентрированного монополи­стического капитализма. Однако многие элементы демо­кратии погибнут» ²³.

Если анализ Кёрли справедлив хотя бы отчасти, то действия самой системы и защищающих ее правителей будут носить суровый, репрессивный характер. И все же инструменты подавления, среди которых коммуникации играют не последнюю роль, представляются обоюдоост­рыми и не вполне надежными.

Огромное количество радио- и телеустановок в част­ных руках, наличие в стране большого числа людей, уме­ющих пользоваться электронной техникой, а еще боль­шего числа людей, получивших значительное образование, создают для заправил средствами массовой информации значительные трудности. Кроме того, резкое уве­личение числа каналов благодаря развитию кабельного и кассетного телевидения, а также предстоящие изобре­тения в области информационной техники чрезвычайно затрудняют осуществление максимального контроля над информационным потоком.

Есть и еще одно нелогичное препятствие на пути за­правил средствами массовой информации. Несоответствия общественного строя велики и продолжают увеличивать­ся. Одностороннее развитие сказывается на условиях жизни десятков миллионов людей в Соединенных Штатах.

Вот почему многим людям довольно трудно увязать вместе объем производства, превышающий триллион дол­ларов, и поразительное невнимание к престарелым, бед­ным, больным, а также к большей части черного населе­ния и цветных меньшинств. В равной степени трудно понять экономическую систему, производящую массу аб­сурдных товаров и непростительных услуг (таких, как советники по избежанию уплаты налогов, роскошные со­бачьи конуры и т. д.), в то время как она не может обе­спечить адекватное медицинское обслуживание, образо­вание и другие социальные услуги первой необходимо­сти.

Несмотря на целенаправленные усилия информаци­онных сетей затушевать или обойти эти проблемы, воз­действие неудовлетворенных жизненно важных потреб­ностей продолжает усиливаться и не может не сказаться на сознании людей. Американская действительность втор­гается в жизнь с помощью телерекламы, инсценирован­ных президентских мероприятий и проповедей д-ра Нор­мана Винсента Пиле, призывающего к большему энту­зиазму ²⁴.

Силы, приведшие Соединенные Штаты на наивысшую ступень капиталистического развития, которому свойст­венны программы освоения космоса и упадок городов, внутригородские гетто и богатые пригороды, автомобиль­ная культура и транспортный паралич, товарная эконо­мика и человеческий износ, — те же силы привели к на­коплению в нашей стране уникального личного опыта. Это дает возможность все большему числу людей, осо­бенно молодежи, увидеть весь процесс развития рыноч­ной экономики в новом свете. В Соединенных Штатах задаются такие вопросы, которые в других странах не могли бы быть даже сформулированы.

Одних только вопросов вряд ли достаточно для успеш­ной борьбы с самой могущественной из когда-либо суще­ствовавших индустриальных структур. И все же они ме­шают мощной в других отношениях системе установить необходимое для ее выживания тотальное манипулиро­вание сознанием. И пока система не претерпит фунда­ментальных изменений, количество критических вопро­сов будет только возрастать. Уже сегодня значительное число американцев больше не верит в то, что они видят или слышат по национальным средствам информации. Цинизм, который сегодня лишь способствует укреплению

статус-кво, может в иных условиях перерасти в откро­венную политическую оппозицию.

Манипуляторы сознанием немало потрудились для достижения своих целей. Они располагают значительны­ми средствами, черпаемыми из корпоративных и прави­тельственных бюджетов, и на сегодняшний день доби­лись многого. И все-таки они не смогли предотвратить рост (по крайней мере у части населения) понимания истинной сути существующей системы. И это должно по­служить поддержкой все еще слабым силам, борющимся за освобождение.

Более того, понимание это, идущее от осознания фак­тов американской действительности, обещает в ближай­шие годы распространиться на более широкие слои об­щества. Таким образом, постепенно повышающееся воп­реки усилению контроля над информационной системой сознание может привести к возникновению -собственных средств для ускорения столь необходимых нашей стране социальных преобразований.