Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава десятая






Неживые предметы всех видов и материй могут беспрепятственно транспортироваться во времени в обоих направлениях. Основное условие заключается в том, что предмет в момент транспортировки не должен контактировать ни с чем и ни с кем, кроме переносящегося путешественника во времени.

Наибольший известный предмет, подвернувшийся транспортировке во времени, — четырёхметровый обеденный стол, который близнецы де Виллеры перенесли в 1900 год из 1805 года и обратно (см. том 4, глава 3, «Эксперименты и эмпирические исследования». Стр. 188).

Растения и их части, а также живые существа всех видов не могут подвергаться транспортировке, так как путешествие во времени разрушает или полностью уничтожает их временную структуру, как показывают многочисленные опыты на водорослях, саженцах, инфузориях, подвальных крысах и мышах (см. также том 4 глава 3, «Эксперименты и эмпирические исследования». Стр. 194).

 

Транспортировка предметов без строжайшего контроля либо вне исследовательских целей строжайше запрещена.

Хроники Хранителей, Том второй, Основные Законы.

— Она кажется мне чем-то неуловимо знакомой, — донеслись до меня чьи-то слова. Я тут же узнала напыщенные интонации Джеймса.

— А как же иначе, идиот, — ответил другой голос, который мог принадлежать только Химериусу. — Это ведь Гвендолин, только без школьной формы и в парике.

— Я не давал тебе разрешения заговаривать со мной, невоспитанная кошка!

Как из радиоприёмника, в котором постепенно поворачивали колесико и усиливали звук, ко мне начали проникать и другие звуки, шумы, возбуждённые голоса. Я всё ещё, или, точнее сказать, снова лежала на спине. Невероятная тяжесть, навалившаяся на мою грудь, пропала, тупая боль в области живота тоже исчезла. Неужели я превратилась в привидение, такое, как Джеймс?

С ужасным треском разорвался мой корсет и платье.

— Он попал в аорту, — я услышала растерянный голос Гидеона. — Я пробовал остановить кровотечение, но… но прошло слишком много времени.

Прохладные руки ощупывали верхнюю часть моего тела и обследовали рану под ребром. Затем доктор Уайт облегчённо произнёс:

— Это всего лишь лёгкий порез! О боже, ты меня порядком напугал!

— Что? Этого не может быть, она ведь…

— Шпага едва задела её кожу. Видишь? Корсет мадам Россини сослужил девочке немалую службу. Аорта — ох, Гидеон-Гидеон, ну чему, скажи на милость, вас там только учат? На какой-то момент я действительно поверил, — палец доктора прижался к моей шее. — Пульс стабильный.

— Так с ней всё в порядке.

— А что точно произошло?

— Как лорд Алестер мог нанести ей такой удар?

Голоса мистера Джорджа, Фалька де Виллера и мистера Уитмена сливались воедино. Гидеона слышно не было.

Я попыталась открыть глаза, на сей раз мне удалось это сделать без особого труда. Я даже могла подняться, не прилагая особых усилий. Я увидела знакомые окрашенные в разные цвета стены нашего подвала, а надо мной склонилось несколько хранителей. Все, даже мистер Марли, улыбались мне.

Только Гидеон уставился на меня так, будто не верил собственным глазам. Лицо его стало смертельно-бледным, а на щеках всё ещё были заметны следы слёз.

За его спиной стоял Джеймс, прижимая к глазам свой накрахмаленный носовой платок.

— Скажи мне, когда можно будет снова смотреть.

— Точно не сейчас, а то ослепнешь на месте, — сказал Химериус, который уселся по-турецки у меня в ногах. — У неё вот-вот грудь вывалится из декольте.

Упс. Он вообще-то был прав. Смутившись, я постаралась прикрыть наготу разорванными и оторванными лоскутками, которые когда-то были прекрасным платьем мадам Россини. Доктор Уайт аккуратно оттолкнул меня обратно на стол, на который меня положили несколько минут назад.

— Мне нужно быстро промыть и перевязать эту царапину, — сказал он, — а уж затем я проведу полное обследование. Жалобы есть?

Я отрицательно покачала головой и тут же застонала. Всё моё тело страшно горело и ныло.

Мистер Джордж, стоявший позади, положил руку мне на плечо.

— О боже, Гвендолин. Как же ты всех нас испугала, — он тихо рассмеялся. — Я называю это глубоким обмороком! Когда Гидеон появился здесь с тобой на руках, я, было, даже подумал, что ты действительно можешь…

— Испустить дух, — закончил его предложение Химериус, потому что мистер Джордж смущённо замолчал. — Честно говоря, вид у тебя был и вправду какой-то мёртвый. Мальчишка был просто вне себя! Кричал, что надо срочно остановить кровь и вообще нёс какую-то несусветную чушь. И ревел. Ты чего уставился?

Последний вопрос был адресован маленькому Роберту. Тот разглядывал Химериуса в полнейшем восхищении.

— Он такой милый. Можно его погладить?

— Держи от меня руки подальше, если хочешь, чтобы они тебе ещё послужили, малыш, — сказал Химериус. — Хватит и этого расфуфыренного попугая, который постоянно обзывает меня кошкой.

— Попрошу! Кошек с крыльями не бывает, это я и сам знаю, — выкрикнул Джеймс, всё ещё прикрывая глаза. — Но ты-то кошка из бредовых фантазий. Бесовская кошка.

— Ещё хоть слово, и я тебя проглочу, — сказал Химериус.

Гидеон отошёл на несколько шагов в сторону и опустился на стул. Он снял парик, провёл руками по волосам и уронил лицо в ладони.

— Не понимаю, ничего не понимаю, — прозвучал сквозь пальцы его голос.

Я чувствовала то же самое. Как это могло случиться — я только что умерла, и вот снова ощущала себя абсолютно живой? Можно ли такое представить? Я поглядела на рану, над которой корпел доктор Уайт. Он был совершенно прав, это действительно всего лишь царапина. Когда я брала у себя кровь ножом для резки овощей, порез был куда более глубоким и болезненным.

Гидеон снова поднял голову и повернулся ко мне. Каким удивительным зелёным светом светились его глаза, подчёркнутые бледностью лица! Я снова вспомнила его последние слова, адресованные мне, и постаралась выпрямиться, но доктор Уайт снова прижал меня к столу.

— Может кто-то снимет с неё этот чёртов парик? — грубо сказал он. Тут же множество рук принялось выдёргивать шпильки, и когда парик, наконец, отделился от моей головы, я испытала невероятное облегчение.

— Осторожно, Марли, — предупредил Фальк де Виллер. — Подумайте о мадам Россини!

— Да, сэр, — промямлил Марли и тут же с испугу чуть не выпустил парик из рук. — Мадам Россини, сэр.

Мистер Джордж вытащил последнюю шпильку из моих волос и осторожно распустил косу.

— Так лучше? — осведомился он.

Да уж, так было намного лучше.

— Мы бедные овечки, никто нас не пасет, мы таем словно свечки, ну кто же нас спасёт, — идиотски нагло распевал Химериус. — Ох, некому тебя спасать! Как же я рад, всё-таки, что ты до сих пор жива и мне не придётся искать себе нового человека. Я так счастлив, что мелю полную чепуху. Ты, бедная моя овечка.

Маленький Роберт захихикал.

— Можно мне убрать платок? — спросил Джеймс, но ответа решил не дожидаться. Лишь взглянув на меня, он снова прикрыл глаза. — Гром и молния! Это действительно мисс Гвендолин. Простите меня, что я не узнал вас, когда юный денди пронёс вас мимо моей арки, — он вздохнул. — Всё так странно. В этих стенах столь редко увидишь прилично одетых господ.

Мистер Уитмен положил руку Гидеону на плечо.

— Что же именно произошло, юноша? Смог ли ты передать графу наше послание? И получил ли ты от него указания для следующей встречи?

— Принесите ему виски и оставьте мальчишку на несколько минут в покое, — пробурчал доктор Уайт. — Он никак не может выйти из нервного потрясения.

— Да нет, всё уже снова в порядке, — пробормотал Гидеон. Он бросил беглый взгляд в мою сторону и, вытащил из кармана опечатанное письмо и протянул его Фальку.

— Пойдём! — сказал мистер Уитмен, помог Гидеону встать на ноги и провёл его к двери. — Наверху в кабинете директора Гиллза есть виски. И кушетка, если тебе вдруг захочется прилечь, — он огляделся. — Фальк, ты нас не проводишь?

— Конечно же, — ответил Фальк. — Надеюсь, у старины Гиллза хватит виски для всех нас, — он повернулся к остальным. — А вы ни в коем случае не смейте приводить Гвендолин домой в таком вопиюще встревоженном состоянии, вам ясно?

— Ясно, сэр, — заверил его мистер Марли. — Ясно как божий день. Если позволите мне подобную формулировку.

Фальк презрительно хмыкнул.

— Позволяю, — сказал он, и дверь за ним, мистером Уитменом и Гидеоном захлопнулась.

 

Мистер Бернхард сегодня вечером не работал, поэтому у входа меня встретила Кэролайн, и тут же затараторила, не дав мне вставить ни словечка:

— Шарлотта примерила свой костюм феи, который она собирается надеть на вечеринку, платье такое прекрасное, а ещё она разрешила мне прицепить ей крылышки, но тётя Гленда сказала, что сначала неплохо было бы мне помыть руки, потому что я наверняка снова гладила каких-нибудь грязных зверю…

Продолжить ей не удалось, потому что я крепко схватила её и прижала к себе так крепко, что она чуть не задохнулась.

— Да, пожалуйста, раздави её в лепёшку, если тебе так хочется! — сказал Химериус, впорхнувший в дом следом за мной. — Твоя мама всегда может сделать себе нового ребёночка, если кто-то из старых выйдет из строя.

— Моя славная, любимая, золотая маленькая сестричка, — бормотала я, зарывшись лицом в волосы Кэролайн. Мне хотелось плакать и смеяться одновременно. — Я так тебя люблю!

— Я тоже тебя люблю, но ты плюешься мне прямо в ухо, — сказала Кэролайн и осторожно освободилась из моих объятий. — Пойдём! Мы уже сели за стол. На десерт сегодня фирменный шоколадный торт!

— О, как же я люблю, люблю, люблю шоколадные торты из нашей булочной, — воскликнула я. — Я люблю жизнь, которая дарит нам столько удивительных вещей!

— Сбавь-ка градус, будь добра, а? И чуть поменьше преувеличений! А то можно подумать, будто ты только что вышла из кабинета шоковой терапии, — Химериус брезгливо фыркнул.

Я хотела, было, бросить наверх укоризненный взгляд, но могла лишь взирать на него с любовью. На него, на моего славного, маленького, брезгливого демона с водосточной трубы.

— И тебя я люблю! — сказала ему я.

— О, за что мне это, — простонал он. — Была бы ты передачей по телику, я бы тебя немедленно переключил.

Кэролайн поглядела на меня немного обеспокоенно. Пока мы поднимались, она взяла меня за руку.

— Что с тобой происходит, Гвенни?

Я оттёрла со щек слёзы и засмеялась.

— Со мной всё в полном порядке, — заверила я её. — Я просто счастлива. Потому что жива. И потому что у меня замечательная семья. И потому что эти перила кажутся такими гладкими и знакомыми. И потому что жизнь так прекрасна.

Тут мне на глаза снова навернулись слёзы, и мне в голову закралась мысль, что, может, доктор Уайт дал мне выпить что-то посильнее, чем аспирин. Но ведь такая эйфория могла действительно настичь меня лишь потому, что мне удалось выжить, и потому, что мне не предстоит провести остаток своих дней в виде малюсенькой летающей пылинки.

Перед дверью в столовую я подняла Кэролайн на руки и покружила её в воздухе. Я была самым счастливым человеком на всём белом свете, потому что жила, а Гидеон сказал, что любит меня. Последнее, конечно, вполне могло быть предсмертным бредом, не стоит полностью исключать такую возможность.

Моя сестрёнка радостно взвизгнула, а Химериус тем временем изображал, как переключает меня невидимым пультом, словно телепрограмму.

Когда я снова поставила её на ноги, Кэролайн спросила:

— Шарлотта не врёт? Правда, что вы с Лесли собрались прийти на вечеринку к Синтии в зелёных пакетах для мусора?

На какой-то момент эти слова спустили меня с небес на землю.

— Ха-ха-ха, — злорадствовал Химериус. — Я прямо вижу перед собой это зрелище — счастливый зелёный мусорный пакет, который пытается всех обнять и расцеловать, потому что жизнь ведь так прекрасна.

— Э-м-м… Ну, если мне не удастся этого как-нибудь избежать, — о господи, только бы мне удалось убедить Лесли, что стоит перенести её современную концептуальную идею с марсианами на какую-нибудь другую вечеринку. Но если Лесли уже болтает об этом направо и налево, значит, она действительно в восторге от такого костюма, а если Лесли от чего-то в восторге, то переубедить её будет делом довольно сложным, в этом мне уже приходилось удостовериться на собственном горьком опыте.

Моё семейство в полном составе сидело за обеденным столом, и мне стоило огромных усилий сдержаться и не заключить всех их по очереди в радостные объятия, даже Шарлотту и тётю Гленду я бы не обделила вниманием (что ещё раз доказывает, в каком необычном для себя состоянии я сейчас находилась). Но, следуя предостерегающему взгляду Химериуса, я лишь одарила всех сияющей приветственной улыбкой и, проходя мимо Ника, провела рукой по его волосам. Но как только я присела на своё место и поглядела на тарелку, на которую мама уже успела положить первое блюдо, я сразу же снова забыла обо всякой сдержанности.

— Пирог со спаржей! — воскликнула я. — Ну не прекрасна ли наша жизнь?! В ней столько поводов для радости, ведь правда?

— Если ты ещё раз произнесёшь слово прекрасный, меня вырвет прямо на твой проклятый пирог со спаржей, — пробурчал Химериус.

Я улыбнулась ему и отправила кусок пирога себе в рот, а затем, сияя, обвела взглядом всех присутствующих и спросила:

— И что, как прошёл ваш день?

Бабушка Мэдди поглядела на меня таким же сияющим взглядом.

— Ну, твой день, кажется, был вполне удачным.

Вилка Шарлотты противно скрипнула по тарелке.

Да, в результате день действительно оказался очень удачным. Пусть даже Гидеон, Фальк и мистер Уитмен так и не появились до моего отъезда, и мне не выдалась возможность проверить, была ли фраза «Я люблю тебя, Гвенни, прошу, не покидай меня!» всего лишь плодом моего воображения, или Гидеон действительно это сказал. Остальные хранители приложили все усилия, чтобы как можно скорее вывести меня из этого, как выразился Фальк де Виллер, вопиюще встревоженного состояния. Мистер Марли даже порывался собственноручно причесать меня, но я решила, что могу в этом деле обойтись и без его помощи. Поэтому сейчас мои волосы были аккуратно зачёсаны назад, а школьная форма сидела как никогда ровно.

Мама потрепала меня по руке.

— Я так рада, что ты, наконец, выздоровела.

Тётя Гленда что-то пробурчала себе под нос, я расслышала только обрывки фразы, что-то вроде «сложена как крестьянская девка». Затем она деланно усмехнулась и спросила меня:

— И как же обстоят дела с зелёным мусорным пакетом? Не могу поверить, что ты и твоя подруга Лесли собираетесь появиться на вечеринке, которую Дейлы устраивают для своей дочери, в таком виде! Тобиас Дейл наверняка воспримет это как политический выпад, а ведь он играет немаловажную роль среди тори. [7]

— Чего? — отозвалась я.

— Чтобы переспросить, говорят «Что, простите?», — пожурил меня Химериус.

— Гленда, не перестаю тебе удивляться! — леди Ариста прищёлкнула языком. — Ни одной из моих внучек такая идея даже в голову не придёт. Мусорный пакет! Какая нелепица!

— Ну да, но если у кое-кого нет ни одной зелёной одёжки, чтобы выйти в ней на вечеринку, то это всё же лучше, чем ничего, — едко заметила Шарлотта. — Во всяком случае, для Гвен.

— О да… — бабушка Мэдди смотрела на меня с сочувствием. — Дай-ка подумать. У меня вот есть пушистый зелёный купальный халат, могу тебе его одолжить.

Шарлотта, Ник, Кэролайн и Химериус захихикали, и я тоже улыбнулась бабушке Мэдди.

— Как это мило с твоей стороны, но мне кажется, Лесли будет против — марсиан в купальных халах не бывает.

— Вот видишь! Я не шучу! — тут же встрепенулась тётя Гленда. — Что я и говорила. Эта неряха оказывает тлетворное влияние на Гвендолин! — она скривилась. — Не то, чтобы кто-то ожидал иного поведения от девочки, воспитанной пролетариями. Достаточно печален уже сам факт, что её допустили до учёбы в Сэнт-Ленноксе. Но я, совершенно точно, никогда не позволю моей дочери общаться…

— Хватит, Гленда! — мама смерила свою сестру яростным взглядом. — Лесли — умная и воспитанная девочка. А её родители вовсе не пролетарии! Её отец — он… он…

— Инженер-строитель, — подсказала я.

— … инженер-строитель, а мама работает…

— Диетологом, — снова подхватила я.

— А собака их училась в колледже Голдсмит, — сказал Химериус. — Весьма уважаемая семья.

— Наш костюм не имеет ничего общего с политикой, — заверила я тётю Гленду и леди Аристу, которая окинула меня изучающим удивлённым взглядом. — Это просто искусство.

Но вполне можно предположить, что Лесли смогла бы, так сказать, на закуску, вложить в свою идею ещё и политический смысл. Мало нам отвратительного внешнего вида, вот ещё и дополнительные неприятности.

— К тому же, это вечеринка Синтии, а не её родителей, иначе девиз её вряд ли был бы таким зелёным.

— Это вовсе не смешно, — сказала тётя Гленда. — Я воспринимаю такой халатный подход к выбору костюма, такое нежелание приложить усилия к его созданию, как вопиющее безобразие. В то время, как остальные гости проявляют максимальное старание, вот, например, костюм Шарлотточки…

–.. стоил целое состояние и сидит на ней как влитой, ты повторила это тридцать четыре раза за сегодняшний день, — перебила её моя мама.

— Да ты просто завидуешь. Как и всегда. Но мне, по крайней мере, не наплевать на благополучие дочери, в отличие от тебя, — прошипела тётя Гленда. — То, что тебя так мало волнует выход твоей дочери в общество, и то, что ты даже не считаешь нужным приобрести ей приличный костюм…

— Выход в общество? — мама презрительно сморщилась. — Скажи на милость, ты понимаешь, как это далеко от правды? Речь идёт всего лишь о дне рождения одноклассницы! Достаточно и того, что бедные дети вообще должны приходить на эту вечеринку в костюмах.

Леди Ариста шумно опустила нож и вилку.

— Силы небесные, вам ведь уже за сорок, а ведёте вы себя словно подростки. Само собой, Гвендолин не отправится на эту вечеринку в пакете для мусора. А сейчас, могу ли я просить вас поговорить о чём-нибудь другом.

— Да, давайте поболтаем о деспотичных старых драконихах, — предложил Химериус. — А также о женщинах, которым за сорок, а они всё ещё живут под крылом у мамаши.

— Ты не можешь приказать Гвендолин… — начала, было, мама, но я под столом легонько толкнула её ногой и улыбнулась.

Она вздохнула, но затем улыбнулась мне в ответ.

— Да, это так, но я не могу спокойно взирать на то, как Гвендолин разрушает прекрасное имя нашей семьи… — сказала Гленда, но леди Ариста не дала ей выговориться.

— Гленда, если ты сейчас же не замолчишь, то отправишься спать без ужина, — фыркнула она, и все вокруг, кроме неё и тёти Гленды, рассмеялись, даже Шарлотта широко улыбнулась.

В этот момент в дверь позвонили.

Несколько секунд никто не реагировал, мы просто продолжали кушать, пока не вспомнили, что мистер Бернхард взял сегодня выходной. Леди Ариста вздохнула.

— Кэролайн, не будешь ли ты так любезна спуститься снова? Если это мистер Тернер пришёл узнать, как обстоят в том году дела с украшением улиц цветами и фонариками, передай ему, пожалуйста, что меня нет дома, — она подождала, пока Кэролайн выйдет из комнаты, а затем покачала головой. — Этот человек — просто настоящее наваждение! Представьте только — бегонии оранжевого цвета! Надеюсь, для таких людей в аду существует отдельная комната.

— Я тоже на это надеюсь, — поддержала её бабушка Мэдди.

Минуту спустя Кэролайн снова была на месте.

— Это Голлум! [8] — крикнула она. — И он хочет видеть Гвендолин.

— Голлум? — хором повторили за ней мама, Ник и я.

«Властелин колец» недавно стал нашим общим любимым фильмом, и только Кэролайн не разрешили его посмотреть, потому что она ещё маленькая.

Кэролайн закивала изо всех сил.

— Да, он ждёт внизу.

Ник засмеялся.

— Это же так прекрасно, моя пре-е-е-елес-с-с-сть, я обязательно должен на него взглянуть.

— Я тоже, — сказал Химериус, продолжая при этом лениво болтаться на люстре и почёсывать себе живот.

— Ты, наверное, имеешь в виду Гордона? — сказала Шарлотта и встала из-за стола. — Он пришёл ко мне. Только раньше, чем мы договаривались. Он должен был зайти ко мне в половине девятого.

— О, у тебя нашёлся почитатель, зайка моя? — растроганно осведомилась бабушка Мэдди. — Как замечательно! Может, это направит твои мысли в другое русло.

Шарлотта скорчила кислую мину.

— Нет же, бабушка Мэдди, Гордон — всего лишь мальчишка из моего класса, и я помогаю ему написать работу о перстнях.

— Но он сказал, что хочет видеть Гвендолин, — настаивала Кэролайн, но Шарлотта уже отодвинула её в сторону и выбежала из комнаты. Кэролайн поспешила следом за ней.

— Он может подняться и поужинать вместе с нами, — крикнула им вслед тётя Гленда. — Она всегда готова прийти на помощь, — обратилась она к нам. — Кстати, этот Гордон Гельдерман — сын Кайла Артура Гельдермана.

— Вы только подумайте, — сказал Химериус.

— Как будто это нам о чём-то говорит, — отозвалась мама.

Кайла Артура Гельдермана, — повторила тётя Гленда, на этот раз делая ударение на каждом слоге. — Торговый дом «Tycoon»! Неужели это название тебе не знакомо? Как это, опять же таки, на тебя похоже! Ты не имеешь ни малейшего представления, в какой среде вращается твоя дочь. Хотя, может, ты и права, ведь Гвендолин этот юноша абсолютно не интересуется.

Мама застонала.

— Глен, послушай, тебе, наверное, стоит принять эти таблетки, которые снимают тревогу во время смены погоды.

Брови леди Аристы почти сомкнулись, так крепко она насупилась, она уже шумно вдохнула, наверное, чтобы оставить маму и тётю Гленду без сладкого, но тут снова прибежала Кэролайн и победным тоном заявила:

— А Голлум хотел всё-таки видеть именно Гвендолин!

Я как раз затолкала в рот большой кусок пирога, и он чуть не полез из меня обратно, когда в комнату вошёл Гидеон. За ним следовала Шарлотта, лицо которой вдруг стало совершенно непроницаемым.

— Добрый вечер, — вежливо сказал Гидеон. На нём были джинсы и застиранная зелёная рубашка. Он, наверное, успел за это время принять душ, потому что его волосы ещё не совсем высохли, влажные локоны обвивали его лицо. — Прошу прощения, я не собирался помешать вашей трапезе. Мне хотелось лишь увидеть Гвендолин.

На какой-то момент в комнате повисла полнейшая тишина. Молчали все, если не считать Химериуса, который чуть не свалился с люстры от дикого смеха. Я не могла говорить, потому что изо всех сил старалась как можно быстрее пережевать еду, Ник хихикал, мама несколько раз переводила глаза с меня на Гидеона и обратно, по шее тёти Гленды снова стали расползаться красные пятна, а взгляд, которым одарила Гидеона леди Ариста, вполне мог бы адресоваться бегонии оранжевого цвета.

Только бабушка Мэдди проявила хоть какие-то хорошие манеры.

— Вы ничуть не помешали, — доброжелательно сказала она. — Вот, прошу вас, присаживайтесь рядом со мной. Шарлотта, будь добра, поставь ещё один прибор.

— Да, тарелку для Голлума, — прошептал мне Ник и усмехнулся.

Шарлотта проигнорировала бабушку Мэдди и с таким же каменным лицом проследовала на своё место.

— Так мило с вашей стороны, спасибо, но я уже поужинал, — сказал Гидеон.

Мне, наконец, удалось проглотить злосчастный кусок пирога, и я поспешно встала.

— Я, в общем-то, тоже уже сыта, — сказала я. — Вы не возражаете, если я выйду? — я посмотрела сначала на маму, а потом на бабушку.

Обе обменялись странными заговорщицкими взглядами и одновременно тяжело вздохнули.

— Конечно, — затем сказала мама.

— А как же шоколадный торт? — напомнила Кэролайн.

— Мы прибережём кусочек для Гвендолин, — леди Ариста кивнула мне. Я немного заплетающимся шагом направилась к Гидеону.

— В зале воцарилась гробовая тишина, — зашептал Химериус со своей люстры. — Все взгляды были прикованы к девочке в блузе цвета коровьей мочи…

Уф-ф-ф… он был прав. Я злилась на себя, что не додумалась быстро помыться и переодеться — дурацкая школьная форма была самой худшей из шмоток, которые я могла бы сейчас надеть. Но кто мог знать, что сегодня вечером в нашем доме появится гость? Да ещё и такой, перед которым действительно важно выглядеть наилучшим образом.

— Привет, — сказал Гидеон и улыбнулся, в первый раз с тех пор, как он зашёл в столовую.

Я смущённо улыбнулась в ответ.

— Привет, Голлум.

Улыбка Гидеона стала ещё шире.

— И даже тени, скользившие по стенам, замолкли, когда эти двое взирали друг на друга так, будто только что уселись на раскалённую грелку, — сказал Химериус, вспорхнул с люстры и спустился к нам. — По залу разлились романтические звуки скрипки, а затем они поспешили прочь из зала, эти двое — девочка в блузке цвета коровьей мочи и мальчик, которому не помешало бы наведаться к парикмахеру, — он кружил между нами, но на лестнице решительно свернул влево. — Умный и красивый демон Химериус мог бы последовать за вами сейчас в качестве блюстителя приличий, если бы ему не требовалось немедленно утолить свой аппетит, разыгравшийся от такого яркого проявления чувств! Думаю, сегодня будет проглочен один толстый кларнетист, который сфальшивил и испохабил всего Глена Миллера, — он ещё раз кивнул и исчез за окошком.

 

Когда мы оказались в моей комнате, я с облегчением поняла, что мне не хватило времени разрушить прекрасный порядок, который навела здесь в среду бабушка Мэдди. Хорошо, что кровать была заправлена, одежду, разбросанную по всем углам, мне удалось сгрести несколькими широкими движениями и забросить на стул, на котором висели остальные вещи. Затем я обернулась к Гидеону, который за всё это время не проронил ни слова. Возможно, ничего другого ему просто не оставалось — я всё ещё была не в себе от смущения — и сразу же после того, как Химериус улетел, я принялась тараторить, нести всякую чепуху о картинах, мимо которых мы проходили. О каждой из них, а их у нас было примерно одиннадцать тысяч, мне нашлось, что рассказать.

— О, это мой прадедушка. Понятия не имею, зачем они заказывали свои портреты маслом, ведь в то время уже существовала фотография. Толстяк на деревянной лошадке — это мой пра-пра-прадедушка Хью, когда он был маленьким мальчиком, вместе со своей сестрой Петронеллой и тремя кроликами. Это эрцгерцогиня, что-то у меня как раз вылетело из головы её имя. Она не наша родственница, но здесь на ней фамильное колье семейства Монтроузов, поэтому ей разрешается здесь висеть. А сейчас мы поднимаемся на третий этаж, поэтому на всех изображениях ты можешь любоваться Шарлоттой. Каждые три месяца тётя Гленда ходит с ней к фотографу, к тому самому, который, наверное, фотографирует и семью королевы Елизаветы. Вот это моя любимая фотография: Шарлотте здесь десять лет, рядом с ней мопс, у которого, кстати, всегда страшно воняло из пасти, они с Шарлоттой очень подходят друг другу, тебе не кажется? — и так далее, и тому подобное. Это было просто ужасно. И лишь в своей комнате я заставила себя замолчать. Но лишь потому, что на стенах не оказалось ни фотографий, ни картин.

Я пригладила покрывало и одновременно с этим незаметно спрятала под подушку свою ночную рубашку с Hello Kitty. Затем я повернулась к Гидеону и выжидающе взглянула на него. Сейчас и он вполне мог бы что-нибудь сказать.

Но он ничего такого не сделал. Вместо этого он продолжал улыбаться мне, будто не веря своим глазам. Моё сердце забилось, словно раненая птица, чтобы затем на секунду замереть. Ну, прекрасно! Оно выдержало удар шпаги, но вот Гидеон оказался для него слишком серьёзным испытанием. Особенно когда взгляд его становился таким как сейчас.

— Я хотел сначала позвонить тебе, но телефон был отключен, — сказал он наконец.

— Аккумулятор сел.

Батарейка села как раз во время нашего разговора с Лесли в лимузине.

Гидеон снова замолчал, поэтому я вытащила из кармана телефон и огляделась в поисках кабеля для зарядки. Бабушка Мэдди аккуратно свернула его колечком и положила в выдвижной ящик письменного стола.

Гидеон прислонился спиной к двери.

— Сегодня выдался довольно странный день, тебе не кажется?

Я кивнула. Телефон начал заряжаться. Я не знала, как вести себя дальше, поэтому просто облокотилась о край письменного стола.

— Мне кажется, это был худший день в моей жизни, — сказал Гидеон. — Когда ты лежала там на полу…

Его голос сорвался. Гидеон отошёл от двери и приблизился ко мне.

Я вдруг поняла, что очень хочу его успокоить.

— Прости, что я… так тебя испугала. Но мне казалось, что я действительно умираю.

— Мне тоже так показалось, — он вздохнул и сделал ещё один шаг в мою сторону.

Химериус уже давно улетел к своему кларнетисту, но какая-то часть моего мозга всё ещё продолжала выдавать комментарии в его стиле: «Его зелёный пылающий взгляд зажёг пламя её сердца, бившегося под блузой цвета коровьей мочи. Склонив голову на его широкую грудь, она дала волю слезам.»

О боже, Гвендолин, ну неужели всегда надо быть такой истеричкой?!

Я ещё крепче вцепилась в край стола.

— Вообще-то, тебе следовало бы лучше знать, что со мной случилось, — сказала я. — Это ведь ты учишься в медицинском институте.

— Да, и именно поэтому мне было ясно, что ты… — он остановился рядом со мной и прикусил нижнюю губу. Этот жест почему-то очень меня растрогал. Гидеон медленно поднял руку — Клинок шпаги вошёл в тебя вот настолько, — он растопырил большой и указательный пальцы правой руки. — Маленькая царапина не могла бы так сломить тебя. А тут ты вдруг совершенно побледнела, и по всему телу у тебя выступил холодный пот. Поэтому мне стало ясно, что Алестер, должно быть, попал в большую артерию. У тебя случилось сильное кровоизлияние.

Я разглядывала его руку, которая покачивалась перед моим лицом.

— Но ты же видел эту рану своими глазами, она совершенно безобидна, — сказала я и кашлянула. Что-то мои голосовые связки переставали меня слушаться. — Это… наверное… просто последствия сильного потрясения. Ну, знаешь, я вполне могла себе вообразить, что серьёзно ранена, и поэтому я выглядела как будто…

— Нет, Гвенни, ты ничего не воображала.

— Но как же тогда получилось, что на моём теле осталась лишь эта маленькая царапина? — прошептала я.

Он принялся расхаживать по комнате из угла в угол.

— Я этого тоже сначала не понял, — возбуждённо сказал он. — Я был так… рад, что ты жива, и поэтому убедил сам себя в том, что когда-нибудь смогу найти логичное объяснение этой маленькой ране. Но затем я пошёл в душ, и там вдруг всё понял.

— Ах, вот в чём всё дело, — сказала я. Я-то ведь ещё не мылась. Мне еле удалось оторвать застывшие пальцы от края стола, и я опустилась на ковёр. Так-то лучше. По крайней мере, колени мои больше не дрожали.

Я прислонилась к спинке кровати и поглядела наверх на Гидеона.

— Скажи, тебе обязательно бегать туда-сюда, как будто ты дикий зверь? Я из-за этого, признаться, сильно нервничаю. То есть, ещё сильнее, чем всегда.

Гидеон присел на колени прямо передо мной и положил мне руку на плечо, не обращая внимания на то, что с этого момента я уже была не в состоянии слушать его внимательно, а лишь сражалась с мыслями вроде «Надеюсь, от меня не очень плохо пахнет», «О, надо не забывать дышать».

— Знакомо ли тебе чувство, когда, бьешься над головоломкой судоку и вдруг находишь то самое единственное число, с помощью которого все остальные поля решаются как бы сами собой? — спросил он.

Я, помедлив, кивнула.

Гидеон гладил меня, и мысли мои витали где-то далеко.

— Уже несколько дней я размышляю надо многими вещами, но только сегодня вечером я нашёл его… это магическое число, понимаешь? Я снова и снова перечитывал эти записи, пока не выучил их наизусть…

— Какие такие записи? — перебила его я.

Он убрал руку.

— Записи, которые Пол получил от лорда Алестера в обмен на генеалогические схемы путешественников во времени. Пол передал их мне в тот самый день, когда у тебя состоялась беседа с графом, — увидев моё вопросительное выражение лица, он криво усмехнулся. — Я бы с удовольствием рассказал тебе об этом, но ты была слишком занята, ты должна была задать мне все эти странные вопросы и в заключение, страшно обидевшись, убежать прочь. Я не мог побежать следом за тобой, потому что доктор Уайт настоял на том, что мою рану нужно срочно перевязать, помнишь?

— Да, это было не так уж давно — в понедельник, Гидеон.

— И правда. А такое впечатление, будто прошла уже целая вечность, тебе не кажется? Как только я вернулся домой, тут же принялся звонить тебе по телефону. Каждые десять минут. Я звонил, чтобы сказать тебе, что я… — он откашлялся и взял меня за руку, — чтобы всё тебе объяснить, но у тебя всё время было занято.

— Да, я как раз делилась с Лесли новостью — что ты оказался таким подонком, — сказала я. — Но у нас ещё есть домашний телефон, знаешь?

Он не обратил на мои последние слова ни малейшего внимания.

— Пока я набирал твой номер и ждал, когда же ты ответишь, я между делом начал читать эти документы. Речь идёт о пророчествах и записях из личного архива графа. Хранителям об этих бумагах ничего не известно. Он сознательно не хотел посвящать в это своих людей.

Я застонала.

— Дай-ка угадать. Ещё несколько заумных стихотворений. И ты не понял из них ни слова.

Гидеон наклонился вперёд.

— Нет, — медленно сказал он. — Совсем наоборот. Смысл довольно прозрачен. Там написано, что кто-то должен умереть, чтобы философский камень мог обрести силу, — он поглядел мне прямо в глаза. — И этот кто-то — ты.

— Ага, — я была вовсе не настолько поражена, насколько, наверное, следовало. — Тогда получается, что цена, которую надо заплатить — это я.

— Я был в полном шоке, когда это прочитал.

Прядь волос упала Гидеону на лицо, но он не заметил.

— Сначала я вообще не мог в это поверить, но пророчества довольно прозрачны. Рубиновая жизнь сгорает, смерть ворона знаменует конец, двенадцатая звезда гаснет, и так далее и тому подобное, и так без конца. Ещё более точными были записи, которые оставил на полях граф. Как только круг замкнётся и сформируется эликсир жизни, ты должна умереть. Это почти дословное описание.

Я лишь сглотнула воздух.

— И как же я должна умереть? — я невольно подумала об окровавленной шпаге лорда Алестера. — Это там тоже было указано?

Гидеон легонько улыбнулся.

— Нет, тут пророчества как всегда расплывчаты, но сам факт подчёркивается снова и снова. Что я, Алмаз, Лев, номер одиннадцать, как-то в этом замешан, — улыбка сошла с его лица, а в голосе зазвучали какие-то новые, незнакомые мне нотки. — Там сказано, что ты умрёшь из-за меня. Из-за любви.

— О. Эм-м. Но, — сказала я невпопад, — но это всего лишь строки из какого-то очередного стихотворения.

Гидеон покачал головой.

— Теперь-то ты понимаешь, Гвенни, что я просто не мог этого допустить? Только поэтому я решился на эту глупую игру и притворился, что солгал тебе, и что чувства мои были лишь подделкой.

Тут-то до меня наконец дошло.

— И чтобы мне в голову не пришла идея умирать из-за любви к тебе, ты на следующий же день позаботился о том, чтобы я тебя возненавидела? Это был действительно… очень… как бы это сказать… рыцарский поступок с твоей стороны.

Я наклонилась вперёд и убрала с его лица эту непослушную прядь.

— Да уж, настоящий рыцарский поступок.

Гидеон слабо улыбнулся.

— Поверь, это было самое тяжёлое, что мне довелось сделать в жизни.

Сейчас, коснувшись его кожи, я уже не могла убрать свои пальцы с его лица. Я медленно провела рукой по щеке. До бритья у него, очевидно, дело не дошло, но щетина казалась такой соблазнительной.

Давай останемся друзьями — это был поистине гениальный выпад, — пробормотала я. — Я возненавидела тебя в ту же секунду.

Гидеон застонал.

— Но я-то этого не хотел, я действительно хотел, чтобы мы были друзьями, — сказал он. Гидеон взял мою руку в свою и крепко сжал её. — Если бы я знал, что эта фраза тебя так сильно разозлит… — он не закончил предложение.

Я наклонилась к нему ещё ближе и обхватила его голову ладонями.

— Ну да, возможно, на будущее это станет тебе хорошим уроком — такую фразу никогда, никогда, никогда не говорят тому, кого ты поцеловал.

— Погоди, Гвен, это не всё, я должен тебе ещё кое-что рассказать… — начал, было, он, но в мои планы дальнейшее промедление не входило. Я осторожно прикоснулась губами к его губам и начала его целовать.

Гидеон ответил на мой поцелуй, сначала осторожно и нежно, а затем, когда я обвила руку вокруг его шеи и прижалась к нему, его поцелуй стал более страстным. Левой рукой он гладил меня по волосам, а правой провёл по шее и начал постепенно опускаться вниз. Когда дело дошло до верхней пуговицы на блузке, раздался звонок телефона. Точнее говоря, заиграла начальная мелодия из фильма «Однажды на Диком Западе».

Я нехотя отодвинулась от Гидеона.

— Лесли, — сказала я, поглядев на экран. — Её звонок я пропустить не могу. Я должна ответить, пусть даже на секундочку, иначе она будет волноваться.

Гидеон улыбнулся.

— Не бойся, я не собираюсь растворяться перед тобой в воздухе.

— Лесли? Можно я перезвоню тебе чуточку попозже? И спасибо за новый рингтон — очень смешной.

Но Лесли не обратила внимания на мои слова.

— Гвен, слушай сюда, я прочитала «Анну Каренину», — выпалила она. — И мне кажется, я знаю теперь, что именно граф задумал с этим философским камнем.

Философский камень был мне абсолютно безразличен. По крайней мере, сейчас.

— А, вот как, отлично, — сказала я и поглядела на Гидеона. — Мы обязательно это потом…

— Не волнуйся, — сказала Лесли. — Я уже в пути.

— Правда? Я…

— Точнее говоря, я уже тут.

Где ты?

— Ну, тут. Я стою у вас в коридоре. За мной как раз идёт твоя мама, а за ней по лестнице поднимаются твои брат с сестрой. А за ними ковыляет твоя двоюродная бабушка. Вот, теперь они меня перегнали и в любой момент могут постучать в дверь…

Но Кэролайн решила не утруждать себя такими условностями. Без колебаний она распахнула дверь и радостно крикнула:

— Шоколадный торт прибыл! — а затем, повернувшись к остальным, она добавила: — Вот видите, вовсе они не тискаются!






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.